скачать книгу бесплатно
Лидия крепко схватила Нежину за руки. Чрезмерная серьёзность её тона пугающе перехлёстывала через край.
– Слушай и не перебивай: это очень важно. Мадам Гроак уже тут, и мне надо предоставить ей кого-то. Раз Куммершпик теперь непонятно где, то придётся отдать Неизвестную. Ты поняла? Теперь ты Агата, найденная в мусорном бачке. Повтори.
Нежина машинально произнесла чужое имя:
– Я Агата, найденная…Но, директор, зачем все это? Не лучше ли признаться в том, что произошло на самом деле?
Лицо Лидии исказилось.
– Пусть тебе в страшном сне не приснится признаться, что ты Куммершпик! Куммершпик будут искать и не найдут, а Неизвестная не представляет ценности. Иногда лучший способ спрятать что-либо – это положить на виду!
Лидия говорила, говорила горячо и убедительно, но Нежина, как ни пыталась, не могла уловить смысл её слов. Сердце девочки сжималось от пронзительной тоски, а губы помимо воли шептали одни и те же фразы:
– Я ничего не понимаю…Я ничего не могу понять…
Замершее в настороженной неподвижности красное от натуги и волнения лицо Лидии зашевелилось, она горячо и быстро зашептала, схватив Нежину за плечи:
– Тебе и не надо ничего понимать, просто сделай так, как я тебе говорю, и не дай Бог тебе в очередной раз сделать глупость и распустить свой длинный болтливый язык. И ещё: никому не верь!
– Но, директор…
– Никаких но! – Лидия усталым жестом потёрла виски и с нажимом добавила. – Тебе придётся сделать так, как сказала я. Подчиниться не значит согласиться. Мудрый знает это. Плохо, что ты не знаешь.
Резко опустив руки и избегая смотреть на девочку, Лидия быстро прошагала к окну. Квадратные каблуки давно немодных туфель вдавливали паркет, оставляя цепочку маленьких квадратных кратеров прямо рядом со свежими царапинами, которых еще вчера не было. Длинные полоски, будто от когтей сопротивлявшегося зверя, протянулись от кровати до двери. И если бы Нежина была бы не так растеряна, то непременно обратила бы на них внимание. Как и на наспех приколоченную дверцу тумбочки, которую словно оторвали в пылу драки и небрежно поставили на место. Но сейчас, ошарашенная, раздавленная, она сидела, съёжившись, на кровати и смотрела на мелко подёргивающуюся спину директрисы. Не оборачиваясь, Лидия нарочито громко бросила:
– Собирайся, Неизвестная, приехали за тобой. И не вздумай тратить понапрасну слёзы: в том месте, куда ты отправляешься, их запас тебе ещё пригодится!
За дверью что-то скрипнуло, как будто кто-то переступил по скрипучим паркетным доскам, но когда Нежина выглянула из кабинета, в коридоре, конечно, никого не было.
Много ли вещей у ребёнка-сироты? Зубная щетка, кое-какая одежонка, книги – вот и всё, чем пришлось обзавестись за пятнадцать лет. Однако и сумка с этими немудрёными пожитками всё-таки тянула руки, которые и так не слушались хозяйку. Еле-еле волоча чемодан по ступеням, Нежина спустилась в холл.
Возле окна, спиной к лестнице, стояла стройная сухощавая дама с пучком на голове. В её прямую спину словно вбили осиновый кол. Тщательно зализанный седой пучок отклонял голову назад так, что почти касался костлявых лопаток, обтянутых тяжёлой портьерной тканью. Чёрное траурное платье плотными складками утыкалось в пол, и, конечно, прикрывало и копыта, и обувь на них.
– Это она? – голос раздался откуда-то со стороны, потому что каменная спина даже не пошевелилась.
– Видимо, да, сударыня.
Возле старухи подобострастно изогнулся весьма красивый молодой человек. Коротко стриженные волосы открывали высокий лоб. Глаза под тяжёлыми бровями казались земляными ямами – тёмные, недобрые, они быстро, но внимательно ощупали Нежину с ног до головы, словно бы срывая с тела не только одежду, но и кожу. Безупречно очерченный рот искривлен в треугольной улыбке, не размыкавшей губы, спина настолько привычно согнута в полупоклоне, что можно было бы подумать, будто юноша – горбун. Но нет, выпрямившись, он спиной вошёл в тень, не прекращая улыбаться. В животе Нежины что-то неприятно сжалось.
