скачать книгу бесплатно
– Попытаешься предупредить, представая перед поляками в виде пророчицы?
– Разве при варшавском дворе должны знать, когда и откуда, из какой земли следует ждать смертельной опасности?
– Там прекрасно знают, откуда исходит эта опасность.
– Знают? Странно. И ни королевские послы, ни заступники Польши в Высших Силах не способны заступиться за несчастный народ этой страны?
Ольгица помолчала, осмысливая то, что вынуждена была поведать своей земной наследнице.
– Не способны, поскольку опасность для самой страны исходит от ее же народа.
– Разве такое возможно?
– Так уж завещано было Создателем, что свершение судеб этого мира производится через воплощение воли Высших Сил в воле правителей, племен и целых народов.
16
Эту ночь Богдан Хмельницкий и его спутники провели в трех просторных землянках, обустроенных в сухом пологом склоне каменистой долины, подковой вклинивавшейся в окаймленное зарослями терновника озерцо. Обнесенный рвом и довольно высоким земляным валом, этот старый осиротевший зимник [9 - Зимниками называли хутора, на которые часть сечевых казаков уходила зимой, поскольку там легче было пережить суровые морозы, прокормиться и подлечить раны. Как правило, эти зимники располагались неподалеку от Запорожской Сечи, чтобы, в случае приближения орды, «зимовальщики» могли быстро вернуться в Сечь.], который казаки называли Велесовым хутором, представлял собой небольшую крепость с подземными ходами, с колодцем; с выложенной из камня, но достаточно глубоко врытой в землю конюшней, и даже со складом для продовольствия. Правда, на складе казаки обнаружили только кожаный мешочек с сухарями да несколько засушенных рыбин, но и этого было достаточно, чтобы прибившийся на хутор путник мог слегка подкрепиться и передохнуть.
Добираться до зимника нужно было через целое сплетение оврагов и зарослей терновника, к тому же стоял он вдали от татарских и чумацких дорог, поэтому орды проходили мимо, даже не догадываясь о его существовании. Точно так же, как не догадывались о нем офицеры польского отряда, посланного наперерез беглецу из крепости Кодак [10 - Кодак – крепость, построенная поляками на Днепре, неподалеку от Сечи, по проекту французского инженера-фортификатора де Боплана, с целью укротить казачью вольницу.].
Однако Ордань дорогу сюда знал настолько хорошо, словно сам когда-то хозяйничал здесь. Он провел казаков в объезд, найдя подход к хуторку в лабиринте оврагов и кустарников, по руслу промерзшего ручейка.
Зимник Хмельницкому понравился. Благодаря валу и крепким дубовым воротам, которые казаки еще больше укрепили обнаруженными в пещере-кладовке гвоздями, а также переходному мостику, который на ночь и в случае опасности можно было убирать, Велесов хутор создавал иллюзию надежности и абсолютной защищенности.
– Послушай, Ордань, да это же не хутор, а настоящий форт, – молвил полковник, с явным удовольствием осматривая свои случайные владения.
– Один французский офицер, который, направляясь к Перекопу в сопровождении нескольких реестровых казаков, сбился с пути и случайно оказался здесь, так и назвал его в своем дневнике «Велес-фортом». Правда, тогда еще жив был его хозяин, старый казарлюга Ананий Велес, а значит, и порядка здесь было больше.
– Судя по всему, казак этот знал, где следует закладывать хутор и как его укреплять. Настоящим фортификатором был этот Велес.
– Хозяин он был справный, возражать не стану. Да только выбирали место и возводили эти валы задолго до него. Сам Велес утверждал, что когда-то, еще во времена княжеской Руси, на этом месте, в одной из пещер, находилось тайное капище язычников. Молва твердит, что после крещения Киева десяток семей ушли на лодках вниз по Днепру и основали здесь, на берегу небольшого озерца, некое подобие языческого скита.
– Вот оно что! – только теперь начинал понимать истинную ценность этого хутора полковник реестрового казачества. – И назвали эти язычники свой скит по имени древнего бога русинского – Велеса.
– То есть название хутора происходит не от фамилии хуторянина Анания или его предков?! – удивленно вскинул брови полковник.
