Струны души

– Да я уже пробовал, – буркнул я. – Но у меня ничего не получается.

– Попробуй ещё раз, – не желал сдаваться папа. – Просто дыши свежим воздухом и слушай шелест листьев. Сосредоточься на этом! Хорошо? Ты же сам прислушиваешься ко всем звукам вокруг, поэтому всего пугаешься. Сосредоточься на чём-то одном! Не надо слушать что-то другое. Попробуй! Ладно? Ты попробуешь?

– Хорошо. Попытаюсь, – ничего не оставалось мне, как только кивнуть.

Я вновь откинулся на спинку лавочки и расслабился, пытаясь сконцентрироваться на звуке ветра и шелесте листьев. Первые минуты всё было хорошо. Я слушал лишь шелест листьев и даже начал этим наслаждаться. Но потом…. Любой шорох или подозрительный звук заставлял меня вздрагивать, дёргаться и поворачивать голову в ту сторону, откуда исходил этот звук. Я вновь стал напряжённым и дёрганным. И вот когда я в очередной раз дёрнулся и повернул голову в сторону, папа поднялся с лавочки и выдал:

– Ладно. Кажется, нам пора домой. На сегодня прогулки хватит.

– А что такое? – сделал я удивлённое лицо, хоть внутри был рад, что мы наконец-то идём домой. – Что-то не так? Тебе надоело гулять?

– Я не могу больше смотреть, как ты дёргаешься и пугаешься любого звука, – выпалил папа. – И не надо притворяться, что всё в порядке. Всё на твоём лице написано, Макси. Так что лучше пойдём домой. На сегодня достаточно! Ты молодец, но лучше вернуться домой.

– Хорошо. Пошли.

– Ты уже давно хотел домой, ведь так? – догадался он.

– Если честно, да, – признался я. – Уже давно хочу домой.

– И зачем ты терпел так долго? Просто сказал бы мне, и мы вернулись бы домой. Зачем мучиться? Оно тебе надо? Я же вижу, как тебе тяжело. Ты любого шороха пугаешься и от всех шарахаешься. Зачем ты терпел? Чего ты ждал?

– Просто хотел, чтобы ты нагулялся, – тихо сказал я, поняв, как это звучит глупо. – Ты же целыми днями сидишь дома, и ты сам сказал, что тебе не хватает прогулок. Я же понимаю, что тебе тяжело постоянно сидеть со мной, а уйти один и бросить меня ты не можешь. Вот и решил немного потерпеть, чтобы ты мог насладиться прогулкой. Мне-то она не особо нужна. Мне и без неё хорошо. А вот тебе нужна….

– Макси, ну, ты чего? – папа приобнял меня за плечи. – Я выхожу сюда только ради тебя и мне это не особо и нужно. Мне приятно гулять с тобой, но, если тебе на улице плохо, мне от этого не лучше. А так мне вполне хватает прогулок по магазинам или поездки на работу. Мне не нужно гулять. Это должно быть нужно тебе, ведь тебе нужно дышать свежим воздухом и просто бывать на улице, чтобы привыкать к этому шуму. И мне вовсе не тяжело сидеть с тобой целыми днями. Мне это даже нравится! Я провожу с тобой так много времени…. Это же замечательно! Меня это вовсе не раздражает. Ты не можешь меня раздражать. Поверь мне на слово! И больше не надо терпеть! Если тебе совсем тяжело на улице, то так и говори сразу. Не терпи! Хорошо? Не будешь больше терпеть и заставлять себя мучиться?

– Хорошо. Не буду. В следующий раз скажу тебе сразу, что хочу домой, – твёрдо сказал я, только сейчас поняв, что мог так долго не мучиться. – Но, если честно, мне хотелось домой сразу же, как только мы вышли на улицу.

– Макси, ты ещё привыкнешь к улице, – папа повёл меня по дороге. – Это тебе сейчас так тяжело, а потом станет легче. Просто тебе надо ещё чаще бывать здесь, чтобы привыкнуть к этому всему. Раньше ты пугался ещё сильнее этого шума, а теперь ты реагируешь чуть лучше. Настанет день, когда тебя этот шум будет и вовсе не пугать. Надо только тренироваться. Хорошо? Просто будешь чаще выходить со мной на улицу, и мы будем устраивать такие прогулки. И всё будет хорошо!

