скачать книгу бесплатно
– Не уверен в этом. Хотя таким, как Вы, иногда хочу. Я пока еще не определился с будущей профессией.
– Это и так понятно. Но ты понимаешь, что здесь у тебя этот выбор, мягко говоря, очень скудный. Ты, вообще, в курсе, сколько денег зарабатывает учитель у нас в девяносто шестом? Хочу тебе сообщить, что тридцать пять тысяч рублей – это предел мечтаний для нас.
– Но ведь вы же работаете за эти деньги. Учите нас. И хорошо учите.
– Какой ты наивный человек, Александр! Я много лет проработал в бизнесе и смог скопить основательный капитал, который дает мне возможность на старости лет наконец-то заниматься тем, что мне нравится. Мы с женой тратим в месяц значительно большую сумму, чем то, что я зарабатываю здесь. Я работаю в школе ради удовольствия. Иногда, конечно, у меня ничего не получается, и хочется послать всю эту канитель и убежать отсюда к себе в Петербург. Но потом проходит некоторое время, и я понимаю, что я нужен именно здесь, в девяносто шестом, где так много бедных брошенных детей, которым нужна поддержка, которым надо помочь почувствовать себя нужными, самодостаточными, талантливыми. Я, как могу, стараюсь делать это. И я счастлив, когда у меня что-то получается. То есть получается у вас, моих учеников. И нам с женой в кайф купить штук двадцать пять сосисок и две буханки хлеба и пойти с моими семиклассниками в субботу на пикник в лес, где мы эти сосиски вместе зажарим и съедим. И мне, и всем моим ребятам будет весело и приятно это сделать. Но пойми… Без моих дополнительных доходов я вряд ли смог бы тут жить и работать. Так что доля учителя хоть и очень благодатная и уважаемая, но в материальном плане это почти нищета. И как, как жить будете вместе с любимой? На твою учительскую и ее поварскую зарплаты? Ну, может, это вам позволит раз в три года съездить отдохнуть в самый дешевый отель в какую-нибудь мутную Турцию. И это ваш семейный предел. А жить где будет ваше семейство? В квартире, которую тебе или ей государство должно дать? Ты представляешь себе, что это за жилье? Скорее всего, какая-нибудь халабуда. У тебя вопрос еще хуже с квартирой. У тебя же есть законный отец, а у него вроде имеется убитая грязная квартира. Вот там ты и имеешь право на жилую площадь. Подселишься к дорогому пьющему папочке – как тебе эта перспектива? Потом, когда вы оба с молодой женой взвоете от бесконечного безденежья и неустроенного быта, тебе придется бросить любимую работу педагога, и ты пойдешь работать в шахту. Там, конечно, очень тяжело работать физически, да еще и опасно, но хоть зарплаты приличные. Так и пройдет твоя жизнь. Жизнь на самом деле неплохая. Так ведь почти все у нас в городе живут. Да и по всей стране. И для кого-нибудь другого это, наверное, вполне счастливый исход. Но не для тебя. Ты можешь прожить совсем другую жизнь. Яркую, счастливую, наполненную смыслом и впечатлениями. А для этого тебе надо выбираться отсюда. Из девяносто шестого. Тебе нужна перспектива. Возможности для развития, для личного роста. И конечно, помощь взрослого, неравнодушного к твоей судьбе человека. И Евдокимоф именно такой человек. Пойми, Саша, ты уже взрослый. Сегодня тебе исполнилось шестнадцать. Тебе достался один шанс на тысячу. Ты же отлично понимаешь, что подростка твоего возраста не берут в семью никогда. А если и берут, то это почти всегда семьи не из очень обеспеченных, чаще всего местные, из Кемеровской области, так как лететь за ребенком много часов на самолете за очень большие деньги никто не станет. Тебя же хотят усыновить в столицу. Город гигантских возможностей. Это уже случай один на сотню тысяч. Но и это еще не все. Твой опекун не просто обычный человек. Это элита. Причем элита не просто российского масштаба, а общеевропейского. Михаэль Евдокимоф – ярчайшая звезда современной драматургии! Его сценарии и пьесы нарасхват у театров и киностудий. И он, без сомнения, сможет обеспечить тебе, Саша, перспективное будущее. Такие люди, как он, вращаются в среде европейской интеллигенции… Ты сейчас смотришь на меня с некоторым удивлением. Но это только потому, что господин Евдокимоф – человек скромный и при общении ни со мной, ни с тобой не упоминал имена людей, с которыми он общается. Но если ты зайдешь в интернет и наберешь его имя, то ты увидишь массу фотографий, где Евдокимоф рядом с политиками, включая президентов и премьер-министров, королевскими особами, голливудскими актерами и режиссерами, звездами мировой литературы и искусства.