– Наоборот, прозвище этого рода происходит от названия хутора, точнее, от имени языческого божества.
– Вот как! Но со временем потомки скитников от поганства-язычества прадедовского, конечно, отошли?
– Да вроде бы отошли, тем более что скит их не раз становился прибежищем для всякого бродячего люда: беглых крестьян, бунтовщиков, возвращающихся из татарского плена казаков. А вроде бы и нет, поди знай. Одни называют Велесов язычниками, другие чернокнижниками, третьи – затаившимися от суда православной церкви волхвами. Что же касается пришлых, то еще недавно землянки их виднелись в ложбине по ту сторону озера. Наверное, есть они и сейчас, нужно будет сходить туда. К слову, среди этих пришлых, как говорят, случалось немало точно таких же волхвов-чернокнижников. Будто бы сходились они сюда в определенные дни со всех окрестных местечек, словно ведьмаки на шабаш. Впрочем, Господь им судья.
– Меня не чернокнижие хуторян интересует сейчас. Хотелось бы знать, почему хорошо защищенный, обеспеченный водой, рыбой и дичью зимник вдруг опустел?
– Года три назад два десятка казаков бежали из проходившего неподалеку татарского полона. По следу беглецов татары как раз и пришли к хутору. Но хуторяне встретили этих ордынцев, как велит казачий обычай. С ружьями да пистолями против татар долго не повоюешь: пока ты свой мушкет перезарядишь, татарин успеет выпустить по тебе пять-шесть стрел. Но дело в том, что скитники всегда были хорошо вооружены и сами представали неплохими лучниками и метателями копий. Жизнь заставляла: нужно было охотиться да от недругов отбиваться.
– Мне тоже не раз казалось, что мы слишком рано отреклись от луков, – согласился полковник. – Даже сейчас надо бы вооружать ими жителей всех пограничных селений, тогда татары несли бы значительные потери при набеге на любое из них. И не разгуливали бы по всей Украине, сгоняя пленников на степной Черный тракт как беззащитный скот.
– Вот и скитники наши, вооружив беглых ружьями, сами взялись за луки и пистолеты, и трое суток отбивались от двух сотен татар, пока не подоспела подмога из Сечи, за которой они по подземному ходу послали гонца. Подоспела, правда, поздновато, из сорока защитников хутора к тому времени в живых оставалось пятеро. Сам Ананий был тяжело ранен, и двое сыновей унесли его вглубь подземелья. Вместе с ними отошли и двое уцелевших беглецов. Заметив отряд приближающихся запорожцев, татары, тоже потерявшие немало своих, бежали, но к тому времени хутор уже был основательно разграблен и порушен.
Хмельницкий удивленно осмотрелся.
– Правильно, – перехватил его взгляд Ордань, – не похоже, чтобы здесь господствовали татары. Да и зачем хранить память о них? Похоронив отца, сыновья восстановили землянки и только тогда ушли на Сечь, но пообещали вернуться сюда вместе с несколькими охочими, поскольку вдвоем тут долго не продержаться. Думаю, они должны прибыть сюда со дня на день. А пока что здесь коротают дни такие же странники, как и мы с вами.
– И все же не годится, чтобы такая благодатная местность без хозяйского присмотра оставалась.
Решив передохнуть в форте пару дней, полковник сразу же послал десятку спешенных, вооруженных пистолетами и копьями казаков в засаду, к крайнему со стороны Кодака оврагу. Еще одну десятку воинов оставил в верховой засаде, чуть в сторонке, при въезде в лабиринт, приказав стянуть морды коней кожаными намордниками. Но прежде чем последовали эти приказы, он велел всем взять припасенные в зимнике лопаты и подсыпать, подправить обводной вал.
Остальные казаки, по велению полковника, принялись собирать хворост и топить печи во всех трех землянках.
– Но ведь польский разъезд может обнаружить нас по дымам, – занервничал Ордань, который все еще считал себя проводником на Сечь, а значит, ответственным за судьбу сечевого пополнения. – Лучше подождать до ночи, когда дым не виден.
– Для того и дымим, чтобы поляки легко могли обнаружить наше пристанище.
– Зачем это? – непонимающе, и даже с легким подозрением, уставился на него Ордань.