– Надеюсь, – лишь вздохнул я.

– А теперь давай, скорее, вернёмся домой, – папа, держа меня за руку, ускорил шаг, видимо, желая поскорее вернуть меня домой, в безопасность, туда, где мне не так страшно.

И, к счастью, мы смогли до дома дойти достаточно быстро. Может быть, это было потому, что мы шли гораздо быстрее, чем шли, когда только покинули дом. А может быть потому, что я всю дорогу думал о доме и горел надеждой поскорее там оказаться.

И вот мы наконец-то прошли туда. Папа закрыл входную дверь. Я же с облегчением вздохнул и, повесив трость на её положенное место, прошёл вглубь квартиры. Ноги сами повели меня к дивану, на котором я сидел до того, как папа потревожил меня и вытащил на улицу.

– О! Ты сам пришёл сюда, – воскликнул папа, увидев меня. – Я как раз хотел тебе предложить хоть немного почитать слово, попеть и помолиться.

– Только давай недолго, а то я устал, – простонал я и откинулся на диван.

– Я буквально одно место прочитаю, – папа шагнул к журнальному столику и скорее всего, взял с него свою Библию. – Оно как раз у меня в голове всю нашу прогулку вертелось. Потом мы споём и помолимся. А дальше уже посмотрим. Хорошо?

– Ну, давай, – я лишь махнул головой, как бы позволяя папе начать.

– Вот. Такое место, – он зашелестел листьями. – 1-е Коринфянам 1 глава с 18 стиха. «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия. Ибо написано: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев – соблазн, а для Еллинов – безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, – Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением, чтобы было как написано: «хвалящийся хвались Господом». Вот! Такое место я хотел прочесть. Думаю здесь ничего объяснять не надо. Итак, всё понятно? Верно, Макси?

– Да, – я положительно кивнул головой. Мне, и правда, всё было понятно и мне не особо хотелось, чтобы папа погружался в подробные объяснения этого места.

– Тогда давай споём, – он открыл псалтирь. – Какой псалом хочешь спеть?

– Выбери сам, – не желал я напрягать свою голову.

– Давай споём псалом «О, я грешник бедный!».

– Давай, – безразлично пожал я плечами.

– Я начну, – решительно сказал папа. Он выждал минуту и запел: – О, я грешник бедный, правда, я таков!

Если Бог бессмертный не был полн даров.

Не был полн любовью и не спас меня,

То погиб давно бы в мире этом я.

– Буду с верой в сердце я к Нему смотреть, – присоединился я к папе на втором куплете, не удержавшись. Петь я всё равно, не смотря ни на что, любил и мне это очень нравилось. Можно было просто расслабиться, и песня сама лилась из моих уст. – Если «Мир» не скажет – мне им не владеть.

Если ж я услышу слово от Него —

Буду славить сердцем, буду петь Его.

Мы пропели ещё два куплета и замолчали. Я чувствовал на себе внимательный папин взгляд и не решался что-то первый заговорить. А тот, видимо, тоже не решался это сделать. Мы так хорошо вместе спели, и испортить этот момент папа не желал. Но вот он глубоко вздохнул и заговорил:

– Теперь надо бы помолиться. Макси, может, на этот раз ты помолишься?

– Я? – не ожидал я такого. – Почему я?

– Ну, последнее время постоянно беру молитвы я, – напомнил папа. – Помолись на этот раз ты. Хотя бы кратенько.

– Ну, хорошо, – не стал я отказывать и медленно поднялся с дивана.

– Замечательно. Давай, Макси, – попытался приободрить меня папа.

Я же тяжело вздохнул, набрал в лёгкие как можно больше воздуха и начал:

– Дорогой, Иисус, я благодарю Тебя за этот день. Я благодарю Тебя за то, что Ты всегда с нами, за то, что Ты охраняешь и оберегаешь нас. Слава Тебе за пищу, за одежду, за хлеб и за всё, что Ты нам даёшь и посылаешь, – с трудом молился я. Каждое слово я говорил с большим трудом. Слова словно застревали в глотке и не хотели идти наружу. С трудом, но я продолжал молитву, понимая, что молиться надо. Но мне этого не особо хотелось.