– Судя по шагам, в её жилах нет ни капли благородной крови. Леди никогда не позволит себе топать и дышать при этом как корова. Вероятно, это у неё от матери. Хотя, может быть, и от отца? Кто там он у неё? Мусорное ведро? Можете не отвечать, я это и так чувствую. Грязная кровь, очередное заблудшее дитя…
Старуха обернулась. Воротничок-стойка так высоко держал её голову, что при небольшом росте директриса Дома-Под-Горой казалась великаном. Морщины глубоко изрезали сухую кожу, скорбными впадинами уходя вниз, к подбородку. Тонкие губы, казалось, не знавшие ни улыбок, ни смеха, поджаты, а глаза… Ни у кого Нежина прежде не видела таких глаз! Правый, чистого бледно-голубого цвета, бесстрастно и равнодушно смотрел сквозь присутствующих; левый, закрытый бельмом, заметно косил. Собственные глаза Нежины, серые настолько, что казались почти что чёрными, теперь виделись ей тусклыми и невыразительными. Старуха оперлась на искусно вырезанную костяную трость и шагнула вперед.
– Подойди сюда, заблудшее дитя, – прошелестело в холле.
Нежина сделала шаг назад, пытаясь спрятаться за Лидию, но мощный пинок в зад толкнул её прямо под ноги старухе. Колени горели огнем, но девушка не смела поднять головы, даже почувствовав прикосновение холодной кости к подбородку.
– Посмотри на меня.
Помимо воли она распахнула глаза. Странные мёртвые глаза вселяли в неё тревогу. С секунду старуха пристально глядела на что-то внутри, видимое только ей, скривилась, затем опустила трость.
– Барыс, распусти ей волосы.
– Сейчас, госпожа.
Черноволосый молодой человек ловко подскочил к растерянной девушке, чтобы сдернуть косынку и вытащить шпильки. Лишившись обычного давления, тугие завитки радостно устремились к свободе, обрушившись шёлковым пламенным водопадом на плечи девушки. Водопад искрил и переливался даже в тёмном коридоре. Казалось, что на Нежину вылили ушат жидкого золота. Старуха удовлетворённо хмыкнула.
– Я заберу её, но это не значит, что эта блудливая девка заменит ту, за которой я приехала и которую пятнадцать лет назад я настойчиво просила тебя сохранить, Лидия.
На бледном растерянном лице директрисы бегал страх. Она пролепетала, стараясь смотреть вниз:
– Ужасное недоразумение, госпожа. Кто знал, что в девчонке именно сейчас проснётся дурная кровь? Но поиски уже начались, я лично прослежу за тем, чтобы был поднят каждый камешек и сорвана каждая травинка, но Куммершпик мы найдём.
– Пока ведутся поиски, я думаю, что найду ту, чью благодетельность и благодарность буду вскармливать со всей добросовестностью, на какую только способна.
Лидия сглотнула. Нежина видела, как тугой шарик провалился вниз по горлу.
– Конечно, госпожа, – непрерывно кланяясь, пролепетала директриса. – И мы старались следовать вашим заветам, так сказать, держать лошадку в узде.
– Как видишь, меры предосторожности никак не оправдали себя, – сухо обронила старуха. – И я начинаю думать, будто совершила неправильный выбор.
– Нет-нет, госпожа! Что Вы! – в ужасе забормотала Лидия. – Я больше не подведу Вас! Это лишь досадная оплошность, недоразумение!
– Я очень на это надеюсь, – брезгливо выплюнула старуха, явно показывая, как ей неприятно и помещение, в котором она вынуждена находиться, и общество, которое её окружает, и добавила вполголоса. – Смотри, Лидия, ниток нашей с тобой запутанной истории хватит для того, чтобы соткать саван не только для меня и тебя.
– Конечно, конечно, – засуетилась Лидия. – Как же я могу обмануть Вас! Наша договорённость в силе, госпожа Гроак?
Директриса прыгала возле гостьи, как собачонка, подобострастно заглядывала ей в глаза и улыбалась, нервно облизывая губы. Крупные неухоженные руки заметно дрожали.