Пойми, Саша, ты автоматически попадаешь в высшую лигу. Круг твоих знакомств будет максимально значителен. Это значит, у тебя появятся очень крутые связи, которые, конечно, помогут тебе в жизни. Попасть в такую семью, как Евдокимоф, – редчайший случай, один на миллион. Пойми, даже обладание очень большой суммой денег не является пропуском в высшее общество. А у Евдокимофа – а значит и у тебя – такой пропуск есть. Тебе также следует учитывать сам образ жизни, который ты сможешь иметь. Это не жалкое скучное существование. Это премьеры и визиты, фуршеты, балы и приемы, путешествия по всему миру… Ты сможешь увидеть столько, сколько никогда не смогут посмотреть миллионы других людей. Я также хотел бы обратить твое внимание и на финансовый, материальный аспект. Ты парень умный и, несомненно, должен учитывать и этот важнейший вопрос. Очевидно, что твой опекун очень хорошо обеспечен, имеет недвижимость, я уверен, что и немалые финансовые ресурсы. Судя по всему, даже по твоим сегодняшним подаркам, он не экономит на тебе, мой дорогой. Он старается, чтобы у тебя было все самое лучшее. Тебе обеспечено и качественное медицинское обслуживание, и самое лучшее из возможных образование. Ты сможешь учиться в самых лучших вузах мира…
У тебя есть еще целый месяц. Думай! Не поддавайся эмоциям. Больше включай мозги, логику. Взвесь все хорошенько. И, конечно, учитывай, что ты решаешь сейчас свою судьбу, определяешь свое будущее. И при этом трезво оцени и трудности, с которыми тебе придется столкнуться. Я о них уже говорил, но повторюсь. Непросто будет привыкнуть к новому образу жизни, к новому дому, обстановке. Это будет для тебя очень большим стрессом. И ты будешь лишен на долгий период не только привычной обстановки, но еще и друзей, учителей, родных и знакомых мест. Ты еще ни разу не был в таком мегаполисе, как Москва. Учти, что к этому гигантскому шумному и суетному городу надо еще суметь привыкнуть. Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать, Саша. Но решить должен все равно ты сам. Какое бы ты решение ни принял, помни, что я буду тебе помогать в любом случае. Если решишь, что Кристина важнее, я это пойму. Будешь спокойно учиться, ходить в музыкальную школу, участвовать в театральной неделе. Начнем готовиться к институту. И все у тебя будет хорошо. Поверь мне. Слушай свой внутренний голос – он тебе все подскажет. И извини, если я тебя разочаровал своими рассуждениями.
– Нет, что вы, Игорь Дмитриевич. Совсем не разочаровали, наоборот. Очень мне помогли. Спасибо вам большое. И за то, что мою видеоанкету на разные сайты отправили, особенно благодарен. Вы мне столько времени уделили сейчас!
– Брось, Саша. Я и другим ребятам стараюсь много времени уделять. Ведь очень важно, чтобы и вы, не имея родителей, могли хоть с кем-нибудь из взрослых поговорить по душам, спокойно и искренне. Знаешь… Я тоже тебе хочу кое-что рассказать – про себя. Чего другим ребятам еще никогда не говорил. Это рассказ про то, как я тут оказался. Я знаю, многих этот вопрос интересует. Наверное, пришло время мне кому-то все объяснить. Пусть это будешь ты, Саша. Я уже не молод. Когда человеку за пятьдесят, он вольно или невольно подводит некоторые итоги своей жизни. Это только глупцы никогда, до самой старости, не думают о том, как они прожили свою жизнь и что еще должны в ней успеть совершить. Или завершить. Формально я достиг некоторого успеха. Прежде всего в бизнесе. Я много работал. И успешно. Смог сколотить некоторый капитал, который позволяет нам с женой нормально существовать, иногда путешествовать по миру, питаться качественными продуктами (хотя и не деликатесами совсем), при необходимости лечиться, тратить некоторые суммы на театры, концерты и прочие культурные развлечения. Без излишеств, конечно, с трехзвездочными отелями и приличной иномаркой, но недорогой при этом. Но у нас с женой нет детей. И никогда не было… В молодости нам с ней казалось, что это не так уж важно. Есть много и другого прекрасного в жизни. Но с возрастом человек понимает, что дети, внуки, правнуки – это и есть самое главное в жизни. Я и сам не заметил, как стал с завистью смотреть на детей наших друзей, а потом и на их внуков. Жене, конечно, было все это переносить еще труднее, чем мне. У женщин инстинкт продолжения рода выражен вообще гораздо мощнее, чем у нас. Мы пробовали много всяких способов, пытались много лет лечиться, пробовали и искусственное оплодотворение, но так ничего и не получилось.
