Зигзаги времени. Книга первая

Он замолчал, и вскоре я задремал. Под утро в серой дымке тумана прогремел выстрел из нагана. Часовые, увидев врага, дали сигнал. Лагерь быстро проснулся и ощетинился оружием. Я поправил ленту и взвел затвор пулемета, всматриваясь в утренний туман. Вскоре подбежали часовые и встали рядом за нашу телегу, а десятник заполз к нам и начал доклад:

– Заметили сотню всадников, кочевники с луками, в стороне тоже слышен топот, но сколько там – не стали выяснять, сразу дали сигнал и к вам!

– Правильно сделали! Напасть они могут только вдоль реки, поэтому давайте подготовим им сюрприз. – я достал моток шнура и ящик гранат Ф-1.

Ребята уже ставили растяжки и знали, как и где. Поэтому с двух сторон лощины они установили их. Я достал из телеги находящийся под пологом ручной пулемет Дегтярева с парой запасных дисков, отдал его вернувшимся с минирования воинам, присовокупив пяток автоматов и посадив их за деревьями, чтобы они ударили в бок. С собой они захватили еще гранат и арбалеты. Все ж десяток выстрелов из арбалетов в первые минуты, – это десяток врагов наповал. Только подготовились, – рассеялся туман, открыв в километре от нас черную массу врага. С гиканьем и улюлюканьем они понеслись на нас. Когда до них осталось метров триста, я открыл огонь. Закувыркались кони, хрипя, падая и бились в агонии, сбивая пробегающих рядом других лошадей. Закружилось колесо смерти, собирая свою жатву, все перемешалось. Сзади напирала масса, не понимающая, что происходит впереди, а под копытами умирали упавшие, по которым проскакивали взбесившиеся от боли кони. Запах крови, испражнений от разорванных тел, конского пота и пороха, – все перемешалось. Тут начались взрывы растяжек, увеличивающие панику, и в эту рапсодию вклинился сбоку второй пулемет и пяток автоматов. Это мои ребята, подобравшись за деревом поближе, ударили в упор, выкашивая врага. Остальные воины из десятка бросали гранаты в скопление врагов, и они не выдержали. Повернув назад, они, провожаемые пулеметными очередями, которые выхватывали из их рядов свои жертвы, скрылись в облаке пыли. А на месте боя громоздились горы трупов, бились и ржали раненые кони, стонали и кричали кочевники. Мои воины вышли из-за телег, так и не сделав ни одного выстрела, и направились к месту бойни.

– Языка приведите, узнаем, кто к нам так неравнодушен! – только и успел вымолвить я, так как менял в это время ленту.

Этак патронов с этим Чернобогом не напасешься, и откуда здесь оказались кочевники? Привели аж 8 раненых, Иван Михайлович с толмачом пошли допрашивать их, а я сел в телегу и стал думать, зная, что мысль где-то уже пролетела, но не остановилась, не высветилась! Стоп. Прилетела! Дельтаплан! Но он в Рязани, в конюшне, вместе с оружием, но если бы он был, я бы часа за два был бы в Москве, и оттуда навстречу отправил помощь, да и боеприпасы кончаются, а с одними мечами да арбалетами не выстоять – сомнут. Значит надо попробовать вернуться в момент отправки обоза в Москву, лучше всего вечером, когда все лягут спать.

Подошел воевода с толмачом:

– Татары крымские это, пошли набегом, думая, что мы с войском завязли под Астраханью и Казанью. Всего вышло их более трех туменов. Сказали, что командует Касим, сын Сеид-Ахмед-хана, сына Ахмад-хана. Мы уничтожили пока только передовой отряд, который, кстати, направил на нас хромой урус, пообещав заплатить золотом.

– Ну, это навряд ли! – жуя пирог с рыбой, что сунула мне Лада, сказал я, сунув воеводе вторую половину пирога.

В МОСКВУ!!!