– А теперь давай что-нибудь споём, – решил папа. – Какой псалом ты хорошо знаешь и сможешь сыграть?

– Ну, наверное… – я задумался, пытаясь вспомнить какой-нибудь псалом. – Наверное, псалом «Ты для меня Спаситель», – неуверенно сказал. – Его вроде бы помню, как играть. Но может, всё-таки лучше ты сыграешь, а я просто буду петь?

– Макси, ты сможешь сыграть этот псалом, – уверенно сказал папа и положил мне на колени гитару. – У тебя уже хорошо получается, и знакомый псалом ты точно сможешь сыграть. Давай! Смелее!

– Ну, хорошо, – сдался я и, взяв в руки гитару, начал играть этот псалом. Папа дождался вступления и запел.

Уже пролетели целые две недели. Все эти две недели мы с папой усиленно занимались. Он старательно учил меня играть на гитаре вслепую. Конечно, ему было трудновато меня учить, ведь он не знал каково это быть слепым. Но он очень старался, а я в свою очередь старался выполнять его требования и делал всё, как он говорил. Я очень хотел научиться играть на гитаре вслепую, и у меня это получилось. Мы с папой смогли сделать это! Мы вместе добились этого! Добились, чего хотели! И я наконец-то смог вновь играть на гитаре, чему был очень рад.

Понятное дело, меня это радовало, ведь больше я не был вынужден так умирать от скуки, как раньше. Теперь я мог хоть чем-то заняться. К тому же за то время, что я был слепым, я успел очень сильно соскучиться по гитаре, и возможность вновь играть на ней очень меня осчастливила. Да и я ведь до этого был уверен, что больше не смогу играть на гитаре и даже не верил в это, но оказалось, что это вовсе не так, и папа был прав. На гитаре можно было играть и вслепую. И я сейчас играл на ней и за эти две недели научился играть на ней достаточно неплохо.

Сейчас у нас, как обычно, было домашнее служение. Сегодня было воскресение, и мы просто обязаны были устроить такое собрание, и папа его устроил. Я же просто не стал спорить и послушно уселся с ним в зале. Хотя бы мне не нужно было скучать в комнате, и можно было хоть чем-то заняться. И можно было заняться не просто чем-то, а заняться полезным. А отдавать Богу время было нужно, и это было полезно. И мы сейчас как раз-таки этим занимались. Я был рад с папой попеть и также поиграть на гитаре, а вот всё остальное….

Я был бы рад обойтись без этого, но это было невозможно. Иначе это было бы уже не служением. Во время нормального служения всегда читают Библию, рассуждают, молятся, ну и, конечно же, поют, что мне как раз-таки больше всего и нравилось. Остальное я лишь просто терпел, понимая, что это тоже нужно, и не желая папу расстраивать своим нежеланием обсуждать слово Божие и молиться. Ну, а как можно хотеть что-то обсуждать, когда ты даже не можешь видеть текст стихов, что папа прочёл?! Мне даже было тяжело сосредоточиться на том, что папа читал. Если бы я мог видеть эти стихи, мне было бы гораздо проще, но так…. Было не особо интересно!

Ну, а про молитвы даже не стоило говорить, ведь у меня до сих пор слова застревали в горле, и было сложно что-то говорить во время молитвы. Хотелось просто молчать. Но и молчать было нельзя, ведь тогда папу это очень сильно расстроило бы, а мне этого не хотелось. Приходилось себя заставлять и через силу молиться. Один час нашего собрания прошёл, и оставалось потерпеть лишь ещё чуть-чуть.

– Ну, вот! У тебя получилось, – сказал папа, когда псалом закончился. – Я же сказал, что ты сможешь сыграть знакомый псалом. И ты сыграл очень даже хорошо. Молодец!

– Спасибо, – лишь слегка улыбнулся я.

