скачать книгу бесплатно
Хэдли почти удалось улыбнуться. Несмотря на то, что у нее был месяц, чтобы привыкнуть к мысли об уходе из ее жизни Скиппера, она не готова была принять это, так же как в тот день, когда ее сестра позвонила и сообщила, что выходит замуж и поэтому готова взять на себя ответственность быть мамой Скиппера.
Во дворе школы их встретил нарисованный от руки плакат с надписью «Удачи, Скиппер!!! Мы будем скучать по тебе!» Слова были окружены сотнями отпечатков ладоней разных цветов, а также подписями детей, которым принадлежали эти отпечатки.
Они с Мелиссой положили сладости на стол, накрытый для празднования, и через мгновение раздался звонок. Второклассники и третьеклассники высыпали из классов, и Хэдли начала искать поверх голов Скиппера.
Он последним вышел из класса миссис Бакстер, идя позади остальных, как всегда медленно и рассеянно. При виде него ее сердце переполнилось любовью, как и всегда бывало, когда она встречала одного из своих детей после разлуки.
– Привет, Блю[2 - Скиппер называет Хэдли «Blue» – то есть «Синяя». На спортивном сленге «Blue» называют бейсбольных судей, так как они носят одинаковые синие футболки.], – поприветствовал он, подойдя к ее протянутым рукам и обхватив своими тоненькими ручками ее бедра.
– Привет, чемпион. – Она поцеловала макушку его медовых волос. От него пахло, как всегда, коричневым сахаром и потом, потому что он ел на завтрак кашу с кленовым сиропом и ему было всего восемь лет.
На одно очень долгое мгновение он удержал ее, возможно, понимая, что этот момент дорог, а возможно, и нет. Трудно было догадаться, что Скиппер понимает, а чего нет. Его IQ составлял всего семьдесят пять баллов, но, несмотря на это, Хэдли часто думала, что он самый мудрый человек, которого она знала, наделенный проницательностью и интуицией, далеко превосходящими его интеллект.
Отпустив ее, он подошел к столу, взял шоколадно-зефирный капкейк, свой любимый, и понес его на скамейку у детской площадки. Сегодня он надел форму «Доджерс» – всегда номер сорок четыре независимо от команды – дань уважения великому Хэнку Аарону, его герою.
Во время еды он наблюдал за другими играющими детьми. Обычная детская площадка с обычными детьми, но он смотрел на нее так, будто это было самое необычное место в мире. И как это часто бывало, когда Хэдли смотрела на него, она поймала себя на том, что завидует ему, мечтая увидеть мир его глазами.
Его школьные штаны протерлись на коленях, и Хэдли сделала мысленную пометку купить ему новые, а затем поправила себя: Ванессе нужно будет купить ему новые. Ее горло сжалось от переполнявших ее эмоций.
Миссис Бакстер пронзительно свистнула и трижды хлопнула в ладоши, призывая детей собраться вокруг. Они хором спели «Он веселый и хороший парень», а затем выстроились в ряд, чтобы каждый мог обнять Скиппера на прощание.
Его необычайно любили. Некоторые девочки даже плакали, а одна поцеловала его в щеку, но потом хихикнула и убежала. Кэти легко ударила его кулаком, выхватила бейсболку и надела ему на голову задом наперёд. Он улыбнулся. Она проделывала это с ним с тех самых пор, как они вместе начали ходить в детский сад. Скиппер будет по ней скучать. Она его «лучшая подруга», как он любит говорить.
4
ГРЭЙС
«Хонда» заворчала, но милосердно тронулась с места, и Грейс выехала со стоянки на Лагуна-Каньон-роуд. Ее головная боль усилилась, когда она влилась в плотное движение.
Имея дело с дьяволом, непременно обожжешься. Она представила себе, как бабушка качает головой, говоря это. Ты знала, что он за человек. Не знаю, чего ты ожидала.
Она ухмыльнулась в лобовое стекло, глядя на темнеющее небо, желая только, чтобы бабушка оставила ее в покое и держалась подальше от этого. Конечно, она знала, кто такой Фрэнк. Она просто надеялась, что, может быть, именно в этот раз все получится.
Она бросила взгляд на датчик уровня бензина, затем на вереницу машин перед ней и снова начала нервничать. В детском саду Майлза бесплатное время ожидания родителей составляло всего пятнадцать минут после окончания смены, а потом администрация начинала взимать непомерные штрафы за каждые десять минут опоздания. Период бесплатного ожидания уже наступил, а стрелка на датчике двигалась быстрее, чем пробка.