– Слушай, Иван Михайлович! – дожевывая пирог, обратился я к воеводе. – А не поохотиться ли нам на зверя дикого и кровожадного? Тот недоуменно уставился на меня, не тронулся ли князь умом от крови и убийства. Я же, улыбаясь, наблюдал за его реакцией. Потом поднялся и вынул из-под полога телеги две снайперские винтовки. Наконец-то до него дошло, кто такие «звери дикие и кровожадные», так как за татарами оставалось выжженное поле и трупы, и трупы. То, что они не могли увезти с собой, они просто уничтожали. Будь то посевы или деревни, люди или скот, все предавалось огню и мечу. Уже в те времена у них звучала пословица: «Хороший урус – это мертвый урус» из-за того, что только русские бились до последнего, защищая отчий дом, жену и детей. Не зря татары прокляли маленький город Козельск, который встал на их пути и защищался до последнего воина. Не одну тысячу своих воинов положили они под стенами этого городка, пока не сравняли его с землей.

– А что, пойдем, поохотимся, только взять надо с собой охрану. Не дай, конечно, бог, но вдруг нарвемся на засаду татар?

Пришлось согласиться. Выехали на лошадях к обеду, взяв в охрану два десятка воинов с автоматами (просто больше автоматического оружия у меня не было). Пулеметы я оставил для охраны обоза, поставив надежных обученных воинов. Мы проскакали километров пять, когда вернулась пара воинов с разведки, доложив, что в трех километрах лагерь татар. За километр до лагеря мы оставили лошадей и начали приближаться к лагерю. Достав два глушителя, я протянул один воеводе, другой прикрепил на винтовку себе. Глядя, как я креплю глушитель, он повторил все действия у себя. Подошли к опушке леса, внизу в лощине паслись кони, сидели у костров татары, по краям лагеря ходили парные патрули.

Показав на двоих в отдалении постовых, я шепотом добавил: «Мой – левый, твой – правый!» – и, прицелившись, выстрелил. Хлопок, татарин, как шел за первым, так и упал, уткнувшись чуть ли ему не в ноги. Тот даже не заметил, что напарник уже мертв, как сам получил пулю в голову от воеводы, который от удовлетворения чуть не начал пританцовывать, лежа на сосновой подстилке.

– Слушай, князь! – перешел он на титулы. – Подари или продай такое мне ружье! Как будто рядом с ним стоишь, бац – и врага нет, а другие и не слышат, и не видят! Век молиться за тебя буду! Что хочешь отдам, вот это вещь! – он ласково погладил по стволу.

– Потом поговорим, Иван Михайлович, а сейчас давай проредим татар! Стреляй только по командирам, то есть сотникам, темникам, одним словом, кто ими руководит.

– Смотри, слева какой важный вышел из шатра! – толкнул меня в бок воевода.

– Стреляем! – прошептал я и, поймав его в прицел, нажал курок. Два выстрела одновременно оборвали жизнь хана Касыма, сына Сеид-Ахмед-хана, сына Ахмад-хана. Разрывные пули разнесли ему голову и оторвали руку.

Следующие выстрелы уничтожили двух высокопоставленных вельмож, которые бросились на помощь упавшему хану. В лагере поднялась тревога, запели боевые трубы, ну а мы потихоньку отстреливали сотников с бончуками (хвостами на копьях) и других командиров, которые пытались руководить приходящим в панику войском. Те, кто пытался бежать, тоже нами отстреливались, и вообще, Иван Михайлович так вошел в азарт, что расстрелял даже мою последнюю обойму. Только когда закончились патроны, мы пошли обратно к лошадям. Сегодня нападения ждать не приходится.

Вечером довольный воевода уснул в обнимку со своей винтовкой, выцыганив перед этим десять обойм. Правда, пообещав мне в Рязани дать большой участок для строительства завода, ехидно заметив опосля, что царь-батюшка и так бы разрешил строительство, но сказал это, вредитель, только когда получил патроны. Ну не будешь же сердиться на этого великовозрастного «ребенка» и отбирать у него игрушку. А тем более рассказы, когда он один убил более тридцати татар (чем убил, я запретил говорить – именем государя, а так я подтверждаю, что это правда и не совру).

Ночью я переместился в то же время, когда мы заезжали только что в Рязань. Никто не заметил моего перемещения, и я стал сходу организовывать свои телеги. В двух я установил пулеметы «максим», зарядил и накрыл пологом, добавив про запас побольше патронов и гранат, а в третьей повозке положил два 50-мм миномета с запасом мин и дельтаплан. Вскоре, погоняемые ездовыми, мои телеги влились в царский обоз, а я благополучно вернулся под свою телегу, на овчину рядом со спящим воеводой. Как я и думал, нападения не было, утром, отправив вновь разведку, татар на месте не оказалось. Следы вели на юг, татары, получив по зубам, возвращались. Я предложил воеводе слетать и подопнуть их, но он категорично запретил, сказав, что у нас более важное задание, да и приказа не было… Одним словом, устал мужик, тем более вчера отвел душу, снял напряжение, правда вскоре оно вернулось, когда мы проезжали сожженные и разоренные деревни, зарубленные тела детей и матерей, даже скот, что не успели они увести, и тот изрубили.

