скачать книгу бесплатно
– Но есть ли сейчас в Варшаве, Кракове или в Торуни еще кто-либо, столь сведущий в государственных делах, как коронный канцлер? Во всяком случае, канцлер сам имеет право определять, какой из претендентов на польский трон наиболее важен для трона.
Оссолинский въедливо, но снисходительно рассмеялся.
– Понимаю, граф: выстроив себе такой тевтонский замок, – обвел он рукой мощные серые стены, – поневоле начнешь подумывать не только о титуле маркграфа, но и зариться на трон.
– Господь с вами! Об этом и речи не было, ваша светлость, – высокомерно возмутился Оржевский, поражаясь беспардонной откровенности канцлера.
– Не волнуйтесь, полковник. О своих беседах с влиятельными людьми Польши я королю не докладываю. Если только в результате их не требует вмешательства Его Величества, – успокоил графа коронный канцлер. – У меня достаточно власти, чтобы самому решить, кто чего стоит и достоин.
– Пока… достаточно, – мстительно уточнил Оржевский. – Увы, канцлеры уходят вместе с королями.
– Именно об этом я и хотел напомнить вам, граф, – принял вызов Оссолинский, – канцлеры действительно уходят вместе с королями. Как правило. В этом проявляется их верность королю и отчизне. Поэтому не пытайтесь превращать свой замок в гнездо заговорщиков. Как разрушать такие гнезда, мы с королем уже знаем, научились.
Оржевский взглянул на канцлера не со страхом, а с искренним удивлением. Ему трудно было понять Оссолинского. Граф знал, сколь искусен канцлер в дипломатии и как осторожно прибегал к резким высказываниям, а еще реже и осторожнее – к демонстрации откровенной вражды. Тогда в чем дело? Что должно было произойти на сей раз, чтобы он решился дерзить владельцу замка, в котором принят с таким гостеприимством?!
– Объяснитесь, пожалуйста, князь Оссолинский, – потребовал полковник таким тоном, словно решил вызвать его на дуэль.
– Это нетрудно, – вдруг услышал полковник позади себя чей-то нахрапистый самоуверенный бас. – Мало того, я сам могу объясниться вместо канцлера. Не скажете ли, досточтимый граф, как звали иезуита, посетившего ваш замок всего за два часа до появления в нем короля?
Оглянувшись, Оржевский увидел приземистого полнолицего господина, одетого в костюм из черного сукна, дополненный обвернутым вокруг шеи черным шарфом. Графу никогда не приходилось видеть этого чиновника ни у себя в замке, ни вообще в Польше. Однако ему достаточно было взглянуть на этого «черного человека», чтобы, вспомнив описания и распространяемые по Варшаве легенды, понять: перед ним и есть тот самый тайный советник канцлера – Коронный Карлик.
– Я не знаю, о каком визите короля идет речь. Но заявляю, что не обязан извещать вас о появлении в своем замке ни короля, ни кого бы то ни было из странствующих нищих или монахов, постучавшихся в ворота моего замка в поисках приюта и подаяния. И вообще, представьтесь.
Коронный Карлик стоял, покачиваясь на носках, и с нескрываемым интересом рассматривал графа. Это был взгляд следователя по особым поручениям, прикидывавшего, сколь долго сможет продержаться на своем спесивом гоноре его очередная жертва.
– Приют и подаяние, говорите? Слезу пустить и высморкаться? Напомню, что у вас, полковник, как и у короля, тоже нет наследника. А замок новый, под старину, в лучших замково-крепостных традициях старой польской шляхты.
– На что вы намекаете? – побагровел Оржевский. – Еще слово, и я прикажу…
– …И вы прикажете своим привратникам немедленно открыть ворота и даже лично спуститесь к ним, поскольку к вашему замку приближается король, вашмосць, граф Оржевский.
– Король?!
– Король, король, вашмосць, – с явной издевкой повторил Коронный Карлик, все еще покачиваясь на носках. Не потому, что хотелось казаться выше, чем ему отведено было Богом. Просто давняя привычка. – Или, может быть, появлению в своих владениях короля вы не рады точно так же, как и появлению моей скромной персоны?
