скачать книгу бесплатно
– Еще бы!
– Вот только я уже забыла, когда в последний раз это случалось.
«Слишком упрощенный сценарий», – опять усомнился Курбанов. Весь его мужской опыт свидетельствовал, что на самом деле так не бывает. То, что он только что услышал, грубо смахивало на призыв самки. Тем более что у него были все основания не верить этой смазливой паршивке относительно того, будто она действительно забыла, «когда в последний раз это случалось».
Уже нутром почувствовав, что что-то тут не так, Виктор вновь, только пристальнее, осмотрелся. Ничего подозрительного. Обычная, полусонная-полуидиотская атмосфера вечернего автобуса: одни уткнулись – кто в газету, кто в книгу; другие благопристойно дремлют или столь же благопристойно обнимаются.
Подозрение вызывал лишь стоявший чуть позади, слева, мордоворот с армейской стрижкой и гладко выбритым затылком, от которого за версту несло дешевым одеколоном из третьеразрядной парикмахерской. Но если эта паршивка в самом деле предстает в качестве приманки, то на сей раз дешево наодеколоненного дебила окажется маловато, маз-зурка при свечах. Готова ли она смириться с этим?
– Вот видите: сразу же приумолкли и занервничали, – вернула его к суровой реальности женщина. Она все еще вела себя так, словно лично ее в этом мире уже ничто не волновало.
– Так уж и занервничал! – едва слышно пробормотал Виктор, не поверив ее безмятежности.
– И не пытайтесь оправдываться.
Впервые Курбанов заметил ее еще на конечной остановке. У станционного навеса брюнетка появилась вслед за ним, однако остановилась в пяти шагах, у киоска. Не скрывая своего интереса, жадным – именно жадным! – взглядом прошлась по его лицу, по облаченной в плотно облегающий серый плащ фигуре – только что прошел дождь, и с моря потянуло далеко не летней прохладой; по зеленой «адидасовской» сумке, очевидно, вмещавшей в себе все скромное состояние мужчины.
– Я не оправдываться пытаюсь, а понять, что за всем этим последует, – уведомил Курбанов, обращаясь к ее величественной спинке.
– За чем, «за всем этим»?
– За флиртом.
– Но ведь вам лучше знать, что именно должно последовать за… вашим флиртом.
– Точнее, за нашим с вами… Так сказать, обоюдным, – уточнил Курбанов.
Стрижка у брюнетки была довольно короткой, равной по всей голове, так что прическа напоминала германский шлем, а главное, что Курбанову она нравилась. Как нравилось и все остальное в этой женщине. Она вообще принадлежала к тем особам, которые попросту не могут не нравиться. Не зря же этот парень с луженым армейским затылком и в синеватом пятнистом френче так уставился на нее.
– Скорее всего, за ним последует остановка, на которой вам придется выйти.
– Не удивлюсь, если окажется, что это и ваша остановка.
– Уже хотя бы потому, что на вожделенной вами остановке пригородного поселка Южного обычно выходит большая часть пассажиров, – парировала женщина и, оглянувшись, победно и в то же время мстительно, улыбнулась.
3
Президент еще не знал, что это: путч, переворот, попытка ввести несанкционированное чрезвычайное положение? Но по составу входивших в группу людей понял: сами по себе они ничего, никакой силы и власти не представляют. Другое дело, что эта группа кем-то сформирована. Но кем именно? Председателем Верховного Совета Лукашовым? Шефом госбезопасности Корягиным? Нет, самим вице-президентом Ненашевым, единственным, кто в самом деле обладал хоть какой-то государственной властью? Но быть такого не может! Кто угодно, только не это ничтожество!
Последняя информация о Ненашеве, которая просочилась к нему из Москвы, была по-русски снисходительной: «ничего не поделаешь, вице-президент опять в запое!». И если уж путч возглавил этот человек… Не завидует он в таком случае ни стране, ни путчистам. Впрочем, он не завидовал им в любом случае, независимо от того, кто окажется во главе этого «стрелецкого бунта», но это пока что детали.
Русакова уже не раз, то ли прозрачными намеками, то ли прямо в лоб, спрашивали, как вообще такой человек, как Ненашев, мог оказаться в его вице-президентах?! Пусть бы уже досиживал до пенсии в своей «школе коммунизма»[3 - В коммунистической прессе, а также в идеологических постулатах времен СССР, профсоюзы всегда пафосно именовались «школой коммунизма».].
И хотя подобные вопросы-подковырки всегда выводили генсек-президента из равновесия, ответ его, как правило, был загадочно лаконичным: «Как попал, как попал? Да кое-как!». Он, Русаков – всего лишь руководитель демократической страны, а не император, которому корона дается по наследству. Кому неизвестно, что кадровые вопросы такого уровня в Союзе всегда решались коллегиально? И тут уж, извините…
Впрочем, налицо – классический, всему чиновничеству мира известный случай, когда подмоченная репутация второго лица становится лучшей гарантией прочности первого. Что же касается наследственных корон, то их тоже нередко снимали, причем вместе с головой.
