скачать книгу бесплатно
Поэт примерно в Игоревы времена нас и отправляет, когда не было еще Москвы, и он оставался столицей земель русских, одним из крупнейших городов:
Нет еще московского Ивана,
И душа заветна и желанна.
Золотая русская пора.
Он стоит, не зная о Батые,
Смотрят ввысь холмы его святые,
Золотые реют купола.
Как прекрасно было бы пройтись по этому удивительному городу, и заглянуть в мир, который так чудно для себя обустроили наши предки далекие.
Нас не случайно приучали к поздней истории в том изуродованном варианте, в котором она и была записана, потому что тогда, под татарщиной поганой мы лишились своей самобытности и первозданности, и бездуховность в рабстве и страхи стала неизбежна.
Провалы во времени, забвение доброго и светлого, не могло не породить тех чудовищ, которыми и стали позднее наши властелины. Могли меняться люди. Но древние города оставались неизменными – вот что самое главное в нашем прошлом, недаром, татары стремились разорить и сжечь их дотла, хотя в том не было для них никакой необходимости. Но они жили, и взирают на нас из своего неведомого времени:
Так живет в раденьях и забавах,
Шлют в наш Кремль послов своих лукавых,
Царь индийский да персидский шах,
Мы знаем из той же истории, что именно в Чернигове язычество было неистребимо, и еще князь Игорь, разуверившись в христианстве, строил капища для языческих богов, чем и снискал укор со всех сторон:
Тени душ витают на погосте,
И горят рябиновые грозди,
И течет по берегам река,
И покой от веры и полыни,
Никакой империи в помине,
Это просто средние века.
Еще на поле Куликовом, рядом с живыми будут сражаться их предки, и видели князья своих святых Бориса и Глеба, которые спустились к ним с небес и именно этим объяснят русичи свою победу над татарами, и искренне верили славяне в то, что «наши мертвые нас не оставят в беде»
И можем мы подписаться под горькими, но объективными строчками поэта:
И смотрю с холма на храмы божьи,
Проклинаю все, что будет позже,
Братний спор, татаров и Москву.
Это три неотъемлемые части, которые и уничтожили древний славянский мир.
СУЗДАЛЬ
Из летописей средних веков мы знаем, что центром земли русской в то время было именно Владимирско-Суздальское княжество. Здесь по воле судьбы оставалось сердце славянства нашего, когда Киев перестал играть свою столичную роль, и город, который строили Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский и князь Всеволод Большое Гнездо, был по-настоящему прекрасным:
А не было чуда небесней, чем ты,
Ах, девочка Суздаль.
Мила и прелестна, добра и нежна,
Во всем православье,
Из сказки царевна, из песни княжна,
– так выглядел этот удивительный мир, который с невероятной любовью не только для себя, но и для нас строили русские князья:
Ты ж дремлешь, серебряна и голуба,
Средь темного мира.
Осталось главное, святыни, кремли, храмы – отсвет той красоты, которая остается неизменной. Но это было не сказкой тогда, а частью нашей реальности.
Так весело сердцу, так празднует взгляд,
Как будто Иисус дал
Им этот казнимый и сказочный град —
Раздольную Суздаль.
Церкви отражаются на глади воды, и мы бредем по миру, где обитали наши предки. И можно гордиться тем, что у нас были такие древние, такие прекрасные и по настоящему русские города, где навсегда поселились души наших предков.
ПСКОВ
Третье стихотворение поэта обращено к еще более таинственному городу, расположенному на границе миров, Пскову, который потом вечно переходил из рук в руки, там останавливались изгнанные из своих уделов князья:
Милый с небом в соседстве,
Город набожных снов,
Нам приснившийся в детстве
И отысканный Псков.
Это мир, где рождается сказка, к нему необходимо присмотреться и прислушаться каждому.
В русской сказке, в Печорах,
Что народ сотворил,
Слышен явственный шорох
Гармонических крыл.
Эта гармония оставалась в древности, от нее и след простыл в двух последних столицах, где все было замешано не на ладе, а на крови и насилии лютом. НЕ ангелы, а вечные их противники творили этот жуткий мир, а в Пскове все было устроено совсем по-другому:
Бог во срубе небесном,
Тот, чьих сил не боюсь,
Только с вольным и честным,
Заключаем союз.