– Если бы я знал, что, как гонец, вы принесли столь важную весть…
– Вы встретили бы меня любезнее? Сомневаюсь. В любом случае, пусть вам не кажется, что на этом наш обмен любезностями закончен.
7
Как только испанские рейдеры ушли, Сирко, Гяур и д’Орден осмотрели руины укрепления. То, что еще несколько минут назад выглядело грозным фортом, теперь напоминало развороченный снарядами госпиталь.
Раненный в руку комендант форта лейтенант Ружен сидел, привалившись спиной к стене полуразрушенного блокгауза, у северных ворот, и мужественно пытался сдерживать стон. Пока санитар перевязывал ему руку, комендант несколько раз отгонял его от себя, чтобы получить возможность лучше видеть казаков и д’Ордена, а главное, чтобы сами полковники могли лучше рассмотреть его рану.
Судя по всему, во время атаки лейтенант собирался покинуть укрепление, но осколок настиг его в самый неподходящий момент. Зато теперь в глазах полковников он выглядел героем, оставшимся с горсточкой солдат, которые не только не сдались, но даже умудрились отбить рукопашную атаку прибрежных корсаров. Каким-то совершенно невероятным образом, но отбить.
– Но ведь у вас было столько войск, господа! – с возмущением крикнул комендант, когда д’Орден и его спутники приблизились к нему. Смуглое лицо лейтенанта было испачкано замешанной на поту глиной, но от этого казалось еще более благородным.
– Только не преувеличивайте их численность, – упредил его д’Орден.
– Уменьшать тоже не собираюсь, – порывисто парировал комендант. – Почему вы сразу же не подвели их к форту?!
– Вам грустно в этой скорбной компании? – обвел взглядом разбросанные по всему форту, истерзанные взрывами тела солдат князь Гяур. – Хочется, чтобы тел было втрое больше?
– Но, увидев ваше войско, испанцы попросту не решились бы высаживаться.
– Согласен, не решились бы. Потому что в этом не было бы необходимости. Мы стояли бы у форта такой плотной лошадино-людской массой, что ни одно ядро, выпущенное испанскими бомбардирами, не пропало бы зря. Так что смиритесь, лейтенант, смиритесь. Это война. Пользуясь случаем, представлюсь: я – казачий полковник Гяур. Прибыл из Речи Посполитой, точнее, из Украины. Так что мы еще повоюем.
– Если нам позволят повоевать. Куда, черт возьми, девался наш флот? Почему испанские корабли по-прежнему безнаказанно рыщут у наших берегов, нападая, где и когда им вздумается?
– А почему гарнизоны прибрежных фортов и батарей не в состоянии развеять эти волчьи стаи? Ведь должны были бы.
Лейтенант понял, что ему не убедить ни Гяура, ни полковника д’Ордена, и устало махнул рукой.
– Это не война, а черт знает что.
– Об этом мы сейчас и поговорим, – спокойно предложил Сирко, давно осознавший, что воевать с рейдерами таким образом, как уже давно воюют с ними солдаты принца де Конде, бессмысленно.
Они остановили свой выбор на доме старого рыбака, которого в поселке все называли просто Шкипером. Жилище его было возведено прямо в центре селения, на вершине узкой гряды, и по форме своей напоминало шхуну, мостиком которой служил небольшой, сработанный из дуба мезонин. Заброшенная сюда во время шторма, она оказалась без мачт, зато основательно вросла в грунт, сохранилась и, несмотря на недавний бой, отсвечивала на предвесеннем солнце круглыми окнами-иллюминаторами.
Узнав, что там живет некий старый морской волк, Гяур предложил идти к нему и пригласить Шкипера участвовать в их военном совете. Как-никак Шкипер знал море, знал побережье на много миль к востоку и западу от поселка, следовательно, мог кое-что подсказать.
8
Кардинал Мазарини спал безмятежным сном человека, укладывавшегося с твердой уверенностью, что, пока он предается снам, ничего в этом мире измениться не может. А потому человечество с содроганием должно ждать каждого его пробуждения.
– Ваше высокопреосвященство! Вы слышите меня, ваше высокопреосвященство? Вас просит к себе королева.
Кто бы мог подумать, что его секретарь виконт де Жермен способен вещать поднебесным гласом ангела? Кстати, о какой, собственно, королеве идет речь?
