скачать книгу бесплатно
В тот день Беспалый тоже не пожелал изменить установившейся традиции и из тяжелого граненого графина налил себе против обыкновения полный стакан. Он посмотрел на часы: через шесть минут должны были привести смертника. На столе лежала толстая папка с его делом, однако знакомиться с «послужным списком» приговоренного Тимофею Егоровичу не хотелось. Беспалый слышал о том, что другие исполнители сознательно прочитывают дела приговоренных, чтобы разжечь в своей душе ненависть. Беспалый не нуждался в этом: он знал, что за каждым из смертников всегда тянется длинный шлейф кровавых преступлений и что сам он всего лишь карающая десница судьбы, которая должна поставить крест на никчемной жизни осужденного.
Тимофей Егорович выпил. Закусывать хмельное зелье не стал – взял с тарелки тоненький ломтик солененького огурчика и громко вдохнул в себя ядреный дух. Потом выдвинул ящик стола, в котором лежал черный с полированной рукоятью «макаров», и стал ждать.
Через несколько минут дверь отворилась, и охранники ввели в комнату пожилого худощавого мужчину. Черты его лица показались Беспалому знакомыми, а когда тот заговорил, полковник понял, что перед ним был не кто иной, как старый знакомый – вор-рецидивист Шельма.
– Здравствуй, гражданин начальник! Неужели не признал бывшего кореша?
Настоящее имя Шельмы было Афанасий, фамилия – Степанов. Он, как и Беспалый, тоже был из беспризорников и тоже когда-то состоял в кодле Муллы, которая потрошила карманы граждан на толкучках и рынках. Афанасий был старше Беспалого на два года и, прежде чем они познакомились, уже успел отсидеть шесть месяцев в колонии, где сошелся с матерыми уркаганами и перенял у них многие секреты воровского ремесла. Шельма был удачлив, как воровской бог, и хитроумен, как голодная лисица. Собственно, за это он и получил свое погоняло. Отчаянности ему было тоже не занимать, он тырил не только засаленные потертые кошельки с мелочью, но и золотишко в ювелирных магазинах. С Шельмой всегда было легко, он умел не унывать, знал огромное количество блатных песен и частенько в развлечение себе и на потеху базарной толпе исполнял под гитару воровской репертуар. А Мулла и Тишка, не теряя между тем времени, собирали в карманах зевак, ошарашенных звонкоголосым пением безымянного артиста, легкие рублики.
Вот такой существовал у них подряд.
– Шельма? – удивился Тимофей Егорович.
– А то кто же? Вижу, что не сразу меня признал. А я ведь чувствовал, что нам еще придется встретиться. Вот, значит, как свидеться довелось.
– Капитонов! – обратился Беспалый к старшему караула. – Выведи свою команду.
– Товарищ полковник… так это же… не положено по инструкции. Приговор…
– Я кому сказал – выйди вон! – Кулак полковника грозно стукнул по столу.
Старший лейтенант Капитонов никогда не видел начальника колонии таким рассерженным. Даже во время прошлогоднего бунта зэков он казался куда более сдержанным.
– Есть! – Капитонов пожал плечами и вышел, увлекая за собой в открытую дверь подчиненных.
– Встретились… Жаль, что таким образом. За что же тебя под вышак подвели? Ведь ты же вор, а не мокрушник.
– А ты что, Тимошка, дело мое не читал? – сощурился Шельма.
– Признаюсь, не читал, – сказал Беспалый, усмехнувшись, добавил: – Чтобы потом не жалеть, в кого стрелять придется.
– Хм… Так, стало быть, ты – палач?
– Да.
– Ты меня как – сразу пришьешь или все-таки стульчик предложишь? – невесело съехидничал вор.
– Садись, – Беспалый показал на единственный стул, стоявший у стены.
– Ну, спасибо! Ты всегда был гостеприимным. – Шельма охотно опустился на привинченный стул. – Спрашиваешь, за что под вышку попал? У государства стибрил больше, чем нужно. А оно такие шалости не прощает.
– Это точно, – согласился Тимофей Егорович. – И что же именно?
Шельма невесело улыбнулся:
– Ювелирный магазин подломили. Трое нас было, да я один там свои пальчики умудрился оставить. Вот потому и взял все на себя. А двое подельничков в Москве гуляют. Сейчас, наверное, в «Метрополе» обедают.