…Но, предаваясь мимолетным размышлениям, Русаков неожиданно открыл для себя, что прямая связь с Кремлем не работает. Недоуменно взглянув, сначала на трубку, а затем – на стоявшего рядом со столом-пультом Веденина, генсек-президент проверил еще несколько трубок, в том числе красную, на аппарате главнокомандующего Вооруженными силами, который обязан был работать, даже если бы наступил конец света. Но который тоже «благополучно» не работал.
– Нас что, отрезали от мира? – почти испуганно спросил он помощника.
Прежде чем ответить Веденин лично «прошелся» по всем трубкам, по привычке поклацывая рычажками!
– Но такого просто не может быть! – округлились теперь уже и глаза помощника. – Такого вообще быть не должно!
– Если в этой стране чего-то и не может быть, так это того, чтобы охрана пропускала на территорию резиденции Президента людей, которых он к себе не приглашал, – резко ответил Русаков.
– В принципе – да, так оно и должно быть, – на удивление спокойно отреагировал Веденин. А ведь до сих пор он не раз бледнел от волнения и страха даже в тех случаях, когда для особых причин для волнения у него не было.
«Неужели решил, что со мной как с Президентом уже покончено? – прошел холодок по спине Русакова. – Что-то слишком уж независимо и раскованно ведет себя. Хотелось бы знать, кто ему эту уверенность внушил».
– Каким образом возникла вся эта «группа московских товарищей»? – резко спросил Президент. – По чьей воле? Кто ее формировал?
– Понятия не имею, – в том же непринужденном тоне молвил помощник, почти вальяжно пожимая плечами, словно речь шла о чьей-то чудаческой выходке.
– Только не юли, Иван Григорьевич. Все намного серьезнее, нежели ты себе представляешь.
– Да нет, представлять-то я себе представляю, но, судя по всему, за этой кремлевской делегацией стоит Лукашов. Или шеф службы безопасности. Полагаю, что вам определить будет легче, нежели мне.
– Мне твои гадания и расшаркивания, Веденин, не нужны. Кто выходил на тебя вчера, сегодня, в ближайшие часы?
– На меня, собственно, никто…
– Я спрашиваю, – резко прервал его Президент, – кто тебе звонил из состава группы или по ее поручению?
– Генерал-лейтенант Цеханов, начальник управления охраны кагэбэ. Однако разговор был сугубо конфиденциальным, – тотчас же предупредил Веденин.
– Меня конфиденциальность ваша не интересует. Ты у кого в помощниках ходишь: у меня или у Цеханова?
– Понятное дело… – проворчал Веденин, сморщив и без того по-крестьянски морщинистое лицо. – Но ведь вы же понимаете: Госбезопасность есть Госбезопасность, а к неприкасаемым я все еще не принадлежу, кагэбисты и не таких чинов вязали.
– Теряешь доверие, Веденин. И не надо все сваливать на кагэбэ. Пока ты при мне – никто подступиться к тебе не смеет.
– Директор «Елисеевского» гастронома, в подсобках которого весь Кремль отоваривался, включительно с домочадцами генсека, тоже считал, что к нему не подступятся. А когда до расстрельной статьи дошло, ни одна сволочь и пальцем не пошевелила, чтобы вступиться за него.
– Хватит! – по-интеллигентски вяло врубился кулаком в поверхность стола Русаков. – Прекрасно знаешь: по поводу «Елисеевского» – вопрос не ко мне, а к предшественнику.
Биография Веденина, этого пятидесятипятилетнего функционера, могла служить образчиком партноменклатурного восхождения, во время которого бывший секретарь комитета комсомола с техникумовским образованием одного из степных краснодарских совхозов прошел, получив заочное образование, путь до первого секретаря райкома комсомола, а затем и первого райкома партии. А еще в свое время он успел поработать инструктором и завотделом крайкома… Но если для многих функционеров его поколения партийная карьера на этом и завершалась, то Веденин вовремя был замечен и оценен будущим руководителем страны, и теперь вот пребывал в ипостаси помощника генсек-президента.
По самому нутру своему человеком он был алчным, скрытным и беспредельно завистливым, однако существовало важное деловое качество, благодаря которому его покровители предпочитали закрывать глаза на все прочие проявления характера Веденина. Это был хозяйственник до мозга костей, идеально приспособившийся к социалистическому строю, а главное, обладающий удивительной способностью «рыть землю» по любому случаю, и «доставать из-под земли» даже то, чего, казалось, не существовало не только в магазинах и на базах спецраспределителей, но и в самой природе. Причем в этих вопросах на него всегда можно было положиться.
