скачать книгу бесплатно
Чтобы не мешать их разговору, Родль отошел к «камню Скорцени» и присел на него.
– Фюрер приглашает туда многих влиятельных людей рейха. Не исключено, что будут и союзники.
– Очевидно, не только ради того, чтобы дать им возможность встретиться с Муссолини.
– Не думаю, что Муссолини обрадуется слишком многолюдной встрече. На его месте я бы крепко призадумался. Иметь в своем распоряжении такую лейб-гвардию, столько верных нашей идее генералов – и не суметь обезопасить себя от ареста в резиденции короля, в подчинении которого находилось в то время не больше роты личной охраны! Своей погибельной беспечностью создать столько проблем себе и фюреру!.. В Берлине такое трудно понять.
– В Берлине – да. Там вообще с трудом воспринимают все то, что происходит вне границ рейха. А ведь дело-то было в Италии.
– И все же фюрер пригласил в ставку многих влиятельных лиц, – мягко настоял на своем пилот, явно подчеркивая неординарность события, которое ожидает этих людей.
– Почему это вас так поразило, господин бригадефюрер? За этим что-то стоит?
– Думаю, что дело не в Муссолини. Вряд ли фюрер собирается чествовать его. Более неподходящей фигуры для героя нынче не сыскать. Героем будете вы.
– Мне это ни к чему, бригадефюрер. И вряд ли…
– Это нужно Германии, – резко объяснил Бауэр. – Сейчас, может, как никогда раньше, рейху нужен герой. Символ нации. Мир должен знать об успехе операции по освобождению дуче.
Скорцени благоразумно промолчал. Он понимал, что личный пилот фюрера, командир правительственной авиаэскадрильи вряд ли способен обладать большей информацией, чем та, что получена им вместе с очередным приказом. Тем не менее попытался осторожно прощупать почву:
– Было бы куда интереснее знать, в какую часть света мне суждено направиться после всей этой шумихи с чествованием Муссолини. Вы не астролог, господин бригадефюрер? – То, что генерал был в гражданском, облегчало Скорцени общение с ним. Отсутствовало психологическое давление мундира.
– Мы – солдаты, гауптштурмфюрер. Независимо от чина, – добавил он. Да, независимо от чина. Приказы же, как правило, поступают в последние минуты.
– Глубокомысленное замечание, господин бригадефюрер, – неуклюже попытался Скорцени свести их диалог к шутке. Но если бы он мог позволить себе такое признание, он признался бы генералу, что покорен его умением мужественно подавлять в себе вполне понятное в этой ситуации чувство зависти к успехам нового героя нации.
23
Войдя в номер, отведенный ему в отеле японской военной миссии в Тайлари, генерал Семенов с удивлением обнаружил в нем юную японку, ту же, которая приносила им чай. При появлении генерала японка поднялась с низенькой тахты и ступила ему навстречу. Под прозрачным шелковым халатом угадывалось совершенно голое тело. Теперь оно казалось даже более миниатюрным и изысканным, чем во время первого появления этой гейши.
На столике у тахты стояли уже знакомые Семенову чашечки с саке и тарелочки с бутербродами. Кроме того, источаемый большой пиалой островатый приятный запах свидетельствовал, что ужин их будет состоять из чашечки риса с черт знает какой рыбной приправой. Атаман никогда не был в восторге от японской кухни, но однообразие ее просто-таки поражало. Возможно, потому и поражало, что все разновидности рисовых блюд воспринимались им как одно – «рис с черт знает какой приправой».
Девушка стояла по ту сторону столика. Озаряя комнату полуприкрытой, а потому еще более соблазнительной, наготой, она как бы испытывала генерала на инстинкт: желая знать, на что он набросится раньше – на нее или еду.
Пятидесятилетний атаман понял ее, улыбнулся и, подойдя к тахте, устало опустился на нее. Девушка поднесла ему чашечку саке.
– И-ты осень устал, да? – присела у его ног.
– Чертовски.
– И-целтовски, да? – обнажила два ряда обворожительно белых, ровных, по-детски мелких зубов. Искрящиеся глазки ее напоминали две созревшие сливы, а лукавство, порождавшее улыбку, восходило своими магическими истоками к первородному лукавству Евы.
– Кто тебя прислал сюда? Капитан-переводчик?
– И-нет.
– Исимура?
– И-нет.