– Понимаю…
– Когда же мы с тобой виделись в последний раз? Лет пятнадцать назад?
– Нет. Четырнадцать.
– Тогда ты был подполковником.
– Ошибаешься, Шельма, полковником.
– Ловко ты с нами тогда расправился. Никто не ожидал от тебя такой прыти. Из полутора тысяч воров только десятка два и осталось. А меня и Муллу ты тогда пожалел. Если бы не ты, не коптить бы мне небо еще четырнадцать годков. Спасибо говорить не стану, ты тогда свой должок мне возвращал. Не позабыл?
– Как же можно, Шельма? – искренне удивился Тимофей Беспалый. – Такое не забывается.
Он слегка выдвинул ящик стола и увидел заряженный «макаров». После чего так же незаметно задвинул ящик.
Афанасий три года отсидел вместо Беспалого, когда тот по неосторожности был уличен в карманной краже. В долю секунды Шельма незаметно выхватил у него из рук засвеченный кошелек и быстро сунул его себе в карман. Тогда только вмешательство подоспевшего наряда милиции спасло Шельму от расправы рассвирепевшей толпы.
– Так что ты будешь со мной делать, Тишка? – озабоченно спросил Шельма, вспомнив старую кличку Беспалого.
– А что мне с тобой делать, Афанасий? – пожал плечами Тимофей Егорович. – Тебе ведь помилование вышло. Заменили расстрел на четвертак. Вот тебе справка. – Он достал из ящика стола лист бумаги. – Считай, что с тобой получилась некоторая ошибочка. Можешь идти. Поздравляю тебя!
– Ты это серьезно? – не желал верить Шельма, поглядывая на документ. – Что там? Я же неграмотный. Читать так и не выучился.
– Серьезнее не бывает. – Беспалый поднялся и протянул Афанасию листок.
Шельма осторожно, словно боясь обжечься, взял бумагу.
– Так мне… идти?
– Иди!
– Спасибо тебе, Тишка. Вот уж не думал, что живым выберусь из этой богадельни. Прости, если что не так!
Шельма повернулся и вяло затопал к двери.
Тимофей Беспалый внимательно глядел в острый затылок Шельмы. Голова у вора была выбрита. Желтоватая кожа с многочисленными шрамами и царапинами очень напоминала ветхий пергамент, готовый расползтись при малейшем прикосновении. В основании черепа Беспалый рассмотрел небольшую шишку, из которой неряшливо, во все стороны, торчали редкие седые волосы.
Тимофей сунул руку в ящик стола, пальцы отыскали прохладную сталь. Еще несколько секунд он наблюдал за тем, как Шельма на одеревеневших ногах пробирается к приоткрытой двери, а потом, подавив в себе сожаление, Беспалый поднял пистолет и выстрелил.
Голова Шельмы брызнула кровью и множеством мелких осколков, и вор, раскинув руки, повалился на дверь, которая под тяжестью его сухонького тела распахнулась, словно хотела выпустить мертвого вора на волю.
Беспалый тяжело опустился на стул и, глядя на труп вора, налил себе полный стакан водки, а потом единым махом, как будто это была ключевая водица, вылил водку себе в утробу.
Как и в воровском мире, палачу, состоящему на государственной службе, не полагалось дополнительного вознаграждения. Умерщвление для него такая же обыкновенная работа, как и всякая другая. Вот только более нервная, что ли… А душу полагалось лечить хмельным зельем.
– Капитонов! – громко крикнул Беспалый. – Где ты там?! Черт тебя подери! Или, может быть, мне самому покойника тащить?
Вошел перепуганный старлей. За последний час полковник Беспалый сумел удивить его дважды. Значит, и у него нервы не железные, и все это чушь, что будто бы расстрел приговоренных для Беспалого такое же удовольствие, как для некоторых – игра на бильярде. Хуже всего было то, что в свой последний день полковник мог придержать документы Капитонова на очередное звание, и тогда прощай капитанские погоны! А значит, в ближайшее время постыдное увольнение из армии.
– Сейчас!.. Сидоров! – рявкнул Капитонов.
Напуганный гневом полковника, он готов был взвалить труп на собственные плечи и без всяких помощников закопать его на лагерном кладбище в тундре.
Рядовой Сидоров, потоптавшись немного у трупа, нагнулся и стал расстегивать на груди Шельмы рубашку.
