скачать книгу бесплатно
– Что бы вы ни думали сейчас обо мне, – тряхнула смоляными кудрями Иллирия, – вы должны знать: баронесса Лили продолжает оставаться в опасности, поэтому ей лучше сегодня же уйти из пансиона. Тем более… что она влюбилась в вас.
– Лили влюблена в меня?! Эта мраморная статуя? Хватит с меня ваших розыгрышей, внебрачное дитя Эллады! – негромко, но твердо осадил ее д’Артаньян. – Все, хватит!
– Лили действительно влюблена в вас, – взглянула на него гречанка прекрасными, печальными глазами. – Неужели вы не замечаете этого? Или же не хотите замечать, усматривая в любви баронессы опасность для своей вольной жизни? Впрочем, речь сейчас идет не столько о любви, которая грозит вам, сколько об опасности, которая все еще грозит баронессе фон Вайцгардт…
5
…Там, в Каменце, графиня де Ляфер не сообщила Гяуру еще об одном письме, которое днем раньше привез другой гонец.
Впрочем, князю и не следовало знать о нем. Пришло оно из Кракова и состояло всего из двух строчек: «Удалось ли вам, графиня, выполнить мое поручение? Поторопитесь. Ангелы уже трубят. Срочно жду вас в Кракове».
Подписи под ним не было, да и написано оно были корявым, явно не писарским почерком, на обрывке старого пергамента. И все же это не помешало графине сразу же, по его смыслу, определить, что писалось оно под диктовку королевы Польши Марии-Людовики Гонзаги. «Ангелы уже трубят!». Еще бы! Это была не просто условная фраза. Так уж сложилось, что ангелы эти самые «трубили» всякий раз, когда королева оказывалась в крайне трудном положении и ей нужна была срочная помощь графини де Ляфер.
Да, речь шла о письме королевы Польши, чьей благосклонностью пренебречь графиня пока не решалась. И не только потому, что сейчас она находилась на территории Речи Посполитой. Диана всегда гордилась тем, что умела – чисто интуитивно – предугадывать поступки людей, развитие событий; умела прогнозировать свое будущее, менее всего полагаясь при этом на волю Божью, на судьбу.
Нет, пока что она не нуждалась в поддержке королевы. Однако в будущем, когда…
Впрочем, это «когда» больше волновало сейчас королеву, чем графиню де Ляфер. Именно поэтому Мария Гонзага так торопила ее. Именно поэтому примчалась вслед за королем в Краков. Как-никак до Кракова графине ближе. Да и злых ушей меньше, чем в Варшаве, где для королевы «ангелы трубят» теперь почти беспрестанно, причем вовсю.
С тех пор как графиня познакомилась с Ольгицей и Властой, она нередко жалела, что Всевышний не наделил ее такой же силой ясновидения, как этих двух полуведьм. Однако в свои двадцать пять Диана тоже успела выработать в себе какую-то особую интуицию и стать убежденной, самонадеянной фаталисткой.
Графиня де Ляфер чувствовала, что способна играть во Франции, в Польше, вообще в этом мире, куда более заметную роль, чем та, которую предопределило ее происхождение и положение в обществе. Вот почему она так упорно стремилась во что бы то ни стало войти в высшие сферы обоих государств и даже в какой-то степени влиять на их политику и взаимоотношения.
«То, на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – бросила она когда-то сгоряча графу де Брежи, который вдруг усомнился: стоит ли ей вмешиваться в государственные дела Франции? Так вот, эта мысль: «… на что, сотворяя мою судьбу, поскупился Господь, я сотворю сама», – теперь уже стала ее девизом, который мог бы с таким же успехом стать девизом любой другой воспитанницы пансиона мадам Эжен.
– Впереди большой лес, графиня, – на ходу заглянул в карету поручик-гонец Кржижевский. Нам придется трястись по нему почти всю ночь. Благоразумнее завернуть вон в ту деревушку и заночевать.
– Трястись всю ночь я как раз и не желаю. Не из-за кочек, из-за страха.
