banner banner banner
Забавы и шутки демиургов. Литературные мифы
Забавы и шутки демиургов. Литературные мифы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Забавы и шутки демиургов. Литературные мифы

скачать книгу бесплатно

Это он так пытался утешить героя, только не пояснил, так ли там хорошо, что остаются некоторые или наоборот.

Властелин шутил, но Чичиков от таких шуток прямо съежился весь, он так хорошо в родном Пекле устроился, и куда-то в неведомый Ад, о котором столько страхов рассказано было, отправляться ему ну совсем никак не хотел.

Вот об этом он и бубнил себе под нос, зажмурившись от мнимого ужаса.

Но Ний слышал все прекрасно, и решил немного его ободрить.

– А ты чертей больше слушай, они тебе наплетут, что еще раз от ужаса помрешь. А я говорю, что ничего там страшного нет, да и такие как ты нигде не пропадут, в огне не сгорят, в воде не утонут, ничего с тобой больше не сделается.

Теперь всем своим видом он показывал, что разговор окончен, не намерен он больше обсуждать этого.

И поплелся Чичиков, адским пламенем палимый, прямо к Гермесу, который уже поджидал его в одном из переходов.

– Это Гермес? – спросил Игнат у Тараса, – я его не таким себе представлял.

– А что Гермес, как Гермес, постарел немного со временем, побегай столько веков, но говори потише, а то он обидеться может. А иметь таких молодцев среди врагов своих, это никуда не годится, точно говорю.

Но волновались они напрасно, Гермес на бесов никогда и прежде не обижался, а теперь и подавно. Сатиры всегда его любимцами были, не хуже Балды нашего он с ними управляться умел.

Бесы же вскоре выяснили, что между Аидом и Пеклом есть подземный переход, о чем прежде и не подозревали, и им это очень понравилось. Да и путь не таким уж далеком оказался, как они думали недавно.

А когда затявкал Цербер, то они и поняли, что прибыли туда, куда путь держали. Пес может и страшный был, только во тьме не разглядишь, собака как собака, они пострашнее видели.

Чичиков как-то молчалив теперь был – тише воды ниже травы, и хотелось бесам его немного подбодрить, да что-то все время удерживало от такого шага.

Аид это не Ний, – стало понятно даже им сразу, а что уж о герое говорить – глыба мрака из мрака на них и взирала.

– Так вот ты какой, душевед наш, и черти за тобой увязались, – услышали они глухой голос Аида.

Поежились немного путешественники. Как только тут Геракл с Тезеем столько времени провели, даже страшно за них стало.

Они поняли, что речь о них идет, и то, что не видел в суматохе сам Чичиков, Аиду было прекрасно видно. Сначала они заволновались, решили, что в камни он их оборотит, как Тезея когда-то, и тут их путешествие и завершится. Но вроде поняли, что не все так страшно, как сначала кажется, ничего, обошлось.

– А теперь слушай меня внимательно, гость дорогой, – снова заговорил Повелитель мрака. Уже мягче и тише голос его казался, привыкли они немного к нему, обошлось.

Черти не сразу вникли, они уже спорили, за что его могла Персефона полюбить, страшного такого, грозный, а ведь любила, никто в том не сомневался. Сколько об этом рассказывали с гордостью сатиры.

Недаром говорят, любовь зла, полюбишь и Аида и все-таки, что в нем было такого?

Филоложка 9 О том, зачем понадобился Аиду наш Чичиков, и что во мраке происходило дальше.

Но черти отвлеклись от своего спора, не только герою, но и им захотелось узнать, зачем им понадобился Чичиков, и что с ним в Аиде делать будут.

– Есть у меня твой брат родной, – услышали они голос. – Хитрости ему хоть и не занимать, да что-то в последнее время он грустен стал. И решил я его отпустить, больно долго он из-за афер и хитростей страдает, но что-то за эти века он совсем подрастерял свою сноровку. Вот и хочу я, чтобы ты чего придумал и помог ему освободиться из плена моего.

Странно прозвучали эти слова, но кто же их греков – то понимал когда? Вон сколько хитросплетенных историй они придумали, вагон и маленькую тележку.