– Отставить! – жестко приказал полковник Беспалый. – Похоронить его в одежде! – И, заметив недоуменные взгляды подчиненных, Тимофей Егорович добавил, размахивая пистолетом: – Вы что, плохо слышите? Так я сейчас вам уши-то прочищу!
Одежду казненных никогда не оставляли на территории лагеря. Это была давняя традиция, известная еще с екатерининских времен. Любой новобранец знал о том, что лагерная одежда приносит несчастье, а потому ее отсылали близким родственникам, которые тоже частенько относились к ней как к поганой – в глубочайшей тайне ее кипятили в семи водах, затем трижды промывали с песком и только потом хоронили за оградой кладбища, не забывая поставить над ней крепкий осиновый крест. Порой одежду казненного относили далеко в лес и, разорвав на куски, развешивали на деревьях, и тряпки затем служили птицам для постройки гнезд. Возможно, именно в птицах возрождалась душа казненного. Иногда одежду рвали на мелкие лоскуты, а потом конопатили ими избу. Считалось, что одежда казненного отпугивает от дома нечистую силу.
– Когда похоронить-то? – Капитонов недоуменно посмотрел на Беспалого. Да, полковник определенно был не в себе, надумал похоронить проклятие под стенами тюрьмы.
– Сейчас! Немедленно! – И, нахмурившись, он попытался объяснить: – Тебе легко было бы убить родного брата? Так он мне вроде брата был…
Казненных обычно хоронили в холщовых мешках, которые крепко сшивали суровыми нитками, будто опасались, что почивший узник способен вылезти через махонькое отверстие. С Шельмой все было иначе: начальник лагеря распорядился смастерить гроб, на дно которого уложили сосновые ветки. Домовину опустили на глинистое дно ямы. Потом полковнику Беспалому еще долго вспоминался холодный кладбищенский ветер.
* * *
…Тимофей Егорович, шагнув в знакомый кабинет, опасливо огляделся, словно ожидал увидеть на его стенах щербины от пуль и запекшуюся кровь, но новые цветастые обои спрятали от чужих взоров следы казней почти сорокалетней давности. Только тишина здесь осталась такой же гнетущей и глухой.
Александр уверенно сел за стол, и Беспалый-старший вдруг понял, что сын сидит за тем самым дубовым столом, который когда-то принадлежал ему. Тимофей Егорович не был суеверным человеком, но в этот момент его передернуло от ужаса.
– Ты знаешь, что было в этом кабинете? – тихо спросил Тимофей Егорович.
– Могу только догадываться. – Кривая улыбка тронула губы Беспалого-младшего, и Тимофей Егорович понял, что сын знает куда больше, чем хочет показать. Александр Беспалый обвел долгим взглядом помещение, словно пытался увидеть души казненных. – Если хочешь, мы можем найти другое место…
– Нет, – отрицательно покачал головой Тимофей Егорович. – Буду разговаривать с ним здесь.
– Хорошо. Сейчас приведут Муллу. Сколько же ты с ним не виделся?
– Вечность! – глухо выдохнул бывший кум.
* * *
С Заки Зайдуллой Тимофей впервые повстречался, когда им обоим было по тринадцать лет. Заки в то время верховодил группой подростков-беспризорников, которые крали все, что лежало без присмотра. Но особым спросом у них пользовался харч, а потому большую часть времени они проводили на рынках, где таскали с лотков продукты и доводили мастерство карманника до настоящего искусства.
На момент встречи Тимофей уже четвертый год жил без родителей, потеряв их в знойное холерное лето. В тот страшный год курносая забрала к себе почти все село, и дворы, некогда славившиеся на всю округу своей веселостью, не способны были даже на скорбный плач. Порой некому было оттащить покойников на погост, и они разлагались во дворах, прели в душных хатах. Из огромной семьи в пятнадцать человек Тимофей остался один.
На его глазах сначала скончалась матушка, через день умер отец. В течение месяца один за другим ушли двенадцать братьев. Его охватывал ужас, когда он видел муки близких, исходящих обильной рвотой и поносом. Особенно жаль было шестилетнего братишку, измучившегося от бесконечных судорог. Мальчик постоянно звал мать, скончавшуюся неделей раньше, и, видно, душа умершей вняла просьбе младенца и в одну из душных ночей призвала мальца к себе.