– Тогда стоять! – скомандовал поручик. – Надо решить, что будем делать.
Кучер сразу же остановил коней. Графиня взглянула на Власту, затем на Ольгицу.
– Нам не следует останавливаться, – уверенно проговорила слепая провидица. – Они найдут нас и в деревушке. А так… под утро мы проедем мост, свернем направо и отдохнем на хуторе лесника.
– Кто это – «они»? – ошеломленно спросила графиня. – Разве нас кто-то поджидает или преследует?
– Враги королевы, – спокойно ответила Ольгица. – Они уже знают, что мы спешим в Краков. А места здесь глухие.
– Почему же вы молчали?! – возмутилась Диана, инстинктивно нашаривая висевшую у ее плеча сумку с пистолетами. – Да еще и предлагаете въезжать в лес?
– Но если ж пани Ольгица так уверена… – начала было Власта.
– Единственное, в чем я уверена, – парировала Диана, – так это в том, что вам лучше помолчать.
– Не ссорьтесь, – вмешалась Ольгица. – Не время. Все будет хорошо.
– Но у меня всего-навсего двое гусар, – напомнил поручик. – Ну, еще ваш телохранитель – татарин Кара-Батыр… Четверо вооруженных мужчин, которых в лесу можно уничтожить первыми же выстрелами из засады.
В карете воцарилось тягостное молчание. Только забившийся где-то в щели сверчок призывно играл на своей боевой свирели, словно чудом уцелевший трубач погибшей армии.
– Вы ведь слышали, что сказала госпожа Ольбрыхская, поручик, – неожиданно изменила свое решение графиня. В ней вдруг взыграла кровь прирожденной авантюристки. – Кроме того, у вас есть приказ.
– Приказ, который я получил, обязывает меня вернуться. Понимаете, графиня, вернуться? И привезти вас. Иначе все это путешествие теряет смысл. Ну а по поводу того, о чем только что говорила ваша спутница… Я со своими солдатами проезжал этот лес днем и, насколько мне помнится, по ту сторону моста никакого дома лесника не наблюдалось; все тот же мрачный лес. Еще миль пять – только лес, и никаких признаков человеческого жилья.
– Не волнуйтесь, поручик, вам суждено погибнуть не в этом лесу, – сухим резким голосом заметила Ольгица. – Но об этом поговорим в другой раз. Если эту ночь мы проведем в постели, то прибудем в Краков через три часа после того, как женщина, которая направила вас сюда, отбудет из него. Но тогда какой смысл в вашем поручении?
– Вот видите, – благодушно поддержала ее Диана.
– Уж не хотите ли вы сказать?… – кончилось терпение поручика.
– Все, что госпожа Ольгица хотела сказать, она уже сказала, – перебила его Диана. – И не рассчитывайте, что я отпущу вас с миром, освободив от приятной необходимости прокатиться с нами по этому лесу. Кучер, гони!
– Я не могу рисковать вами, ясновельможная. Не скажу, чтобы в этом лесу завелись бандиты. Но здесь водится блуд. И лешие. Это бесовские места. Не думайте, что опасаюсь за себя. Как всякий солдат, я привык встречать смерть…
– Места здесь действительно бесовские, – неожиданно согласилась с ним Ольгица, – об этом нужно помнить, – и умолкла.
– Но ведь все равно нам необходимо ехать, – с укоризной напомнила ей Диана. – Иначе опоздаем.
– Вот и я говорю: пора двигаться дальше.
– Кара-Батыр! – позвала де Ляфер, и в ту же минуту у дверцы показалась бритая голова татарина. – Всели-ка мужество в этого труса-кучера.
– Не надо, Кара-Батыр, – вмешалась Ольгица. – Он и так поедет. Езжай, – тихо, так, что кучер едва мог расслышать ее голос, произнесла слепая. – Езжай, езжай. Я отведу от тебя все страхи, все напасти.
– Тогда уж отведи их заодно и от поручика! – презрительно рассмеялась графиня.
