Три Натальи

Привидения.

Когда девушки подошли к дому Владимира, уже наступила ночь. Дорожки между домами в посёлке не освещались, фонари горели только вдоль асфальтового полотна, ведущего к трассе. Сгустившиеся сумерки разряжали освещение окна домов да яркие брызги салюта.

– Какая красота! – восхитилась Наташа, – и стоит, наверное, недёшево.

– Бешеные деньги, – согласилась Юля, – но бизнесмены себе на удовольствие их не жалеют. Удовольствие – вот что главное в жизни.

Над их головой распустился ещё один сиренево-розовый, сверкающий букет. Гости визжали от восторга, а хозяин тихонько сидел в сторонке.

– Как он старается для Андрея, – сказала Наташа, кося глазами в сторону Владимира, – а кто он, ему, собственно… Такая свадьба запомнится надолго.

Юля тоже посмотрела в сторону Владимира, который в эту минуту их демонстративно не замечал. Издали казалось даже, что он спит.

– Для тебя он старается, – уверенно ответила Юля, – пока ты на свадьбе не появилась – как мимолётное виденье – он и не думал нас сюда приглашать.

Наташа смутилась, опустила голову. Хорошо, что вокруг темно, а то ещё Юля заметит, как она покраснела. Почему-то ей были приятны эти слова.

– Ну, я право, не заслужила такого внимания. Даже мечтать об этом было бы глупо, – только и нашла она, что ответить.

– Время покажет, – уклончиво ответила Юля.

А салют всё не кончался. То и дело, вспыхивающее зарево освещало крышу дома, верхушки деревьев, радостное лицо Андрея, счастливое – Майи, празднующих свою свадьбу. Девочки молчали, и каждая представляла на месте невесты себя. Дождутся ли они этого счастливого дня, если до сих пор Он – единственный и неповторимый – не определился?

– Пойдёмте в дом, здесь становится прохладно, – предложило Маргарита Григорьевна, когда за последним залпом наступила тишина.

В доме продолжалось застолье. Владимир, отдохнув, почувствовал себя на десять лет моложе и продолжил ловеласничать. На этот раз без комплиментов не осталась ни одна из женщин. Более того, после ужина он каждой вручил коробочку – французские духи.

– Я человек консервативных взглядов, всяких новшеств не люблю, – сказал он, – поэтому Татьяне – “Мадам Роше”, она их любила в юности, не думаю, что с тех пор постарела, девушкам – “Шанель №5”, сама нежность, ну а жене Владимир сделал значительное лицо, – самой главной женщине на свете, моей жене –“ Шанель №19”.

Вскоре все, довольные и счастливые, разошлись по спальням. Майя, попавшая в разрез девушек, никогда не держала таких духов. Бабушка, воспитавшая её, не имела таких денег, и её собственная зарплата в библиотеке была небольшой. А муж Андрей в духах не разбирался.

– Что он себе позволяет! – возмутился он, когда вместе с женой зашёл в комнату, где спал Максим, – устроил фейерверк, а теперь на жён наших покушается!

Майя посмотрела на мужа удивлённо. Он что же ничего не заметил?

– Если Владимир Васильевич на кого и покушается, то не на жён, а на незамужнюю Наташу. Она тебе ведь тоже нравится, правда?

– Наташу мы ему не отдадим, – твёрдо заявил Андрей, игнорируя последнее замечание жены, – седина в бороду, бес в ребро… Вылечим!

Тем временем Наташа с Юлей тоже готовились спать в своей комнате – одной на двоих.

– Какой насыщенный сегодня день. Прямо голова трещит, – подала реплику Юля, ложась в постель.

– И я совсем без сил, – согласилась Наташа и закрыла было глаза. Но сон не шёл.

– По-моему, Майя беременна. Ты не заметила? – спросила она.

– Это давно всем известно. Поэтому Андрей и женится.

– Только поэтому?

– Я не знаю. Может быть, не только. Если уж он с ней так активно спот, возможно, нравится она ему. Сама же Майя на седьмом небе от счастья.

Я лично бывших в употреблении не люблю. А уж когда с пузом под венец – тем более. Надо всё-таки приличия соблюдать, – серьёзно сказала Юля.

Наташа промолчала. Она не знала, что сказать. В жизни бывает всякое. У одних всё правильно, а у других – совсем наоборот. Лишь бы была любовь, было счастье.