И тогда моя жена предложила взять ребенка-сироту и воспитывать его как своего кровного, родного. Я сначала сомневался. Страшно было, всякого наслышался про детдомовских. Но потом понял, что другого выхода все равно нет. Решили, что возьмем девочку, но не совсем уж маленькую. Так как нам с женой за пятьдесят, то маленький ребенок будет нас воспринимать скорее не как папу и маму, а как дедушку и бабушку. Решили, что лет двенадцать-тринадцать как раз нам подойдет. Жена начала оформлять документы, читала книги всякие про воспитание детей-сирот. Потом стали искать по анкетам в интернете подходящего ребенка. Случайно наткнулись на несколько очень милых девчоночек из Кемеровской области. Выяснили, что все они из «девяносто шестого дома детей» города Новокузнецка. Конечно, это очень далеко от Петербурга, но мы решили, что если ребенок нам подойдет, то возьмем независимо от того, где он находится. Я написал в опеку Новокузнецка и попросил встречу с этими девчонками, чтобы мы с женой могли выбрать подходящую. Ты извини, что я так говорю про детей, будто мы в магазин решили поехать за товаром. Но по неопытности мы именно так к этому и относились тогда. Это сейчас я понимаю, что выбор этот совсем по-иному происходит… Собрали мы документы все необходимые и решили ехать. Все было уже и с вашим директором, и в опеке договорено. Параллельно я весь ваш сайт по косточкам изучил. Фотографии за предыдущие лет десять внимательно просмотрел. Как будто прямо в вашу жизнь детдомовскую погрузился. Но тут у нас беда случилась. Жена моя серьезно заболела. Ее начали готовить к срочной операции, и поэтому ехать она не смогла. Решили, что я пока один поеду, посмотрю, познакомлюсь… А она сказала, что готова принять любую девчушку, какую я выберу. Приехал. Сначала решил немного присмотреться. Пришел к вашему директору. Долго с ним говорили. И про девочек этих, и вообще про детдомовцев, и конкретно про вашу школу. Когда он узнал, что я историк, хоть и не работаю по профессии много лет, он мне предложил следующий вариант. Пойти к вам в девяносто шестой на полставки учителем истории. У вас в школе дефицит учителей, тем более учителей-мужчин. Еще один историк, хоть и на время, очень нужен. А у меня появится возможность понаблюдать за этими девочками и тогда уж реально сделать правильный выбор после непосредственного и тесного общения с детьми.
Я сильно сомневался. Ведь я никогда не работал в школе. К тому же у меня нет своих детей, а значит, и опыта общения с ними. Но даже не знаю почему, я решил попробовать. Я вернулся в Питер и поговорил с женой. Она лежала тогда в больнице и очень обрадовалась такой возможности для нас обоих. Я написал директору, что согласен, и отправился на ускоренные педагогические курсы. Через несколько месяцев я уже работал. Сначала мне было очень тяжело. На самом деле, я не предполагал, что у меня почти не останется времени разбираться со своими претендентками на удочерение. Я был занят с утра до вечера. Первый месяц страшно уставал, так как находился в постоянном стрессе. Наложилась еще и бытовая неустроенность. Пойми, Саша, я женат тридцать лет и привык, что дома есть женщина, которая следит за домом, готовит вкусную и здоровую пищу, стирает и гладит одежду. А тут я оказался совершенно один. Честно говоря, питался как попало. Особо некогда было за собой следить. Но я старался, так как считаю, что должен создавать образ учителя, как успешного и продвинутого человека. Вообще, мое мнение – что необходимо поднять реноме нашей профессии любыми путями. И мой внешний вид должен соответствовать моим представлениям об учителе с большой буквы… но это я что-то отвлекся… Продолжу.