– Иван Михайлович! Давай, я тебя отвезу в Москву, и ты все расскажешь царю, чтобы он направил к царскому обозу помощь. Ведь еще одно-два нападения и у нас не будет воинов и патронов, а тут надо не менее двух-трех тысяч хорошо вооруженных конных воинов. Татары рядом ходят, вдруг кто опять наведет?

– Дак чего тянуть! – он вызвал сотника и передал ему бразды правления.

Я же собрал аппарат, проверил боезапас и подвеску бомб, после чего подсадил воеводу и дал ему немецкий МГ-34, снаряженный лентой с патронами на 250шт. В ноги ему поставил ящик снаряженных гранат, и вот мы взлетели. Сделав круги по спирали и набирая высоту, я заметил в километрах 15 от нас большой отряд, по-видимому, татар, так как других войск в округе не было. Указав на них воеводе, я направил дельтаплан в атаку. Две бомбы, сброшенные почти одновременно, уничтожили почти треть отряда мурзы Акмала! «А затем вслед промелькнувшей «птицы-смерти» загрохотали взрывы от ее «яиц», которые она метала в воинов, и падали воины ниц, объятые пламенем, и с ужасом молили Аллаха о милосердии, но не внял просьбам Аллах, и «птица-смерть» метала свои перья, которые пронзали даже самую крепкую броню насквозь, и бились в смертельном танце кони и люди, и горела земля, и спряталось солнце за тучи, чтобы не видеть смерть мусульман от нечисти!» – так описал в дальнейшем поход мурзы Акмала летописец, принимая дельтаплан за красную птицу-смерти. После этого мы вернулись к обозу, чтобы пополнить боезапасы и горючее. Но больше на нас ни кто не нападал, и мы дошли без посторонней помощи до Москвы, так как прореженные войска, обезглавленные нами, нападать не захотели.

Москва встретила нас летним дождем. Уставшие ездовые даже не матерились на прохожих, что шастали перед мордами лошадей. Только дружинники взялись за кнуты, дабы царский обоз дошел до кремля без происшествий. Народ матерился, но перед силой кнута и власти расступался, пропуская обоз. Вдруг впереди раздались крики и шум драки. Махнув сотнику, я отправил его вперед, сам же, ссадив дружинника, отправился следом. Оказывается, на улице столкнулся наш обоз с каретой князя Сальского, даже не его самого, а сына. Но гербы на карете, слуги в ливреях, ах! Приказав воинам за уздцы отвести карету в сторону, я удостоился удара кнута от возницы, что стоило бедняге простреленного бедра, а хозяина воины хотели вздернуть, но я приказал его связать и поместить в нашу телегу, пусть царь разбирается.

Подъехали к Кремлю, стоящие в карауле узнали своих воинов, да и Иван Михайлович здесь был всем знаком, поэтому нас беспрепятственно пропустили. На шум вышел на крыльцо Алексей Федорович Адышев:

– Ба! Кого я вижу! Андрей Иванович с Иваном Михайловичем собственной персоной! – он распростер объятия и пошел, обнимая нас обоих.

Обнимая меня, он прошептал на ухо: «Спасибо тебе за жизнь мою, век буду молиться за тебя!». Воевода доложил ему, что добыча с Казани и Астрахани прибыла к царю, и теперь Русь приросла двумя градами со всеми их территориями. Население присягнуло государю Ивану Васильевичу. Гарнизоны под руководством князей оставлены и охраняют границы.

Адышев вызвал дьяка для принятия казны и прочей добычи, а сам повел нас на прием к царю. Но тот, минуя все процедуры, все же молодость кипит, вышел нас встречать сам. Увидев меня, обнял и поцеловал, что было придворными признано, как любимчик. А значит, у меня будет много просителей.

– Ну, рассказывайте скорее, мои победители! Что, как? А то мы здесь только слухами и пробавляемся! То, что Казань взяли, мы узнали с голубиной почтой, а потом от купцов, что на невиданных скоростных ладьях вы разгромили весь флот хана и Астрахань сразу сдалась! Не верил никто!