6
…С перевязкой было покончено. Фон Вайнцгардт и д’Артаньян поднялись и, поддерживая друг друга, начали спускаться в долину. Чуть ниже по склону медленно проскрипел осипшими колесами и отстонал жаждущими голосами целый обоз санитарных кибиток. Глядя им вслед, д'Артаньян почти с благодарностью подумал о том испанском артиллеристе, который в последнее мгновение почему-то сдержал свой клинок, давая ему возможность отвести туловище в сторону. А поняв, что противник ранен, медленно попятился от него, вместо того чтобы добить, как это делали в пылу схватки многие другие.
Но еще за минуту до этого сам д'Артаньян едва удержался от соблазна пронзить клинком юношу с тоскливыми глазами. Так они и расстались, глядя в глаза и пятясь друг от друга.
Один из непостижимых эпизодов боя. Таинственный случай войны, который обоими будет именоваться отныне «волею судьбы».
– Господин лейтенант! Господин граф!
Д’Артаньян оглянулся и увидел мчащегося по склону Сержа. Буланый конь слуги был в мыле. Сам слуга – бледен от волнения и усталости. Чувствовалось, что, прежде чем Серж догнал своего господина, он успел осмотреть все окрестности Дюнкерка.
– У вас такой вид, сержант, словно вы прибыли с личным посланием короля.
– Вы бы посмотрели со стороны на себя. До меня дошел слух, что вы то ли убиты, то ли ранены. Значит, все-таки ранены!
– Можешь считать, что пока еще нет.
– Какое счастье, что вас не убили! Иначе вы так и не узнали бы, какой неописуемой красоты девушка разыскивает вас! – На ходу соскочил с коня Серж, видя, что лейтенант держится рукой за бок. – Вы все же ранены. Посидите здесь, а я поскачу в деревню и вернусь с какой-нибудь повозкой.
– Так мы говорим о повозке или о девушке? – свирепо уставился на него д'Артаньян. – Кто она? Где?
– Баронесса фон Вайнцгардт. Вот именно, Вайнцгардт, если только я сумел правильно запомнить. Эти германцы!.. Даже фамилию толковую – и то придумать не могут. Словом, вас ждет Лили! Та самая, из пансиона «Мария Магдалина»!
Офицеры переглянулись.
– Баронесса фон Вайнцгардт?! – в один голос спросили они, подаваясь к Сержу и прощая ему «германские фамилии».
Баронесса… В деревне. Постовые не пропускали ее, но, кажется, она сумела пленить их всех. Хотя и строга безмерно. Требует графа д'Артаньяна. К крепости рвалась, причем в самый разгар штурма. Еле удержали.
Офицеры снова переглянулись. То, о чем сообщал слуга, обоим казалось невероятным, хотя каждому – по только ему понятным причинам. Но оба сразу же поверили Сержу.
– Коня! – ухватился за поводья мушкетер.
– Но вам нельзя! Вы ранены в бок! При такой ране даже ходить непозволительно, не то что скакать…
– Я сказал: «Коня»! – почти прорычал д'Артаньян, вырывая из рук слуги поводья. – Это перст судьбы, барон фон Вайнцгардт! И я не упущу его! В этот раз не упущу! Клянусь пером на шляпе гасконца!
«Я поступил слишком опрометчиво, приблизив этого мушкетера к Лили, – с тоской посмотрел ему вслед барон фон Вайнцгардт. – Но трудно было предположить, что все зайдет столь далеко. А эта чертовка Лили! Как она могла оказаться здесь? Придется поговорить с ней серьезно».
– Теперь не упущу, клянусь пером на шляпе гасконца! – все еще оглашал окрестности недавнего поля боя ликующий лейтенант д'Артаньян, вряд ли догадываясь при этом, какие страхи одолевают сейчас брата прекрасной Лили.
7
У Лили были собственные воспоминания о том, что происходило в пансионе «Мария Магдалина» и во время пребывания там королевского мушкетера д’Артаньяна и сразу же после его отъезда. А происходили там события, о которых графу, в общем-то, и знать не положено было…
– …Это вы, баронесса фон Вайнцгардт?! – медленно поднималась с широкого, застеленного розоватым шелковым покрывалом ложа маркиза Дельпомас. Она отдыхала не раздеваясь. Металась и мучилась со своими неразделенными чувствами, тяжело переживая минуты томных мечтаний о том, что никогда не сбудется.
