Светлый. Путь в никуда

Светлый

Путь в никуда

Светлана Савкина

© Светлана Савкина, 2025

ISBN 978-5-0065-4849-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обида

Пожилая женщина, на ночь глядя, шла по деревне, делала вид, что ищет свою гусыню. Соседи участливо кивали, изображали, что смотрят у себя во дворе горе-путешественницу, но все-всё прекрасно понимали.

– Нет, Михайловна! Всё -мои только. Может уже вернулась, пока ты ищешь?

– Я бы увидела. Пойду еще у Митрофановых спрошу. Жалко ведь животинку.

Иногда, она уже сама верила, что ищет пропажу, хотя отлично помнит- собрала и заперла всех птиц в курятнике еще час назад. Дмитрий Иваныч, увидев грустную соседку, вышел со своего двора и помахал рукой, приглашая подойти.

– Настя, Ты чего впотьмах ходишь?

– Да опять, ищу эту глупую гусыню. Уже на суп пора её, не соображает ничего.

Иваныч с жалостью посмотрел на красные глаза пожилой женщины, на наспех накинутую легкую кофточку, в прохладный вечер.

– Опять Тамарка разбушевалась? Меня не обманешь.

Михайловна отвернулась, сильнее сжала в ладони монету, что бы не расплакаться. Только Иваныч называет её по имени, остальные уже и забыли, наверное, как её зовут. И жалеет её-только он один, по всей деревне. С самого детства знал Настю, считай росли вместе, даже в шутку ухаживал в молодости, да опередил парень старше по возрасту, с соседнего села. Девчонкам всегда кажется, что свои парни глупые, неинтересные.

– Говорил я тебе, не продавай свой дом, живи королевой, сама себе хозяйка!

– Да кто же знал, Иваныч? Сноха-то, мёдом лилась, так красиво жизнь расписывала.

Настасья Михайловна, еще несколько лет назад, жила в большом и красивом доме из сосны-самом лучшем, по всей округе. Поднимали его вместе с покойным мужем Василием. Уж какой был мастер! Сам, своими руками, по бревнышку, по дощечке строил своё гнездышко.. Когда подросли сыновья, сделал пристрой, в надежде, что они приведут жен сюда, будут все жить большой, дружной семьей.

Старший женился, уехал в районный поселок, к жене-там и работа есть и молодежи побольше. Младший и вовсе-в город подался, там нашел себе городскую девушку, получили квартиру и приезжали только по праздникам.

Остались старики одни в огромном доме. Две комнаты закрыли, что бы зря не топить, оставили себе небольшую спаленку, да кухню. Когда Василий занемог, да ушёл в мир иной, Настасья Михайловна загрустила, затосковала. Невестка, до этого момента, ни разу не приезжавшая узнать дела у свекрови и сверка, вдруг приехала одна, с гостинцами-чаю привезла, конфет шоколадных.

– Мама, остались вы одна. Как чувствуете себя?

Настасья Михайловна, не ожидавшая от грубоватой снохи такой заботы, растрогалась, всплакнула.

– Туго одной-то, дочка, не привычно. Всё-таки сорок лет вместе куковали… Вот, места себе не найду, а ночами, вообще, хоть волком вой.

– Мамочка, так дело не пойдет! У вас же есть мы, ваши дети! Я забираю вас на неделю в гости. Погуляете по магазинам с вами сходим, новое платье купим. Собирайтесь, завтра уезжаем. Нельзя один на один с горем своим оставаться.

Ночью, Настасья Михайловна не могла уснуть-благодарила бога за невестку.

– Хорошую женщину сын выбрал, добрую!

В поселке, оказавшись на улице сына, встретила односельчанина, Иваныча.

– О! Настя! Ты какими судьбами?

– Вот, дочка в гости позвала. Горе же у меня, Василия схоронила, осталась одна-одинёшенька.

– Я тоже уже два года как вдовец, знаю каково это. Заходи в гости, чаю попьем, молодость вспомним!