Тимофей оставался крохотным живым островком посреди царившей смерти: он видел, как костлявая забирает в свои цепкие лапы один двор за другим, а сам он не ощущал даже малейших признаков болезни. Будь он старше и религиознее, то воспринял бы свою неуязвимость как божью отметину, а может быть, наоборот, увидел бы в соседстве живой и мертвой плоти нечто сатанинское. Не исключено, что на том свете за него кто-то очень крепко молился, если курносая не желала забирать его ослабленное голодухой и страхом маленькое тельце.
Тимохе впервые по-настоящему повезло, когда холерные команды начали сжигать дома с умершими. Почувствовав запах гари, он вышел из дымящейся хаты, напоминая бестелесный дух, воспаривший над почившими. И если бы холерная команда не была закалена многими смертями, то, возможно, поверила бы в его святость.
Так Тимоха прибился к холерному отряду, с которым целый год разъезжал по деревням и селам Поволжья, ликвидируя очаги поражения. Зная о небывалом даре мальчишки, санитары сполна использовали его в своей работе и, прежде чем поджигать дом, посылали Тишку осмотреть хату, не остался ли кто живой. Случалось так, что в избе находились умирающие люди, – единственное, что можно было для них сделать, так это оттащить подальше на улицу, где жар от полыхающего дома был не столь силен. И только однажды, рядом со скрюченным трупом молодой женщины, в люльке, набитой соломой, он нашел годовалую девочку, которая мило улыбалась на его нежданное появление.
Видно, девчушка была слеплена из того же самого теста, что и он. И молодые комсомольцы, не привыкшие еще поносить бога, со страхом перекрестились, когда из царства смерти Тимофей вынес живое светловолосое чудо.
Еще через год Тимофей перебрался к тетке в Москву. Тетка не выразила особой радости от появления племянника, но зато не отказала в ломте хлеба и крынке молока. Тимоха, в свою очередь, как мог помогал ей по дому – колол дрова, таскал воду и каждое утро ходил на базар.
Именно на рынке с ним произошел случай, который перевернул всю его жизнь. Тот день был предпасхальный, и, кроме обычных продуктов, он должен был купить десятка два яиц, а еще муки для калачей. Базар был многолюден и напоминал растревоженный улей, жужжащий на все голоса и нахваливающий выставленный товар. У одного из прилавков его внимание привлек парнишка, который больше смахивал на ротозея, чем на покупателя: он поглядывал по сторонам, приценивался к товару, но ничего не покупал. Порой он уверенно врезался в толпу, подставлял под ее течение плечо, и было заметно, что хаос и толчея доставляют ему немалое удовольствие. Вдруг Тимоха увидел, как правая рука парнишки быстро скользнула в карман пальто стоявшей рядом с ним женщины и стремительно извлекла оттуда кошелек.
«Вор!» – догадался Тимоха.
А парнишка, словно почувствовав чей-то пристальный, чужой взгляд, резко обернулся и, углядев в толпе застывшего Тимофея, дружелюбно подмигнул ему. Карманник действовал умело и очень быстро, пальцы у него были длинные и неимоверно гибкие. Он мгновенно открыл кошелек и выгреб из него аккуратно сложенные купюры, после чего небрежно швырнул кошелек себе под ноги. Тимохе он напоминал фокусника в цирке, способного одурачить несколько сотен зрителей. Но сейчас вор блистал своим мастерством перед единственным зрителем. Затем он так же рисково сунул руку в карман крупного грузного мужчины, проследовавшего мимо него неповоротливой тяжелой баржой. Вор растопырил ладонь, и между пальцев у него мелькнули несколько банкнот.
Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, Тимофей подошел поближе. В этот момент он напоминал заинтересованного зрителя, которому обязательно хочется разгадать секрет мастерства фокусника. А вор будто бы дразнил мальчишку – его тонкая рука уже юркнула в сумку полногрудой бабы, возвратившись с каким-то блестящим предметом. Что удивительно, на карманника совершенно никто не обращал внимания, каждый был занят своим делом: торговался с продавцом, присматривался к товару, просто прогуливался в толпе.
Тимофей подошел еще ближе. Вор был на удивление молод, старше Тимохи на каких-то два-три года, и тем не менее Тимофей ощущал, что за плечами этого парня был куда более весомый жизненный багаж, чем тот, что выпал на его долю. Вор находился от него в каких-то двух шагах – глаза нагловатые, с ехидной смешинкой. Скорее всего карманник был из бывших беспризорников, сумевший за счет своего преступного таланта не только вырваться из подвалов, кишащих крысами, но и приодеться так, что его вполне можно было бы принять за ученика старших классов из зажиточной семьи.