Уже через месяц я стал понимать… нет, не только понимать, но и чувствовать, что мне нравится работать учителем истории, что мне это интересно, что у меня получается. Я каждый день видел результаты своей работы, радовался как ребенок, что вам интересно меня слушать, что у вас горят глаза, что вы ходите на мои уроки даже с удовольствием. Но я вдруг ощутил и другое, чего никак не ожидал. Это доверие ко мне многих ребят, желание вашего общения, причем неформального. Это было для меня потрясающим открытием. Я стал понимать, что я вам нужен и полезен не только как учитель, но и как просто человек. Такого со мною не было никогда. Всю свою жизнь я зарабатывал деньги, а оказалось, что больше всего на свете мне нравится учить детей и общаться с ними. Те две девочки, из которых мы вначале хотели выбрать себе дочь, уже как-то отошли для меня на второй план. Я был занят не конкретно ими, а вообще всеми своими учениками. Я уже не мог себе представить, что могу обойтись без вас, я каждый день ощущал вашу любовь и преданность. И самое главное: я не могу теперь выбрать из вас кого-то, кого заберу домой. Произошло нечто странное. Я хотел забрать к себе домой ребенка, а оказалось, что меня самого забрали себе ребята из детского дома. Прошло несколько месяцев. Жене стало лучше, и она приехала ко мне. Тогда у нее все еще был первоначальный план выбрать и забрать к нам в Питер девочку. Но я уже не хотел отсюда уезжать. Мое место здесь, с вами. Это мой долг и мой путь, который я наконец-то нашел.
– А сейчас вы, Игорь Дмитриевич, уже окончательно раздумали брать кого-нибудь из наших к себе в семью?
– Даже не знаю, что тебе сказать Саша… Жена на самом деле рада, что я наконец-то нашел себя. Но она настаивает, чтобы мы взяли девочку именно домой. Она очень хочет дочку. Когда к нам домой девчонки из моего седьмого класса заходят, она просто счастливой становится. Но я пока сопротивляюсь. Мне все кажется, что если мы кого-нибудь конкретного из девяносто шестого удочерим, то остальные ребята будут меня ревновать. Может, я и ошибаюсь. Но у меня сейчас именно такое ощущение. Если возьму одну или одного – другие обидятся: почему не их?.. Это же многим может показаться предательством. Вот я тебе для этого все это и рассказал, Саша. Ты человек очень тонкий, чувствительный. И сегодня все наоборот. Это мне нужен твой совет. Как думаешь, если мы с женой возьмем кого-то из наших ребят домой, как к этому отнесутся ребята в детском доме?
– Игорь Дмитриевич, я не знаю, как отнесутся все. Но я буду очень завидовать этой девочке. И все в девяносто шестом будут ей завидовать. Но вас все равно будут любить и уважать, в этом я уверен. Любой из наших почтет за счастье иметь такого отца, как вы. Вы самый лучший взрослый человек из всех, кого мы видели за свою жизнь. Эти слова про вас Витька Бушилов сказал. Но мы все так думаем. Знайте об этом.
– Спасибо. Твое мнение для меня очень важно. Поговорим еще с женой об этом, что-то решим вместе… Я пойду. Уже очень поздно. Спокойной ночи, Саша. Напоследок; ты очень чувствительный человек, ты все можешь и сам осознать. Просто слушай себя и свой внутренний голос. Он тебе все подскажет лучше, чем я или кто-то другой.
Глава 11
Зима в этом году выдалась затяжная, длинная. Я все не могу дождаться, когда она кончится, когда начнут таять сугробы и по нашему двору заструятся прозрачные холодные ручьи. Малыши будут прыгать через лужи и запускать в них бумажные пароходы. Дерево стряхнет снег, и почки на его ветвях начнут набухать весенней влагой. Откуда-то нагрянут стаи веселых воробьев, весело чирикающих между нашими дошколятами. И начнут мыть помутневшие за зиму окна.
Я думаю об этой прошедшей зиме. Как много случилось всего лишь за три эти месяца! Наверное, намного больше, чем за все пятнадцать лет. Нет, теперь уже шестнадцать лет моей жизни. Сначала новогодняя открытка и три удивительных дня с моим Евдокимофым, таких волнительных и полных новых надежд. А потом еще Кристина. Та, с которой мне всегда так хорошо, которая самая нежная и ласковая, которую я так люблю!.. И еще была театральная неделя, когда впервые в жизни я выступал на сцене перед всеми, и у меня все получилось. И все наши мне очень хлопали, а учителя говорили, что я был самым романтичным принцем из всех, кого они только видели. И еще случился такой для меня важный разговор с Игоряшей. Разговор, который многое мне объяснил по поводу меня самого и который вселил в меня внутреннюю уверенность в моих возможностях и силе. И все это только за три месяца! Я так ничего и не решил по поводу переезда в Москву. Просто решил, что съезжу пока на каникулы туда и поживу у моего опекуна. А там видно будет. Может, мне там и не понравится совсем. Но почему-то внутренний голос подсказывает мне, что понравится. Очень понравится. И тогда снова придется оказаться перед моей нерешаемой задачей: навсегда уехать к своей мечте или остаться здесь с самым любимым и дорогим человеком?