– Сама пришла, что ли? – ехидно ухмыльнулся Семенов, отпивая из чашечки унизительно слабую, но божественно священную японскую водку.
– И-нет.
– Паршивка узкоглазая, в соболях-алмазах, – добродушно покачал головой генерал. Ему на минутку почудилось, что это он вернулся к себе домой (Семенов давным-давно жил один) и дома его встречает эта девчушка. Он устало садится на тахту, японка присаживается у его ног и подносит чашечку саке. Что еще нужно от жизни человеку, которому перевалило за пятьдесят? Какие армии, какие войны, какие походы? Все, что мило ему в этом мире, – так это хрупкое, облаченное в полупрозрачный халатик создание с белозубой улыбкой и лукавыми глазенками-сливами.
«Но чтобы получить все это, нужно было сначала стать главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока, – напомнил себе генерал. Лукавить позволительно гейше, но не тебе. Впрочем, похоже, что в последнее время япошки и на тебя смотрят как на… гейшу», – презрительно прищурился атаман.
– Как зовут, в соболях-алмазах?
– И-нет, соболях-алмазах.
– Зовут как, спрашиваю. Имя, имя, – проговорил он по-японски.
– Сото.
– Сото? Впервые слышу такое имя.
– И-впервые? И-да? – Сото пригубила саке, поставила чашку на столик, поднялась и обхватила руками голову Семенова.
Лицо старого вояки оказалось на уровне ее груди. Он уткнулся в одну из созревших лун, словно ребенок – в грудь матери.
Сото это не смутило. Она положила руку ему на шею, и Семенов ощутил, что девушка настойчиво пригибает ее, в то же время другой рукой приподнимая подол халатика. Опьяненный дурманящим запахом французских духов и ангельской плоти, генерал обхватил руками ее округлые бедра и, приближая к себе, почти оторвал Сото от пола. Но именно в минуту плотского экстаза главнокомандующего в дверь негромко постучали.
«Японцы?! Эта сцена подстроена? – насторожился Семенов, отстраняя девушку. – Скомпрометировать – и?.. Застать в номере, поднять шум, скомпрометировать и?.. В соболях-алмазах!»
Открывая дверь, Сото прикрылась ею и осторожно выглянула.
– Прошу прощения, господин командующий, – возник на пороге его водитель Фротов. – Разговор на полсамокрутки.
– Какой еще разговор, в соболях-алмазах?! – набычился Семенов.
Но Фротов уже вошел. Не ожидая разрешения генерала и не обращая внимания на Сото. Приблизившись к столику, взял чашку девушки, осушил ее и, по-гусарски крякнув, принялся за бутерброд.
– Я понимаю, что вам нужно играть роль пролетария-водителя, поручик, – вполголоса возмутился Семенов, провожая взглядом удаляющуюся в соседнюю комнату Сото. – Но вы слишком вошли в роль, в соболях-алмазах.
– Прошу прощения, господин командующий, – крякнул поручик. – Проголодамшись до собачьего воя. А в роль вошел – это точно. Водители-японцы за своего принимают.
– Конкретнее.
Фротов оглянулся на комнатку, в которой скрылась Сото. Оттуда не доносилось ни шороха, ни звука.
– Удалось выяснить, что за фраер этот переводчик.
Фротов взял кувшинчик с саке и вновь наполнил чашечку.
– С вашего позволения, господин командующий.
– Конкретнее, – уже почти прорычал Семенов, сдерживая страстное желание выставить наглеца-поручика за дверь, предварительно разжаловав до рядового.
– Никакой он не капитан и не переводчик, – почти шепотом проговорил Фротов, наклоняясь к атаману.
– Об этом нетрудно было догадаться. Точнее.
– Генерал Судзуки. Пожаловал из Токио. Судя по всему, шеф Исимуры. Его водитель – родом из Сахалина. Я слышал, как шофер Исимуры спрашивал его: «Скоро там твой генерал-земляк отбывает? Дни и ночи приходится дежурить в гараже».
– Значит, генерал тоже из Сахалина? – он поднялся и выпил вместе с поручиком. Стоя. Потом еще по одной.
– И наверняка возглавляет русский отдел контрразведки. Или разведки. Не ясно только, зачем весь этот цирк с перевоплощением в переводчика.
– Это-то как раз очень даже ясно. Вы не подали вида, что понимаете, о чем они беседовали?
– Никак нет.