– Рада была видеть, Иваныч!

Сын, увидев мать-обнял, погрустили вместе об отце.

– Мама, мы тебе комнату выделили, Тамара прибрала там, чистое белье постелила, как принцесса будешь!

И правда-как дорогую гостью привечали, и на рынок сводили, новый халат купили, махровый, теплый. И баню через день топили и по вечерам развлекали, отвлекали от грустных дум. Через неделю, за день до отъезда, невестка села рядом со свекровью и взяла её за руки.

– Мама, вам понравилось у нас? Не обидели ли чем вас?

– Что ты, доченька! Так хорошо у вас было, так тепло. С чистым сердцем уезжаю, душа моя успокоилась.

– И нам было так хорошо рядом с вами. Детей нам бог не дал, пусто в доме, грустно. Мы знаете что думаем? А переезжайте вы к нам, Мама? А то, что же это получается-не чужие люди друг другу, а живем порознь! Тут вам и занять себя будет чем и нам радость!

Недолго думала Настасья. Перетаскивая свои вещи, опять встретила Иваныча. Он собирал в саду малину и увидев знакомую, протянул ей горсть ягод.

– Угощайся! Сладкая уродилась. Ты насовсем что ли удумала?

– Да! Дети уж звали, звали, говорят, перебирайся, мама, вместе веселее жить будет!

Иваныч, скептически покачал головой.

– Ты только дом не спеши продавать. Одно дело в гостях, другое жить вместе.

– Захочу и продам! Ты на детей моих не клевещи! Это у тебя-уехали и ни слуху, ни духу, а у меня -заботливые!

Обиженно развернулась и пошла в сторону дома. Вроде и ничего такого не сказал сосед, а в душе-как кошки скребли, неприятные сомнения грызли изнутри. Сын сам предложил продать отчий дом на днях. Настасья себя уговаривала в голове, его же словами.

– Это же правильно! Зачем дому стоять, гнить, когда можно купить новенький автомобиль? Будем, втроем, ездить к младшему, в город. Еще и останется немного денег, купим корову, свежее молочко каждый день пить.

Мечта Михайловны разбилась, как хрустальная ваза, уже через полгода. К младшему взяли всего один раз, в следующие поездки оставляли присматривать за хозяйством. Как кончились деньги, у невестки сразу поменялось настроение.

Психовала по каждой мелочи-то свекровь не там вещи свои оставила, то посуду плохо помыла. А когда, случайно, разбила трехлитровую банку с молоком кричала такими словами, что любой мужик сквозь землю провалится от стыда. Сын сидел рядом и даже слово в защиту не сказал, слушал, как обижают мать, поддакивал.

– Еще дом отмывать от молока пол дня.

Несколько раз, убегала из дому, ходила по улицам, не хотела признаваться себе, в ошибке. Разговаривала сама с собой, пока их не было дома.

– Эх, прогадала я, что продала свой дом. Сейчас боюсь чихнуть лишний раз, на глаза показаться детям-вечно злые, недовольные. Перед соседями неудобно, стыдно- шастаю по деревне, выдумаю ерунду.

Иваныч сразу понял-обижают там его подругу, жалел её. Когда звал к себе, переждать бурю-отказывалась, махала руками.

– Что ты, Иваныч! Люди языками честь начнут, чего нет -придумают.

– Тебе сколько лет, Настя? Иль ты девица на выданье, молвы боишься?

– До снохи дойдет, что в дом к одинокому мужику хожу -головы не сносить, из дома прогонит.

– Я тебя к себе заберу. А что, Настасья? Может, правда, тряхнем стариной, да свадьбу устроим?

– Шутник ты старый! Только бы хохмы тебе строить. Ума совсем нет!

Настасья всегда нравилась Иванычу – мягкая, покладистая, спокойная. В молодости была очень красивой- миниатюрная, светловолосая, не зря приезжий парень увез к себе. Да и сейчас, не смотря на морщинки и немного лишнего веса-сохранила девичью осанку и юркость.