Первый поэт в ХХ веке осмелился посмотреть правде в глаза, и сказать нам всем о самом главном и бесценном. И если в чем-то мы и можем искать национальную идею, то в этих прекрасных городах, которым нет больше равных.
Пусть величье простое,
Неприглядно на вид-
Побежденный в истории,
В небесах устоит
Мрет в луче благодатном
Государева мощь,
И ладонью подать нам,
До Михайловских рощ.
Уходят царства и цари, от них не остается следа, но чудом уцелевшие русские города остаются, и напоминают нам снова и снова о духе древнего славянства, который живет в древних их камнях и в наших душах.
А поэт шлет проклятие императору Петру, который окончательно уничтожил все, что еще оставалось до него:
А Русь ушла с лица земли,
В тайно хранительные срубы,
Где никакие душегубы,
Ее обидеть не могли.
Но рано или поздно все будет расставлено по местам, и мы сможем понять, что же было и что стало, что в разные времена со всеми нами происходило. И русские поэты нам в этом помогут.
УРОК 19 Б. ЧИЧИБАБИН «ТЕБЕ, МОЯ РУСЬ»
Поэт, в какое бы время он не жил, не может не писать о своей стране, особенно если он живет в России. Именно литераторы, а не историки, оставят нам те размышления и художественные образы, которые навсегда останутся в нашей памяти. И новые поколения именно по художественным произведениям будут знать, как мы жили и какими были.
Только прочитав «Слово о полку Игореве», мы обращаемся к той эпохе и пытаемся разобраться в хитросплетениях судеб героев и тех интригах, которые творились. Сами историки редко могут возбудить любопытство читателей.
Но в конце ХХ века, когда, когда большинство из стихотворцев славили готовую рухнуть партию и ее вождей, было немного поэтов, которых интересовал не ХХ век в отрыве от всех остальных событий, а вся наша многострадальная история входила в их стихи.
Так уж вышло, что последними о Руси и России писал А. Блок в самом начале ХХ века, и те поэты и писатели, которые оказались за границей в изгнании. И самыми проникновенными строками, к ней обращенными, были стихи В. Набокова. Но им легко было смотреть на Россию из своего достаточно благополучного зарубежья. А у нас и названия такого для страны не было.
И первым осмелился размышлять о судьбе своей страны здесь поэт Б. Чичибабин, никогда не живший в ее столице, и писавший из своей провинции.
Только в 1991 году появился его сборник «Колокол» и он рассказал о своем страстном отношении к этому миру и ко всем, кто живет на этих бескрайних землях.
Он пытался показать нам этот мир, и постарался воскресить в нас дух древнего славянства, о котором не знали или давно позабыли.
Самое его яркое стихотворенье, обращенное к стране, которую он называет Русью:
Тебе, моя Русь, не богу, не зверю,
Молиться молюсь, а верить – не верю.
Еще М. Волошин размышлял о том, которая была желанной невестой для любого заморского князя, но отдалась самозванцу и разбойнику. И Б. Чичибабин раскрывает нашу горькую историю в таком же ключе:
От плахи до плахи, по бунтам, по гульбам
Задор пропивала, порядок кляла, —
И кто из достойных тобой не погублен.
И встают перед нами лица тысяч и тысяч расстрелянных, замученных в лагерях, изгнанников и скитальцев, которым и там, где они оставались, снились расстрелы и их уничтоженные усадьбы, где озверевшие бунтари жгли не только старинную мебель и украшения, но что еще страшнее – книги и храмы. Такое кроме нашей страны совершалось только в фашистской Германии.
Но самые горькие и страшные противоречия остаются здесь с нами.
Нет меры жестокости, ни бескорыстью,
И зря о твоем же добре лепетал,
Дождем и ветвями, губами и кистью
Влюблено и злыдно еврей Левитан.
Все наши противоречия и в истории, и в реальности, были интересны сытому западу, но художникам здесь жить было невыносимо, потому что все здесь перевернуто с ног на голову:
Уж как тебя славили добрые люди,
Бахвалы, опричники и палачи.
Вероятно, поэт вспоминает сцену допроса Иешуа Понтием Пилатом, когда тот всех называет добрыми людьми и пытается доказать своему палачу и мучителю, что злых людей не бывает, от природы они все рождаются добрыми. Но мы остаемся в этом мире, у нас нет и не может быть другого. Вот об этом и говорит нам с горечью Б. Чичибабин:
Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,