Следующей своей жертвой карманник наметил невысокую старушку, суетливо перебирающую развешанные платья. Созерцая ее сухую фигурку, согнутую десятилетиями прожитой жизни, невозможно было представить на ее плечах ни одно из висящих платьев. Вор приблизился к ней почти вплотную. Тимофей даже предугадывал, как должна была произойти кража: парнишка приблизится вплотную, затем левой рукой закроет от глаз старушки сумку, беспечно болтавшуюся у нее на запястье, а правой мгновенно выхватит из сумки очередную добычу. Но неожиданно вор развернулся и сунул руку в карман пальто стоявшего рядом мужчины. Через мгновение в его руках оказалось увесистое портмоне.
– Ах ты, шельмец! – разъяренно крикнул мужчина и ловко ухватил карманника за шиворот. Он так крепко тряс паренька, что тот напоминал котенка, которому хозяин устроил очередную выволочку за изгаженный пол. – Отдавай кошелек!
– Чего пристал! – возмущенно заныл парень. – Не видел я твоего кошелька!
Толпа вокруг них мгновенно разомкнулась, и мужчина с парнем оказались посередине круга. Воров на базаре ловили не каждый день, и зевак собралось немало. Тимоха видел, что многие сомневаются, что паренек действительно вор. По их мнению, он никак не тянул на карманника, с первого взгляда было видно, что он из обеспеченной семьи. Один только костюмчик на несколько сотен рубликов потянет. Наверняка мужчина обознался. Кто-то в толпе даже посочувствовал попавшемуся парню.
– А где же тогда мой кошелек?! – не унимался мужчина.
– Да ты посмотри на этого пацана! В сумку к нему загляни! – ткнул паренек пальцем в стоящего рядом Тимофея.
– Покажь сумку! – повернулся мужчина к Тимофею.
Тимоха пожал плечами и безразлично открыл сумку.
– Да тут вас целая шайка! – оторопел мужчина, схватив Тимофея. – Вот он, мой кошелек! – Он торжественно вытащил из сумки темно-коричневый лопатник и показал его сочувствующей толпе. – А ну куда?! – вновь вцепился он в паренька, попытавшегося шмыгнуть в толпу.
– Ты насчет шайки брось! – воспрял паренек. – Меня маманя на рынок отправила зелени купить, да еще огурцов килограмма два.
И, достав из кармана огромную авоську, продемонстрировал ее собравшимся. Было видно, что в ней действительно перетаскан не один центнер овощей.
– Настоящего вора издалека видно. А ну, отпусти парня! – послышались голоса в его защиту. – Вещь порвешь!
Мужчина разжал кулак, и парень брезгливо дернул плечом, после чего уверенно шагнул в толпу, где тотчас скрылся.
– Сволочи! Жулье! Житья от вас нет! Давай в милицию! – уверенно потянул мужчина за собой Тимофея.
– Вешать таких надо на площади, чтобы другим неповадно было! – выкрикнул из толпы лохматый старик.
– А раньше и вешали, – живо подхватил молодой мужчина лет тридцати пяти, в пестрой кепке. – Болтается такой висельник на площади и других воров на разум наставляет.
– Это тебе в науку! – Мужчина размахнулся и наотмашь ударил Тимофея. Из разбитого носа мгновенно брызнула кровь. – Пойдем со мной!..
– Никуда я не пойду! – закричал Тимофей. – Это не я!
– Вырываешься, стервец! Все вы так говорите! От меня не уйдешь, я еще и не таких, как ты, за рога брал! – Мужчина вцепился в Тимофея обеими руками. – По таким мерзавцам, как ты, давно тюрьма плачет!.. Ничего, она тебя сполна вылечит!
– Дяденька, да что же это вы?! Не брал я ваших денег! Зачем они мне?! Отпустите меня! – взмолился Тимофей. – Мне этот вор специально кошелек подсунул!
– Все они головорезы! – высказалась пожилая грузная тетка. – На прошлой неделе я бельишко свое повесила. Ничего там такого не было, штаны да трусы. Так все с веревок поснимали! Даже рваные платья! Так вот у нашего дома такие же бродяги ошивались, вот они и сперли! А как спросишь, так они все ни при чем!