Кардиналу снилась окаймленная высокими соснами бухточка. Точь-в-точь, как та, что на одной из картин в его кабинете, где изображено побережье у мыса Изола-делле-Корренти на южной оконечности Сицилии. В последнее время кардинал почему-то часто бредил этими, с детства знакомыми ему, пейзажами, мысленно уходя от парижских туманов и версальских сплетен.
– Ваша светлость, господин первый министр, – неслышно ступил несколько шагов виконт де Жермен.
– Подите к дьяволу, – сонно пробормотал кардинал, продолжая наслаждаться пейзажами своей умопомрачительно-солнечной Сицилии, с юными девичьими телами у пенной кромки прибоя и ослепительно белыми парусами, испестрившими божественную гладь залива.
– Но… ваше высокопреосвященство. Вас требует к себе королева, – едва удержался виконт, чтобы не прикоснуться к плечу кардинала.
– Так просит или требует? – прервал размеренное похрапывание неожиданно ясный обыденный голос кардинала.
Уточняя это, он все еще видел рядом с собой оголенное, бронзовое от загара тело пастушки, с которой впервые познал упоительную сладость того безгрешного греха, которому, молясь, но не раскаиваясь, время от времени продолжал предаваться до сих пор. И оттого, что ложе его теперь находится в королевских покоях, а не посреди усыпанных сосновыми иглами песчаных дюн, а тело принадлежит королеве Франции, а не пастушке или пропахшей водорослями и рыбацкими сетями юной рыбачке, адамовы забавы эти не стали более изысканными.
– Она ждет вас в своем кабинете, вместе с главнокомандующим принцем де Конде.
– Вот видите, виконт, с принцем де Конде. Они себе мило беседуют, а вы в это время терзаете меня, прости мне, Господи, все ваши обиды, – широко, по-медвежьи зевнул Мазарини, глядя на угасающее пламя камина.
Он уснул, развалившись в кресле, почти касаясь носками ботфортов ажурной каминной оградки. И пламень костра переплавлялся в его сне на летний сицилийский зной.
– Ее Величество не догадывается, что вы изволили уснуть, – примирительно потер пальцами подбородок секретарь.
– А то бы она отослала этого юного наглеца главнокомандующего назад, в войска, ни с чем. Это вы хотите сказать, де Жермен? – Все так же не спеша, с наслаждением потянулся кардинал, ухватившись разомлевшими пальцами за подлокотники. – Я всегда подозревал, что в душе вы тайно ненавидите всю династию Бурбонов. Но не ожидал, что это способно проявляться столь откровенно.
К счастью для себя, де Жермен научился различать инквизиторские шутки кардинала. Это поначалу ему приходилось туго. А теперь от него требовалось лишь принять правила словесной игры и свято придерживаться их.
– Пусть Господь хранит «французского Македонского», как и весь его род, – без особого энтузиазма благословил главнокомандующего де Жермен, которого кардинал Мазарини давно причислил к лику самых отъявленных безбожников Франции.
Тем временем сам кардинал уже забыл о существовании своего секретаря. С сожалением оглянувшись на камин, словно путник, покидающий теплый очаг, чтобы отдать себя осеннему ненастью, он подошел к столу и с минуту осматривал разбросанные в абсолютном беспорядке бумаги, будто что-то мучительно искал.
– Вы могли бы хоть один раз навести порядок в этих бумагах, мой досточтимый виконт? – недовольно проворчал он, и именно в это мгновение взгляд его остановился на свитке, который еще вчера был доставлен гонцом с фронта.
Весь текст этого донесения состоял из перечня совершенно неожиданных успехов армии в сражениях с испанцами. Прочтя вчера послание принца, завершавшееся, как всегда, длинным перечнем всех видов поставок, которыми королевские министры обязаны были в ближайшие сроки обеспечить войска, Мазарини поймал себя на странной мысли: «Если бы все те победные реляции, которые ложились на этот стол в течение хотя бы последних двух лет, соединить в единый текст, получилось бы описание ошеломляющего завоевания принцем де Конде не только Европы, но и всего мира. Тамерлан, Ганнибал, Македонский, шахиншах персов Аббас Великий, с его маниакальной идеей “один мир – один правитель”, предстали бы перед человечеством необученными новобранцами на плацу у пехотных казарм».