– Чему обязана в столь поздний час?
Лили подошла к туалетному столику маман Эжен, повертела в руках какой-то флакончик, вдохнула источаемый им аромат и, поставив на место, принялась осматривать золоченую, украшенную витиеватой арабеской пудреницу, изготовленную в виде медальона.
Баронесса вела себя настолько непринужденно, что у Эжен Дельпомас перехватило дух: это ж какой невозмутимой наглостью нужно обладать воспитаннице ее пансиона, чтобы, впервые попав в спальню патронессы, делать вид, будто ничего особенного не происходит!
– У вас здесь почти уютно, маркиза. Извините, общепринятое в пансионе обращение «маман Эжен» мне совершенно не нравится.
– Все это крайне интересно, – с трудом выдавила из себя Эжен, чувствуя, как от волнения у нее пересохло в горле. – Но хотелось бы поближе к цели вашего визита.
– Цель любого визита пансионесс к своей патронессе заключается в самом визите. Разве не так? Поскольку каждый визит – «еще одна ступень познания жизни двора, его нравов, правил поведения в высшем свете». Я что-то упустила?
– Вы совершенно правильно повторили слова, не раз слышанные вами от леди Стеймен. – Эжен хотела протиснуться между величественной, словно статуя, фигурой Лили и ложем, но почувствовала, что для этого ей придется основательно потеснить баронессу.
– Неоднократно внушаемые всем нам леди Стеймен, – уточнила Лили. Пудреница больше не занимала ее внимания и баронесса, поморщившись, двумя пальцами отбросила ее на край столика.
– И все же вам придется объяснить, почему вы оказались здесь. Иначе я вынуждена буду позвать слуг. Чего вы добиваетесь, баронесса?
– Своего права на урок. Или экзамен, какой обычно получали на этом «девственном» ложе другие пансионесс.
– Завтра же я исключу вас из числа воспитанниц пансиона! – побагровела Эжен. – Завтра же. Такой урок вас устраивает?
– Это будет непростительной ошибкой. И вам, и мне придется долго и не всегда убедительно объяснять множеству людей, в том числе моему брату, барону фон Вайнцгардту, и графу д'Артаньяну, почему вы так поступили. И тогда неминуемо возродится из небытия дух убиенной вами пансионесс Амелии Мюно.
– Нет, это немыслимо! Вы… вы действительно шантажируете меня! – трагическим голосом возвестила Эжен. – В таком случае, что бы вы ни говорили, завтра же я изгоню вас.
– Я помогу вам. Вы наверняка успокоитесь, услышав, что завтра я сама оставлю пансион. И никогда больше, ни при каких обстоятельствах, не намерена вспоминать о своем пребывании в нем. Не говоря уже о порядках, в нем царящих.
Маркиза подняла голову и внутренне встряхнулась. Откинувшись, она уперлась руками в постель позади себя и внимательно присмотрелась к Лили.
– Слово чести баронессы?
– Если здесь уместно вести речь о чести.
– Это мне нравится. Пришли бы вы с вашими заверениями раньше…
Не было бы спектакля, который вы со своим турком устроили во время пребывания здесь графа д'Артаньяна.
– Во всяком случае, все было бы по-иному; пока что давайте остановимся на таком варианте. – Маркиза дернула за звоночек. Почти мгновенно, словно она все это время ждала у двери, появилась леди Стеймен.
– Вина, мисс Стеймен, – приказала Эжен. – Две бутылки красного. Два бокала. И немного еды.
Вернулась леди Стеймен довольно быстро. Она сама наполнила бокалы и, подчеркнуто вежливо кланяясь, вышла. Ее пожелание спокойной ночи прозвучало двусмысленно и неуместно.