…Игорь Дмитриевич, как и обещал, помог, и я закупился для моего опекуна медом и орешками. Получилось довольно много. На оставшиеся деньги я еще купил книгу с пьесами Евдокимофа. Прочел ее довольно быстро. Хотя раньше я только две пьесы читал: «Ревизор» Гоголя и «На дне» Горького, потому что мы их по программе изучали. А тут была книга, где напечатано четыре пьесы. И все они оказались очень интересными и даже загадочными. Кажется, я теперь начал понимать восхищенные слова Игоряши, библиотекарши и нашей литературички про моего опекуна. Потом и другие ребята из нашего класса эту книгу прочли. Причем и Люба, и Витямба, и Машка, и особенно Аверьянов по-настоящему увлеклись чтением Евдокимофа. Вечерами, когда я оставался один, а Витька спал или читал книжку, я доставал мой подарочный планшет и долго и подробно рассматривал фотки и видео с моим опекуном, Анной и его бывшей умершей женой. Я изучил во всех подробностях все помещения в московской квартире и запомнил, где там что находится. А еще Евдокимоф регулярно пересылал мне файлы с разной музыкой, которая ему нравилась. И должен сказать, я открыл для себя очень много новых композиторов и музыкантов. Мне очень понравились и увертюры, и арии из опер Россини, и чудесный марш из «Аиды» Верди, ария Нимарино из оперы «Любовный напиток» и потрясающие канон Пахельбеля и менуэт Боккерини. Это был для меня какой-то совершенно новый пласт музыкальной культуры, который оказался занимательным и замечательно эмоциональным.
Но большую часть из моих четырех тысяч я потратил на Кристину. Я несколько раз покупал ей розы. Каждый раз только по одной штуке. Но больше у нас в девяносто шестом своей девочке цветы никто никогда не дарил. Я был единственным, и Кристина очень гордилась тем, что ей дарят цветы. Но это были мелочи. Самое главное – я подарил ей настоящую золотую цепочку. Конечно, она была очень тоненькая и короткая, но все равно – это же было настоящее золото! Когда я попросил ее закрыть глаза и надел ей цепочку на шею, она даже расплакалась немного. От счастья. Нам с ней очень хорошо вместе, и я не знаю, что будет дальше… просто боюсь думать о том, что, возможно, придется расстаться с ней. Когда мы вдвоем, я понимаю, что не смогу это сделать никогда. Но вечером пишет Евдокимоф, и я хочу туда, к нему… Что мне делать?! Как же так могло случиться, что у меня произошло сразу два счастья и они мешают друг другу?..
За две недели до приезда ко мне Евдокимоф предложил наметить план мероприятий на время моих каникул. Он прислал множество вариантов, куда мы с ним пойдем. И я опять растерялся перед огромностью выбора, и он снова помогал мне решить, что выбрать. Прежде всего он настаивал, что я еду к нему не на экскурсию, а именно домой, в мой будущий дом. И мне надо понемногу привыкать к новой обстановке – а значит, нам надо проводить побольше времени в нашей квартире и в домашних делах. Но все же и посмотреть город стоит. Решили, что один день потратим на осмотр Кремля и Красную площадь, а потом прогуляемся по центру. В другой день вечером едем на концерт органной музыки Баха, который будет происходить в протестантском соборе и сопровождаться видеоинсталляциями прямо на потолке и в алтаре храма. Из похода в Третьяковскую галерею и музей изобразительных искусств имени Пушкина я выбрал первое. Еще я очень хотел пойти в оперу, посмотреть так понравившегося мне Россини. И к моей огромной радости, Евдокимоф купил билеты на «Севильского цирюльника». Чтобы я мог еще и развлечься, он предложил мне посетить Москвариум, а после него еще и поплавать с дельфинами. Как раз на этой моей каникулярной неделе у него должен был состояться фуршет по случаю постановки в каком-то очень известном московском театре евдокимофской пьесы. Решили, что пойдем туда вместе. Я пообещал, что не буду там слишком тушеваться, да мне и вправду было очень интересно посмотреть, что это такое есть – фуршет.
