скачать книгу бесплатно
– Нет, пока что.
– Почему? У вас что, нет телефонистов, нет кабеля?
– Все равно долго здесь не продержимся, – обреченно молвил старший лейтенант.
– Выяснили, кто соседи слева и справа?
– Нет… Если так, по-умному, то нас вообще нужно было перебросить на тот берег Ингула, чтобы оборону занять по водному рубежу.
– А вам не приходило в голову, что роту вашу, старший лейтенант, только потому и оставили здесь, чтобы не позволить немцам с ходу форсировать реку, а значит, дать возможность другим частям укрепиться по левому берегу?
Пока вестовой разыскивал политрука, сам «лазутчик», не обращая внимания на запрет и угрозы комроты, взошел на холм и осмотрел позиции.
– Советую уже сейчас создавать вторую линию окопов, подводя их к самому берегу реки. Устраивайте свои позиции в виде небольшого плацдарма, чтобы иметь за спиной хотя бы метров триста берега – для отступления или для подхода подкреплений.
Политрук появился в те минуты, когда в западную часть села уже входила немецкая колонна, впереди которой двигались два мотоциклиста с разведчиками. Бесстрашно развернувшись на лужке, они остановились, и старший, очевидно, офицер, не спеша вышел из коляски. Он вел себя так, словно был удивлен, что кто-то там пытается мешать продвижению его части.
Сердюков прокричал вестовому:
– Передать по цепи: огонь пока не открывать. Подпустить поближе! Беречь патроны! – и тут же приказал политруку, только что призванному из запаса партработнику в новенькой старательно отутюженной форме: – Разберитесь с этим задержанным.
– Это кто же меня задерживал?! – возмутился Гайдук, однако комроты уже поспешил к своему штабному дому. – Я сам прибыл сюда, чтобы воспользоваться возможностью доложить…
Договорить ему не позволил телефонист, возникнув из ближайшего оврага:
– Товарищи офицеры, есть связь с тем берегом, со штабом дивизии!
– Наконец-то, – ринулся к нему майор, не обращая внимания на политрука, растерянно топтавшегося рядом. – А то я чувствую, что зря теряю время.
Представившись телефонисту, Гайдук выяснил, о какой дивизии идет речь, и тут же потребовал срочно пригласить к телефону начальника разведки или комиссара дивизии. А когда подошел дивизионный комиссар, попросил немедленно сообщить коменданту или начальнику гарнизона Степногорска, любому руководителю, что следующей ночью ожидается высадка немецкого десанта. Скорее всего, это произойдет под утро и в районе железнодорожного поселка, так что пусть готовятся, возможно, придется сформировать отряд ополчения.
– У вас точные сведения? – приглушил голос комиссар, словно рассчитывал, что, доведя его до шепота, убережется от подслушивания. – Рядом со мной находится начальник разведки, полковник Зырянов, поэтому общий вопрос: что, завтра у нас в тылу действительно ожидается высадка десанта?
– Двух десантов, товарищ дивизионный комиссар: парашютного и танкового. И оба – в районе железнодорожной станции Степногорска.
– Совсем обнаглели; не терпится! Преимущество свое, временное, почувствовали, вот и рвутся к Днепру, – почти проскрежетали зубами на том конце провода.
– Замечу, что речь идет не об обычном армейском десанте. Костяк составит отряд диверсантов, обстрелянных, прошедших специальную подготовку в какой-то школе неподалеку от Берлина.
– Я слышал ваше донесение. Откуда у вас эти сведения? – послышался в трубке другой, уверенный, почти нахрапистый голос, конечно же принадлежавший начальнику разведки.
– Все, что должен был сообщить вам по телефону, товарищ полковник, я уже сообщил.
– Вы могли сообщить, что угодно. Почему мы должны верить?
– Обо всем прочем – доложу тому, кому обязан доложить, – в свою очередь, ужесточил тон майор. – Свяжитесь, пожалуйста, с начальником отдела НКВД в Степногорске и сообщите, что вышел на связь агент «Атаман»; он знает, кому докладывать по инстанции. А заодно развеет ваши сомнения.
– Хорошо, свяжусь, – полковник, видимо, слегка колебался. Недоверия майор у него так и не развеял, однако начальник разведки прекрасно понимал, что никаких иных доводов предоставить ему Гайдук не в состоянии. И что, скорее всего, убеждать в правдивости сведений этого информатора придется самим немцам.
– Но прежде прикажите своему старшему лейтенанту Сердюкову наконец-то освободить меня из-под ареста.
– Из-под ареста?