Ей ничего не оставалось, кроме как съехать на обочину и миновать другие машины, завернув к заправочной станции на углу. Левая колонка была закрыта на ремонт, а на другой можно было платить только наличными. Оставалась только колонка сзади.
Грейс проехала туда и была уже всего в нескольких футах от бензоколонки, когда прямо перед ней свернул мотоцикл, занимая ее место. Она ударила по клаксону, и байкер повернулся, слез на землю, пожал плечами и изобразил ухмылку, означавшую: «мне плевать». Она собралась снова нажать на клаксон, когда к нему подъехали еще три мотоцикла, чтобы припарковаться рядом.
Первый байкер начал заправляться, а другой направился к минимаркету. Грейс начала закипать, но все, что она могла делать, это не давить на педаль газа и коситься на трех оставшихся байкеров вместе с их четырьмя «Харлеями».
Она уперлась лбом в костяшки пальцев на руле, чувствуя разочарование и гнев. Слезами горю не поможешь. Она снова посмотрела на небо.
Байкеры перед ней дурачились, швыряя друг в друга мусор и закуривая сигареты. Они были, вероятно, примерно ее возраста, но, в отличие от нее, кажется, не имели груза забот. На них была кожаная туристическая экипировка, а их мотоциклы были нагружены седельными сумками и спальными мешками. Они, наверное, путешествуют, и ей не хотелось это признавать, но они немного напоминали ей Джимми.
Если бы Джимми не встретил ее и не записался в армию, возможно, это была бы его жизнь: тусовки с приятелями и сплошное безделье. Он всегда был таким счастливым, когда был в дороге! Ему нравилось путешествовать по стране, нигде не останавливаясь надолго. Медовый месяц они провели на его «Харлее», путешествия вверх по побережью, через Юту и Лас-Вегас. Возможно, эти парни тоже едут в ту сторону. Эта мысль немного смягчила ее гнев по отношению к ним.
Насос на бензоколонке отключился, но байкеры не обратили на это внимания, поэтому она нажала на клаксон, чисто по-дружески, давая им понять, что пора прекратить дурачиться, что ей нужно заправиться, иначе она обанкротится из-за опозданий, и чтобы они не мучили ее, тратя драгоценные секунды впустую.
Первый байкер поднял взгляд и сощурился, чтобы лучше разглядеть ее через ветровое стекло, а затем сделал три толчка бедрами и покачал языком, словно Майли Сайрус. В ней вспыхнул гнев, она решила, что эти идиоты совсем не похожи на Джимми, и легла грудью на клаксон, нажимая на него так долго и сильно, что аккумулятор рисковал разрядиться.
Работник станции уставился на нее, как и люди на тротуаре. Байкер, наоборот, рассмеялся, к нему присоединились его друзья, и все они весело проводили время, наблюдая за тем, как она злится.
Один из ребят вышел из минимаркета с энергетическим напитком и пакетом шоколадных пончиков в руках. Он подошел к своему байку и, должно быть, почувствовал ярость Грейс, потому что поднял лицо, склонив голову набок, когда заметил, как ее испепеляющий взгляд был направлен прямо на него, а потом, решив, что все это ради веселья, улыбнулся и подмигнул. Невинный жест почти вывел Грейс из себя, ее нога зависла над педалью газа, а рука потянулась к ключу зажигания, желание задавить наглеца было почти неудержимым.
За секунду до непоправимого ее рука и нога остановились, а тихий голос разума, о котором она почти всегда сожалела, заметил, что наезд на четырех байкеров вместе с их мотоциклами, вероятно, не самое лучшее, что можно сделать на данном этапе ее жизни. Глубоко и судорожно вздохнув, она убрала руку с ключей, а ногу вернула на коврик.
По прошествии времени, которое показалось ей вечностью, когда второй мотоцикл, наконец, заправился и байкер повесил заправочный пистолет обратно на колонку, все четверо сели на свои байки и уехали.
Грейс подъехала, вставила карту и ввела пин-код.
КАРТА ОТКЛОНЕНА.
Она удивленно моргнула. Посмотрела еще раз. Затем снова моргнула, и ее охватил страх.