Осушив свой бокал, Лили принялась медленно раздеваться. Делая это, она незаметно наблюдала за Эжен. Глаза маркизы постепенно оживали, возгораясь огнем страсти.
«Наверное, точно так же смотрел бы на меня граф д'Артаньян, осмелься я вдруг раздеться перед ним в ту ночь, – подумала Лили. – Да, очевидно, так… Но тогда я не решилась. Тогда нет. Все это еще ожидает меня. Ведь, если вдуматься, что бы ни происходило после того, когда мы окажемся в постели, все равно Эжен – не мужчина. А значит, я по-прежнему останусь чистой и непорочной. Насколько это возможно после столь длительного пребывания в пансионе «Мария Магдалина».
8
Лес будто ждал, когда люди решатся въехать в него. Могучие кроны деревьев сразу же нависли над ними, как опавшие на землю темно-зеленые облака, а солнечные лучи растворились в косматых тенях-призраках, и над экипажем, над всадниками воцарилась напряженная гнетущая тишина, словно не в лес они углублялись, а спускались в мрачное подземелье.
– А ведь птицы в этом лесу не поют, – первой обратила внимание на причину столь странной тишины Власта. – Неужели их здесь вообще нет?
– Есть, но мало. Мертвецкий дух здешних болот отпугивает. Птенцы, которых они пробуют выводить над этими болотами, почти все гибнут, – объяснила Ольгица.
– Из зверей тоже, наверное, только волки и водятся.
– Значит, местные леса действительно бесовские, – на удивление спокойно заметила графиня. – Хорошие места для всякого сатанинства.
– Давайте и мы помолчим, – властно завершила разговор Ольгица. – Тишина небес рождается из молчания.
– Ничего себе: «тишина небес»! – Диана достала из сумки пистолет, положила рядом с собой на сиденье и, откинув голову на подзатылочную подушечку, попробовала задремать.
– Кажется, вскоре ей это удалось. Дорога оказалась мягкой, словно перина, и глушила всякую тряску и скрип колес. И все же это был не сон. Перед внутренним взором графини проплывали то бульвары Парижа, то веселая суета бала во дворце герцога Орлеанского, на который ее приглашали трижды, и чем она гордилась всю свою юность. А еще – окутанные вечерней дымкой рощи, посреди которых – то здесь, то там – отливали лунным светом плесы миниатюрных озерец, то есть все те пейзажи, которые она могла наблюдать со сторожевой башни родового замка графов Ляферов-Шварценгрюнденов. А вот и сам замок…
Треугольный дворик между тремя башнями цитадели, выстроенной из огромных камней на вершине нависшего над речным каньоном утеса. Крепостная стена с дубовыми, закованными в металл воротами, за которыми чернел уже давно не поднимавшийся подъемный мост. Древняя полуразрушенная часовенка по ту сторону моста, в которой нередко находили приют паломники, идущие в Рим или даже в Палестину. Там они не платили за ночлег, а слуги всегда старались доставлять им немного еды.
Этот полусон-полувидение захватил графиню столь стремительно и надолго, что, когда она очнулась и, отворив дверцу, выглянула из кареты, то по взошедшей над лесом луне с удивлением определила: а ведь уже около полуночи! Хотя не может такого быть: неужели она столько времени пробыла в этом нежном забытьи?
Высунувшись еще больше, графиня оглянулась по сторонам. Лес по-прежнему стоял угрюмый и молчаливый, а кучер безбожно дремал на передке, полностью полагаясь на инстинкты лошадей. Холодно поблескивали панцири клевавших носами гусар. Тревожно, и тоже, очевидно, в дреме, всхрапывали их кони.
То, что Диана видела сейчас, казалось ей продолжением некоего кошмарного сна. «Карета обреченных – в заколдованном разбойничьем лесу» – вот как должна была бы называться картина, если бы все, что происходило здесь в эти минуты, было перенесено на холст. Однако сейчас ей было не до живописных сюжетов: она нутром чувствовала, что вот-вот что-то должно произойти. Что именно – этого она знать не могла, но предчувствие, предчувствие… Еще минута – и…