– Так. Мы спели и теперь надо бы прочитать какое-нибудь место. У тебя есть идеи, что можно почитать? – спросил у меня папа.

– Выбирай сам.

– Хорошо. Как скажешь, – не стал папа спорить. – Значит так, – он начал листать свою Библию, – я прочитаю 2-е Коринфянам 6 главу с 1 по 10 стихи. «Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами. Ибо сказано: «во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе». Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем». Вот такое вот место! Теперь давай обсудим его.

– Ну, давай, – махнул я головой.

– Тебе всё понятно в этом месте? – задал мне вопрос папа. – Может, у тебя есть вопросы? Задавай. Я попробую объяснить.

– Ну, я даже не знаю, – неопределённо сказал я, не зная, что спрашивать у папы. То место, что папа читал, я прослушал вполуха, и не имел понятия, о чём говорить. – Ну, объясни первый стих.

– Первый стих? – в голосе папы было слышно удивление. – Ну, ладно. Давай я прочитаю его ещё раз. «Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами». Это место тебе непонятно?

– Ну, может и не это, – смутился я.

– Может, ты хочешь, чтобы я ещё раз всё прочитал? – предложил папа, поняв, что я всё прослушал.

– Давай, – я тяжело вдохнул, поняв, что папа всё равно так просто от меня не отстанет и придётся слушать его и обсуждать то место, что он прочитал.

Папа тем временем начал перечитывать это место, а я старался как можно внимательнее его слушать, не желая опять всё прослушать.

– Ну, вот. Я перечитал, – проговорил папа, когда закончил читать. – Теперь ты надеюсь, меня услышал? У тебя есть вопросы? Тебе всё понятно?

– Ну, вот например последний стих, – начал я. – Там сказано, что «нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но»…. Забыл! – я поморщился, поняв, что не помню, что дальше папа говорил. – Можешь, пожалуйста, прочитать ещё раз последний стих?

– Конечно, Макси. «…Нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем». Ты же про него, да?

– Да. Вот что это значит? Как можно радоваться, когда нас огорчают? И как можно быть нищим, но всех обогащать? Да и…. «Мы ничего не имеем, но всем обладаем»…. Не понимаю, что это значит.

– Ну, начнём с первого. Да, тяжело радоваться, когда нас огорчают, но, когда с нами Бог…. Как можно расстраиваться из-за какой-то ерунды, когда нас ждёт вечная жизнь с Богом? Мы будем с Ним вечность и какая-то мелочь вроде чьё-то оскорбление или неуважение со стороны какого-то человека не должно нас огорчать. Мы должны излучать радость и счастье, ведь, пока с нами Бог, у нас всё будет хорошо. У нас всё наладится. А когда нас пытаются огорчить и расстроить…. Это надо принимать как испытание, которые мы должны просто пройти. А испытание это всегда хорошо, ведь Бог их допускает не просто так. Он хочет нас исправить, сделать лучше и искоренить ненужное. Эти испытания надо принимать с радостью и гордостью. Понимаешь?

– Если честно, не особо, – отрезал я.

– Ну, да, – по голосу папы было понятно, что он как-то погрустнел. – Ведь ты сейчас немного изменился. Раньше ты всегда был таким весёлым. Мама тебя всё время сравнивала с солнышком. Ты был нашим лучиком счастья. Постоянно улыбающийся, весёлый и простой! Тебя ничто и никто не мог расстроить, и ничто не было способно испортить тебе настроение. Ты всегда был радостным, не смотря ни на что! А сейчас…. Сейчас ты постоянно грустный и не можешь даже понять такое простое место.

– Сам бы попробовал побывать на моём месте, – едва слышно пробурчал я.

– Ладно. Тогда давай лучше пойдём дальше, – поспешил сменить тему папа, видимо, услышав мои слова. – Дальше идёт «мы нищи, но многих обогащаем». Как я понимаю, здесь речь идёт о двух вещах. Первое, мы порой готовы отдать последнее. Мы можем иметь мало, но, если встретим человека, у которого вообще ничего нет, отдадим ему последнее. Ведь ему нужнее! Вспомним хотя бы историю про бедную вдову. Давай я лучше её прочитаю, – он начал активно искать это место. – Вот оно. Я зачитаю.