Молча Чичиков взирал то на чертей, то на Аида и не знал, чему верить стоит, а чему и нет, словно у него тут, в чужом мире, какой-то выбор был.

А Аид уже подал знак Гермесу, чтобы тот проводил их к той самой горе. И увидели они, как старательно небезызвестный Сизиф катил камень на гору. Тарас Чичикову вкратце его историю по дороге пересказывал, конечно, то, что ему самому было ведомо, а тот немного оживившись, стал соображать, что от него самого потребуется.

Тут и Гермес голос свой подал уже, они как-то пока его не замечали:

– Аид отпустит и тебя и его назад, как только камень на горе окажется, – подсказал он.

Удивленно взглянул на чертей Чичиков.

– Да он уже почти его закатил, что тут напрягаться – то? – не поверил он своим глазам.

Решил Чичиков, что все они над ним просто издеваются.

– Да в том то и штука, что почти не считается, – усмехнулся Гермес.

В тот самым момент камень сорвался и с грохотом полетел вниз, так, что они едва отпрыгнуть в сторону успели. Хотя можно было так уж и не торопиться, вряд ли и Чичикову и чертям бы что-то сделалось, если бы даже и прибило их тем камнем, только приятного все равно мало. Потому они теперь стояли все трое и думали, как освободить Сизифа от тяжкого и бесполезного труда его.

Думали, думали и придумали – два черта, хотя и не местные, да еще Чичиков в придачу – это все – таки сила не маленькая. Со стороны всегда виднее, а мозгов у этой троицы на полдюжины греков наберется.

№№№№№№№№

И пока Чичиков осуществлял то, что они придумали, наши черти побродили немного по Аиду, посмотрели на то, что там творилось.

Они навестили героев Троянского побоища, убедились, что мрачнее всех и на самом деле оказался Ахилл, уж больно он страдал тут.

А вот царь Агамемнон ничего – с Еленой встретился, и понял, и ее убедил в том, что она для него единственная и неповторимая. Если бы Тезей в самом начале ей голову не задурил, то, как бы хорошо они жили, он может, и Трою бы не разрушил тогда.

И снова у чертей тема для спора появилась – была бы разрушена Троя или не была бы, если бы Елена вышла замуж за Агамемнона. Но доспорить они не успели, потому что Чичиков вернулся уже назад вполне довольный. Он обыграл в кости всех Сатиров, в Аиде обитавших, а потом им пришлось всем вместе, как проигравшим, поднапрячься и затащить тот камень окаянный на вершину, и даже закрепить его там, так, что скатиться назад он уже ну никак не мог.

Сатиры вернулись и доложили, что гора развалится, а камень будет лежать, они за свое дело рогами и хвостами отвечали. Серьезные парни оказались, хотя и игроки страшные.

Они все вместе – Чичиков впереди, черти и сатиры за ним – отправились к Сизифу, который в первый раз не вслед за камнем бежал, а просто спустился вниз за тем, чтобы сообщить Аиду, что у него все получилось, и камень остался лежать на горе.

– Взглянул на него Аид и произнес то, что и обещал без Сизифа чертям и Чичикову, когда тот в поте лица трудился:

– Ты свободен, можешь теперь назад отправляться, раз дело сделал?

– Это куда это? – не понял пленник.

– На землю, разве не туда ты вся время рвался, – Аид удивленно на него смотрел. Он не узнавал своего хитреца, что это из него труд упорный сотворил?

– Рвался, не рвался, но не надо мне этого, давай новый камень, катить буду, – неожиданно для всех выпалил бывший царь Сизиф и улыбнулся.

Аид не шевелился, а Чичиков бросился к нему.

– Ты не понял, нас отпускают, пошли скорее, пока Аид не передумал, пытался он уговорить нового друга по несчастью.

– Можешь идти, – отвечал ему тот, – а мне надо еще пару камней на вершину поднять.

