скачать книгу бесплатно
Снова ворвется герой из чужого романа.
Белая чайка. Предание о страсти и огне
И там, на берегу сливались тени
В одном порыве страсти и тоски.
И перед ними отступило время.
И были души призрачно легки.
И что она ему тогда сказала,
Что он ответил? – не узнать теперь.
И только чайка белая упала
В пучину моря, и среди потерь
И страшных гроз потом вдали ночами
Она все эту чайку вспоминала,
Звала его. А он не отвечает.
И даже жизни показалось мало
На то, чтоб море грозное оставить,
Остаться в тихой гавани скучать.
И снова страсти этим миром правят,
И эта чайка снится ей опять.
Уже давно в живых его не стало,
Мир странно изменился в этот час,
Когда седая женщина рыдала
О юности, о страсти, и у нас
Слов утешенья больше не хватало.
Не помогли прекрасные стихи.
Во сне она над морем тем летала,
И все шептала: – Ты меня прости.
И тень его застыла у камина.
Согреться не могла, сгореть не смела,
– Да, это был единственный мужчина —
Она призналась вдруг и онемела.
И перед ними отступило время.
И были души призрачно легки.
И там на берегу сливались тени
В одном порыве страсти и тоски.
Обречен на бессмертие. Один в вечности
Думали – человек, и умереть заставили.
М. Цветаева.
Из брани избран, чтобы стать
избранником судьбы и рока.
И на челе его печать
отверженного и пророка.
Про рок устал он говорить,
да кто его теперь услышит?
И пусть во тьме свеча горит,
душа, дыша, взлетает выше
И падает, и грешный мир,
оставленный, о ней вздыхает,
Из брани голоден и сир,
пророк, как рок, один шагает.
От чаянья беды молчит,
отчаянье в себе подавит.
И снова с нами говорит,
пусть мир воинственный бездарен,
Но где-то у иной черты
и в полосе иного света
Над миром дивной красоты
он избран, чтобы слыть поэтом.
И вдохновение ему
нисходит – боль и наказанье,
И этот свет, и эту тьмы
он видит в тишине от брани
Ушел, но только краткий миг,
и вечность будет за плечами…
Какой-то призрачный старик
от чаянья души не чает.
И с частью горести и лжи,
расстанется, чтоб счастье ведать,
Но как душа его дрожит
в преддверье смерти и победы….
И в вечных отсветах огня,
он тень и свет иной эпохи.
И снова смотри на меня
про рок забыв, пророк высокий.
В тумане, в сумраке тревог,
один, забытый в поле воин,
И только век, и только бог
его внимания достоин…
Про рок устал он говорить,
да кто его теперь услышит?
И пусть во тьме свеча горит,
душа, дыша, взлетает выше.
Из брани избран, чтобы
стать избранником судьбы и рока.
И на челе его печать
отверженного и пророка.
Полет во мраке над бездной
Я вхожу в океан этой страсти и нежности дерзко,
И ищу оправданье за наши и речи и встречи,
И металось душа, уплывая то в юность, то в детство.
И погасшие звезды светили во тьме в этот вечер.
Словно бабочка грез, я искала то яркое пламя,
И нашла в полумраке забытых стихов миражи.
Я вхожу в океан, не боюсь ни страстей, ни признаний,
– Успокойся, мой ангел. —Не буду, мне хочется жить.
– Он беспечный скиталец, его не прельстят твои речи,
Он давно позабыл, как парить между небом и морем.
– Он усталый пророк, заглянувший во сне в свою вечность.
Но опомнись, не спорь. – Ну конечно, с тобой я не спорю.
Я вхожу в океан, и тону, как в начале когда-то,
Знаю, снова меня эти сильные руки спасают.
– Ты рискуешь, мой друг, он давно позабыл все утраты,
Он не старый десантник, он просто усталый скиталец.
Снова дед и отец защищают от страсти и боли,
Но упрямству и дерзости видно не будет предела.
Я вхожу в океан, как русалка под мутной луною.
Только тень моя снова во тьме золотистой алела.
И смолкают вдали где-то вальсы в миноре Шопена,
Это бабушка в полночь к роялю решила спуститься,
В океане страстей не укрывшись от вечного плена,
Я плыву в неизвестность, случится лишь то, что случится.
Пирушка… Ночные тайны
И свет огня мелькнет в пенсне Ф.
Ю Визбор
Нас трое в заброшенном доме осталось,
И ночь нависала, как плащ чародея,
И где-то звезда в полумраке металась,
И пламя в печи загорелось яснее.
О чем говорили, не помню, не знаю,
Мы в сказочный мир открывали дорогу,
И там, в зазеркалье старуха седая,
Смотрела на эту пирушку нестрого.
А рыжий шутил, но о чем, непонятно,
Он зеркала суть нам хотел передать,
Но мрак был зловещим, и звезды, как пятна,
На черном плаще проступали опять.
И словно бы время имело значенье,
И слово казалось, чарует внезапно,
И только у зеркала больше прозренья —
Ответа не ждем, я нема и азартна.
Огонь синеватый, его откровенья,
Мое пониманье, романа начала.
Но что это снова? Мираж и прозренье,
Нас трое в заброшенном доме, звучала
Минорная, знаю, «Баллада» Шопена,
Да только закончили пир мы в мажоре.
Рассвет, он врывается в жизнь постепенно,
На радость на нашу, кому – то на горе.
И белая стая – небесная стража,
Нам свет возвращает легко, беззаботно.
Дожили, допели, и что еще надо?
Огонь отразится в пенсне у Ф…
И в первый день творенья… Мой Фауст
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Двенадцать героев на берег морской выходили,
Хранили тот остров, и сказки и песни любили
Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду,
И чуду творенья мы были с тобою так рады.
Останутся снова поэмы и песни, и страсти,
Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.
Останутся в мире лишь первые звуки творенья,
Усталые звезды коснулось внезапно забвенья.
И все, что до нас сотворили – оно ускользало,
И волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,
И новые свитки напрасно спасти мы пытались,
И там, в тишине обнаженные снова остались.
Вот так и живем, и теряем какие-то книги,
Лишь моря простор остается и страсти вериги,
А все остальное придумаем завтра мы сами,
И новые звезды опять засияют над нами.
И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,
Он мир этот чудный аршином своим только мерит,
И море, и небо над нами такая стихия,
И смотрим мы немо на шири и дали иные.
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела.
Князь Ярослав. Тысячу лет назад