– А ты что, решил, что мы прибыли сюда прятаться? Польский разъезд нужно истребить здесь, не теряя своих людей, чтобы дальше мы могли продвигаться спокойно. Кони и снаряжение, особенно доспехи поляков нам тоже не помешают. Мы же не на рыбалку сюда прибыли, а чтобы вытеснить поляков из земли Войска Запорожского.
– То есть мы уже воюем? – оживился Ордань.
– Уже, как видишь, – повел подбородком в сторону закрытых ворот полковник. – Готовимся к встрече с гостями.
С наступлением темноты Хмельницкий разъезды снял, оставив только небольшой заслон из четверых казаков, притаившихся на древнем кургане метрах в пятидесяти от озера. Остальным же велел отдыхать.
Но именно этот «курганный заслон» обнаружил на рассвете, что к форту приближается более двух десятков всадников, сопровождавших две крытые кибитки. Как оказалось, это возвращался на хутор тридцатилетний Федор Велес со своими «охочими». А в кибитках, между узлами со всевозможным крестьянским скарбом, дремали четыре девушки да все еще молодящаяся казачка-вдова. С этими людьми Федор и собирался возрождать свой Велес-форт.
Спустя несколько дней с таким же обозом должен был прибыть и его младший брат Улас. Во всяком случае, Федор очень надеялся на это. Узнав, что в форте расположился целый отряд казаков, Велес обрадовался, рассчитывая, что хотя бы часть из них, опытных рубак, решит поселиться здесь. Слишком уж он опасался нового нападения – если не татар, то поляков из появившейся в этих краях крепости. Но в любом случае этот рослый, кряжистый хуторянин признателен был полковнику за то, что тот приказал своим воинам привести в порядок землянки, ворота и даже крепостной вал.
– Другие просто появляются здесь, дают отдых себе и коням и исчезают, – взволнованно проговорил он, одну за другой осматривая землянки, хозяйские постройки и пещеры, везде находя при этом следы заботливых рук.
– Я тоже вынужден буду уйти, потому что самое время появиться на Сечи, – ответил Хмельницкий, приглашая Федора в свою землянку, которую казаки уже окрестили «полковой канцелярией». – Но прежде чем мы покинем этот форт, нам с тобой нужно поговорить, поскольку есть о чем.
17
Очнувшись, Власта обнаружила, что сидит на высоком жертвенном камне, нависающем одним краем над речным водопадом. Никакого костра нет. Вообще никаких признаков того, что совсем недавно он полыхал рядом с ней. И это сразу же озадачило молодую графиню. Другое дело, что отсюда, с высоты холма, графиня видела, как где-то там, на правом берегу, за залитой луговым половодьем рощей, накаляется, словно бесформенная болванка в горне, восходящее солнце.
Поднимаясь с камня, Власта оперлась рукой о его край и с удивлением заметила, что он теплый, словно только-только начал остывать после дневной жары. Но еще больше удивилась, когда, ступив два шага в сторону от него, ощутила резкий холод, насквозь пронизывавший ее легкий шелковый пеньюар и босые ноги. Только сейчас она поняла, что, сидя на жертвеннике, пребывала в некоем замкнутом пространстве, ограждавшем ее от окружающего мира и создававшем свой особый микроклимат, особую ауру.
Мгновенно сообразив это, она вернулась к жертвеннику. Но… поздно. Сойдя с него, она тем самым разрушила ауру, представ перед обыденно-земным миром такой же незащищенной, как и все прочие смертные.
Спасаясь от холода, Власта бросилась бежать по щедро окропленному росой склону холма к аллее, ведущей к дому.
– Графиня! Боже мой, графиня! – поспешил ей навстречу управитель имения Вуек. – Как вы там оказались? Я обыскал весь дом, все поместье!
– Не требуйте от меня никаких объяснений! – прокричала Власта, едва выговаривая слова, настолько сильно дрожали губы и все ее тело.
Уже на аллее управитель перехватил ее, поднял на руки и понес в сторону дома. Графиня покорно приняла эту, почти отцовскую опеку о себе, поэтому не сопротивлялась и не противилась.