«Иисус учил однажды в храме, говоря: «Остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах, – сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение». Потом Иисус сел напротив сокровищницы храма и смотрел, как народ кладет деньги в нее. Многие богачи клали много. Среди них была одна бедная вдова, положившая в сокровищницу две лепты. Подозвав к Себе Своих учеников, Иисус сказал им: «Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».

Это Евангелие от Марка 12 глава с 38 по 44 стихи. Надеюсь, эту историю ту понимаешь? Эта вдова отдала всё, что имела. Также должны делать мы и многие делают. Ну, а также, второе, мы ведь богаты в Боге. И очень богаты! Мало того, что у нас есть жизнь вечная, так ещё и у нас есть много всего того, что не имеют другие. А это плоды духа! Но это я зачитаю чуть позже. Думаю теперь тебе это место понятно. Ведь так?

– Вполне, – махнул я рукой, желая поскорее закончить с этим обсуждением.

– Тогда пошли дальше. Дальше у нас…. – папа, видимо, заглянул в Библию. – «Мы ничего не имеем, но всем обладаем». Это место тебе было не особо понятно?

– Да, я уже понял. Можешь не объяснять. Я понял. Это почти то же самое, что и прошлый стих. Не надо объяснять.

– Ну, хорошо, что ты понял, – был доволен папа. – Тогда давай обсудим остальное. Давай по порядку будем обсуждать каждый стих.

Я тяжело вздохнул, а папа начал рассуждать о каждом стихе данного места. Мне же ничего не оставалось, как молча слушать его. Мне больше хотелось попеть псалмы, чем слушать папины рассуждения. Но вот ему очень нравилось разбирать различные места из Библии, и он мог это делать подолгу. Раньше мне тоже это нравилось, но теперь не особо.

А папа, скорее всего, очень скучал по нормальному служению, и его можно было понять. Для него ведь почти ничего не изменилось. Ну, не считая потерю мамы. Но на служения его всё равно тянуло, и это было заметно. Особенно заметно это было по огромному папиному желанию обсуждать слово и молиться. И вот теперь он опять погрузился в рассуждения и всё говорил и говорил.

Рассуждал папа достаточно долго. Он никак не мог остановиться. Он и на самом служении в Церкви любил так подолгу говорить проповеди, но раньше для меня это никогда не было таким мучительным. А сейчас для меня это было мучительным, и мне хотелось, чтобы он поскорее закончил, и мы смогли бы спеть какой-нибудь псалом. Конечно же, после молитвы.

И вот папа наконец-то замолчал. Я только хотел с облегчением вздохнуть, как тут папа выдал:

– Так. А теперь я хотел зачитать место про плоды духа и дела плоти. Сейчас найду, – он зашелестел листочками Библии.

– А разве этого недостаточно? – подал я голос, желая остановить папу. – Ты итак много прочитал и долго рассуждал…. Может, надо помолиться и спеть какой-нибудь псалом?

– Но я же хотел после рассуждения прочитать это место, – напомнил папа. – Я просто прочту его. Не буду ничего говорить и обсуждать это. Тут и обсуждать нечего. Я просто прочитаю, и мы пойдём дальше. Хорошо? Это ненадолго. Тебе что так хочется попеть?

– Вообще-то да, – честно сказал я.

– Ну, потерпи ещё немного. Я быстро. Вот оно. Уже нашёл! «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, [соблазны,] ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют. Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона». Вот и всё! Здесь всё вполне понятно. Мы должны стремиться к тому, чтобы в нас были только плоды духа, а дела плоти должны исчезать, ведь это всё грехи. Конечно, это сложно, ведь мы люди, но с Богом нет ничего невозможного. С Ним можно всё! Вот так вот! Но думаю, это ты итак сам прекрасно понимаешь. Так что останавливаться на этом месте не станем. Думаю, пора помолиться, а потом наконец-то будем петь.

– Замечательно, – я глубоко вздохнул и поднялся на ноги.