Вот, опять Тамарка накричала на неё, выгнала с глаз подальше, а та ищет несуществующего гуся. Сегодня -невиданное дело! Михайловна согласилась зайти к Иванычу. Прошла на кухню, села на диванчик и закрыв лицо руками заплакала.

– Сил моих больше нет, Тимофей! Со свету меня сживают оба-изверги а не люди! Хоть в петлю лезь. Зачем я дом продала? Какая я несчастная.

И без того маленькая, сжалась еще больше, вздрагивала от рыданий и жаловалась сквозь слезы, единственному человеку, что привечал её и, кому она была небезразлична. Тимофей сделал несколько несмелых шагов, сел с неё рядом, обнял и слегка прислонил её голову на свое плечо.

– Поплачь, поплачь, милая! Тут тебя никто не обидит. И хватит строить из себя молодых. Неизвестно сколько нам осталось. Оставайся у меня, Настя, навсегда. Доживем вместе как-нибудь. Сказки не обещаю, но не хуже других будем. Всё вместе станем делать- картошку сажать, на скамейке вечерами сидеть, чай пить со зверобоем, а по ночам, друг другу спину мазать, да на желудок жаловаться.

Утром, Настасья шла в дом сына, с дрожащими коленками, но с ликованием в сердце. То, что её даже не искал ночью, не волновался где заночевала пожилая женщина-её не удивило. Сегодня, она последний раз переступит порог того дома, только заберет свои вещи. Тимофей уговаривал не идти, переживал, что передумает, или сын одумается и будет уговаривать её остаться.

– Купим тебе новые вещи, не ходи. У меня отложено немного.

– У меня тоже есть накопления, да и вещи зимние, только пару лет назад брала, хорошие, жалко новые покупать.

– Ну смотри. Если что-даже не связывайся, сразу поворачивайся и домой.

Сын как увидел мать, вышел и, слегка, толкнул её.

– Ты где шлялась?

Тамарка, сноха выскочила прямо в носках на крыльцо и отчитала свекровь как бесстыжую девку. Свекровь подняла голову и постаралась сказать спокойным голосом.

– Я ухожу от вас, пришла за вещами. Живите как хотите, не буду докучать.-Куда это собралась? Не к Иванычу ли, случайно? Ах ты позорница, решила на всё село имя наше очернить? Бесстыдница старая! Хрен тебе огородный, а не вещи!

Сын, от злости, стал пунцовый, тряс за плечи испуганную мать и орал, брызжа слюной ей в лицо. Она немного оступилась и упала навзничь, прямо в грязь. Немного прошлась на четвереньках, встала и, хромая, пошла к Тимофею, обида душила её, ненависть к сыну и невестке захлестнули такой волной, что она, без разбора сыпала проклятия, в слезах желая им зла и несчастий.

– Что бы руки у вас отсохли, на мать их поднимать!

Тимофей стоял уже у ворот, встретил её, придерживая за плечи отвел в баню. Помог отмыть грязь, принес свои вещи, что бы она переоделась в чистое. Вечером успокаивались, приходили в себя, забывали обиды. Заваривали душицу, жарили оладушки и пили чай во дворе, отгоняя комаров друг от друга.

Сын Настасьи, через неделю после скандала, уехал в лес, за дровами и, не удержав бензопилу-повредил правую руку. Врачи делали всё что могли, но мужчина так и не смог больше полноценно двигать ею.

Топор

По деревенским меркам, Лида была уже в солидном возрасте – тридцать два года. С замужество и детьми не получилось, уже три года как она переехала от мужа, обратно к матери.

Михаил на каждом шагу твердил, что выгнал жену из-за того что не могла родить ему детей, но односельчане знали, что Лида побила его перед уходом и сама собрала вещи. Просто молчали, что бы не разозлить женщину. Такая дама любого может ударить за просто так. А слухи которые муж распускал Лида не опровергала. Доля правды там была.