– Притом, что я сам прибыл в расположение его роты. Из-за подозрительности этого офицера я и так уже потерял как минимум два часа. А с минуты на минуту начнется наступление немцев.
– К телефону его.
Прикрыв ладонью трубку, Гайдук тут же передал это распоряжение политруку и снова вернулся к разговору с полковником:
– Мне нужно срочно переправиться на левый берег Ингула. Тогда можем встретиться, и с кое-какими подробностями будущей операции немцев я вас все же ознакомлю. Кстати, вот он, Сердюков, приближается.
Гайдук не слышал, что именно полковник говорил командиру роты, но трубку тот положил с багровым лицом и, стараясь не глядеть на него, прорычал:
– Вы свободны, товарищ майор. Берите своего коня и переправляйтесь на нем. Метрах в пятидесяти выше по течению брод образовался, верхом преодолеете. Или, во всяком случае, до середины дойдете, – а когда Гайдук уже сидел на коне, добавил ворчливо: – Привычку в штабе взяли: чуть что – «разжалую, под трибунал!..». Вот и проявляй после этого бдительность!
– Я поговорю в штабе дивизии, чтобы вас поддержали артиллерийским огнем да подбросили подкрепление, – пообещал Гайдук то единственное, что имел право обещать этому командиру и его обреченным бойцам, чьи позиции – майор видел это – немцы, не прибегая к лобовым атакам, уже брали в клещи.
20
Под вечер на аэродроме приземлились сразу два десантных штурмовика, специально приспособленных к выбросу парашютистов, с последующей поддержкой их с воздуха. По приказу барона фон Штубера, первая группа отряда «Скиф» тут же метнулась к ним. Половине из тех, что погружались сейчас в чрева «десантников», предстояло совершить прыжок впервые, однако оберштурмфюрера это не огорчало.
– Роттенфюрер Вергер, – подозвал барон одного из опытнейших своих диверсантов. – Командуете первой штурмовой группой!
– Есть принять командование группой! – по-русски ответил обер-ефрейтор СС, уже явно входя в роль диверсанта.
– Фельдфебель Зебольд, командуете второй штурмовой группой. Она полетит вторым эшелоном.
– Яволь, я уже познакомился с бойцами группы. Парни в основном надежные.
– Уточняю план учебной операции, – развернул барон на столе, под навесом наблюдательного пункта, карту местности. – Самолеты делают три круга над лесом и базой, а затем выбрасывают вас, роттенфюрер, на этом лугу, за северной окраиной лесной деревни Кузьминки. Насколько мне известно, румынскому батальону, расквартированному там, вчера утром приказано срочно оставить деревню и выдвинуться к Южному Бугу…
– …поскольку Буг должен стать пограничной рекой румынской Транснистрии, а значит, и всего румынского королевства, – проявил знание ситуации роттенфюрер СС.
– Какая утонченная осведомленность, Вергер! – одарил его барон своей традиционной иезуитской ухмылкой. – Забыли добавить, что Антонеску[12 - Ио?н Ви?ктор Антоне?ску (1882–1946) – румынский государственный и военный деятель, маршал, премьер-министр и кондукэтор (аналог фюрера или дуче, рум. conducatorul, conducator) Румынии в 1940–1944 годах.] пока запрещает своим солдатам переходить эту реку и участвовать в боях за пределами Транснистрии.
– Не исключено, что на восточный берег Буга нам придется загонять этих «союзничков» под дулами автоматов, – брезгливо поморщился Зебольд, никогда не скрывавший своего презрительного отношения к воинству Антонеску.
– А после высадки нам предстоит прочесать деревню? – проявил нетерпение роттенфюрер.
– Причем это должно быть настоящее прочесывание – каждый десантник действует самостоятельно, соблюдая все меры предосторожности, как если бы Кузьминку заняли солдаты противника. Всякого подозрительного, кто попытается оказать хоть какое-либо сопротивление или выказать недовольство, расстреливать на месте, как партизана.
– Нужно было оставить там румын, – осклабился Зебольд, расправляя свои широкие, слегка обвисающие плечи орангутанга.
– Это еще зачем? – не понял Штубер.
– Тогда, выкуривая их, мы провели бы учения, максимально приближенные к боевым.
– Мне давно известно, что вам, фельдфебель, хотелось бы видеть своими врагами кого угодно, лишь бы не русских, – сурово упрекнул его барон. – Не пытайтесь облегчать себе жизнь, Зебольд; под моим командованием это невозможно.
Хотя Вергер не сомневался, что майор и на сей раз, как обычно, предается ироничному блефу, он все равно победно взглянул на фельдфебеля.