Она снова вставила карточку, на этот раз медленнее, молясь о том, чтобы более мягкий ввод изменил ситуацию, ее подбородок задрожал, когда разочарование поглотило все другие эмоции дня. Еще до того, как аппарат снова отклонил карту, она знала, что Джимми снова подвел ее… Их… Самого себя… В очередной раз.
КАРТА ОТКЛОНЕНА.
– Заправляться будешь? – нетерпеливо спросил мужчина средних лет из открытого окна своего БМВ.
Грейс сглотнула, схватила свою сумочку и порылась в ней, чтобы наскрести четыре доллара монетами. Она отдала их работнику и, возвращаясь к своей машине, спросила себя, во что он проиграл на этот раз – в покер, в кости или поставил не на того в боксерском поединке?
Не то чтобы это имело значение – проиграл значит програл.
5
ХЭДЛИ
Хэдли резала лук, стараясь не думать о завтрашнем дне и обо всем, что он с собой принесет. Принц Чарльз лежал у ее ног, накрыв ее пальцы будто тяжелое теплое собачье одеяло.
Фрэнк в шутку назвал пса Принцем Чарльзом. Ему нравилась то, что он словно командует королевской семьей. Принеси, Принц Чарльз. Сидеть, Принц Чарльз.
Это и правда было очень забавно.
– Перестань пукать, Принц Чарльз, – любил говорить Скиппер, когда у собаки выходили газы, и эта шутка никогда не устареет.
Даже Мэтти участвовала в этом.
– Принц Чарльз снес почтовый ящик соседа, – заявила она однажды, вернувшись с прогулки. – Поведение, не подобающее будущему королю.
Хэдли пошевелила пальцами ног, чтобы почесать живот старой собаки. Извини, приятель, мне бы очень хотелось взять тебя с собой. Она перестала резать, положила нож и потерла костяшками пальцев о грудь.
Ее взгляд остановился на клубничном кексе на столе, все еще в красивой коричневой коробке с красочной наклейкой Sprinkles, и ее решимость укрепилась. Выхода нет. Пятнадцать лет она ждала… молилась об этом шансе, и вот он.
– Это шанс, Принц, – прошептала она. Собака посмотрела наверх. – Сейчас или никогда, и «никогда» не вариант.
Она тяжело вздохнула и отложила лук в сторону. Когда она вытащила тесто для пиццы из теплого ящика под духовкой, открылась входная дверь.
– Привет, милая! – крикнула она, когда Мэтти прошла мимо арки.
Нет ответа. Шаги удалялись, поднимаясь по лестнице. Принц Чарльз приподнял свое старое тело и вскочил, чтобы последовать за ней.
– Я взяла тебе капкейк! – крикнула она им вслед. – Клубничный, твой любимый.
Голос Мэтти был очень тихим. Хэдли почти не слышала его, но всегда, когда речь заходила о ее детях, ее слух становился очень острым.
– Я не люблю клубничный лет с двенадцати. Можно подумать, она об этом знает.
Хэдли посмотрела на коробку. Она знала это, или, по крайней мере, знала раньше. Слишком сладкий. Вкусы ее дочери изменились, когда она пошла в среднюю школу и пристрастилась к кофе. Чай латте и кубинский кофе – единственные вкусы, которые ей теперь нравились.
Как Хэдли могла забыть? Но она забыла. Так и есть.
Она положила капкейк в холодильник и вернулась к приготовлению пиццы. Хэдли раскатала тесто и добавила начинку отдельно для каждого: острый красный соус, колбасу и пепперони для Фрэнка; перец, лук, вяленые помидоры и маринара для Мэтти; соус для барбекю Sweet Baby Ray и ананас для Скиппера.
Она улыбнулась финальному результату, на нее нахлынуло знакомое удовольствие от приготовления еды для своей семьи. Готовить домашнюю еду – это традиция, которую она унаследовала от матери, и одна из немногих вещей, которыми она гордилась.
Она направилась на задний двор разжечь огонь в печи для пиццы, чтобы она прогрелась к тому времени, когда Фрэнк вернется домой, и замерла прямо за дверью. Ее глаза уставились на зияющую дыру под печью – в то место, где хранились дрова, и ее пульс участился, когда в голове прокрутилось воспоминание о том, как Фрэнк сказал ей, что они закончились.
– Хотел посмотреть, как жарко ее можно растопить, – сообщил он неделю назад. – Чертова штука недурна. Потратил почти все дрова, но разогрел ее до восьми сотен.