Тут я доверился Ивану Михайловичу, который любил рассказывать, особенно о военных успехах, но с дороги в общем подвело желудки:

– Иван Васильевич! Не обижайся, но сухая ложка рот дерет! Ты хоть угости нас с дороги, а мы все тебе и расскажем! – ответил я, осаждая царя.

Тот вначале опешил, никто еще с ним так не разговаривал по-простому. Все что-то просили или жаловались друг на друга, а тут по-простому: накормишь – расскажем, да и казны привезли, да и врагов разбили! Ухмыльнувшись, он произнес:

– Будь по-вашему! Сейчас вас покормят, потом ты, Андрей Иванович, зайди ко мне, а вечером все на пир в честь завоевания Казани и Астрахани! Там вас будут величать и награждать!

Мы поклонились и поблагодарили царя. Адышев, улыбаясь, провел нас в столовую, где нас накормили и напоили с дороги. Убедившись, что и воинов тоже устроили и накормили, хотели отправиться до вечера в город, но приказ Адышева никого не выпускать, озадачил. Я пошел к нему, дьяк провел нас до дверей Адышева. Он, как всегда, сидел за столом, заваленный свитками с донесениями, разбирая их, читая и сортируя.

– Не проще ли поставить двух-трех грамотных подьячих, чтобы они рассортировывали донесения, где уголовные, где жалобы, а где политические!

– Не это меня волнует, Андрей Иванович! Волнуешь меня ты, то что ты за Русь, я не переживаю, знаю, что ты и жизнь свою отдашь, не пожалеешь! Но то, что ты чужой, я чую, знаешь ты знания, что нам не ведомы, имеешь ты оружие, которого ни у кого нет! Хорошо, что это оружие на нашей стороне, а вдруг ты обидишься и переметнешься? Ведь беда будет! Тебя не остановить! Вот меня и мучает вопрос, только ты не обижайся: может просто тебя убить, и все вопросы исчезнут? Нет человека – нет проблем! Как раз про тебя.

– Да! Ты накрутил конечно! Убить меня трудно, пытались многие, теперь только кости их белеют в степях Поволжья, да и под Рязанью полно. А вот дружить более выгодно, так как я очень много знаю полезного, даже о тебе!

– И что же? – заинтересовался Алексей Федорович.

– Сейчас ты на вершине власти, но через несколько лет, если я не буду препятствовать, ты попадешь к царю в опалу, и вместе с архиереем. Через два года ты уйдешь в монастырь, где и умрешь. Власть захватят Глинские. – закончил я.

– Ты врешь, все врешь!!! – воскликнул Адышев.

– Проверяй, время есть! Пока же то, что я говорил царю, все исполнялось! И твою судьбу я могу исправить. Ведь от смерти тебя я уже спас! – подытожил я.

– С этим я не спорю! Но я тебя не понимаю, и поэтому боюсь!

– Пойдем и выпьем с тобой тет-а-тет, как говорят французы, то есть с глазу на глаз, так как ты мне нужен, а я тебе, опять же, нужен. – потянул его я к столовой.

– Нет, пошли ко мне в кабинет! – решительно сказал он.

Разлив из кувшина хорошее вино, мы смаковали его под шум дождя за окном.

– Смотри, князь, – обратился я к нему официально. – я прикрываю Москву из Рязани от крымчан и турок. Для этого мне надо побольше пороха и пять тысяч стрельцов. Дальше Рязани они не пройдут, застрянут, ну а тут и вы подоспеете. Если не даете ничего, все равно буду биться, но после нас, убитых, но не побежденных, они пойдут на Москву беспрепятственно, некому будет их кусать за бока и холку, некому по ночам вскрывать им глотку и пить их кровь.

– Успокойся, Андрей Иванович! Я не хотел так Вас огорчать! Знаю, что Вы – патриот земли Русской, но боюсь Ваших знаний, которые могут взорвать всю Русь, если Вы только захотите!

– Да не захочу я этого! Я хочу наоборот, научить народ грамоте, чтобы он мог сам выбрать свой путь, а не идти за «лжепророками», обещающими рай. Учить надо молодежь, особенно которая стремится к знаниям. Вот у меня, набрано тридцать детей, которые уже умеют, и читать, и писать. Знают арифметику, изучают основы профессий, что им преподают мастера…– не успел я закончить, как меня перебил Адышев: – «У тебя обучаются дети? Откуда?»