Единственное, что меня беспокоило, – это то, что у меня была не слишком подходящая одежда для светских мероприятий. Сашка Медведев сам предложил мне на неделю свою офигенную худи, но, померив ее, я понял, что рукава мне стали коротковаты. Видимо, за зиму я еще немного вытянулся. У Витки есть приличные темные брюки, но он же намного ниже меня, у меня в них лодыжки видны. А купить новые уже не на что. Все оставшиеся деньги я уже потратил на цепочку. Хорошо хоть есть отличные ботинки, которые мне подарил Евдокимоф, и приличная белая рубашка, которую выдали в детдоме. Трусы и носки у меня, правда, тоже позорные, но кто их видит-то? Только Витямба, когда спать ложимся, но его я не стесняюсь. Тем более у него трусняк не лучше моего. Такие же застиранные и растянутые. Когда я с Кристиной, я стараюсь поскорее стянуть с себя их. Она думает, что это я от нетерпения, а я просто стесняюсь их показывать.
С Игоряшей мы больше так по душам не говорили. И я никому, конечно, то, что он мне про себя поведал, не рассказываю. Пробовал вычислить, каких именно девочек они с женой рассматривали в качестве кандидатов на удочерение, но так и не понял. Просто у Игоряши есть одно странное свойство: почти каждый ребенок в девяносто шестом, с которым он хоть как-то соприкасается, становится уверен, что именно он или она и являются у нашего знаменитого историка настоящим фаворитом. Что именно их он любит больше всех остальных. Вот спроси того же Медведева или Кирюшу, и они тут же скажут тебе (по секрету, конечно), что Игорь Дмитриевич уделяет им времени и внимания больше, чем всем остальным пацанам в школе. А на самом деле Игоряша относится ко всем из нас одинаково. Просто одинаково внимательно и по-доброму.
Вечером, перед вторым приездом Евдокимофа, мы с Кристиной долго были вдвоем. Я все пытался понять, не ревнует ли она меня к моему опекуну. Мне показалось, что совсем нет. Она воспринимает его как моего близкого родственника, моего друга. Она любит меня, и поэтому любой, кто обо мне заботится, для нее очень хороший человек. Просто она бесхитростная, и ее чувства ко мне очень добрые… я целую ее губы, лоб, руки. Я закрываю свои глаза, но все равно вижу ее каждую секунду. У нее такие нежные руки! Когда она касается меня, все во мне трепещет и поднимается ей навстречу… как я люблю ее! Как я буду тосковать по ней все эти восемь дней в Москве.
…Евдокимоф прилетел тем же самолетом, в шесть утра. Опять не выспавшийся и с запотевшими очками. Я ждал его на остановке маршрутки, возле школы на нашей улице Климасенко. Он сразу меня увидел и схватил в охапку. Мы обнялись и чуть даже застыли так. Я тогда почувствовал, какой же он все-таки для меня родной, и как я по нему соскучился. Это был учебный день, и я опаздывал на урок. Мы поскорее пошли к школе. Я – на занятия, а он – прямиком в кабинет директора. Надо было дооформить мои бумаги для поездки в Москву. Пока я был на уроках, он успел встретиться с Григорием Ароновичем и забрал у него мои бумаги для оформления шенгенской визы. Потом еще мы с ним ходили в нашу библиотеку, и Евдокимоф там вручил нашей, обрадованной таким визитом библиотекарше большой сверток с книгами: и своими, и других известных российских писателей. Причем все книги были с дарственными надписями авторов: что они предназначены для детей из детского дома номер 96 города Новокузнецка. Библиотекарша была чрезвычайно польщена таким презентом и долго благодарила моего опекуна. Потом мы поехали на такси в опеку. Надо было что-то подписать еще и там; я должен был дать официальное согласие на поездку в Москву. Я думал, что, может быть, надо познакомить Евдокимофа с моей Кристиной, но ее нигде не было видно.
