Ведьма

Где-то далеко кто-то скулил и рыдал.

Белокожая женщина положила ладонь на сжимавшую нож руку Мэри и помогла вынуть его из плоти. Из раны брызнула кровь. Женщина отпустила Николаса, тот беззвучно, почти неощутимо, сполз на землю, к цветам. За столь короткое мгновение его не стало. Белокожая женщина сжимала в руках чашу. Она протянула ее Мэри. Та, помогая пальцами, сделала глоток. Во рту появился тягучий и горячий вкус железа.

Белокожая женщина ласково обняла Мэри и поцеловала в губы.

– Ты дома.

Все изменилось.

Шум в ушах прекратился. Стало тихо, почти что безмятежно. Мэри огляделась по сторонам. Все изменилось. Она слышала, как из почвы прорастают семена алых цветов. Видела каждый взмах крыла каждой из сотен птиц. Чувствовала движение воздуха, тепло от остывающего тела брата, жар от земли, холод с неба, из-за облаков. Мэри сделала один небольшой шаг и оказалась так далеко от леса, что от восторга перехватило дыхание. Перед ней выросли снежные горы. Высокие, выше деревьев в проклятом лесу. Еще один шаг и в ногах разлилось безбрежное море. Мэри зажмурилась. И увидела в тьме век сияние от трех ярких огней. Одно из них было похожа на отца, второе, совсем иного цвета, похоже на нее саму, а рядом – белокожая женщина. Та протянула руку и коснулась щеки Мэри.

– Делай, что хочешь.

Вновь раздался грохот, но уже гораздо тише, будто издалека. Мэри почувствовала, как кусок железа легко прошел сквозь мягкую плоть. Сердце забилось быстрее, но тут же успокоилось. Почему-то Мэри не было больно. Она открыла глаза и увидела отца, маленького и жалкого, точно муравей. Мэри в один короткий шаг приблизилась к отцу, тот не успел даже моргнуть, и сжала руками его хрупкую, нежную шею. Взгляд отца был таким глупым и беззащитным, что Мэри не смогла сдержать улыбки.

Одно легкое движение и послышался хруст.

…

День тянулся уже очень долго. Воздух в городе пропитался тревожным предчувствием – все в городе слышали грохот, похожий на выстрел из ружья. Как всегда пастор старался успокоить горожан. Но это было почти что невозможнл. Слухи уже расползлись по домам, как сорняк. Когда поднялся ветер, пастор сразу же велел горожанам укрыться в церкви.

Вскоре ветер обрел всю свою силу, вырывая доски и выбивая окна. Казалось разверзлась преисподняя. В церкви было тихо, никто не молился, даже пастор. Бледные от ужаса люди напоминали каменные статуи. Вопля не было, на этот раз был смех. Радостный и остервенелый в своем упоении женский смех.