– Да из простых сословий. Одно их только объединяет, это желание учиться. Лентяев, мы сразу выгоняем, на их место всегда большая очередь, так как обучение бесплатное, да еще и кормим детей. Поэтому, дети, видя эту заботу, учатся со старанием, зная, что в дальнейшем для них будет обеспечено рабочее место с достойной зарплатой. Одно только сдерживает, мало преподавателей, да и места не хватает, чтобы расширить школу. Хочется вырастить своих лекарей, металлургов, рудознатцев, да много чего еще надо для государства. Чтобы маленький человек вырос и полюбил свою страну, своего царя, что дал ему образование, чтобы он жил для процветания Руси и вставал на ее защиту не из под палки, а по велению своего сердца. На смертный бой он встанет за свою Родину, за жен, матерей и детей, а не за нас с Вами. А чтобы они у него были, надо создать условия, а это дом, земля, скотина, лошадь и орудия труда. Все это я даю своим холопам. И я знаю, позови я их сейчас защищать от врага свою землю, они подымутся все. Они будут защищать не меня, а свое Отечество, своих родных, землю, которую, они полили потом и которую намерилось забрать вражеское войско. Даже если они полягут на поле битвы, они полягут за веру, царя и Отечество, но никак за нас с тобой.

– Слушаю тебя, князь, и благодарю Бога, что ты за нас, а не против. – осушив кубок, произнес Адышев. – Так как против такой силы убеждения не устоял бы никто. У меня до сих пор, мурашки по телу от твоих слов о родине и враге, хоть сейчас в бой. Да и государь о тебе великого мнения, и Хворостинин говорит, что ты – великий полководец, а ему с его опытом грех ошибаться. Главное, не считай меня своим врагом, лучше я буду твоим помощником в делах русских. Если, что не сможешь решить сам, обращайся ко мне днем и ночью! Ну, а ты помоги мне, не попасть в опалу к царю.

Сколько еще кувшином мы с ним выпили, я уже не помнил, но то, что остались хорошими друзьями – это да.

Царский пир

К вечеру на ухо мне Иван Михайлович прошептал, что пир может протянуться до утра, и что тех, кто «выпадет в осадок», царь будет «наказывать». Плюнув на все эти условности, мы почистили костюмы, но их нам во дворце заменили, на праздничные, так как мы были «виновники торжества».

Зал был заставлен столами, которые накрывали белые льняные расшитые скатерти, на которых расставлены специи: хрен, перец, горчица и т.п. Во главе стола стояли жареные павлины, хвосты которых качались в виде опахала над студнями, утками с огурцами, пряными журавлями, вперемешку с черной и красной икрой, с заливными щуками и другой белорыбицей. С появлением Иоанна все встали и низко поклонились. Царь медленно прошел до нашего стола и взмахом посоха пригласил нас за свой стол. Когда мы подошли к своим местам, он прочитал вслух молитву, перекрестился, благословил трапезу и, сказав, что славим Русь и богатырей наших, опустился в кресло.

Слуги в красивых кафтанах бирюзового цвета с золотым орнаментом обслуживали нас и царя, занося блюда то с лебедями, то с глухарями, меняя платья после каждого блюда, создавая иллюзию присутствия тысяч слуг. Вилок, правда, не было, лежали ножи в виде кинжала, и ложки. Салфеток не было, как и полотенец, многие обходились своими бородами, не которые вытирали руки о шерсть бегающих возле столов собак Возле царя стоял повар и слуги, которые по моему совету пробовали все блюда, последним пробовал их стольник (боярин, подававший блюда царю). За царя я теперь был спокоен. Царица, не привлекая внимания, что-то шептала ему на ухо, по-видимому, что не стоит увлекаться жирной пищей, которую ему запретили из-за колита и болей в желудке. Увидев, что я смотрю на царя, она узнала меня и ласково помахала ручкой. Царь тоже улыбнулся мне и что-то начал шептать на ухо жене.