Как бы там ни было, а супруга генсек-президента Лариса Акимовна и ее ближайшее окружение души в Веденине не чаяли. И даже в кличку «Завхоз», которая приклеилась к нему еще в совхозные времена, не вкладывали ни сарказма, ни пренебрежения, сводя ее до констатации факта.
Кстати, ни для кого не было тайной, что по номенклатурным ступеням власти Иван Григорьевич восходил только благодаря женам своих шефов, путь к душам которых, однако, находил не через ухаживание и постель, поскольку всем было известно, что он «не по этому делу», а через склады и подсобки магазинов.
– Ну и где там эта «группа товарищей»? – со злой иронией поинтересовался Русаков у начальника охраны, убеждаясь, что попытка «расколоть» своего помощника-«завхоза» ни к чему не приводит.
– Терпеливо ждут вашего приглашения, товарищ Президент, – по-армейски четко и лаконично доложил полковник.
– В твоем кабинете ждут?
– Никак нет, – ответил Буров с такой уверенностью в голосе, что у Русакова не осталось причин для подозрений в его неискренности. – Однако настроены решительно.
– Это ж, в каком таком смысле – «решительно»?
Полковник опять замялся. Он, потомственный военный, пребывавший «под погонами» с суворовского училища, привык к четким однозначным приказам и столь же четким, лаконичным ответам. А здесь, в охране резиденции генсек-президента, куда его, профессионального спецназовца – бывшего «морского котика», а затем офицера Главного разведуправления Генштаба армии – засунули непонятно с какой радости, все время приходилось подстраиваться, разводить дипломатию и всячески выворачиваться. Это-то и вызывало у сурового, физически крепкого офицера чувство некоей «проституирующей», как он сам выражался, неловкости. Вот и сейчас его охватывало именно такое ощущение.
– …Решительно дождаться вашего приглашения, товарищ Президент, – в очередной раз извернулся Буров.
– Разве что… Ладно, давай их сюда, коль уж моя охрана щелкает каблуками перед каждым генералом госбезопасности…
«А ты что ожидал, что мы начнем их отстреливать?! – мысленно огрызнулся полковник. – Довел страну – великую страну – почти до полного развала, полного раздрая, и еще и выпендривается! Хочешь, чтобы мы гнали эту “группу товарищей” отсюда?! Тогда в чем дело? Прикажи – и мы их погоним. Но сначала прикажи!».
4
Уже в течение часа референт-адъютант соединял шефа госбезопасности только с тем узким кругом людей, которые были указаны в списке, составленном самим генералом.
Он еще не знал, что очень скоро эти люди станут костяком нового высшего руководства страны – некоего «Госкомитета по чрезвычайному положению», но по взволнованности голосов и по самому подбору посетителей давно определил: эти люди задумали что-то очень серьезное. Нечто такое, о чем ему не только не положено было знать, но и категорически не полагалось догадываться.
Правда, появилось в этом «списке избранных и допущенных» и несколько, на первый взгляд, совершенно «необъяснимых» людей. Как, например, шеф кагэбэ по Казахстану, называя которого, Корягин проворчал: «Да, и обязательно дозвонитесь мне до главного казахского кагэбиста Воротова. Понять не могу, почему я до сих пор не убрал его!»
Если бы речь шла об Украине, референт-адъютант еще воспринял бы это как должное, но обращаться сейчас, в такое время, в алма-атинский филиал конторы!.. Однако еще больше удивился полковник, когда уже буквально через десять минут Корягин с холодной вежливостью поинтересовался у него:
– Так что там с Алма-Атой?
И только тогда референт-адъютант Нефедов понял свою ошибку. Он до сих пор даже не пытался выйти на связь с Воротовым. Не потому, что забыл. Просто сюда, в приемную, звонки шли чередой. Правда, почти всех их полковник «глушил», но все равно это отбирало уйму времени. Вот только шефу этого не объяснишь.
– Пока не удалось, – попытался он нагло соврать, однако Корягин уже понял, что полковник еще попросту не вычислил казаха-кагэбиста по «табели о важности персон», а потому с еще более суровым спокойствием произнес:
– Я просил бы вас, полковник Нефедов, срочно вызвать на связь начальника республиканского Управления госбезопасности по Казахстану генерал-майора Воротова.
Нефедов прекрасно знал: если уж шеф доходит до полного титулования кого-либо из подчиненных – хуже приметы не бывает. Вот и сейчас в устах Корягина это прозвучало как первый признак того, что казахский обладатель титулов и званий очень скоро может всех их лишиться и вообще оказаться не у дел.