– Ой дочка… Характер у тебя не сахар! Ты у меня вон какая красивая, видная, да мужики боятся к тебе подойти, не кулаком, так словом ударишь так, что-хоть стой, хоть падай.

– Да леший с ними, с мужиками. Жалко, что детей не могу иметь. Так мечтала о сынишке. Каждое утро просыпаюсь и представляю: вот был бы у меня сынок, разбудила бы его сутра, на руки взяла бы… Я и замуж-то вышла из-за этого. Не судьба.

Лида грустно завтракала пятью яичками с хлебом, посыпанным зеленым луком, запивала кружкой молока и шла на ферму, где работала дояркой. С тоской смотрела на домохозяек, что сидели дома с тремя, а то и с пятью детьми, завидовала их счастью, их синякам под глазами, от недосыпа.

У Николая померла вторая жена. После родов еле встала, ходила вся бледная, хилая, да и слегла. Почти год непонятная хворь мучила молодую женщину, а потом и вовсе забрала.

Поговаривали, что мать Николая, Еремеевна, с черными силами водиться – обоих невесток в могилу свела, то ли порчей, то ли отравой какой. Остался мужик с двумя ребятами на руках, одному – четыре года, другому – только вот годик исполнился.

Лида, как только прознала про это, пошла после работы к Николаю в дом. Пришла как есть, в переднике, да в будничном платье постучала в ворота. Николай вышел с топором в руке-крупный, под два метра, смурной, молчаливый. даже не поздоровался, взглядом, кивком спросил, мол, чего надобно?

– Николай, про беду твою узнала. Ольгу жалко конечно, но мальчишкам без женской любви худо будет. Да и тебе тяжело. Мать-то у тебя уже не молода. Если надумаешь-скажи, замуж за тебя пойду. Мальчишек-как родных буду любить.

Мужчина несколько минут смотрел вдаль, поверх Лиды.

– Ты пока ответ не давай, сгоряча, подумай, хорошо?

Николай кивнул и зашел во двор.

Мама Лиды, как только услышала от дочери, что та сама к мужику ходила в дом-схватилась за голову.

– Какой позор! Скажут, вот ведь как замуж охота – сама пошла предлагать.

– Цыц, мать! Мне бог не дал сынишку, а тут их двое сразу.

– Ты хоть понимаешь какого это, чужих детей растить? А не примут тебя, что делать будешь?

– Примут. Я их полюблю, а дети чувствуют всё.

– Ты хоть знаешь, про свекровку будущую твою, Еремеевну, что болтают? Уморила она жен Колькиных. Он хоть и богатырской силушки, да матери своей наперекор ничего не говорит, чтит её, не то что некоторые!

Женщина с обидой глянула на дочь.

– Не боюсь я её. Сыновья там мои, сердцем чую.

На второй день был, с самого утра, к дому Лиды приехал на лошади запряженной в телегу, Николай. Лида была уже готова, обняла мать, покидала мешки с одеждой и поехала в новый дом.

На крыльце их встречала мать Николая, с двумя пустыми ведрами. Не поздоровавшись с молодой женой, отдала ведра сыну и обиженно пробасила.

– Пока ты ерундой занимаешься, мне даже самовар не с чем поставить!

Взглянула на Лиду.

– Заходи, раз пришла.

Лида пропустила мимо ушей «приветливую» встречу свекрови и скорее поднялась в дом, увидеть мальчишек. Картина была грустная: один худенький мальчик, по виду не больше трех лет, бледный и болезненный, качал в люльке другого, годовалого. Ребенок в люльке был тоже, очень худой и вялый. Его глаза равнодушно и без интереса к жизни были направлены на потолок. Судя по всему, он был промокший и уже замерз, в еле натопленном доме.

Лида открыла печь и подкинула туда дров, отодвинув заслонку. Свекровь, увидев это, кинулась было к печи, желая достать дрова обратно, но Лида перекрыла собой проход и остановила старую женщину. Та нехорошо сверкнула глазами.