– Ты сама-то замуж собираешься? – спросила она наконец, – мне кажется, ты ревнуешь Андрея. Тут намёкали на какие0то ваши чувства.

Юля недовольно поёжилась в постели. Потом села, сбросив одеяло на сторону. В окно светила луна – огромная полная луна. Она никогда не видела такой в городе.

– Ну и луна сегодня, просто ночь любви, – сказала она, вставая и подходя к окну, вот только любить некого.

– И мне некого, – сказала Наташа, – он мне изменил.

– Кто?

– Одноклассник. Моя первая любовь. Я его у подруги отбила. Хороший был парень, душевный, спортивный… Это я из-за него в Москву помчалась. Уж как меня мама уговаривала остаться. Ведь педагогический институт и в Коломне есть. Но куда там! Любовь!

Юля слушала с интересом, даже подсела поближе к Наташе, на её кровать. Слушать про несчастную любовь всегда интересно. Особенно, если она не твоя.

– До третьего курса всё было нормально. Учились – он в одном вузе, я – в другом.

– А почему не вместе? – спросила Юля.

Наташа усмехнулась и грустно уставилась в окно. Луна всё ещё светила, настраивая девушек на сентиментальный лад.

– Способности у нас разные, – ответила она после паузы, – он поэт, учился в Литературном институте. Пушкина из себя строил. Его и звали Саша. Мне, говорит, нельзя без Натали. Вы, Наталья Николаевна, муза моя. Даже пару стихов мне посвятил.

– Интересно. А что же потом?

– Обещал на мне жениться к концу учёбы. Я, говорит, для тебя терем построю. Прямо у Москвы-реки, с видом на Кремль, чтобы бой курантов было слышно. Оказалось – пустые слова.

– А ты прямо поверила в этот терем? У Москвы-реки то все места давно заняты.

– Я поверила, потому что с милым рай и в шалаше. Была согласна на самую маленькую комнатку в коммуналке. Я всегда мечтала жить в коммуналке.

– Ничего себе!

– Да. В детстве я завидовала подружкам, у которых на кухне были соседи. Я считала, что это очень весело.

Юля рассмеялась. Как и Наташа, она никогда не жила в коммуналке. В детстве жила с родителями, с бабушкой и дедушкой. Народу вокруг было много, но они были свои, родные люди, они любили её, Юлю, заботились о ней. Как можно жить в одной квартире с чужими, она себе не представляла.

– В коммуналке хорошо провести вечер, на кухне, например, когда все весело поют песни в честь какого-нибудь праздника. Но быть в этом обществе каждый день… Голова заболит. Особенно, если соседи склочные, – согласилась Наташа, – но я-то видела совсем другое… Кажется, за окном кто-то ходит…

Она встала и прислушалась. Юля посмотрела на неё недоверчиво и подошла к окну.

– Кроме луны, ничего не вижу. Тебе показалось. Это ветер дует, ветки трясутся… Так что же поэт Саша, который не Пушкин?

Наташа грустно покачала головой. Она дала себе зарок никогда не вспоминать о Саше, вычеркнуть его из своей жизни. А вот не удержалась, поделилась своим горем с почти незнакомой девушкой. Наверное, ночь была слишком романтичной.

– Он женился на дочке известного писателя, – констатировала она, – наверное так и должно было быть. Я его отбила у подруги, теперь его отбили у меня. Тот, кого хоть раз отбили, больше не прибиваются. Думаю, что и в браке он долго не проживёт.

– Интересная мысль. Отбила – теперь не прибьёшь. Ты слишком много на себя берёшь. Не ты отбила, а просто он никогда не был прибит. Не из тех он людей, которые к кому-то привязываются. И вообще… Замуж за поэтов выходить рискованно. Они же работать не хотят, дети им сочинять стихи мешают. Даже Пушкин своими стихами семью обеспечить не мог, всю жизнь был в долгах.

Наташа согласно кивала головой, думая при этом, какая же Юля умная, всё знает, во всём разбирается, хотя старше её всего на пару лет. Уж она-то не влюбится в кого попало, а обязательно найдёт себе достойного жениха.

– У тебя в Германии, наверное, есть жених?

– Жениха нет, – ответила Юля, – есть так называемый друг, но это совсем не то. Он человек свободный, независимый, никакие сердечные привязанности ему не свойственны. Вот я поехала в Москву, и его приглашала. Нет, он предпочёл отдых на Гавайях без меня. Мои родители развелись, но ведь выросла-то я в семье. Я знаю, что какие-то другие должны быть отношения между супругами.