– Впредь ведите себя так же. Какую польку они на свой граммофон поставят, такую и станцуем, в соболях-алмазах.
– Было бы под что танцевать, – брезгливо сморщился Фротов. Поручик никогда не скрывал, что терпеть не может всего, что связано с азиатами, и только верность атаману, да еще эмигрантская безысходность вынуждали его оставаться в Маньчжурии.
– Под что поставят, – гневно блеснул глазами Семенов. Любое недовольство подчиненных великим прозябанием на сопках Маньчжурии он воспринимал, как упрек в свой адрес, намек на то, что Краснов, Деникин и прочие по крайней мере сумели привести свое воинство в Европу, а он – нет.
Как только Фротов ушел, генерал Семенов сбросил с себя френч и вошел в соседнюю комнату, где его ожидала японка.
– Иди ко мне, кто бы ты ни была и кто бы тебя ни подослал, – хмельно предложил он, садясь на расстеленную посреди комнаты циновку и прислоняясь спиной к кушетке.
Девушка подошла к Семенову и, нежно обхватив руками подбородок, приподняла его.
– И-меня и-никто не подсылал, – негромко, нежно произнесла она. Эти слова ее прозвучали как любовное признание.
– Правду нам еще предстоит узнать. Но японцам остерегаться меня нечего.
– И-вам тоже не стоит опасаться их, генерал.
– Ты-то откуда знаешь? – хмельно икнул Семенов и замер с полуоткрытым ртом. Только сейчас до него дошло, что Сото отлично поняла, о чем он говорил с Фротовым.
– И-вы не должны опасаться меня. – Девушка прислонила его голову к себе, и полы ее халата сами собой распахнулись, оголяя юное, уже знакомо пахнущее духами и первородной чистотой смугловатое тело.
– Тогда зачем тебя подослали ко мне? – попытался сдержаться генерал, понимая, что еще несколько мгновений – и он окажется опутанным сладострастной паутиной изысканных восточных нежностей.
– И-цтобы вы чувствовали себя спокойно.
– Я? – озадаченно спросил Семенов. Генерал отлично помнил: еще несколько минут назад Сото доказывала, что ее никто не подсылал. А теперь вдруг спокойно признала это.
– И-вы.
– А яснее ты можешь, черти б на тебе смолу возили?! Яснее, в соболях-алмазах!
Однако окрик его Сото не смутил. Даже то, что грозный рубака-атаман потянулся к лежащему рядом ремню с кобурой, не заставило ее содрогнуться. На ангельски красивом, богоугодном личике девушки оставалась все та же неописуемо-наивная улыбка.
– И-цтобы я могла подтвердить перед самым и-высоким командованием, и-цто вы оставались преданным японской армии и императору. И-разве это плохо, да?
– Вот оно что?! Ко мне приставили адвоката-соглядатая. Недурственно, – провел ладонями по бедрам девушки генерал. – Недурственно. – Ему хотелось окончить разговор раньше, чем уложит ее рядом с собой, поскольку потом разговор может «не пойти». – Интересно знать, кто это так заинтересован в непорочности моей репутации. Что вы молчите, моя Орхидея?
– Орхидея? И-так и-меня еще никто не называл. И-вы, и-конечно же, имели в виду императрицу Цыси[13 - Цыси – маньчжурская императрица, которую придворные называли между собой Орхидеей. Ее принято считать последней правительницей Китая. Кроме всего прочего, прославилась своей почти идеально налаженной службой дворцового и государственного шпионажа. Правила с 1861 по 1908 год.], – насторожилась Сото.
– Ее, в соболях-алмазах… Не думал, что поймешь-догадаешься.
– И-вы и-слишком высокого мнения обо мне, и-господин генерал. Я понимаю: и-вы подозреваете меня не в том, что я подпольная императрица, а в том, что являюсь шпионкой.
– Профессионалкой. Разве нет?
– Нет.
– Опять врешь, в соболях-алмазах, – незло, скорее обиженно констатировал генерал. – Дохлое это дело – врать атаману.
– Я всего лишь профессиональная любовница, и-господин генерал, – мило улыбнулась Сото, игриво забросив ножку за спину атамана. Мельком заглянув ему в глаза и не уловив осуждения, обхватила его голову и уселась на грудь.
– Во паршивка! – восхищенно пробормотал Семенов.
– И-вы и-правы, генерал, – вдруг охотно, хотя и запоздало согласилась Сото, томно изгибаясь. – Я действительно Орхидея.