Сначала Чичиков думал, что тот просто не понял, что свободен, потом решил, что он издевается. А теперь чувствовал, что это безнадежно, все он понял, не издевается, в просто привык камни катать, ничего другого, и тем более свободы ему и не нужно больше. Но как же так, такого не может быть.

Черти потащили Чичикова, который все еще пытался Сизифа уговорить, к выходу, твердя о том, что Аид может передумать и его камни таскать заставить. Он пошел, потому что никогда ничего такого не делал, да и делать не собирался – тяжелый труд ему был противопоказан, но все никак не мог понять, почему таким трудным и упертым Сизиф оказался.

– Странный этот их мир тьмы, и души странные, с нашими мертвыми спокойнее, – радостно твердил Чичиков.

– Ты пока с нами на землю отправишься, а туда всегда успеешь, – заверили его черти.

Но как только из печки Яги вынырнули, а они именно там и постарались оказаться, потому что знали, что вернуться лучше всего оттуда же откуда и заходили, так безопаснее. После этого отправили они Чичикова на все четыре стороны, и решили с другими героями побыть немного.

Пусть еще раз развлечется, пока в Пекло возвращаться пора не настала, а туда любой всегда успеет. Некоторые вон и покидать его не хотят, всякое бывает.

Филоложка 10 О том, как известный профессор Преображенский сделал писателя Шарикова, и почему этот опыт ему показался самым вредным из всех.

Бесы вернулись в Москву, и оказались каким-то странным образом в уютной шести комнатной квартире известного в те времена профессора, который готов был подарить миру молодость без старости.

Они знали, что такие алхимики во все времена были. Вон один доктор Моро чего только на острове своем не натворил. Но чтобы так, в центре города, в квартире из собак бродячих, сначала людей, а потом и писателей делать, этого прежде и черти никогда не видели, потому смотрели они с удовольствием на то, что там происходило, и интереса не скрывали.

В доме профессора горела только одна лампа – зеленая, когда со своей рукописью появился Шариков.

Из-за пояса его торчал револьвер, но руки пока были заняты бумагами, только ведь это пока.

Еще буржуазный писатель Чехов сказал, что если на сцене есть ружье, то оно обязательно должно выстрелить.

– Папашка, я хочу быть писателем, – с ходу без всяких церемоний заявил он и остановился надутым от важности и значимости момента.

Профессор встрепенулся и усмехнулся.

– Это, с какого перепою, любезный мой друг, других дел более важных нет больше в бедной стране нашей.

– Ты не хами мне, сказал, хочу, значит, хочу, – Шариков заводился, речи профессора всегда сначала ставили его в тупик, а потом приводили в ярость страшную.

Но собеседник его казался невозмутимым.

– И я, так понимаю, должен тебе в том помочь.

Профессор не заметил, как перешел на ты, волнение было очень сильным. Такую вольность он позволял себе крайней редко, только в исключительных случаях. Но похоже на то, что это такой случай и был. Каждый ли день мы присутствуем при рождении нового писателя, да еще такого?

– А то кто же, ты меня породил….

Он оборвал свою речь, понимая, что финал фразы может подсказать профессору неверный ход мыслей.

Но тот шибко задумался и не следил за его уникальными по своей сути и очень новыми по содержанию фразами.

– Писателем, говорите, любезный.

– А то, как, буду учить народ, что делать он должен, чего нет. А если посмеет ослушаться, тогда по-другому говорить с ним начнем.

И снова оборвал свою содержательную речь Шариков. Он хорошо помнил о том, случае, когда эта парочка магов и докторишек уже чуть не схватила, и не потащила его обратно на операционный стол.

Тогда бы все печально под их ножом и закончилось. Не на того нарвались, господа ученые, он вырвался, удрал, а потом еще долго гавкал во всех учреждения важных, о той беде и безобразии, которая с ним чуть не приключилась в профессорском доме.

Его слушали не внимательно, но слушали, до того момент, пока не узнавали имя обидчика, и не понимали, сколько у профессора высокопоставленных знакомых, да и как он сам остроумен и неповторим. Связываться с ним желания у представителей новой власти не возникло, ни у одного хотя и не умных, но осторожных чиновников, этого у них не отнимешь, они держали носы по ветру, потому и не слетели с постов своих пока.