Время было уже позднее, давно перевалило за полночь, но девичьи разговоры о любви продолжались. Девушки, которые впервые встретились и скоро расстанутся, неожиданно для самих себя почувствовали друг к другу доверие.

– Я тут в Москве свою первую любовь встретила, – продолжала Юля, – или это было только виденье…

– Как? Расскажи, – попросила Наташа.

И Юля поведала ей историю своей виртуальной любви, уже известной читателю.

– Но хватит болтать. Я, кажется, уже сплю, – и Юля, положив голову на подушку, закрыла глаза.

– Да, я тоже сейчас лягу, – пообещала Наташа, а сама подошла к окну.

Луна была уже в другом месте небосвода, но светила так ярко, что звёзд не было видно. Девушка вдохнула чистый, благоухающий розами воздух, и опять услышала чьи-то шаги.

То, что случилось потом, она не могла впоследствии ни понять ни объяснить.

– Всё-таки привидения в этом доме водятся, – сквозь сон пролепетала Юля, увидев смутные тени, Мелькнувшие на фоне луны перед её полузакрытыми глазами.

Жара.

Ещё не наступило лето, но стояла невыносимая жара. Столбик термометра неумолимо поднимался вверх и к обеду показывал уже 35. В Москве плавился асфальт и девушкам-модницам не желающим сменить изящную обувь на что-нибудь попроще, приходилось нелегко: шпильки вязли в расславленном асфальте.

Как жить в такую жару, когда ничего не хочется делать, разве что забраться в какой-нибудь водоём, развернуть над головой большой зонт – и не вылезать до самой осени?

А ведь надо ещё работать принимать экзамены у восьмиклассников, которые на этот раз пишут изложение, напрягая последние силы перед каникулами.

Собираясь утром в школу, Наталья не знала, как ей лучше одеться. Она долго с сомнение стояла у открытого шкафа, разглядывая свой небогатый гардероб. Хорошо бы надеть вот этот открытый сарафанчик на бретельках – в нём не жарко, тело дышит, длина юбки умеренная – до колен. К тому же и бюстгальтер можно не надевать. Наталья молодая, не рожавшая, не кормившая женщина – грудь не потеряла своей привлекательной формы и не нуждается в поддерживателях. Но…

Завуч школы Марина Станиславовна не одобрила этого наряда. “У нас здесь не пляж, а школа”, – сказала она, – а путаны нам не нужны”.

Путаны? Какие путаны? Ничего вульгарного не было в этом сарафанчике. Но раз начальству не нравится… Может быть, нажаловаться на неё директору – придирается, мол, житья не даёт. Ведь директор Николай Семёнович – бывший одноклассник тёти Тани, она его Колькой называет. Тётя и привела Наташу в эту школу, в которой сама училась. Не откажет, сказала, Коля, в протекции моей племяннице. Её мать работает учительницей в Коломне её родном городе и приходится Сергею Алексеевичу Полякову, мужу Татьяны Михайловны.

Тетя Таня, наверное, специально подчеркнула, что мама Наташи – учительница. Если она сама отдала педагогике всю жизнь, то и дочь так воспитала.

Директор Татьяне Михайловне не отказал, и Наташа была принята учительницей литературы шестых- восьмых классов. Старшеклассников ей пока не доверили. И всё было бы хорошо, если б не постоянные придирки завуча.

Наташа не стала обострять ситуацию, надела чёрную юбку и белую блузку, как пионерка, и поспешила в школу.

Поднимаясь по школьной лестнице, Наташа меньше всего желала встретиться с Мариной Станиславовной. Но законы подлости никто не отменял. Элегантная Марина Станиславовна спускалась ей навстречу. Одета она была, как всегда шикарно, на этот раз во что-то лёгкое и голубое – под цвет глаз. Наташа вежливо поздоровалась и остановилась.

– Здравствуйте, Наталья Николаевна, – ответила завуч, никогда не называвшая учителей просто по имени, в школе это не полагалось, – зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет, подождите. Я сейчас вернусь, надо поговорить.

Наташа молча кивнула, и они разошлись в разные стороны: одна вверх, другая вниз.

Наташа не знала, что и думать. Опять нагоняй за что-нибудь? Вроде бы она ни в чём не провинилась, да и оделась сегодня вполне прилично. Но начальству, как говорится, виднее.