– На окраине леса вы, роттенфюрер, – барон не позволил ему смаковать унижение фельдфебеля, – поджидаете вторую волну высадки, то есть отряд Зебольда, а также отбывший туда на машинах отряд обер-лейтенанта Вильке. И совместно, под общим командованием обер-лейтенанта, прочесываете лес.
– Имеются какие-либо сведения о партизанах или окруженцах? – поинтересовался фельдфебель.
– Не исключено, что НКВД оставило там какую-то группу. А в лесу бродят стаи дезертиров. К особым выяснениям не прибегайте, пленных не брать. Все обнаруженные приравниваются к партизанам и диверсантам.
– Может, нам не стоит прочесывать деревню, а сразу же войти в лес, – поморщился роттенфюрер на скатывающееся к горизонту солнце. – Пока мы, а затем и группа фельдфебеля, будем бродить по усадьбам, основательно стемнеет.
– В этом – истинный смысл учебной операции. Не забывайте, что высаживаться в районе Степногорска нам придется ночью и разворачивать боевые действия – тоже ночью или на рассвете.
– Но в лесу мы сразу же потеряем связь с большинством бойцов.
– А вы и не должны поддерживать ее. При вас останется только радист и два-три диверсанта, в виде резерва и личной охраны. Моя тактика известна: в бою каждый десантник-диверсант действует самостоятельно, исходя из ситуации, а главное, не порождая паники и растерянности.
– Эта тактика, господин барон, – признал Зебольд, – оправдала себя еще на Днестре.
– Перед броском через десятикилометровый лес, сориентируйте бойцов на местности, назовите им пароль, чтобы в темноте не перестреляли друг друга. Место сбора – база «Буг-12».
– Будет выполнено, – отдали честь командиры групп.
– Командир наземного десанта Вильке уже должным образом проинструктирован. Всё, роттенфюрер, – к самолету. Вы, Зебольд, проверьте снаряжение своей группы. Кстати, – успел он предупредить Вергера, прежде чем тот бросился к самолету, – ни один парашют в поле остаться не должен, лично проверю.
* * *
После отправки в небо второй группы Штубер вызвал к себе шарфюрера Лансберга, который до этого с небольшой группой диверсантов занимался прочесыванием местности в поисках майора Гайдука.
– Чем утешите мое самолюбие, любезнейший?
– Русский все-таки ушел.
– Ценнейшее наблюдение! Но меня интересует, куда и каким образом он ушел, шарфюрер. То есть прежде всего нужно выяснить, оставил ли майор подземелье базы или пока еще находится в нем.
– Оставил. Причем сразу же.
– И вы способны убедить меня в этом?
– Мы обнаружили то место на прибрежном склоне, в пещере, где этот диверсант хранил свой плот. К воде он тащил его, оставляя следы на грунте.
– То есть, следопыт вы наш, вы обнаружили подземный ход, которым воспользовался майор?
– Можно сказать и так. Правда, он почти завален и наверняка заминирован. Не хотелось бы терять время и людей. Зато вместе с несколькими солдатами я побывал на том берегу реки, в Семеновке, – уверенно докладывал диверсант, еще со времен прохождения стажировки в охране лагеря польских военнопленных, известный под кличкой Магистр. Поговаривали, что столь «ученого» прозвища он удостоился за склонность к жесточайшим, но всегда «научно обоснованным», пыткам.
– Чтобы еще раз встретиться с майором Гайдуком?
– Майору в этом смысле не повезло. Зато я узнал, что, по имеющимся данным, кто-то из русских разведчиков или диверсантов сумел пройти через расположение одной из наших дивизий и присоединиться к гарнизону русского плацдарма на западном берегу Ингула.
– Ингула или Буга? – попытался уточнить Штубер, заметно мрачнея при этом.
– Я не ошибся, господин оберштурмфюрер. Разведка имела в виду плацдарм на Ингуле, протекающем значительно восточнее Буга.
– Я успел изучить карту местности. Что еще вам известно?
– Буг он форсировал в районе Семеновки, затем захватил какую-то обозную подводу, переоделся в германскую форму. Словом, действовал вполне профессионально.
– Вы сообщаете об этом с таким воодушевлением, словно радуетесь его уходу.
– Говорить о моих чувствах к русскому диверсанту пока что бессмысленно. Они проявятся позже, когда Гайдук окажется в наших руках.
– Не сомневаюсь, – зловеще ухмыльнулся Штубер.
Он помнил, с каким цинизмом и изощренностью умел допрашивать Магистр. По складу характера это был прирожденный садист.