– Ты что тут удумала, свои порядки устанавливать? Я сыну скажу вмиг тебя усмирит! Ты за дровами ходила, что бы распоряжаться?

Лида, помня свой опыт замужества, решила промолчать. Негоже сразу портить отношения. Да и с мальчишками хотелось понянькаться. Она молча выслушала свекровь и взяла младшего на руки.

– Бог ты мой-до чего же легонький! Он совсем что ли не ест?

– Всем что ли как лошадь весом быть?

Свекровь хотела задеть Лиду, принизить, но она и не думала обижаться. Мама и отец, пока живой был, очень любили дочку, на каждом шагу хвалили за красоту.

– Доча, ты у нас крупная, видная! А кнопки-то соседские, не то что обнять, взглянуть страшно, ветром из-за худобы унесет!

Когда пришло время ужинать, Еремеевна достала по куску черствого хлеба и налила всем по тарелке жидкого бульона. Старший мальчик сидел ковырялся в тарелке, без особой радости хлебал пресное варево. К хлебу даже не притронулся. Младшему намешали желток с хлебом и водой. Он плевался, не желал есть. К бледному чаю было подано по куску сахара.

Лида была ошеломлена. Николай считался зажиточным мужиком – две коровы, козы, куры, гуси. Огород, правда не держал, кроме картошки ничего не сажал. А питаются как последние бедняки на селе – ни сметаны на столе, ни пирогов. «Может это день такой сегодня просто попал? Не успели наготовить».

Ночью вертелась на жестком матрасе-не привычно было спать на новом месте и вставала то и дело к младшенькому Егорке, послушать -дышит ли он-уж больно тихо лежал. Ночью слышала шорохи в чулане – старуха копошилась там, что-то искала. Утром, свекровь грубо растолкала невестку.

– Вставай, что разлеглась? Кто скотину будет смотреть?

Лида, хотела было ответить, парой крепких слов, по привычке, но увидев, что Николай безропотно встает и натягивает валенки-молча встала и пошла за мужем. Надоила коров, поставила два ведра молока на крыльцо и прикрыла марлей. Собрала яиц, штук двадцать и собралась занести их в чулан, но увидела амбарный замок на дверях. Поставила корзину у дверей, свекровь занесет позже.

– Наверное от соседей прячутся, замки понавешали, что тут, что в доме.

Ведерко козьего молока занесла в дом, что бы не остыло- надо будет покормить мальчиков, как проснуться, нажарить им блинов. Когда пришло время завтрака, свекровь налила ей стакан воды, дала хлеба и отправила таскать воду в баню.

– Я хотела покушать нормально, детей покормить, пока свеженькое.

– В обед нормально поешь, баню надо топить.

Уже после обеда, старуха дала ей кость и две картошки.

– На, суп вари.

– Вы смеетесь, мама? Что с этой кочерги выйдет? Ни навара, ни вкуса.

– Не смей перечить мне. Живо вылетишь.

– У вас же скотины полон двор, куда мясо деваете? А где молоко, что я для детей приготовила? Куда дели? Откройте чулан!

– Без году неделю живешь тут и чужое добро будешь считать? Нечего тебе там делать. Что нужно сама дам, если посчитаю верным. А молоко я соседям продаю всё.

– Вы детей голодом морите.

– Молчи. Никто ты тут.

Ночью, Лида рассказала мужу про то что произошло. То не воспринял слова жены серьезно.

– Она куда-то дела все продукты. Ни яиц, ни молока не оставила. Дети уже в обморок падают!

Николай молча приобнял супругу и почти засыпая буркнул.

– Сами разбирайтесь. Женские дела.

Лиде не спалось. В животе урчало от голода, старший мальчонка, Лёшенька, не мог уснуть, вертелся, жаловался на живот. Свекровь опять копошилась в чулане, гремела крышками.

– Совсем из ума выжила старая, что она там роется?