Но почему же тогда, проснувшись поутру, он, первый министр Франции, с опаской поглядывает в окно: не видно ли на дворцовой площади обнаглевших испанских идальго?
С этой воинственно мрачной мыслью кардинал и двинулся к двери, ведущей в канцелярию виконта де Жермена и дальше – к покоям, через которые он проникал в канцелярию королевы, минуя вечно многолюдную приемную и не показываясь кому-либо на глаза. Но уже на пороге задержался, вернулся к столу и со мстительной улыбкой сицилийского пирата схватил последнее донесение.
Пусть только – зная, что за бумагу он держит в руках, – принц де Конде в очередной раз посмеет пожаловаться ему на испанский флот, прибрежных корсар и драгун-рейдеров, совершающих дерзкие набеги на тыловые деревушки и склады его армии.
9
Хозяин встретил их молча. Выслушал, не проронив ни слова, одним только движением руки пригласил в дом, а потом, по лестнице, в мезонин. Так же молча он указал на кресла у стола, на котором, между несколькими бутылками вина, виднелись развернутая карта, квадрант, линейка и миниатюрная бронзовая рында, снятая, очевидно, с последнего корабля, на котором плавал.
Хотя комната больше напоминала штурманскую каюту, нежели жилье рыбака, Шкипер почему-то был одет в черный камзол, белую сорочку с мудреными кружевными оборками на рукавах и короткие черные панталоны. В этом одеянии он больше был похож на университетского профессора, нежели на моряка, о котором ходила слава не только как об опытном шкипере, но и как о пирате, успешно промышлявшем в свое время где-то у островов Вест-Индии, а потом благополучно перешедшем на службу в королевский флот.
– Значит, вы, наконец, решили разделаться с эскадрой испанских рейдеров, – важно произнес Шкипер, садясь на единственный свободный стул последним. Если бы не загарно-пепельный цвет его лица, оно вполне могло бы сойти за аристократическое – столько всего утонченного было заложено в нем природой. – Однако среди вас не оказалось ни одного моряка. Я так полагаю, на паруса глядя.
– Зато мы знали, к кому следует обратиться, – с едва заметной иронией напомнил ему д’Орден. – Теперь, когда цель нашего совета вам ясна, господин Шкипер… Какое решение вы можете предложить?
– Для начала – вина, – уверенно взялся за бутылку хозяин каменной шхуны. – Думаю, что ничего более разумного никто из вас в моем доме не предложит.
С ним охотно согласились. Но когда после третьей кружки Сирко почувствовал, что это предложение Шкипера может оказаться последним, он спросил:
– Какова, на ваш взгляд, цель испанской эскадры? Чего хотят добиться корсары?
– Прежде всего, отвлечь наши войска от Дюнкерка, который испанцы в скором времени вновь намерены штурмовать.
– Они уже подошли к крепости и начали осаду, – уточнил д’Орден.
Услышав об этом, Сирко и Гяур удивленно взглянули на француза, поскольку для них это тоже оказалось новостью.
– Гонец сообщил мне эту весть накануне нашего отъезда сюда, – почувствовал себя виноватым д’Орден. – Не хотел расстраивать вас, людей, штурмом взявших Дюнкерк.
– Но городом они пока что не овладели? – уточнил Гяур.
– Гонец утверждал, что утром город все еще был нашим. Но сейчас дело идет к вечеру.
Полковник грустно промолчал. Он знал, что гарнизон в крепости остался небольшой. Очевидно, в Париже решили, что так скоро испанцы под его стены не сунутся.
– Где базируются эти корабли? – вновь обратился к Шкиперу князь Гяур.
– Во Фландрии. Неподалеку от Остенде. Я так полагаю, на паруса глядя.
– Далековато. Поближе гавани они себе не подыскали? Ведь сейчас корабли рейдируют между Дюнкерком и Кале.
– Такие же эскадры корсарствуют теперь между Гавром и Шербуром, между Сен-Брие и Брестом, у берегов Бретани, – заметил д’Орден. – Однако вопрос стоит того, чтобы на него ответить: действительно, пытался ли капитан галиона «Сан-тандер» присмотреть себе какую-либо бухточку?