– Другое дело, что я всегда ценил действия диверсанта-профессионала, – попытался шарфюрер прояснить свое отношение к Гайдуку. – Независимо от того, под присягой какой армии он сражается. Впрочем, у вас такие же критерии.
– Ну, цвета армейских флагов я все же различаю.
– В любом случае это вам, господин барон, если только не ошибаюсь, принадлежит термин «профессионал войны». Я встречал его в вашей журнальной статье.
– Давно предвидел, что придется запретить моим подчиненным чтение каких-либо изданий, кроме армейских уставов.
– И все же смею утверждать, что этот русский диверсант ушел от нас мастерски.
– Тогда почему бы вам не констатировать, что в ситуации с этим майором мы действовали непрофессионально? – угрюмо поинтересовался Штубер.
– Просто на каком-то этапе он сумел переиграть нас.
– Но лишь на каком-то этапе, – мстительно подтвердил оберштурмфюрер. Почему-то ему казалось, что судьба еще сведет его с майором-энкавэдистом. Теплилось в нем такое предчувствие, теплилось…
– Скорее всего, этот диверсант направлялся в Степногорск, – словно бы вычитал его мысли шарфюрер. – Именно в Степногорске находятся сейчас штабы дивизии и нескольких отдельных подразделений русских. И все пути к Днепру – тоже пролегают через него.
– Иначе мы не нацеливали бы на этот городишко свои десанты.
21
От планов вернуться за женой и дочкой лейтенанту Николаю Гайдуку пришлось отказаться сразу же. Ситуация на фронте оказалась настолько критической, что ветлазарет, куда он был определен, тут же сам начал отходить. Единственное, что Гайдук успел, так это передать с водителем-земляком, подвозившим боеприпасы в район Степногорска, записку: «Серафима! Евдокимка! Срочно уходите в сторону Днепра. Как можно скорее переправьтесь за Ингулец[13 - Ингул в районе Николаева впадает в Южный Буг и находится западнее города, о котором идет речь в романе; Ингулец – река более полноводная и расположенная восточнее – впадает неподалеку от Херсона в Днепр.]. Не теряйте ни минуты, враг рвется туда же. Угроза окружения! Нас тоже отводят в тыл. Куда именно – не знаю! Где бы вы ни оказались, тут же сообщайте на номер моей части…»
Чтобы передать записку, водитель грузовика изменил маршрут и оторвался от колонны. Посигналив у ворот Гайдуков, он спешно сунул записку в щель за штакетиной калитки и повел машину дальше. Услышав гудки, Евдокимка сразу же бросилась из дома во двор, но успела заметить только задний борт уходящего грузовика. А ей так хотелось хоть что-нибудь услышать от шофера: вдруг ему известно то, о чем отец не смог или не захотел написать!
Колеса велосипеда пришлось подкачивать, и эти минуты оказались самыми томительными, что отделяли Евдокимку от передачи тревожной весточки матери. В последнее время происходили беспокоящие перемены. Вчера под вечер уехал отец, сегодня утром – старшина и ездовой, квартировавшие в летней кухне. Сегодня же ушел в сторону фронта и батальон морской пехоты, где нес службу Лощинин. Правда, пошел слух, что морякам было приказано пока что занять линию обороны за западной окраиной городка, как бы во втором эшелоне, но так ли это на самом деле, Евдокимка не знала.
Сообщение от мужа Серафима Гайдук встретила мужественно.
– Я предчувствовала, что вернуться в город он уже не сумеет, – сказала она, запрокидывая голову, чтобы, таким образом, скрыть от дочери подступавшие к глазам слезы. – Может, это и к лучшему. Только что привезли большую группу раненых. Все говорят о том, что фронт по Ингулу наши не удержат, уже просто-напросто некому. Немцы непрерывно бомбят и обстреливают их. Много убитых.
Вчера вечером, проводя мужа, Серафима Акимовна, вместе с двумя другими учительницами, осталась в районной больнице, рядом с которой, в парке, теперь развернулся полевой госпиталь – это все, чем они могли помочь и раненым, и фронту. Евдокимка намеревалась дежурить вместе с ними, однако мать оказалась категорически против, тем более что кому-то же следовало и дома находиться, на хозяйстве.
Сейчас Серафима направлялась домой, чтобы несколько часов поспать перед ночным дежурством и в райисполкоме, куда она обязана была явиться как депутат райсовета. Многие организации и жители города уже оставили город. Госпиталь тоже готовился к эвакуации. Однако руководство района, кажется, никак не желало смириться с тем, что враг уже у порога, и, как могло, до последнего дня, старалось наладить жизнь городка с таким видом, словно как раз под его стенами враг и будет в конце концов остановлен.