В это время подали зайцев в лапше и перепелов с чесночной подливкой. От жареных молочных поросят на вертеле я был в восторге. Кубки с медами: вишневым, черемуховым, можжевеловым, рейнское вино – в общем все было перемешано, мы с Иваном Михайловичем зацелованы были, как освободители земли Русской от проклятых татар. Иван Михайлович все время пытался рассказать, как он лично, вот этой рукой за один бой положил более тридцати татар, если кто не верит – князь Федоров был свидетель, или он вызовет неверующего на дуэль. Все верили, я тоже, так как сам видел, как стреляет воевода, хорошо стреляет!

Ко мне подошел царь и спросил, могу ли я с ним пройти и побеседовать наедине. Отказать я, как вы видите, не мог, и вот мы в его кабинете.

– Я долго ждал нашей встречи, князь Андрей Иванович! – начал царь.

– Я тоже, государь, ждал этой встречи и готовился к ней!

– И что же Вы приготовили? – удивленно спросил царь.

– А то, что Вам надо делать большие изменения в стране: в правительстве, армии, в церкви… – начал перечислять я.

– Смело, очень смело! – проговорил царь. – Я тоже думал над этим, но пока не решился приступить!

– Сейчас Вам нужно дополнить судебник Вашего отца, который полно разовьет законодательство в отношении дворян и крестьян. Запретить тарханные грамоты (тарханная грамота освобождала владельца от всех налогов Прим. автора), а то получается, что царю налоги уже не нужны? А продажные судьи! Сколько жалоб идет на них! А неравенство штрафов – за оскорбление купца или дворянина 5 рублей, а за крестьянина всего 1 рубль, почему? Почему нельзя обращать в холопы бояр и их детей? Вот, уже сколько накопилось вопросов, чтобы ты, царь – батюшка, это разъяснил народу! – закончил я свою речь.

– Это интересно! Да с тобой вообще интересно, князь! Главное, не слышу от тебя никаких корыстных просьб. Вижу, что не льстишь мне, ради выгоды своей, а за Русь страдаешь, потому и люб мне! Пойдешь ко мне в окольничьи? Всех выгоню, а тебя приближу!

– Спасибо, царь-батюшка! Уважил! Но хочется мне послужить еще Руси, хочется создать профессиональную армию, хорошо вооруженную, обученную. Пускай на первых порах будет ее не так много, но она будет под началом умных полководцев, а не бояр, которые кичатся своей родословной, во вред военной компании. Вот возьмем Ивана Михайловича, опытный, умный командир. Дать ему десять тысяч хорошо обученных воинов, побольше пушек, и он закроет западную границу от ливонцев. Против Сибирского хана я вообще бы направил казаков, вооружив их пищалями и пушками. А их поддержат казанские и астраханские татары, которые присягнули тебе на верность. Пусть устанавливают власть Ивана Васильевича на Каменном поясе (Урале) и в Сибири. А я же, если дозволишь, останусь вместо Ивана Михайловича воеводой в Рязани и буду держать южный фронт против крымского хана и турок, мимо они не пройдут. Да и хочется мне развить промышленность, металлургию на Руси. Как запущу завод, приглашу Вас, Иван Васильевич, на открытие.

– Ну, что ж, мысли у тебя на самом деле государственные, да и Алексей Федорович о тебе хлопотал, понравился ты ему очень, а он мало кого жалует! В общем, быть тебе воеводой в Рязани, земли кои государевы, можешь использовать для дела и защиты города. Получишь грамоты на воеводство, награду 1000 золотых и еще 1000 десятин земли, вдобавок к тем, которыми я тебя до этого одарил, рядом с твоим поместьем. Строй, Андрей Иванович, завод, что надо будет – помогу, если это для Руси польза будет.

– Не сомневайся, Иван Васильевич! Я сам очень заинтересован в развитии государства русского и его народа. Да хотел бы попросить тебя Иван Васильевич, в помощи открытия школы в Рязани для детей на 300 мест, не хватает преподавателей, нужно здание и деньги – закончил я просьбу.

– Преподавателей, человек десять, я попрошу у патриарха, пусть направит тебе в помощь, заодно и слово божье детям принесут. Возьмешь монахов на полное содержание, деньги я выделю. Ну, а на постройку школы и на обустройство ее, попробуй за счет сбора налогов с города и купцов. Подготовим завтра тебе все грамоты, много у тебя будет полномочий, но и спрос будет большой. А пока готовь войско для защиты Рязани, пороху для пушек тебе выдадим сколько надо, пушек много не дам, сказали, что у тебя свои есть. Рать набирай и учи, сколько посчитаешь нужным, оплачивать буду за пять тысяч, остальных держи за счет города. Богом только прошу, Андрей Иванович, не пропусти ворога к Москве! – закончил свою речь царь.