– Я не люблю шум, – поморщилась старуха, развернувшись и плавно скользя к выходу. – Барыс, проводи нашу новую гостью в экипаж.
– Госпожа Гроак? – Лидия всё это время ни на шаг не отходила от странной старухи.
– Я подумаю, – сухо бросила старуха и, ни на кого не глядя, проследовала в повозку.
Лидия облегчённо вздохнула и вытерла тыльной стороной ладони пот на лбу и возле верхней губы. Что-то похожее на сожаление промелькнуло и сразу потухло в глазах женщины, когда спутник старухи, крепко ухватив девушку чуть выше локтя, вывел её, испуганную и упирающуюся, из интерната.
Глава 5. Дом-Под-Горой.
(о том, что ко всему нужно привыкать)
Старость у домов, как и старость у людей, бывает разной. Некоторые здания, несмотря на преклонный возраст и подгнивший фундамент, горделиво топорщатся облезлыми ставнями, высоко задрав покосившуюся крышу с парочкой голубей, точь-в-точь как городская престарелая кокотка, простите, кокетка. Другие врастают в землю, подслеповато щурясь глазницами мутных окон, вздыхают во время ветра и кряхтят в морозы. Этот же дом явно знавал лучшие времена: роскошный издали, он терял свое очарование по мере приближения к нему. Белоснежная отделка при пристальном рассмотрении казалась просто старческой бледной кожей, испещрённой паутиной морщин и трещин. Черепичная крыша напоминала улыбку старого пьяницы и хулигана, считавшего зубы не десятками, а единицами. Отсутствие некоторых оконных стёкол ловко маскировали наглухо заколоченные деревянные ставни, зачем-то покрытые сверху дешёвой золотой краской.
Как только Нежина покинула карету, где всю дорогу она сидела спиной к молчавшей старухе и не издавшему ни звука Барысу, все заготовленные ранее фразы, уже державшиеся на самом кончике языка девушки, внезапно исчезли где-то в глотке, и в течение следующих минут десяти Нежине пришлось посвятить себя исключительно созерцанию обветшавшего дома призрения. Но грубый толчок в спину ясно намекнул, что пора исследовать не только лицо, но и утробу здания.
Прежде чем войти внутрь, Нежина замешкалась: ей показалось, что дом кишит призраками. И действительно, унылый вид разрушающегося дома и место, в котором он гнил в одиночестве, были сами по себе достаточным основанием, чтобы породить причудливые образы и представления. Не лучше обстояло дело и внутри: многие комнаты особняка были богато обставлены, отделаны драгоценным деревом, местами превратившемся в кружева благодаря крепким челюстям термитов, украшены мраморными колоннами, потемневшими и выщербленными внизу. От серых каменных стен веяло таким холодом, что спина Нежины мигом покрылась мурашками. В огромном центральном зале, служившем столовой, нашелся даже закопчённый камин, давно и плохо почищенный, с огромным железным вертелом посередине. И кругом, куда ни глянь, восковые потёки от свечей. Небольшие оконные проёмы занавешены тяжёлыми парчовыми шторами, посёкшимися снизу и вытянутыми сверху. Кручёные шнуры недосчитывались кистей. Присмотревшись, Нежина обратила внимание, что и шторы, и стены украшал повторяющийся узор цветка белой лилии с перевёрнутой головкой, обвитой чёрной змеёй. И вокруг ни единой живой души.
– Где все? – робко спросила девушка, осторожно дотронувшись до плеча директрисы. «Все-се-е…» – тотчас же отразилось от стен.
Старуха дёрнула рукой так, словно бы на ткань платья приземлился навозный жук, только что плотно пообедавший. Нежина неожиданно для себя встретилась с глазами мадам, мрачными на мертвенно-бледном лице, рождающими странную тревогу, предчувствие чего-то дурного.
– Никогда не касайся моего тела, дитя, – холодно бросила старуха, не разжимая губ, и поплыла по рассохшимся ступеням деревянной лестницы. – Ступай за мной.
После первого же шага нижняя ступень отозвалась отчаянным визгом.
– Я думаю, – холодно прокомментировала Гроак, не оборачиваясь (ступени под её ловкими шагами не издали ни звука), – я думаю, что Лидия получает избыточное финансирование либо слишком много тратит средств на обеды.