Вечером мы с ним пошли наконец-то прогуляться, и меня как прорвало. Я беспрерывно, взахлеб рассказывал ему что-то. И про наши школьные дела, и про то, какой из присланных им музыкальных файлов мне особенно понравился, про мои дела в музыкалке. Про Витямбу, Кирюшу и всех Лапушкиных. Еще – про театральную неделю и как отлично он придумал дополнить текст Шварца. И теперь мне было совсем легко говорить ему: «ты». Я рассказал ему про все, кроме моего разговора в день рождения с Игоряшей, и про мою Кристину. Почему-то я решил, что не стану с ним обсуждать то, как я счастлив любить ее и быть любимым ею…
Следующий день был последним учебным днем третьей четверти. Нам раздали дневники с оценками за четверть, а в шесть вечера я уже собрал свой маленький чемоданчик и стоял у окна, ожидая, когда за мной приедет Евдокимоф. Он не стал заходить внутрь, а только помахал мне рукой, чтобы я выходил с вещами. Я поскорее натянул куртку, взял чемодан и пакет с медом и орешками и пошел в холл, где почти все наши были в сборе. Кто-то смотрел кино по телевизору, Медведев, как обычно, был обижен, что проиграл Машке в шашки. Я со всеми попрощался. Витямба с Кирюшей пошли меня проводить до низа, но на лестничной клетке увидели Кристину, и тактично, пожав мне руку, удалились. Я обнял ее крепко и прошептал в ухо, что обязательно скоро вернусь. «Да, – сказала она мне. – Приезжай поскорее. Я тебя очень люблю». «И я тебя тоже… очень»… Мне было как-то тревожно за нее на душе, но при этом я чувствовал какой-то подъем и нетерпение. Мне предстояло то, о чем каждый божий день мечтает любой детдомовец: дорога домой, в семью, туда, где я буду сыном, где меня будут любить и понимать…
Мы переночевали в гостинице, так как у нас был очень ранний вылет и надо было вставать чуть ли не в пять утра. Евдокимоф заказал для нас уже другой номер. Там было две кровати, две тумбочки и два небольших кресла со столиком. Мы поужинали в том же отеле в ресторане и даже успели сходить на час в спа-салон на первом этаже. Оказывается, его посещение входило в стоимость проживания. Я первый раз был в таком месте. Везде так чисто и красиво! Зеркала, бассейн, финская сауна. Ужасно приятно было сидеть в белоснежном махровом халате и пить какой-то необычный зеленый чай с травами. Я смотрел на то, как в зеркале чуть колышется голубоватая вода, и чувствовал, что после суеты и волнений сегодняшнего дня я наконец-то могу расслабиться и просто получать удовольствие, что я все успел: попрощаться и с ребятами, и с ней – и все прошло как-то по-хорошему, без неприятного осадка, что сделал что-то не так или не сделал совсем. Мне было хорошо еще и оттого, что теперь мой опекун наконец-то рядом со мной, и я могу успокоиться, и во всем положиться на взрослого и умного человека, который заботится обо мне и так хорошо меня понимает. Евдокимоф смотрел на меня и улыбался. Он, мне кажется, тоже расслабился. Мы оба теперь могли просто молчать друг с другом и получать удовольствие от своего спокойного молчания. Я подумал, что разговаривать получается с самыми разными людьми, и даже неблизкими и незнакомыми. А вот молчать так, чтобы было комфортно в душе, можно только с очень близким и приятным тебе человеком. Так мы иногда подолгу молчали с Кристиной, просто прижавшись друг к другу и застыв. С родным человеком ничего и не надо говорить. Все ведь и так ясно.
Мы легли спать довольно рано, и я неожиданно для себя очень быстро и крепко заснул. Наверное, после сауны и плавания меня разморило. А утром, когда было еще совсем темно, я почувствовал, как меня осторожно трясет за плечо мой Евдокимоф: «Саша… просыпайся… нам надо вставать… у нас мало времени…» Он тряс меня как-то по-другому, не так, как это каждое утро делал Витямба. И он, конечно, не прыгал по мне задницей… Но мне было некогда думать об этом: Евдокимоф был уже в спортивных штанах и приседал и отжимался на ковре посередине комнаты:
– Ну и здоров ты спать! Тебя, оказывается, не так просто разбудить. Надо будет потренироваться на досуге.
Я тоже решил, что сделаю зарядку, и стал отжиматься рядом. Хотя раньше я никогда не делал зарядку сразу, как просыпался. Всегда потом, когда схожу в умывальник и почищу зубы. Но мне почему-то захотелось делать все, как мой опекун. И душ я раньше никогда раньше по утрам не принимал. Просто и некогда это было, а тут я после Евдокимофа тоже отправился мыться, и даже облился холодной водой. В отеле, несмотря на ранний час, нас покормили в ресторане яичницей с ветчиной и сыром. Приятно пахло кофе. Девушка на ресепшн уже вызвала нам такси. Евдокимоф отдал ей ключ от номера, и мы вышли на совсем еще пустынную улицу. Начинало светать. Было по-весеннему зябкое сибирское утро. Я уезжал. Впервые я уезжал из Новокузнецка так далеко. Ведь я никогда не был дальше нашего летнего лагеря в Карлыке. Но это же совсем рядом. В нашем же районе. И только один раз ездил на экскурсию с классом в Кемерово. А сейчас я уезжал в Москву. В большой прекрасный город, который мечтал увидеть долгие годы. В такси я тоже ехал второй раз. Первый был вчера. Мы сидели с Евдокимофым на заднем сидении. Он рассеянно смотрел в окно и зевал, и я тоже почему-то начал зевать. Через сорок пять минут мы были уже в аэропорту. Багаж не стали сдавать, взяли его в самолет. Я никогда не был в аэропорту и, конечно, ни разу не летал в самолете. Мне было немного страшно и ужасно интересно, как эта махина будет взлетать в небо, а мы будем сидеть у нее внутри. На паспортном контроле мужчина при погонах и в форме долго рассматривал мой паспорт и прочие бумаги, которые ему дал Евдокимоф.