– Сколько раз я просил не ходить туда. Это же вас Ольгица сманивает.
– Вы правы, это была Ольгица. Но я рада встрече с ней, которую давно ждала.
– Напрасно радуетесь. Она сманивает, она же и погубит: затащит в реку, заставит броситься в водопад, живьем сжечь себя на этом проклятом жертвеннике. Да мало ли что способно взбрести в голову ведьме, давно обретшей приют на том свете, в подворотне у храма Сатаны?!
Власта безропотно выслушивала его возбужденное разглагольствование сквозь легкую упоительную дрему и сонно, благостно улыбалась. Вконец уставшая, продрогшая, она свернулась на богатырских руках управителя калачиком, и теперь ей казалось, что это ее уносит князь Гяур – ее странная, мучительная судьба.
– Вы только позвольте, графиня, и я буду закрывать вас в доме. Окна возьмем в решетки. Чтобы не только вы сами, но и никакая нечистая сила, прости и заступись, Господи, не смогла вырвать вас из этих стен.
– Позволяю приковывать меня цепью, Вуек, – полушутя-полусерьезно ответила Власта. – Только никому не отдавайте. Никогда и ни под каким предлогом.
– Было бы вами так приказано.
– Никому, кроме Гяура.
– Конечно же, кроме князя. Тут уж я и сам догадался бы.
На крыльце Власта пришла в себя и легко соскользнула с онемевших рук управителя. Но едва она открыла дверь, как послышался стук копыт по проложенной к дому мостовой и храп лошадей.
– Эй, есть кто живой?! – разрезал утреннюю тишину хриплый бас. – Это имение графини Ольбрыхской?
– Да, это оно! – отозвался Вуек, неспешно идя к воротам.
Власта успела лишь обуть комнатные тапочки и укутаться в плед, а трое всадников уже въезжали в ворота и направлялись к крыльцу.
– Я – хорунжий Болевский, ясновельможная графиня, – представился один из них, не сходя с седла. – Мне приказано уведомить вас, что в соседней округе вспыхнуло восстание. Несколько тысяч крестьян и всякого мастерового быдла вооружились и движутся по этой дороге то ли на Львов, то ли в наши края.
– Вот вам и видение, – растерянно произнесла Власта.
– Что вы сказали?
– Это у меня претензии к Господу, а не к вам.
– Только на него и можем уповать.
– И это говорит офицер? Где же войска?
– Разве вы видели здесь когда-нибудь войска? Они все по границам да в Украине, – с трудом сдерживал гарцующего коня Болевский.
– Тогда оставайтесь сами и доблестно защищайте меня и мое имение.
– Но вы же видите, что у меня нет воинов! – изумленно напомнил ей хорунжий. – Не могу же я один противостоять толпе бунтовщиков!
– Не можете, согласна. Замечу, однако, что князь Гяур так не ответил бы, он остался бы, чтобы защитить. Впрочем, не обращайте на меня внимания, вы здесь человек случайный. Сколько вам понадобится времени, чтобы собрать свое воинство?
– Не знаю, графиня. Прошу прощения, но я всего лишь хорунжий. Возможно, нам и удастся собрать тысячу-другую вооруженных шляхтичей, но… если не завтра, так послезавтра восставшие будут здесь. И все равно вам придется оставлять имение, чтобы искать укрытия в городе или в ближайшем замке.
«На какое-то время ты должна будешь укрыться в замке Грабов», – неожиданно вспомнились ей слова Ольгицы, вещий смысл которых начал проявляться.
– Спасибо за уведомление, господин хорунжий. Но мы останемся здесь: что суждено, то суждено.
– Воля ваша, графиня. Но только вам-то как раз оставаться очень опасно. Вы – единственная титулованная аристократка на всю округу, а титулованных они очень не любят. К тому же ваша усадьба не охвачена даже обычной каменной оградой. Да и людей, способных защитить ваш дом, тоже, очевидно, нет. Ваши же крестьяне пойдут против вас – с вилами и косами… Так что подумайте.
– Мы подумаем, – неохотно заверила его Власта, давая понять, что намерена прекратить этот разговор.