Молодая учительница – это плохо, она мало отличается от учениц старших классов. В неё влюбляются ученики – и это осложняет её пребывание в школе. Вот в эту старую грымзу Мезенскую вряд ли влюбишься, хотя она и красивая. Разница в возрасте более двадцати лет ставит на пути любви непреодолимую преграду. Вот когда она, Наталья Николаевна, поработает в школе двадцать лет, тогда и почувствует себя уверенно. На учеников будет смотреть свысока, а на коллег – снисходительно.

А сейчас её действительно есть за что ругать. Не предоставила завучу вовремя план показательного урока: долго думала, не получалось. Хотя можно было совсем не думать: Мария Станиславовна всё равно всё переделала по-своему, дав понять своей подчинённой, что ничего-то она не смыслит.

Может быть и правда не смыслит. Творческой жилки не хватает. Когда ещё в институте им дали интересную тему для эссе, она ничего путного не придумала.

Задание было таким: написать эссе на литературную тему. На любую. И всё. Думала, думала… Чёрт её знает! Рассказала об этом Татьяне Михайловне, а она придумала сразу. Давай, говорит, напишем про розы.

Про какие розы? Наташа сразу и не поняла.

– Наши русские писатели и поэты часто обращались к этой теме: писали про розы, восхищались ими, – пояснила тётка, – и ты должна об этом знать.

– Как хороши, как свежи были розы, – вспомнила Наташа.

– Вот, вот, молодец, – похвалила тётка племянницу, как будто та была её ученицей. И начала развивать свою мысль дальше.

Всё, что рассказала Татьяна Михайловна, в той или иной мере было известно студентке. Училась она хорошо и в школе, и в институте, память её тоже была неплохой. Могла бы сама до этого додуматься, но не додумалась же! По отдельности всё знала, а вот вместе у неё это не складывалось.

Судите сами. Когда-то в веке поэт Иван Матлев написал:

Как хороши, как свежи

Были розы

В моём саду.

Как взор прельщали мой.

Как я просил

Весенние морозы

Не трогать их

Холодною рукой.

Как я молил

Как я лелеял нежностью

Моих цветов

Любимых, дорогих

Казалось мне, что в них

Дышала нежность,

Казалось бы, любовь дышала в них.

Самые обыкновенные стихи. Ничего особенного. Но почему-то запоминаются.

Вот и великий писатель Иван Тургенев в своих “Стихах в прозе” много раз повторяет эту строчку. Не обошёл мимо неё и модный в своё время поэт серебряного века Игорь Северянин, то самый, что без ложной скромности заявил: “Я, гений Игорь Северянин…”

Так вот этот гений не без цинизма заметил:

Как хороши, как свежи

Были розы,

Моей страной

Мне брошенные в гроб.

Как-то не по себе становится от этих слов, но что поделаешь? Смерть – это не такое уж отвлечённое понятие, бессмертных нет.

А что касается розовой темы в поэзии, то она на этом не заканчивается. Точку поставил современный поэт, не очень известный широкой публике – не потому, что недостаточно хорош, а потому что много сейчас поэтов, не то, что раньше, когда пол России были неграмотны – всех не упомянешь. Зовут его Яков Хелемский? Его мысль поразительна и своей краткостью, и гениальностью:

Остаться можно в памяти людской

Не тоннами стихов

И не томами прозы,

А лишь одной единственной строкой

Как хороши, как свежи были розы.

Наташа вздохнула, вспоминая, как своим эссе, таким простым и понятным, произвела почти фурор. Вот если бы она сама это придумала, можно было бы подумать об аспирантуре, об диссертации… А пока она к этому не готова.

Мезенская всё не появлялась. Наталья Николаевна, молодая учительница, посмотрела на часы, потом подошла к зеркалу, висящему за шкафом. Как же Мезенской без зеркала, никак нельзя! Не дай бог, она ещё свою подчинённую застанет у зеркала!

Она вернулась на место, продолжая размышлять, что же завучу от неё нужно. Кажется за все провинности она её уже отругала. Даже за то что после её, Наташкиного пятого класса одна девочка поскользнулась на мраморной лестнице и упала, сломав руку.

– Что у вас происходит на уроках, Наталья Николаевна, – строго спросила Мезенская, – почему они бегут от вас, как от чумы?

Умно выразилась, ничего не скажешь! И тут виновата именно молодая учительница. Ну а уж если эта молодая учительница кому-нибудь понравилась из мужчин… или мальчикам-подросткам, тут уж не сносить ей головы.

