Цветок зла. Городские легенды

Бесы посмотрели на дело рук и копыт своих, и отошли в сторону.

– Хорошо, одну половину дела ты сделал, хотя и грубо, но сойдет, а дальше что? – поинтересовался Тарас, готовый признать свое поражение.

– А дальше нам надо ее срочно выдать замуж, чтобы этот тип не передумал и не вернулся, он же быстро поймет, что потерял.

– За первого встречного? – переспросил Тарас.

– Конечно, за первого, только надо позаботиться, чтобы этот первый встречный не мешал ей и нам работать хорошенько, и опять же симпатичен ей был.

– И кто он будет?

– Он будет первым встречным.

– Это я понял, только Гермес, Аполлон, Арес или Дионис, вот что меня волнует.

– Это уже четыре встречных.

– Да, конечно, в итоге останется один, только кто из них самый подходящий?

Они задумались надолго, потом Тарас начал размышлять вслух:

– Аполлон – это еще раз на те самые грабли наступить, помнишь, как он с бедным сатиром расправился, Арес тоже воевать горазд, а любить с трудом, если он вообще понимает, что это такое, Гермес конечно не дурен, и его так часто не бывает дома, что он и мешать почти не будет, только.

– Ты хочешь сказать, что у нас остался Дионис, странный выбор.

– Выходит, что так, этому парню там не особенно везло, ему то девицы распутные доставались, то эта дурочка Ариадна, которой, как и всем, только Тезея и подавай, даже когда он тебя вероломно бросил и бежит от тебя, тут поневоле запьешь, а ведь ему и нужна только свобода и немного любви.

Тарас недоверчиво посмотрел на Захара. Что это тот в Диониса вцепился, нет, если уж кого-то делать первым встречным, то именно Гермеса.

№№№№№№

Так ничего конкретно с первым встречным бесы и не решили и тогда все на откуп судьбе и решили отдать.

– Тащи своего Гермеса на набережную, а я за Дионисом, пока наш Макс не опомнился и не вернулся, а там пусть сама выбирает, надо же и ей что-то оставить, не все мы за нее делать станем.

Когда вырубили неожиданно свет, и комп оказался бесполезной коробкой, Лера поднялась из-за стола. Она решила немного пройтись по набережной, подышать свежим воздухом перед сном.

Как все-таки приятно себя чувствовать свободной, выяснить, что и после всего, что было, ты все еще можешь писать.

Она удивилась, когда заметила, что бесов нет рядом.

А потом вспомнила ту сцену с незнакомым парнем, в тот момент, когда ее жизнь рухнула, или началась сначала, это, как сказать и с какой стороны посмотреть.

И странно закружилась голова, она почувствовала, что теряет равновесие. И кто-то сбоку большой и сильный, подхватил ее.

Лера улыбнулась, пробормотала что-то, выглянула в глаза. Чужие, холодные презрительные глаза, хотя губы его улыбались.

Нет, она никогда не смогла быть с ним, хотя, кто сказал, что она вообще должна быть с ним, он просто в нужное время в нужном месте оказался. Да и вообще, захочет ли она с самим Аполлоном быть после того, когда было такое пережито.

Они поравнялись в это время с парнем, стоявшим, словно вкопанный, посреди дороги.

Немного дальше, повернувшись к нему спиной, стояла девушка.

На лицах обоих была такая ярость и грусть одновременно, что и в полумраке можно было содрогнуться.

– Ему досталась Ариадна, – шепнул ее спутник насмешливо.

Лера взглянула на него. Она понимала, о чем он говорил.

– Дионис? – переспросила она, не может быть, он не может быть таким?

– Каким? – удивленно спросил он, – вы знакомы были прежде.

– Нет, но Дионис, бог веселья.

– Расхожее заблуждение, – отрезал незнакомец, – а кто мог знать, что было на самом деле.

Но она уже приблизилась к нему, посмотрела еще раз в его наполненные грустью глаза.

– Дионис не может быть таким грустным, – говорила она, коснувшись его щеки.

Она повернулась к спутнику, но там никого не было, куда же мог деться на таком открытом месте. Хотя, какая разница куда, сегодня день такой, когда мужчины появлялись и исчезали незаметно. Странное, какое-то время оказалось.

– Значит, Дионис будет первым встречным, – услышала она голос Тарас за спиной, – но ты сама выбрала, нечего потом на чертей спирать.

– А тот, второй, кто это был, такой холодный и надменный.

– Какая разница, кто, он был не твоим и все.

Ничего не ответила на это Лера, она просто пошла рядом с ним, они говорили о музыке, о живописи, о ночном клубе, который больше на ад похож.