Спустя целую вокальную партию в исполнении визжащей лестницы величавая старуха вместе со своей неуклюжей спутницей наконец очутились на втором этаже.
Здесь преобладал белый цвет. Кто-то не пожалел краски и выплеснул на стены и потолок целую цистерну белил. Комната напоминала людоеда, по ошибке натянувшего на себя платье младшей школьницы. Но пол по-прежнему был тёмным и рассохшимся, скрипящим при каждом, даже очень осторожном, шаге.
Во всю белоснежную стену кроваво-красными буквами чёткими вытянутыми буквами была намалёвана библейская цитата: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих».
На каждом шагу каждый сантиметр кричал: «Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его», «Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней», «Я объявил ему, что Я накажу дом его на веки за ту вину, что он знал, как сыновья его нечествуют, и не обуздывал их…».
Ещё шаг.
«Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом»
Старуха оперлась на палку. Что-то похожее на тень чувства промелькнуло на лице мадам. Самодовольство сквозило в и её осанке, и плавных движениях. Даже тощий узел серебряных волос на голове стал казаться более внушительным: возможно, потому, что в этом положении оконный свет давал отблеск, сиянием окруживший аккуратную, словно высеченную из мрамора голову.
– Да, дитя, мой безвременно усопший супруг был глубоко верующим, преданным церкви человеком. Всё это, – она торжественно повела палкой вокруг, – его рук дело. А я лишь продолжатель, хранитель наследия и традиций, которые жили в этом доме задолго до меня и будут жить ещё долго после меня. И мой сын, ушедший к отцу, также родился в семье, которая была насквозь пропитана традициями, долгом и обязательствами. А что это значит, ты скоро и сама узнаешь, – добавила она, развернувшись, чтобы продолжить плавное движение.
– А как умер Ваш сын? – в первый раз осмелилась разлепить губы Нежина. Ей не нравился дом. Что-то неестественное чудилось в его тишине и затхлом неподвижном воздухе.
Спина старухи словно окаменела. Потом мадам Гроак съёжилась, будто из неё разом выпустили воздух и, не оборачиваясь, бросила через плечо:
– Безвременно погиб, и эта утрата до сих пор болью отзывается в моём сердце.
В конце белоснежного коридора, украшенного кровавыми разводами, возник тёмный высокий провал – арка. Старуха не мешкая вошла в проём и поторопила задержавшуюся Нежину, которая выглядывала из-за косяка, пытаясь разглядеть что-то после яркого света внутри полутёмной комнаты.
– Сюда, дитя.
Огромное помещение с небольшими окнами и полным отсутствием дверей, за исключением входной, впрочем, в ней не была ни замка, ни задвижки, оказалось тесно уставленным маленькими, будто детскими кроватями, аккуратно застеленными одинаковыми серыми покрывалами.
Палка старухи указала на одну из них.
– Вот твоё место. Ужин в нашем доме подают не позже семи.
Старуха холодно посмотрела на новую воспитанницу. Нежина потупилась и посторонилась, выпуская мадам Гроак. Сквозь полуопущенные ресницы Нежина видела, как колыхалась её юбка в такт стуку палки или копыт.
Не смея шевелиться, девушка прислушивалась к удаляющемуся цокоту. Когда застучали ступени лестницы, она, наконец, позволила себе сдвинуться с места и плюхнулась на кровать. Сетчатое основание прогнулось до пола. Тонкая сбитая подушка, старое одеяльце. Маленькая тумбочка у изголовья с оторванными дверцами. Но чисто настолько, что на глянцевой поверхности старого полированного дерева, до которого Нежина дотронулась, тотчас остались следы её пальцев. Оглянувшись, девушка торопливо, рукавом, вытерла их и принялась раскладывать вещи.
– Что ты делаешь? – из тёмного угла донесся еле различимый шёпот. – Мыло и зубной порошок должны лежать только в правом верхнем ящике.
От испуга и неожиданности мыльный кусок вылетел из рук новой воспитанницы. Глядя в никуда, она нашла в себе силы для того, чтобы прошептать в ответ:
– Разве это важно?