А самое главное, если в своих вредных опытах профессор добьется успеха, то и им это может пригодиться. Потому Шарикова отправляли подальше и повыше, и с интересом следили за тем, как он тявкал в тех местах, куда отправлялся по их указанию.

Помотавшись по разным учреждениям, он хотя и плохо, но начал соображать, понимал, что так ничего не получится. И тогда какой-то пес приблудный и подсказал ему, что можно писательством заняться, там все и выложишь. В веках останутся творения, и потомки прочитают, каким гадом был профессор, и как он из собак людей, да еще и писателей делал.

Но особенную рекламу делать профессору – террористу и врагу народа не стоило, но тот самый народ правду знать должен именно такую, как он ее понимал, и не беда, если понимает своеобразно.

Хотя мозгов у Шарикова была не много, а таланта вообще никого, только он на этом не зацикливался. Это в самый раз. С мозгами и талантами как раз проблем всегда больше, и уж точно никуда не пробьешься.

Пусть он понятия не имел о комедии дворянского писателя, но своим умом до того же самого дошел, и при этом был собой очень даже доволен.

Но, прихватив с собой револьвер и запас веских аргументов, он все-таки решил к профессору и отправиться. Знакомых у него много, вот и пусть заставит вступительное слово к труду его гениальному написать. А когда имя то самое они узрят, то и решат, что он гений, а там и премию подкинут.

№№№№№№№№№

– Писателем, значит, – вернулся Шариков к реальности, когда голос профессора снова услышал.

– Еще Пастернак и Ахматова живы, но у нас уже есть писатель Полиграф Полиграфович Шариков. Чудненько, как же я сам раньше до этого не дошел, хорошо хоть подсказали, догадливый вы мой.

Шариков двинулся вперед, остановить Верку Сердючку тех дней было так же трудно, как и нынче. Хотя масштабы не те, и занавес уже был железным, но все-таки, наглости и нахрапистости у них хватало всегда, а не сам ли он ее и сотворил.

– Нет, профессор, – взревел он.

– Что нет, голубчик, пока я вникал в ваши идеи, вы уже передумали становиться писателем? – говорил Филипп Филиппович с очень серьезным выражением лица, от этого все звучало еще забавнее.

– Еще чего, фамилия у меня будет другая и имя тоже, я псевдо, как его возьму.

В бездонных глазах профессора, наполненных вековой печалью, появился ужас, соображал он рядом с Шариковым медленнее, чем обычно, но все-таки соображал.

– Я надеюсь, что вы не думаете, милостивый сударь, – осторожно стал пытать Шарикова профессор.

– Думаю, я возьму вашу фамилию, а чо, звучит она неплохо, говорящая фамилия, можно сказать. Писатель это тот, который мир меняет, а кто не согласиться, у нас другое оружие найдется, к перу мы еще и штык приравняем.

Профессор схватился за голову, потому он и не видел как в полутемную комнату медленно и неслышно вошел доктор Борменталь.

Зина, случайно услышав начало разговора, бросилась за ним, и доктор, услышав финал уникальной беседы, понял, что не должен промахнуться на этот раз.

Если они не вернут Шарикову его прежнее лицо, вернее морду, то пострадают не только те несчастные, с которыми он физически расправится, но и много больше народу. Это мировая катастрофа, и доктор решил снова спасти мир.

Только что-то все-таки скрипнуло под ногами, Шариков был теперь если не умнее, то опытнее. Он сиганул в распахнутое окно и исчез в темноте.

Профессор очнулся, взглянув на своего помощника.

– И что же нам теперь делать, голубчик, когда мы с вами нового писателя в мир выпустили.

– Право, не знаю, доктор, но думаю, что нам его не поймать теперь, вряд ли мы сможем догнать его, а сам он сюда точно не вернется, хоть вы мозгами его не наградили, но уж звериного чутья хоть отбавляй.

– Теперь я понимаю, насколько вредоносны мои опыты, да что после драки кулаками махать, – сокрушался профессор, в тот момент он казался безутешным.