– Кем Вам приходится мальчик?
– Это мой подопечный.
– А куда Вы его везете?
– Домой везу. На каникулы.
– Проходите. Хорошего полета.
В самолете мое место оказалось у окна. Евдокимоф сидел рядом, а потом, уже ближе к проходу, пожилая тетка. Мы с шумом разгонялись и вдруг оторвались от земли. Я замер. Внутри все оборвалась на секунды. Как будто в животе образовалась невесомость… Самолет набирал высоту, и я видел сверху весь наш город, блестящую в лучах утреннего солнца излучину реки и даже длинную крышу торгового центра «Планета», где мы когда-то, уже так давно, вместе сидели за столиком кафе с тогда еще таким неизвестным мне Евдокимофым. Он поймал мой взгляд, нагнулся ко мне и спросил на ушко как-то очень доверительно:
– Ты немного испугался?
Я улыбнулся и признался:
– Да, но совсем чуть-чуть. Только в первые секунды.
И я вдруг ощутил впервые это такое странное чувство… Совершенно новое… До этого я никому не смог бы сказать, что испугался, и при этом не ощущать, что мне стыдно от этого признания. Ведь быть трусом – стыдно. А сейчас мне не было стыдно совсем. Наоборот; мне было даже приятно признаться ему в этом своем незначительном малодушии. А может, дело в том, что я инстинктивно веду себя как детеныш, уверенный в том, что родитель как раз и есть тот, кто по определению обязан успокоить и защитить в любых ситуациях. Он ведь так хорошо понимает мои чувства! Почти как Кристина. Но она понимает их молча. А Евдокимоф их идентифицирует. Как же все-таки необыкновенно иметь родителей! Или хотя бы только одного из них. Можно полагаться во всем на человека, который тебя оберегает и, может быть, даже и любит.
…Евдокимоф помогает этой тетке, сидящей рядом, расстегнуть ремень безопасности. Она благодарит его:
– Вот спасибо! Можно угостить Вашего сыночка пирожком? Сноха испекла на дорогу. Он какие любит больше? С брусникой? Или с капустой?
Евдокимоф незаметно чуть подталкивает меня ногой.
– Он у меня разные любит? Какой ты выберешь, Саша?
– Можно мне лучше с капустой. Спасибо большое.
– Ох, как на папу похож мальчик!
– Ну да. Есть сходство… некоторое…
Может, и правда мы чем-то похожи. Мне было бы это приятно. Евдокимоф, конечно же, очень обаятельный человек. И Кристина и Люба говорили мне, что он еще и очень интересный мужчина. И не старый. И он намного моложе того же Игоряши. Впрочем, они, мне кажется, вообще всех сколько-нибудь видных мужчин обязательно сравнивают с Игоряшей. И в этом нет ничего удивительного. У нас же почти нет в школе учителей мужского пола, да еще таких импозантных и ярких, как наш историк. В обычной ситуации у девочек есть общение с самыми разными мужчинами: с папами, дедушками, дядьями и двоюродными братьями. Но у наших такого быть не может. Семьи ведь почти ни у кого нет. Да и у кого есть – можно ли это назвать семьей? Приходится сравнивать с одним-единственным, который имеется… Я искоса рассматриваю моего опекуна. Есть в нем что-то такое, что бы я хотел иметь и сам. Он очень приятный человек в общении, всегда мягко улыбается и изначально очень благожелателен к любому, с кем сталкивается даже на несколько секунд. Я уже пару раз замечал, что его принимают за иностранца и удивляются, когда он начинает говорить на красивом русском языке без всякого акцента. Как-то у нас в Новокузнецке такая манера общения не принята. Но, может, в Москве все так говорят? Не думаю… Тот же Игоряша гораздо резче в высказываниях, еще и насмешливее, что ли. А Евдокимоф неконфликтный, спокойный. Я бы хотел бы быть в любой ситуации таким уравновешенным, чтобы уметь добиваться всего улыбкой и доброжелательностью. Я бы сказал, что Игоряша – он все же наш, российский. А Евдокимоф – не совсем наш. Он еще немного импортный. Но при этом он не чужой. Во всяком случае, для меня.