Неужели так будет всегда? Неужели и повалит-то её не за что? Уйти бы от этой Мезенской, чтобы нервы не трепала, но куда? Она ведь не москвичка, не возвращаться же в Коломну?! Нет, отступать некуда!

Марина Станиславовна вернулась минут через пятнадцать. За это время её подчинённая Наталья Николаевна перебрала все возможные варианты, о чём с ней может говорить завуч. Все, кроме того, что оказался на самом деле.

Директор Николай Семёнович только пару раз улыбнулся Наталье как племяннице Татьяны, а потом начисто забыл о её родственных связях. Марина же Станиславовна напоминала ей об этом при каждом удобном случае. Вот и сейчас она начала разговор именно с этого.

– Наталья Николаевна, я хочу попросить вас познакомить меня с Татьяной Михайловной Поляковой. Она ведь ваша тётя?

Наташа кивнула, ещё не соображая, куда же клонит её начальница. От Марины Степановны не ускользнуло то обстоятельство что молодая учительница в замешательстве. Она улыбнулась неожиданно доброй и приятной улыбкой.

– Не удивляйтесь, – сказала она, – я хочу не из любопытства. И уж, конечно, не для того, чтобы нажаловаться на вас – мне показалось, вы подумали об этом… Нет, дело прежде всего.

Конечно, Наташа не исключала такого варианта, как беседа с тётушкой в воспитательных целях, но совсем не боялась этого. Она даже представляла, как они потом с Татьяной Михайловной и Сергеем Алексеевичем посмеются над чопорной заведующей учебной частью. Но, оказывается, Марине Станиславовне эта мысль тоже приходила в голову, но она от неё почему-то отказалась. Почему?

Наташа молча смотрела на красивую женщину элегантного возраста и ждала, что будет дальше.

– Дело в том, что в сентябре наша школа отмечает юбилей – пятидесятилетие. Когда мы с Николаем Семёновичем обсуждали план будущего праздника, то вспомнили, что Татьяна Михайловна его одноклассница. На такие праздники всегда приглашают выпускников прошлых лет – без них какой юбилей? Но их слишком много, а мы хотим выделить один класс, так сказать, образцово-показательный… Вы меня понимаете?

Наташа неожиданно прониклась доверием к не очень любимой начальнице.

– Да, – подтвердила она, – у Татьяны Михайловны очень хорошие школьные друзья, они и сейчас общаются. Некоторых я даже знаю, – и Наташа улыбнулась, вспомнив, как хохотала над школьными воспоминаниями тётушки.

– Может быть, и муж у неё одноклассник? Было бы совсем хорошо, – выразила надежду старшая из женщин.

– Нет, – покачала головой младшая, – они познакомились в институте.

Марина Станиславовна вздохнула, выражая тем сожаление.

– Ну, ладно. Так я на вас надеюсь, Наталья Николаевна. Поможете мне?

– А что я должна делать?

– Поговорить с Татьяной Михайловной, заручиться её согласием и спросить, когда она сможет ко мне подойти. Лучше встречу назначить на послеобеденное время, когда у меня нет уроков.

– Тогда, может быть, в субботу? Она же работает на Приборостроительном заводе начальником конструкторского отдела. А там режим.

Марина Станиславовна рассеянно кивнула, потому что в этот момент внимательно разглядывала Наташину одежду. Неужели опять недовольна?

– Жара стоит невыносимая, а вы в чёрной юбке… Неужели нет ничего полегче?

Наташа опустила глаза, посмотрела на свою шерстяную юбку. Действительно, не по сезону. Зато очень скромно.

– Я поищу, Марина Станиславовна.

– Хорошо, идите работать.

Школа.

В субботу, уже с утра, у Татьяны было хорошее настроение, она ощущала душевный подъём и ждала от жизни только хорошего. Она собиралась в школу, к завучу Марине Станиславовне, которая, по словам Наталии, собиралась обсудить с ней подготовку к предстоящему юбилею школы. Её, Таниной школы, где она провела свои лучшие годы.

Говорят, что лучшие годы в жизни студенческие. Может быть и так. И в студенческие годы было весело, была дружба, была любовь… Даже замуж выйти Татьяна умудрилась в студенческие годы. Но не было уже того ощущения новизны, того щемящего чувства дружбы, когда за неё отдашь всё, лишь бы друзья были рядом.