Молитва у нас, к счастью, была краткой. Я тоже старался молиться, но в основном молился папа. Я лишь вяло его поддерживал, желая поскорее подойти к пению псалмов. Мне уже не терпелось взять в руки гитару и что-нибудь сыграть. И к моему великому счастью этот момент настал буквально через пару минут. Мы вернулись на свои места, и папа продекламировал:

– Теперь можно и что-нибудь спеть. Что предложишь? У тебя, наверное, уже есть идеи?

– Вообще да, – кивнул я головой. – Я уже давно хотел спеть эту песню, и я её хорошо помню. Только это не псалом! Мы эту песню как-то пели вместе на собрании. С нами ещё была мама… – тихо добавил я.

– Что за песня? Случайно не «Тобою дышу»?

– Да. Она самая, – подтвердил я, и моё выражение лица стало удивлённым.

– Я просто тоже подумывал её спеть, – признался папа. – Уже давно о ней думал. Но просто не решался тебе предложить её спеть. Я почему-то думал, что ты откажешься её петь.

– С чего это?

– Ну… – папа запнулся. – Вдруг она на тебя навевает грустные воспоминания…. Но я рад, что ты предложил её спеть. Это хороший выбор. Полностью поддерживаю тебя! Давай её споём! Ты же помнишь, как её играть?

– Да, помню.

– А петь одновременно сможешь? – решил уточнить папа. – Если хочешь, давай я буду играть.

– Нет, не надо. Я смогу. Я попробую.

– Ну, ладно. Давай попробуем. Начинай.

Я взял в руки гитару. Пару секунд я вспоминал, как играть эту песню и только хотел начать, как папа подал голос:

– Подожди! Я тоже хочу сыграть. Но я буду играть на пианино. Так будет гораздо красивее.

– Ну, давай, – не стал я спорить.

– Всё. Я готов. Ты начинай, – скомандовал папа.

Я послушно начал играть на гитаре. Через пару секунд папа присоединился ко мне и начал играть на пианино. Мы вместе сыграли вступление и, не прекращая играть, запели:

– Ты держишь меня, в руках нежных своих

В них нахожу я покой.

Мне без Тебя, незачем жить

Счастье моё лишь с Тобой.

Тобою дышу, Тобою живу

Всю полноту в Тебе – нахожу

Моя душа, Тобою живёт

И для Тебя лишь поёт, – пропели мы с папой первый куплет и припев.

Пели мы очень хорошо и слаженно. Уже давно мы так хорошо не пели и не получали от этого такое наслаждение. А музыка, которую мы проигрывали каждый на своём инструменте, добавляла некий шарм и делала эту песню ещё красивее. Ещё никогда раньше у нас не получалось так хорошо петь эту песню, и сейчас мы сами себя удивляли. Я даже слегка прикрыл глаза. Мне казалось, что всё как прежде. На душе становилось спокойно и хорошо. На моих губах появилась улыбка, которую я не смог сдержать. Тем временем песня продолжалась:

– Вся сила в Тебе, Величье и Власть

Ты есть любовь и огонь.

Ты есть везде, Ты есть во всём

Ты есть во мне Господь мой, – пропели мы очередной куплет и опять приступили к припеву. Нам не хотелось прекращать петь, ведь эта песня была просто прекрасна, и она навевала воспоминания о тех временах, когда мы были все вместе, и всё было хорошо.

– Всю полноту, и любви глубину

Святого Духа, Сына, Отца

Милость Твою, не объять никогда

Жертву Твою, не понять до конца, – продолжали мы с папой петь.

Песня близилась к концу, и от этого становилось даже немного грустно, ведь так сильно не хотелось, чтобы песня кончалась. Но этого было не избежать.

– Тобою дышу, Тобою живу

И для Тебя лишь пою… – пропели мы вместе конец, протянув последнее слово. Но, закончив петь, не прекратили играть. Ещё минуту мы играли на инструментах и, доведя музыку до завершающего конца, остановились.

– Здорово! Нет, правда. Замечательно вышло! – вырвался у папы возглас. – Мне очень понравилось. Ты большой молодец, что предложил спеть эту песню.