– Я не могу там оставаться, это чудовищно, уведи меня оттуда, – попросил он.

И Лера улыбнулась в ответ.

– Прямо в загс, – спросила она.

– А чего тянуть – то, – отозвался из-за спины Захар, которому очень хотелось сказку про себя новую прочитать.

Она поняла, что бес чего-то боится, может быть, возвращения Макса.

Только в отличие от него, она точно знала, что к нему никогда не вернется, как бы все с Дионисом не сложилось.

Они расписались на рассвете, всю ночь просидев на крыльце нового Дома Бракосочетания.

Говорили обо всем на свете, и поняли, что не смогут расстаться.

– Я всегда говорил, – победно усмехнулся Захар, – что замуж надо только за первого встречного выходить, а ты общие интересы, лучше узнать друг друга.

Тарас промолчал.

Да и что было сказать? Случайность. Но бывают ли в мире случайности.

– А если бы первый встречный маньяком оказался? – спросил он.

– Он не был бы первым встречным, мы – то с тобой на что, служба дни и ночи, покой нам только снился, а маньяк для милиционера первым встречным оказаться должен, если ты ушами хлопать не будешь. И то правда.

Если немного помочь встретиться влюбленным, да и всем остальным с тем, с кем надо, то хуже от этого никому не будет – это точно, а именно такими помощниками бесы и были у нас и навсегда останутся. Таково их предназначение в этом мире.

И когда они не ленятся, хорошо исполняют свое дело, то все у нас и получается, ну, а если не случается, то прозевали, проспали, а может, так и надо было? Кто его знает, на самом деле.

Ясно только одно, в решающий момент у нас с вами первый встречный именно тот, какого мы и заслужили, так чаще всего бывает, хотя, конечно, нет правил без исключений, и это тоже верно

Это последняя ночь

Милые тени, забытые лица,

Кто это там, в зазеркалье томится.

С кем мне еще до утра оставаться.

Снятся любимые, и расставаться

Так не хотела с тобой я, мой милый,

Только мне зеркало правду явило.

В прихожей пронзительно затрещал звонок.

Старуха, жившая когда-то по соседству, но 33 года назад переехавшая в другой район, неожиданно ввалилась в мой дом.

Я ее не сразу узнала, только когда она представилась, я поняла, кто она такая, хотя внешности ее так и не могла вспомнить.

В тот момент я почему-то взглянула в зеркало и убедилась в том, что она там не отразилась.

Страх, переходящий в ужас, охватил душу.

Но, скорее всего это были только мои фантазии.

На самом деле она была живой, слишком живой для своих 90 лет.

Глядя на нее, я поняла, почему великий испанец так боялся стариков и смерти.

Я снова представила ту ночь и момент расстрела. Что он должен был переживать тогда.

Я не боялась смерти. Слишком боялась в детстве, а потом все прошло. Она перестала для меня что-то значить.

И когда Полина, а она потребовала, чтобы я ее называла так, по имени, заговорила, она заговорила о смерти.

Странный это был разговор, она перечисляла всех своих родственников, о которых я естественно не имела никакого понятия, и рассказывала, как они умирали. Рассказывала ярко и живописно. Она умела рассказывать.

Так бывает, случайно в автобусе, в очереди к врачу, какая-нибудь старуха вот так и делает – начинает рассказывать о том, как умирали близкие. Ей надо об этом рассказать всему миру.

Я погрузилась в свои размышления, не в силах прервать ее монолог.

Очнулась на том месте, где она повторила:

– Сережа в последний момент вспоминал тебя.

Осталось только сожалеть о том, что я прослушала начала рассказа о Сереже, может быть, там было какое-то объяснение, когда они от нас уезжали, мне было года 3 или чуть больше, кого же мог вспоминать ее Сережа.

Но старуха была в здравом уме и твердой памяти.

Видя мою растерянность, она достала из сумки фотографию и протянула мне. Вероятно, ей не хотелось прослыть сумасшедшей. А может быть, так важен был сам факт того, что Сережа вспоминал меня перед смертью. Словно она обещала ему, что обязательно мне расскажет о том, как это было.

Прежде, чем взглянуть на фотографию, я во второй раз взглянула в зеркало. Хотя сейчас она и не могла там отразиться, она сидела в кресле так, что в зеркало ее никак нельзя было увидеть. И все-таки эта пустота – мистика, да и только.

И тогда я все-таки взглянула на фото.

По моему лицу Полина поняла, что я узнала ее сына.

Да, я сразу узнала этого мужчину.