Она забыла. Как она могла забыть?
С участившимся пульсом она вернулась на кухню, включила верхнюю духовку на самое большое деление и задвинула уже приготовленные пиццы в нижнюю духовку, чтобы их не было видно.
Она вытирала стол до тех пор, пока он не заблестел, а потом приглушила свет, чтобы он выглядел более красиво, и поспешила наверх, чтобы переодеться. Фрэнк требовал, чтобы она хорошо выглядела, когда он возвращался домой.
Фрэнк слишком многого требовал.
6
ГРЕЙС
Майлз вопил, и Грейс была близка к тому, чтобы сойти с ума. Она чувствовала, что находится на грани нервного срыва, и едва сдерживалась, пока несла Майлза и его сумку с подгузниками к их квартире. Когда она поднималась по лестнице, ее голова раскалывалась, она почти теряла сознание от голода.
Миссис МакКриди, единственная соседка в комплексе, чье имя было знакомо Грейс, выглянула из своей двери.
– О боже! – запричитала она. – Тебе нужна помощь, дорогая?
По шкале эксцентричности миссис МакКриди занимала место где-то между отметками пятьдесят и сто, а цвет ее волос варьировался от пурпурного до синего в зависимости от расположения звезд. У нее было по крайней мере четыре кошки, она зарабатывала на жизнь продажей вещей в Интернете и называла себя миссис МакКриди, хотя мистера Маккриди нигде не было видно, не было даже свидетельств того, что он когда-либо существовал. Джимми подружился с ней, когда они только переехали. Конечно, Джимми дружит со всеми.
– Нет, миссис Маккриди. Спасибо, но я в порядке.
Это был не первый раз, когда миссис МакКриди предлагала помощь, и Грейс задалась вопросом, мог ли Джимми попросить ее присмотреть за ними, пока его нет. Несколько недель назад, когда Грейс была в отчаянии и боялась чего-нибудь разбить, возможно, даже голову о стену, она подумывала попросить миссис МакКриди посидеть с Майлзом несколько минут, чтобы она могла сбегать в магазин. Но она этого не сделала. По опыту Грейс, лучше всего позаботиться о себе самой.
Проблема в таком мышлении заключалась в том, что воспитание детей – это самое сложное, что она когда-либо делала, и делать это самостоятельно оказалось гораздо труднее, чем она ожидала. Пока не появился Майлз, Грейс считала себя крутой. Она пережила годы в приемной семье, затем в колонии для несовершеннолетних, даже в тюрьме. Но в тот момент, когда медсестры положили ей на руки беспомощного плачущего ребенка, который весил восемь фунтов, вся эта жесткость покинула ее, и она превратилась в дрожащую лужу желе, постоянно находившуюся на грани срыва и такую уставшую, что не могла ясно мыслить – очень неприятное состояние, из-за которого она все испортила и с треском подвела Майлза.
– Хорошо, дорогая, – нерешительно пробормотала миссис МакКриди, явно не веря, что с Грейс все хорошо. Майлз выл и крутился, тоже явно ей не доверяя. – Я буду здесь, если вдруг понадоблюсь.
Неудивительно, что воспитанием детей должны заниматься двое. Джимми беспокоился об этом, когда они завели речь о его повторном призыве, но Грейс отмахнулась от его слов. В то время она верила, что с ней все будет в порядке. К тому же выбора действительно не было. Повторный призыв в армию избавлял Джимми от неприятностей, которые его преследовали, и уберегал его от искушения, из-за которого он в них и попал.
Так они думали.
Она покачала головой, пытаясь отогнать мысли о его предательстве и сдержать слезы, готовые пролиться. Не дело это, чтобы плакала и она, и Майлз.
Пытаясь сдержаться, она толкнула дверь, уронила сумку с подгузниками на пол и притянула Майлза к себе.
– Ш-ш-ш, – шептала она, крепко обнимая его. – Все хорошо. Держись. Мы уже дома.
Он продолжал кричать, и она стиснула зубы.
– Колики, – объяснил педиатр, когда Грейс принесла сына в трехнедельном возрасте, расстроенная тем, что он не переставал плакать. – Ничего не поделаешь, это надо просто переждать. – Женщина сказала это с улыбкой, как будто наличие визжащего, безутешного ребенка не было чем-то особенным, а было чем-то сродни обряду материнства, который нужно принять и отпраздновать, как то, что он научился ходить или ездить на велосипеде. Грейс ушла с той встречи еще более расстроенной, чем пришла.