Она тайком встала и на цыпочках прошла через весь дом, посмотреть, что это каждую ночь старуха там делает? То что увидела Лида, поразило её до самой глубины души.

Свекровь сидела на сундуке с мукой, собирала сливки прямо с ведра, ложкой и отправляла их к себе в рот. Рядом стояла открытая, трехлитровая банка с медом. Куски тушенного мяса брала руками и с довольным лицом жевала нежную говядину. Лида хотела тут же наброситься на старуху и задушить её. Но подумав, скрипнула зубами и легла спать.

Утром, проводив мужа, вышла во двор и взяла топор. Поднялась на крыльцо да разгромила дверь чулана. Свекровь выскочила на грохот и хотела было схватить невестку за руку, остановить её, но увидев, как Лида замахнулась на неё ржавой кочергой, выбежала в одних шерстяных носках с криками, что её убивают.

– И не сомневайся, падлюка, не побоюсь грех на душу взять! Огрею кочергой тебя! Ишь, ты голодом решила заморить детишек. Ладно я, но то же внуки твои родные! Неужто не жаль тебе их? А сын твой, весь день в поле, приходит воду из кости пьёт. Совсем осунулся молодой мужик! Ну ка зайди в дом, Еремеевна!

– Прибьешь меня что ли?

– Молчи лучше! Пока учить только буду.

Свекровь со страхом смотрела, на невестку, решаясь-войти или нет. Но носки уже промокли, на улице было холодно, да и соседи уже собираться начали на истошные крики. Покорно зашла за сильной молодой женщиной с топором в руках.

– Садись и слушай. С этого дня, в этом доме я сама буду решать что и когда мы будем есть. Поняла? По крайней мере, пока не научишься любить своих внуков.

Свекровь кивнула.

– Если сыну скажешь, что сегодня было, тебе -несдобровать. Мы с тобой теперь не чужие люди, сами разберемся. Тем более, Коля мне сам вчера сказал навести порядок. А эту штуку хорошую, я поначалу с собой буду таскать. Сейчас, мама, идите в комнаты, с детьми поиграйте, обед варить пора.

Лида вытерла топор тряпкой и положила рядом с собой на стул. Вытащила жирный кусок мяса и сварила густой суп. Пожарила оладушек и нашла клубничное варенье.

– Ну что, мама, мальчики, идем-то обедать! Лешенька, а ты чего под кровать залез? Мама, ну чего вы, в самом деле, трясетесь? Не плачьте, теперь все будет хорошо! Малыш, вылезай, я тебя не обижу, идем со мной. Мальчик, опасаясь вылез из под кровати и подошел к люльке братика.

– Тётя Лида, так вкусно пахнет! Егор даже плакать перестал.

– Сейчас мы тебя и Егорку накормим! Зайчики вы мои голодные, идемте.

Вся компания, несмело двинулась на кухню. Еремеевна села с краешку, дрожащими руками отщипнула от блина кусок.

– Вкусно. Молодец.

– Это еще, что мама! Мы сегодня к приходу Николая пирогов испечем, с мясом.

Алеша так часто работал ложкой, что стучал по дну, разбрызгивал суп, с опаской глядел на мачеху.

– Кушай, кушай сынок, протрем потом. Добавки еще положу сейчас.

Лида кормила Егора молоком и мятой картошкой.

Николай пришел вечером уставший и, при входе, вдохнул не привычно-вкусные запахи. Жена встречала его в красивом платье.

– Заходи, мы тебя кормить будем.

Уплетал один за другим пироги -и сладкие и с мясом, запивал молоком и не уставал нахваливать. Этим вечером он первый раз улыбнулся Лиде.

– А что у нас тут топор делает?

– Да это мы не могли замок открыть, сломали дверь. Теперь он там не нужен. Да, мама? Дверь повесим новую.

– Да дочка, что тут скажешь.