Весна, проселочная дорога, я не стала ждать автобуса и отправилась пару остановок пешком.

Не садилась ни в одну попутную машину. Просто и шла и шла, пока он не затормозил.

Почему я села к нему в машину, трудно сказать, но у него были такие красивые глаза. Представить себе, что мы жили по соседству, я никак не могла, тогда это мне даже не пришло в голову. Откуда он о том узнал, рассказал матери, я не знаю.

Я говорила ему о ссоре с мужем, о том, что меня всегда и все предавали, и я больше никогда не выйду замуж ни за кого.

Он вдруг остановился перед полем, усыпанным одуванчиками, это был желтый ковер из только что распустившихся цветов.

– Смотри, как прекрасен мир, – только и сказал он, – и все наладится, ну к чему такие мрачные мысли?

А потом мы стояли и смотрели на это поле. Долго. Одуванчики чуть покачивались на ветру. Миллион маленьких солнышек перед глазами. Он подарил их мне- такой странный букет цветов… Все золото мира было у моих ног, кажется, мы оба тогда об этом подумали.

И все, сели в машину и поехали дальше. Он только сказал о том, что жену его убили в подъезде их дома, но он не хочет оставаться один.

Мы молча попрощались в центре города. Кажется, я даже не поблагодарила его за то, что он меня подвез.

Об этом я и рассказывала Полине, а потом не выдержала и спросила:

– Но как он узнал меня, как ты вычислила, что я это я?

– Мы видели тебя однажды, в центре города, он так побледнел и вцепился в руль, что сомнений никаких не осталось, хотя я не стала его расспрашивать о том, что между вами случилось. После смерти Ирины в его жизни три года не было ни одной женщины, мне казалось, что он всегда любил только ее…

И видя, что она мало что объяснила, она прибавила:

– Ты была со своим отцом, а уж его узнать мне не составляло труда.

Как просто объясняются некоторые таинственные совпадения.

Никакой мистики, она просто узнала моего отца, с которым долго работала в одном управлении.

– Но почему?

Старуха не дала мне договорить и резко перебила:

– Потому что в тот день мы ехали из больницы, и диагноз был страшным. Он запретил мне к тебе приближаться, вот и вся история. Потом, когда он терял сознание, он говорил про желтые цветы и Маргариту. Мне казалось, что это имя героини романа. Я хотела так думать, и все-таки решила выяснить, были ли желтые цветы, что вообще было?

Старуха ушла. С монитора на меня теперь смотрел Сергей. Я успела отсканировать его фото, уж не знаю зачем.

Все валилось из рук в тот день. От вдохновения не осталось следа. Редактор звонил и то мягко и ласково, то грубо и нервно напоминал о том, что если статья не появится через час, то он задушит меня своими руками.

Это не испугало. Я давно перестала бояться смерти. Но вдруг подумала, что если это случится, то кого в последний момент вспомню я? Кого позову с собой, если поверить в то, что там бессмертие, мы будем свободны и счастливы, то вовсе не хочется, чтобы это был кто-то из тех, с кем сталкивала меня жизнь.

А что если в последнюю ночь возникнет образ мужчины, с которым случайно на несколько минут столкнула судьба, чтобы потом навсегда расстаться. И ничего не было, ну кроме поля одуванчиков и нескольких фраз о том, как прекрасен этот мир?

И вдруг в вечности захочется оказаться именно с ним, а не с тем, кто любил тебя, или тем, кого любила ты? Странно, но так, наверное, бывает. Я подошла к зеркалу и там пока еще отразилась усталая растерянная женщина. Хотя не особенно верила в то, что это и есть реальность. Надо дописать статью и пожить еще немного, а вдруг….

Милые тени, забытые лица,Кто это там, в зазеркалье томится.С кем мне еще до утра оставаться.Снятся любимые, и расставатьсяТак не хотела с тобой я, мой милый,Только мне зеркало правду явило.Что же осталось, от той беззаботнойДевы, заваленной вечно работой,Как же жестоко она поступила.Нынче мне зеркало принца явило.Только во времени мы не совпали,Вот он и мечется там, в зазеркалье.Я не могу его вырвать оттуда,Даже пытаться, не бойся, не буду.Там, где бессмертье, бессильна Марена,Вот и остался он тем, вдохновеннымМальчиком, снова любить его, Боже,Зеркало, словно морозом по коже.Но почему беспощадное времяВ бездну бросает, и больше не верю,Что в пустоте моих дней и скитаний,Он оставался в печали страданий.В полночи снова я стала другою,И оставалась кому-то Любовью.Только не с ним жили мы и старели,Где-то русалки нам песни отпели,И догорели костры и в тумане,Зеркало снова спокойно обманет.И не останется больше надежды,Листья срывая, как будто одежды,Осень над зеркалом кружится в танце.И не скажу ему нынче: – Останься.Пусть он уходит, костры отгорели.Тени в том мире уже не старели,Мы же любили и жили сгорая,В шаге от бездны, в шаге от рая.