На сей раз полковник попытался с ходу выйти на связь с Воротовым, но, после нескольких попыток, связаться ему удалось только с одним из его подчиненных, да еще – с порученцем. Причем оба заявили, что Воротов сейчас «у первого лица державы», – они отвечали именно так: не республики, а державы, что очень удивило Нефедова, и оба туманно объясняли своему коллеге из столицы: «Вы же понимаете, какие события у нас здесь происходят!».
Когда полковник услышал это объяснение от первого собеседника, то не сразу понял, о чем это он; подумал, что имеется в виду что-то происходящее в связи с переворотом; когда же об этом обмолвился порученец Воротова, почему-то вдруг постеснялся уточнить, что именно тот имеет в виду. Во-первых, не хотелось бы выглядеть человеком несведущим, во-вторых, он понимал, что по обычному телефону разъяснять «сложные ситуации» в кагэбэ не принято. Другое дело – по спецсвязи. Однако от секретного аппарата Воротов, судя по всему, был сейчас далековато.
Все прояснил начальник отдела по связям с общественностью, у которого в конторе было именно то прозвище, которого он заслуживал – «Проныра». Войдя в кабинет референт-адъютанта и увидев, что тот мается в одиночестве, тут же спросил:
– Так что там слышно из Казахстана?
– А что должно быть слышно… из Казахстана? Что там вообще происходит?
Проныра на несколько мгновений застыл с открытым ртом, но, сообразив, что Нефедов действительно не понимает, о чем идет речь, объяснил:
– Так ведь сейчас там находится Президент России Борис Елагин. Так сказать, с официальным визитом в «дружественной стране»… – мать их. Дожились!
– Вот оно в чем дело!.. – понял свою оплошность полковник. – Совершенно упустил это из виду.
– Не ты один, – успокоил его Проныра. – Все мы… упустили его из виду. Именно поэтому он сейчас в Алма-Ате, ведет переговоры с Президентом Кузгумбаевым. Укрепляет, видите ли, связи между суверенными государствами – Российской Федерацией и Казахстаном, делая при этом вид, что Советского Союза уже не существует, что с этой страной давно покончено.
Как только Проныра исчез за дверью, референт-адъютант вновь прошелся по телефонам замов Воротова, и первому же из тех, кого удалось выловить, передал:
– Приказ Самого: немедленно разыщите Воротова. Пусть тотчас же свяжется с Москвой, с шефом.
На сей раз цепочка сработала. Уже минут через десять полковник услышал в трубке: «Казахстан. Воротов», и тут же доложил об этом Корягину, хотя знал, что у того все еще находятся министр внутренних дел и министр обороны.
– Ну и что там у вас? – жестко поинтересовался Корягин, как только услышал голос «казаха».
– Ситуация под контролем.
– Конкретнее.
– Без происшествий, – не понял его Воротов.
– С Елагиным что? – спросил генерал армии голосом нервного учителя, потерявшего надежду обнаружить у двоечника хоть какие-то знания. – С его возвращением в Москву?
– Исходя из вашего требования, вылет удастся задержать.
– На сколько?
– На час.
– Мало.
– Да, но…
– Я сказал: «мало»!
Однако жесткость тона председателя Госбезопасности Воротова не остепенила. Он знал реальное положение дел в республике и исходил из нее.
– Но ведь это же не наш, а российский «борт».
– Не понял.
– Это же самолет российский, причем президентский, с российскими пилотами. Им уже доложили об исправности и готовности к полету, и сейчас борт пребывает под усиленной охраной людей Елагина.
Только теперь шеф госбезопасности сообразил, почему Воротов так упрямо цепляется за недоступность «борта». Он, очевидно, решил, что единственная возможность задержать Президента России – это вывести из строя его самолет, или же, «запустив» ложную тревогу, заставить механиков и спецохрану еще раз пройтись по всем бортовым узлам.
– Я ведь не требую, чтобы борт не долетел, – Корягин был уверен в надежности своей спецсвязи, а потому мог говорить открытым текстом. – От вас не это требуется, Воротов.
– По-нят-но… – и голос казаха показался ему еще более озабоченным.
– Существует же, черт возьми, такое понятие, как «восточное гостеприимство»! Пусть проявят это самое свое, хваленое, восточное… Хотя бы на три часа.
– На три?!
Воротов изначально определил, что Кузгумбаев продержит Елагина на своем «восточном гостеприимстве» не менее двух часов, и когда он говорил о часе, – это было подстраховкой. Но этот неожиданный звонок председателя Госбезопасности… Казах уже подумал было что там, в Москве, наверху, что-то очень сильно изменилось, и теперь уже от него потребуют не задержки борта, а наземного устранения Елагина. А что, ситуация явно способствовала такому повороту событий. Ведь погибнуть Елагин должен был бы не в России, а в Казахстане, где покушение на него можно было приписать кому угодно, от казахских национал-исламистов, до афганских моджахедов.