Она так сильно хотела полюбить материнство, дорожить каждым мгновением и наслаждаться временем, проведенным с сыном! Но она не могла. С тех пор, как Майлз появился на свет, это была борьба, такая подавляющая и изматывающая, что все, что она могла, это переживать одно мгновение за другим.
Ей казалось, что Майлз понимает это и потому плачет. Он понимает, что она делает все без искренней радости, что когда она приходит за ним в конце дня, то так устает, что у нее не остается сил ни играть, ни читать, ни петь. Майлз знает, что она больше всего хочет, чтобы он заснул и чтобы она могла заснуть рядом с ним.
– Давай, дружок, не держи в себе, – успокаивала она его, расхаживая взад-вперёд, похлопывая его по спине, а он лишь продолжал выть, крича во всю силу своих крошечных лёгких и доводя себя до истерики, пока они оба не выдохлись, мокрые от пота.
Это его ритуал. В тот момент, когда она поднимает его из машины, начинается кошмар – сначала хныканье, как будто ему что-то неудобно, и она решает, что он голоден, у него газы или ему нужно сменить подгузник. Она пытается помочь ему, но обнаруживает, что его страдания не имеют ничего общего ни с одной из этих причин. И к тому времени, когда она заканчивает решать проблемы, ее нервы на пределе, а он плачет, и неконтролируемые рыдания не могут успокоить никакие объятия, воркование или хождение по комнате.
Доктор заверил ее, что это и есть колики – неприятное состояние, когда здоровые дети плачут без причины, и он много раз говорил Грейс, что в этом нет ничего плохого. Но это знание не помогало. Грейс просто хотела, чтобы ее ребенок был счастлив, и каждый раз, когда он плакал, это разбивало ей сердце.
Сосед заколотил по стене:
– Заткни своего чертова ребенка!
Этот трехсотфунтовый контейнер отработанного углерода переехал сюда через неделю после того, как Джимми вернулся в Афганистан, и Грейс знала, что, когда Джимми приедет домой, соседу придется чертовски дорого заплатить. Джимми, может, и на сто фунтов легче соседа, но он сильно крепче его, а еще ему не нравится, когда кто-то плохо обращается с его семьей.
Но сейчас Джимми находился в семи тысячах миль отсюда. Так что каждую ночь, в дополнение к безутешному плачу Майлза, ей приходится мириться с придурковатым соседом, кричащим на нее через стену.
Игнорируя его, она продолжила успокаивать Майлза, как могла, гладя его по спине, укачивая и говоря, что все будет хорошо.
Сейчас она не могла поверить, что идея завести ребенка принадлежала ей. О чем она думала? Она помнила, как мечтала о том, как было бы замечательно привнести в мир что-то, что будет полностью принадлежать ей и Джимми. Они были женаты пять лет, и у Джимми все было хорошо. Он прошел школу снайперов и не играл в азартные игры с тех пор, как поступил на службу. Вот она и решила, что пришло время. Что они готовы.
– Черт возьми! – орал сосед. – Я звоню домовладельцу. Каждую чертову ночь! Заткни этого чертова пацана!
Какой ужасный промах! Она не была готова. Возможно, она никогда не будет готова. И вот теперь он здесь, этот маленький человечек, полностью зависящий от нее, а она все испортила.
Она поцеловала его пылающую голову.
– Все в порядке. Все в порядке, все в порядке, все в порядке.
Она понесла его на кухню и порылась в шкафах, такая голодная, что кажется, вот-вот упадет в обморок. Она открывала дверцу за дверцой – соль, перец, ванильный экстракт, две банки просроченной томатной пасты. Она посмотрела на томатную пасту, бросила взгляд вниз на кричащего Майлза и решила не делать этого.
Со вздохом она вернулась в гостиную и достала свой телефон. Уже почти семь, а Джимми так и не позвонил. Он всегда звонил по пятницам.
Она представила его в казарме, как он пытается набраться храбрости и придумать, что сказать. У него похмелье, она была уверена. Его неудачи всегда были связаны с алкоголем. Вероятно, это был день рождения друга, и он забыл о своем обещании не пить. Потом он напился, и его втянули в пари. Последовательность всегда одна и та же: он пьет, играет в азартные игры и проигрывает – закономерность, которая разрушает его и разрушает их, но которую он, кажется, бессилен остановить.