24
«Мы – солдаты, гауптштурмфюрер. Независимо от чина», – сказал ему личный пилот Гитлера бригадефюрер Бауэр, подчеркивая их равенство в служении тому богу, которого обязаны были почитать пуще самого Иисуса.
Сообщать генералу о том, что он уже произведен в штурмбаннфюреры, Скорцени счел нетактичным. А философия: «Мы – солдаты фюрера» – лично для него давно исчерпала себя.
Чтобы заполнить паузу, наступившую вслед за тем, как интерес к личному пилоту вождя нации был в значительной степени утерян, первый диверсант рейха попытался вспомнить что-либо известное ему об этом человеке. Но информированность относительно этого человека оказалась убогой. Личный пилот Гитлера принадлежал к тому кругу людей, досье на которых все еще оставались недоступными для него. Да, наверное, и для Шелленберга. Знать о нем «все» могли разве что обергруппенфюрер Кальтенбруннер и шеф гестапо Мюллер. Из всего, что удалось установить по памяти после того, как он узнал, что за Муссолини прибудет личный пилот фюрера, вытекало, что в нацистской партии Бауэр[14 - Бригадефюрер Ганс Бауэр. 2 мая 1945 года был пленен советскими солдатами. Оказался одним из тех немногих высокопоставленных нацистов, кто не раскаялся и не признал своей вины. На суде Бауэр заявил: «Книгу «Майн кампф» читал и полностью разделяю изложенные в ней взгляды. Как был убежденным нацистом, так и остаюсь».] еще с двадцатых годов. И что об абсолютном доверии к нему Гитлера, а также преданности пилота своему фюреру по кабинетам службы безопасности гуляли целые притчи.
Жидковато.
Тем не менее еще вчера, в телефонной беседе, он намекнул Родлю, чтобы тот связался со специалистом по «святым писаниям» Гофманом и выяснил кое-какие подробности об одном желанном госте. Родль должен был понять, что речь идет о сведениях относительно Бауэра.
Адъютант давно знал, что Скорцени всегда интересовали сведения не только на тех людей, с которыми придется работать, но и на тех, которые недоступны для него, но так или иначе выходят на контакт с ним. Стремление знать все обо всех было маниакальной привилегией офицера службы безопасности. «Маниакальная привилегия – термин, подаренный VI управлению Главного управления имперской безопасности самим первым диверсантом.
– Как будут развиваться события в «Волчьем логове» после прибытия туда Муссолини, об этом знает только Бог и фюрер. А точнее, фюрер и Бог. Но, судя по всему, итальянский пасьянс разложен основательно и надолго, – заговорил Бауэр именно тогда, когда Скорцени окончательно разуверился получить от него хоть какую-то начальную информацию. – Это я так, по-солдатски, прикидываю. Исходя из того, что один связной «Хейнкель-111» мне уже пришлось отправить в Италию, чтобы срочно доставить в логово нашего посла в Риме Рудольфа Рана и находящегося сейчас в Северной Италии обергруппенфюрера Карла Вольфа. Так что вам, Скорцени, работа всегда найдется.
– Значит, все еще итальянский пасьянс? – уже как бы про себя переспросил Скорцени.
– Уж не рассчитываете ли вы, что следующим приказом фюрер отправит вас похищать «вождя всех времен и народов»? – иронично улыбнулся генерал. Хотя худощавое, иссушенное ветрами лицо его создано было явно не для улыбок.
– Почему бы и нет, бригадефюрер? Был бы приказ, – жестко отреагировал Скорцени. И в долгом испытывающем взгляде, которым осенил его пилот, в одинаковой мере было отмеряно и недоверия, и уважения.
Но все же Бауэр больше склонялся к мысли, что заявление Скорцени – не бравада. Был бы приказ, и этот «солдат фюрера» действительно решится на то, на что решиться практически невозможно. Похищение Муссолини с вершины Абруццо, которым восхищаются сейчас даже враги рейха, тоже казалось операцией из разряда невероятных.
25
Однако искренняя признательность генералу не помешала Скорцени сразу же по возвращении в отель вызвать к себе в номер Родля. Усевшись в мягкое венское кресло и закрыв глаза, он сказал то, что говорил всегда, желая, чтобы адъютант не спеша, вдумчиво ознакомил его с очередным «святым писанием», то есть досье.