***

Прошло пять лет. Во дворе стояла красивая женщина, вешала белье. Другая, что по старше, улыбаясь, расхваливала свою невестку соседке, попросившей литр молока.

– Ох уж такая у меня дочка, Лидушка! Послал бог нам с Коленькой на счастье.

Два взрослых, розовощеких карапуза бежали из сарая к матери навстречу, наперегонки. Она поймала их обоих, расцеловала и пригладила непослушные вихры.

– Где сестренка ваша?

Егорка почти сравнялся с братом, но был менее расторопный. Старший Алеша его опередил с новостью.

– Мама, там Оля зашла в сарай и играет с топором!

– Я первый хотел сказать! Да, мама, я хотел отнять у неё, но не получилось.

– Не отнимайте. Пусть играет, тренируется на всякий случай.

Принц

Сегодня, Лидия Васильевна нарядилась, убралась, с особой тщательностью и напекла сутра пирогов. Затопила баню, села возле окна. Она ждала дочь-Валечку. Почти два месяца, узнавала про здоровье и жизнь своей девочки через знакомых-сама она не писала писем, не звонила. Соседи только качали головой, жалели пожилую женщину.

– Бессовестная, из-за такой ерунды – бросить мать!

– Сама я виновата, не корю её.

Но сегодня – особенный момент. У Лидии Васильевны – день рождения. В письме ещё раз просила у дочери прощения и звала на свой праздник, что бы отметить его как раньше-вдвоём с единственной дочкой.

Валечка росла хорошей девочкой-доброй, весёлой и умной. Они с мужем постарались дать образование дочери, помогли купить квартиру Валечке, и, каждый меся, исправно, отправляли в город две сумки провизии- мясо, масло, консервы. Пока был жив отец, Валечка приезжала раз в пол года, зимой и летом, когда в школе были каникулы. После того, как отец ушёл в мир иной, она приезжала почаще, что бы мама не чувствовала себя одинокой.

Лидия Васильевна переживала за дочь-годы идут, молодость уходит, а создавать семью девочка не торопиться. Как так получилось, что её красавица, самая лучшая в мире- не встретила своего человека, свою половинку, она не понимала.

– Доча, роди хотя бы для себя ребеночка! Потом поздно будет, совсем одна останешься. Я тебе помогу.

– Мама, что ты такое говоришь? Я педагог, какой пример подам своим ученикам?

– Ну неужели у тебя нет на примете нормального мужчины?

– Полно их, мам. Да только подлецы одни, да женатые. Такого добра мне даром не нужно. Лучше одной быть чем страдать или семьи рушить. Хватит уже об этом.

Принц появился в её жизни случайно. Одна ученица пришла к ней в кабинет со слезами и маленьким пушистым комочком под кофточкой.

– Мама не пускает домой с ним. А я его от собак спасла. Он такой маленький, не сможет один на улице.

Из под кофты вылезло два пушистых уха – одно черное, другое белое с черным, круглым пятнышком, затем вся голова спасенного. Смешная, необычная морда и маленькое черное пятно на абсолютно белом носу. Глаза испуганно бегали по кабинету. Кот жалобно мяукнул и посмотрел на Валю. Это была любовь с первого взгляда.

Оказавшись дома, Валя налила ему молока и с умилением смотрела, как голодный ребенок ест. Мордочка и усы оказались сразу в молоке, белые брызги разлетались в разные стороны, на новые обои, на чистый линолеум, а сердце женщины сжалось от нахлынувшей нежности.

Для Вали началась новая жизнь. Теперь ей было ради чего возвращаться домой, торопиться после работы, а не засиживаться в учительской, в тоскливых раздумьях-чем себя занять вечером. Дома её ждет Принц -сидит на окне, наблюдая за машинами, но почувствовав хозяйку уже в лифте, срывался и, поскальзываясь бежал к двери. Уже вставив ключ в дверь-Валя слышала громкое урчание счастливого кота и возмущенное «Мяю», мол, где же ты была так долго, когда такой хороший кот ждет тебя дома?