– Если ты хочешь, чтобы тебя выпороли палкой именно сегодня, то нет. Но если хочешь протянуть в том же виде, в котором прибыла, до завтра, то стоит послушать, что тебе говорят. Сразу видно, что ты новенькая, да ещё и умом не блещешь, – едва слышно прошелестела тоненькая хрупкая девочка, подходя ближе.
Ей нельзя было дать на вид больше десяти лет. Из-под дешёвого ситцевого мышиного цвета платья в пол выпирали острые ключицы и ребра. Огромные глаза оттеняли синяки, рожденные плохим питанием, усталостью и недосыпом. Ногти на тонких пальцах костлявых рук обгрызены, волосы, тусклые и безжизненные, тщательно спрятаны под платок.
– За что тебя сюда? – тихонько спросила она, боязливо оглядываясь на дверь.
– Наверное, за не очень примерное поведение, – ответила Нежина, поднимаясь с кровати, и робко улыбнулась, разглядывая собеседницу.
Девочка грустно усмехнулась, отчего её бледная кожа обтянула кости лица, сделав его похожим на обглоданный череп:
– Что же ты должна была натворить, если тебя отправили в Дом? Убила прежнюю директрису?
Нежина осмелела и тотчас парировала:
– А ты почему здесь? Организовала покушение на нынешнюю?
Девочка невесело рассмеялась, морща густые брови – единственное украшение этого бесцветного лица:
– Ах, если бы все было так просто, то я бы уже давно…
Она неожиданно замолчала и испуганно оглянулась в темноту, но кровати стояли так же, только огонёк свечи колыхнулся, как если бы рядом с ним кто-то быстро-быстро пробежал. Девочка отвернулась, поправила сбившееся одеяло, положила подушку углом вверх.
– Запомни этот порядок, – так же неслышно шепнула она. – И днём на кровати лежать нельзя – здесь везде глаза и уши.
Нежина протянула ей руку, но девочка помотала головой и отступила к двери.
– Спасибо, – одними губами произнесла Нежина, – спасибо тебе. Наверное, здесь тоже можно жить.
Раздался странный далёкий гул, похожий на звук церковного колокола.
– Пора вниз, ужин, – шепнула фигурка и растворилась за дверью. – Не забудь переодеться. Твоё платье может быть любого цвета, если этот цвет – серый.
Нежина не торопясь спустилась в столовую. Там уже был накрыт стол и несколько воспитанниц сновали туда-сюда, разнося еду: жидкую похлёбку и картошку в мундире. Остальные ровными рядами сидели за столом, сложив руки на колени и опустив головы, покрытые одинаковыми серенькими платками. Все девочки выглядели словно сёстры: одинаково одеты, небольшого роста, худенькие, если не сказать – тощие. Нежине очень хотелось бы знать, какие мысли прячутся за всеми этими лицами, за нахмуренными лбами и плотно сжатыми губами. Она было присела с краю, но властный голос старухи мигом поднял её с места.
– Дитя мое, ты прибыла из другого места, привычная пища воспитанниц может прийтись не по нраву, поэтому, в качестве исключения первого дня, сделай милость, раздели трапезу с нами.
Старуха сидела за небольшим столом возле камина, отдельно от девочек. По правую руку Барыс с аппетитом, по-волчьи вгрызался в свиную кость. Перед старухой на тарелке сиротливо лежало несколько горошин.
Нежина оглянулась на неподвижно сидящих девушек и дружелюбно сказала:
– Простите, но я хотела бы остаться здесь.
Старуха поправила белоснежную салфетку, заткнутую за воротник, и сухо проговорила, уперев острые локти в стол:
– В этом доме, дитя, моё приглашение имеет свою цену, так же, как и твой отказ будет иметь свою.
– Иди, – еле слышно шепнула одна из воспитанниц, не поднимая глаз.
Нежина медленно поднялась и побрела к столу. Тотчас на накрахмаленной скатерти возникла тарелка со свиной отбивной и горошком. Голодная девушка проглотила слюну и украдкой посмотрела на воспитанниц: суп в их тарелках отвратительно пах рыбой и фасолью, перебивая даже сочный аромат хорошо прожаренного мяса. Но девушка не смогла бы проглотить и кусочка, потому что чувствовала голод девушек по ту сторону стола.