В школе ещё всё впереди – и выбор профессии, и другой жизненный выбор, может быть, наиболее важный – выбор спутника жизни. В студенческие годы эти два выбора были уже сделаны. А потому формулировка “всё впереди” для студенческих лет не подходит.

А какая там, в школе была дружба. Помнится в выпускном классе, когда все экзамены были уже сданы, а осталась только история, на подготовку у Тани уже не осталось сил. Она так и не открыла учебник за те три дня, что были даны на повторение дат и событий прошлых лет. Так и пришла она на экзамен неподготовленной, и её трясло от страха так, будто у неё началась лихорадка. Получить двойку лучшей ученице было никак нельзя, а всё шло именно к этому.

Возможно, Татьяна тогда сильно преувеличивала опасность, ведь историю она учила, занималась ею много лет, и в памяти этот материал наверняка сохранился. А она давно заметила, что на экзаменах, сосредоточившись на конкретном вопросе, она могла вспомнить и то, чего как будто и не знала. Точнее, знала когда-то, но забыла, на поверхности своей памяти она этой информации не находила, а в глубь не заглядывала, когда не было особой в этом нужды. А на экзамене была нужда, и информация из памяти всплывала.

Но Татьяна не повторила историю перед экзаменом, не пролистала книжки и тетрадки, как она это обычно делала, а потому готова была впасть в истерику. Но спасли друзья.

– Ничего не знаешь по истории? Этого просто не может быть! У тебя же пять за год, – сказала Дуся, обняв её за плечи.

– Я сяду рядом, – вслед за ней заявила Нина Горлатых, – не бойся. Покажешь мне билет, что знаю – напишу.

И Таня успокоилась. Нина по гуманитарным предметам помнила всё, а если не помнила, то умела домысливать, догадываться по смыслу, что тут должно быть. Вслед за подругой Таня вошла в дверь, за которой сидели экзаменаторы, выбрала билет и, не глядя на него, села на место. Нина вошла в класс вслед за ней и хотела сесть рядом, но не тут-то было! Экзаменаторы ей этого не позволили.

– Нина, садись поближе. Мест много, зачем же мешать? – сказал ей учительница истории.

Нина послушалась, но на лице её отразился ужас. В ужасе она посмотрела на Таню, которую так хотела спасти. Но Таня уже прочла свой билет и кивнула Нине, что всё в порядке: ответ она знала. В конце концов, много лет они учили историю в школе, что-то в голове должно было остаться? Так чего же она так испугалась, что ещё раз не повторила материал? На экзамене можно вспомнить то, что учила давным-давно и даже то, чего вроде бы и не знаешь.

Помощь Нины не понадобилась, но её готовность помочь, рискнуть ради неё – ведь подсказывать на экзаменах запрещено, могут и выгнать – Таня запомнила на всю жизнь.

Незадолго до выпускных экзаменов тоже случилось кое-что интересное. Они, опять же с Ниной, сбежали с урока химии, чтобы пойти… в кино. Это могло бы показаться очень странным: с уроков начали бегать не двоечники, не хулиганы, а лучшие ученики. В школе случилась маленькая сенсация!

Но было у девушек одно оправдание: фильм, на который они сбежали, был не совсем обычным, редко показываемым: “Евгений Онегин” по опере П.Чайковского, снятый в 1958 году. Вот и сейчас он шёл только в одном кинотеатре и только на дневном сеансе.

Они уже видели этот фильм, когда учились в восьмом классе. Это был школьный культпоход. Казалось, что бы понимали восьмиклассники в опере? Однако фильм ещё тогда произвёл на девочек впечатление. Красивая деревенская природа ( деревня, где скучал Онегин, а по соседству жила Татьяна); красивые артисты, особенно Онегин ( истинный аристократ!) и Татьяна ( не привлекла б он очей? Весьма сомнительное утверждение); изумительная музыка!

Впоследствии они ходили на “Онегина” в Большой театр, и там тоже с удовольствием послушали бессмертную оперу Чайковского, написанную на бессмертные стихи Пушкина( если не считать, что оперное либретто значительно отличается от оригинала).

Но! Но всё-таки это было не то. Во-первых, сцена находится далеко – и не всегда даже в бинокль увидишь лицо артиста крупным планом, его выражение, движение глаз, не говоря уж о движении души. К тому же оперные артисты слишком много сил отдают именно пению, постановке голоса, звучанию верхних нот… Они не всегда хороши как драматические артисты, не говоря уж о внешности.