– Не пропущу ворога, мой государь! Не пожалеем живота своего, а остановим, дальше Рязани не пропустим! Клянусь господом нашим, умрем, но врага остановим!

– Ну вот и все о чем я и хотел с тобой поговорить князь! Кстати, царица Анастасия, очень бы хотела, если бы у тебя вдруг была оказия, приобрести для своих родственников такие же наряды, что ты ей привез. Уж очень они им понравились! А теперь пойдем в зал к гостям, не хорошо надолго их оставлять.– проговорил царь и направился вслед за ним. В зале уже стоял пьяный гул, от прежнего великолепия столов мало чего осталось, только стол царя, за которым сидела царица с родителями, князья Шуйские и Глинские, братья Адышевы с отцом, был в порядке. Даже иностранные гости, что были приглашены на пир, в честь завоевания Казани и Астрахани , уже были хороши и увидев царя, начали громко кричать «Виват!», все, кто еще мог, встали и подняли тост за царя – батюшку! И тут хитрый Алексей Федорович вставил мое изречение, громко крикнув: «За веру, царя и отечество!» на минуту зал затих, а потом грянул «Ура!» Все выпили, а я, так как сидел рядом с царем, зашептал ему на ухо, что не мешало бы выпустить медаль с этими словами и профилем царя, для награждения героев битв. Желательно в трех видах: золотой, серебрянной и бронзовой. Кавалеры трех медалей, получают везде почет и льготы, а за бронзовую 3 рубля в год добавка, за серебряную пять рублей, а за золотую десять рублей. Кавалер всех медалей получает каждый год двадцать пять рублей добавки и освобождение от налога. Иван Васильевич был восхищен моим предложением, что тут же подозвал к себе дьяка и начал диктовать ему указ, не смотря на шум и гам в зале. После чего подозвал казначея и приказал срочно изготовить по две золотых, серебряных и бронзовых медалей к утру следующего дня. Не много погодя, в зал, по приказу царя, внесли подаренный мной патефон. Обученный слуга, завел его и поставив пластинку, опустил головку звукоснимателя. По залу полилась грустная мелодия Полонеза Огинского. Даже пьяные иностранцы подымали головы, чтобы увидеть такое чудо у русского царя. Вооруженные стрельцы, занявшие свой пост возле музыкальной игрушки царя, кроме слуги, обслуживающей ее, никого не подпускали даже близко. Гости вначале толпились, чтобы рассмотреть ее, а потом начали приглашать на танец дам. Тем более, музыка сменилась, да, и выпитое подействовало. Ну, и кстати слуга, по видимому, изучивший репертуар пластинок, вовремя менял их. Поэтому вечер проходил уже более интересно. Даже царь, по просьбе царицы , вышел и с танцевал, оставив на время свой посох. Слуги, вовремя удаляли, выпавших в осадок гостей, или которые начинали слишком громко выяснять отношения с соседом. Таких они отмечали и сообщали Адышеву, больше ему дорога на пиры была заказана. Да и царь таких не жаловал, так что можно было или веселиться или молча спать под столом, меньше неприятностей. Порешал вопрос и с сыном Сальским, от возницы которого я получил удар кнутом. Помня, какие неприятности ему они готовили, царь распорядился отправить его в застенок, а все земли его, и другое движимое и не движимое, имущество, как у изменника, и врага государства русского– изъять в пользу государства. За это мы с ним выпили легкого сухого вина. Вообще, я заметил, царь почти не пил, по видимому боли в желудке не давали много пить и есть жирную пищу. Придется мне в хх веке посмотреть для него лекарство, так как мужик нормальный , адекватный и главное за Русь болеет. Вскоре я заметил , что Иван Михайлович склоняется и вскоре будет в осадке, извинившись перед царем, вместе со слугами, отвел его в опочивальню. Вместе с ним лег спать и я. Утром, меня разбудил слуга, принеся большой кувшин кваса и два кубка. Услышав шорох и звук шагов, я крутанулся с кровати, выхватывая из под подушки пистолет, но слава богу, это был только слуга, который даже не испугался, так как не понял, чем я ему угрожал.