Игра не стоит свеч

Не снимайте маску, этот грим,

Он спасает от яростной напасти,

Мы еще напишем, устоим,

Мы сыграем яростные страсти.

И потом, во мраке у огня

Рукопись последнюю закроем.

Как он странно смотрит на меня,

Вроде бы тогда нас было двое.

Вот и попрощались навсегда,

Что нам откровения и ласки.

Не снимайте маски, господа.

Нам уютней в этой странной маске.

Когда на город сбросила свои одежды теплая летняя ночь, Феликс выглянул из-за прикрытой двери и воровато огляделся по сторонам.

Он только что обошел свои владения, свои сокровища, и остался доволен тем, что открылось его хитроватому взору. Автоматы сверкали всеми цветами радуги, а в полутемном зале казались то чудовищами, то настоящими произведениями искусства. Они всегда были для него живыми созданиями, у каждого из которых была своя жизнь, своя жадная и коварная натура, и какая-то странная таинственная душа. Он с ними в пустоте зала, когда оставался один, разговаривал, холя и лелея каждого из своих любимцев.

Он так гордился ими, словно сам их и сотворил, хотя и в этом была доза и доля правды, а кому еще пришло бы в голову сотворить такое чудо – расчудесное, и тем, кто требовал не только хлеба, но и зрелищ, бросить такую забаву.

Он вспомнил тот день, когда пришел в этот обшарпанный ларек, а тогда он таким и был, в первый раз, и предложил какую-то баснословную цену за то, чтобы выкупить его у бывшего владельца. Он не торговался, чем удивил этого тучного дядьку, который, торгуя своими сосисками, уже и не надеялся его кому-то сбагрить и за значительно меньшую цену. Вероятно, потом он назвал эту сделку удачей, но даже и предположить не мог какое чудо можно сотворить здесь, в этом самом месте.

Нет, он точно представить не мог, что из его сосисочной получиться может, а потом кусал себе локти, сожалея о том, что не догадался о такой простой вещи сам. Хотя, для того, чтобы устроить подобное, нужны были особенные таланты.

А Феликс сделал, сотворил все по самому высшему классу и заслуженно гордился творением. Чтобы не говорили тетки и мужики, как бы его не проклинали, ему до этого не было в сущности никакого дела, а свое собственное он знал лучше всех, потому и взлетел вверх в считанные дни, да и могло ли быть иначе.

– Игровые автоматы, – задумчиво повторял он, оглядывая это чудо техники, которое люди, вероятно, называют прогрессом, а он всегда считал только милой забавой, из нее можно извлечь немалую прибыль.

Но если кто-то из них считает, что ему нужны деньги, которых у него всегда куры не клевали, то они глубоко заблуждаются, как заблуждались всегда. Ему не надо никаких денег. Тем более что тратить он их никуда не собирался, а все, что хотел, мог получить и без всяких денег, пойти и взять, любую вещь, и те самые деньги, на которые многие из них молятся, только пустые это все хлопоты.

В случае необходимости, которая, впрочем, возникала не часто, он так и поступал. Но тут было совсем другое – каприз, забава, скука, а ее можно было рассеять только таким вот образом. А еще было вечное желание соблазнять, толкать в пропасть, сначала показав небо в алмазах. А когда они поймут, что он их уже столкнул в бездну, и остается только лететь без оглядки, вот и получил моральное удовлетворение, и показал творцу, как тот заблуждался, когда пытался их защищать. Но это, впрочем, лирика, а ему, чтобы что-то показать и доказать надо было еще заняться нынче делом.

Если посмотреть объективно, а только так Феликс и собирался смотреть на вещи, посетителей было не особенно много, но он не отчаивался. Он вообще никогда не отчаивался, даже когда проигрывал в пух и прах, он точно знал, что за поражением бывает победа, и наоборот. Это они могли придаваться панике, отчаиваться, и чем черт не шутит, даже кончать жизнь самоубийством. Ему такая роскошь была не доступна и это замечательно. Он слишком любил эту жизнь, и ненавидел или презирал людишек, чтобы так спокойно их оставить, и отправиться в тихий омут, или на тот свет, особенно сейчас, когда в таком количестве появились игровые автоматы – это самое совершенно средство соблазнения.