Шкипер поднялся, подошел к окну-иллюминатору и так, стоя вполоборота, чтобы держать в поле зрения и своих гостей, и часть залива, в котором, на песчаной отмели, догорали подожженные испанцами рыбацкие челны, произнес:
– В двух милях отсюда, в сторону Дюнкерка, есть удобная бухточка у поселка Анандэ.
– Где расположен мощный форт, который им не по зубам, – оживился полковник.
– Вот именно, мсье. Они трижды пытались высаживаться там, но орудия форта отпугивали корабли и топили шлюпки. Несколько раз посылали на берег лазутчиков, и создалось впечатление, что свой человек есть у них и в самом поселке. Вполне возможно, что это один из моряков, служивших ранее на испанском королевском флоте. Испанцы всегда нанимали матросов из местных молодых рыбаков, считая фламандцев прирожденными мореходами. И не ошибались, я так полагаю, на паруса глядя.
– В этом нет никакого сомнения, – недовольно проворчал д’Орден. Он был бретонцем, а в его благословенной Богом Бретани [6 - Историческая область на северо-западе Франции, названная так по названию полуострова Бретань.] всегда считали, что лучше бретонцев моряков не существует, поскольку таковых не может существовать в природе. Как, впрочем, и солдат.
– И вы даже знаете, кто именно этот бывший моряк, решивший и впредь служить королю Испании – что, по нынешним временам, значительно выгоднее, нежели королю Франции, – предположил Гяур.
Шкипер вернулся к столу, налил себе полкружки вина, опустошил ее и только тогда ответил:
– В общем-то, догадываюсь.
– Если это ваш знакомый, то сразу же должны предупредить, что не собираемся казнить его по законам военного времени.
– Это важно.
– Но потребуем от него помощи.
– Помочь Франции – истинно так, истинно, – добавил Сирко. До сих пор он пытался не вмешиваться в разговор, зная, что князю Гяуру общаться с французами значительно легче.
– Я постараюсь убедить его в этом, – натужно произнес Шкипер, сдавливая пальцами свою гортань. Даже вино причиняло ему боль.
– Послушайте, – вдруг холодно вскипел полковник д’Орден, обращаясь к Сирко и Гяуру. – Вы здесь рассуждаете так, словно уже выработали какой-то план, согласно которому способны противостоять испанским рейдерам. Но если действительно выработали, то, может быть, посвятите в него и нас с лейтенантом? А то мы начинаем чувствовать себя лишними.
– Справедливое требование, – взглянул Гяур на Сирко.
– Вот вы и посвятите полковника д’Ордена и этого лейтенанта в наш план, – молвил Сирко. – Мой французский совершенен, но не настолько…
Гяур улыбнулся. О том французском языке, на котором пытался общаться Сирко, среди казаков, как, впрочем, и среди близких к ним французов, уже начинали слагать легенды. В общем-то, он усвоил многие слова, фразы и довольно сносно мог изъясняться на любые темы. Однако часто забывал, что беседует с французами, и иногда ему казалось: достаточно к украинскому слову добавить предлог «ля», и язык, на котором он говорит, покажется всем французским. Поэтому «французский от Сирко» – под хохот казаков и в их легендах на франко-украинский лад – выглядел приблизительно так: «ля вино», «ля Сирко», «ля кобыла», «а ля ничего себе мадемуазель!..».
– Так вот, господа, – опустил два огромных кулака на стол князь Гяур. – Испанцы рейдируют вдоль побережья, терзая нашу оборону да изматывая солдат, которые вынуждены гоняться за ними, пытаясь успеть повсюду, где только идальго придет в голову высадить свой десант; а главное – отвлекая значительные силы французских войск и казаков от Дюнкерка.
– Я тоже так полагаю, на паруса глядя, – натужно просипел Шкипер, судорожно хватаясь за горло.
– Понятно, что дальше воевать таким образом невозможно. Поэтому мы решили напасть на эскадру и если не уничтожить ее, то, по крайней мере, на какое-то время вывести из строя.
– Прекрасная мысль. Но в том-то и дело, что у нас нет кораблей, – устало развел руками д’Орден. – Я уже говорил об этом. Здесь, у берегов Фландрии, пока что господствуют испанцы, только испанцы. На море у нас нет сил, способных противостоять им.