Офицер сочувственно взглянул на нее и покачал головой. Хозяйка имения явно не понимала, какая опасность нависла над ней. Однако все, что он мог сделать для этой красавицы, он уже сделал.
– Честь имею, графиня Ольбрыхская. Нам пора.
18
Фрегат еще не успел коснуться причала, как десятки казаков и хорватских наемников уже начали оставлять его, прыгая на настил, а некоторые, наиболее горячие, прямо на борт соседнего корабля, на котором еще сражались воины из отряда Хозара.
На берегу залива Гяур едва сумел собрать свое воинство в небольшой отряд и повести прямо к резиденции коменданта, высившейся метрах в трехстах от южной оконечности бухты, на небольшой возвышенности. Как полковник и предполагал, генерал дон Кастильеро уже находился там и, под прикрытием двух десятков солдат, пытался если не наладить оборону города и порта, то хотя бы понять, что происходит. Что за бич Господний хлещет в эту ночь по Викингбергу.
– Князь, бери коня! Мы захватили конюшню! – объявил Хозар, само появление которого вселило в Гяура уверенность, что, по крайней мере, в эту ночь, в море их испанцы не сбросят.
– Видишь огни на холме?
– Вижу, князь.
– Мне нужен комендант! Обойди это здание и ударь с тыла! В мелкие стычки не встревать!
– О-дар!
– Справа, в заезжем дворе, засели испанцы! – Гяур с трудом узнал в пехотинце лейтенанта Асселя, командира роты французских мушкетеров.
Это были не королевские мушкетеры [11 - Королевские мушкетеры являлись королевской гвардией, в задачу которой входила в основном охрана королевского дворца и членов королевской семьи.], рекрутировали их в основном из Шампани, и, придавая роту отряду Гяура, генерал де Мовель не скрывал, что вояки из этих виноделов – солдаты из других провинций иронично называли их «винодавами», – никудышные. Однако полковник относился к ним с тем же уважением, с каким обычно относился ко всему остальному своему многонациональному солдатскому сборищу.
– Оставьте пятерых солдат, пусть обстреливают окна и держат засевших в страхе. Остальных – на штурм резиденции коменданта. Предоставляю вашим храбрецам редкую возможность отличиться.
– И они отличатся, ваша светлость! – заверил лейтенант, неуверенно галопируя рядом с Гяуром на неоседланном и явно некавалерийском коньке.
Генерал все же оказался прав: особой храбростью шампанские виноделы не блистали. Встретив упорное сопротивление оттесненных к зданию испанских пехотинцев, они сразу же приостановили свое наступление, прячась за деревьями, у невысокой каменной ограды и за пристройками.
– С южной части города сюда отступает большой отряд испанцев, – доложил прибывший от Хозара вестовой. – Судя по всему, их теснит отряд Улича.
– Очень освежающая новость, гнев Перуна. Передай Хозару, пусть занимает оборону по ту сторону холма и сдерживает их. С комендантом мы сами разберемся.
Отдав это приказание, Гяур осмотрелся. Уже рассветало. Первые сполохи зари, едва пробивавшиеся где-то в восточной части городка, тянулись к пламени полыхавших в порту огромных костров. Гибнущие у причалов корабли салютовали ей взрывами своих артиллерийских погребов и орудийными выстрелами. Кто и по ком вел там огонь, установить уже было невозможно, однако полковник понял, что занятая сотником батарея умолкла окончательно, и теперь оставалось надеяться, что вскоре отряд Гурана появится в городе, где оказался бы очень кстати.
– Эй, вы! – обратился князь к шампанцам, – прекратить пальбу по резиденции! Лейтенант! Лейтенант, гнев Перуна! Где ваш командир? – ухватил он за ворот подвернувшегося ему под руку худосочного солдатика.
– Я здесь, господин полковник, – появился откуда-то из-за пристройки лейтенант Ассель. Круп его коня был рассечен саблей, однако мушкетер не собирался оставлять раненое животное, считая постыдным полагаться на свои изогнутые, истинно кавалеристские ноги.
– Берите десяток своих храбрецов – и за мной! Иначе мы застрянем здесь, как при осаде Ла-Рошели. Каждого, кто струсит, зарублю собственноручно.
– Понял, господин полковник!
