Танец на раскаленных углях

Злыдень чихнул, смешно затрясся, как бы стряхивая с шерсти несуществующую воду, и залаял.

– И не думай!.. Ты его не покусаешь. Когда парень очухается, вежливо подойдешь к нему, подашь правую лапу и скромно представишься. Понял?

Пес угрожающе зарычал и показал свои белые, как свежевыпавший снег, здоровенные зубы.

– Ничего ты не понял, глупый собак! Это не случайный алкаш-собутыльник, которого я из сострадания уложил в гостиной на диванчик. Это новый член нашей банды.

Злыдень насторожил уши, как бы предлагая продолжить с этого места почетче и помедленнее.

– То-то, наконец до тебя дошло, безмозглая скотина. Советую быть с этим юношей предельно корректным, без всяких твоих излюбленных штучек со стягиванием одеяла со спящего тела, путанья под ногами или еще чего. Маги напрочь лишены чувства юмора, а конституцию знают получше некоторых воров. Пошутишь с таким халдеем неудачно – схлопочешь файерболом в лоб, сильно огорчишься.

Окончательно запуганный пес уткнулся мне в грудь и жалобно заскулил.

– Ладно, как любит говаривать один наш общий знакомый: «Не боись, паря», будешь вести себя в границах дозволенного, злой дядька-колдун тебя не тронет.

Выполнив, таким образом, психологическую обработку лохматого приятеля, я посчитал его полностью подготовленным к тому, чтобы он окончательно смирился с фактом вступления в ряды нашего сплоченного коллектива нового члена. Затем встал и направился выполнять утренние процедуры, предопределенные гигиеническими потребностями организма…

По прошествии получаса с момента моей воспитательной беседы с потомком карнакских волколаков мы сидели с Фариком за столом в гостиной. Злыдень, как обычно, порадовав себя мясцом, привалился к стеночке, но не спал, а внимательно через прищур глаз наблюдал за гостем, как бы ожидая от него какой-нибудь каверзы. Я с аппетитом поглощал вторую порцию яичницы с беконом, ту, от которой отказался маг. Фарлаф сидел напротив и имел вид весьма плачевный. С чего бы это? Вроде пили одинаково. Не помню, чтобы в его возрасте меня так развозило от пары-тройки рюмок даже самого крепкого пойла. Серьезное упущение монастырских педагогов. Ничего, дело поправимое – пообщается с Брюсом, научится хлебать «слезу», как родниковую воду.

– Давай-ка, скушай чего-нибудь, полегчает, – посоветовал я.

Юноша брезгливо осмотрел остатки яичницы в моей тарелке, булочки и бутерброды на подносе, глубоко вдохнул запах свежей выпечки вперемешку с ароматом пережаренного лука. Сначала он побледнел, потом позеленел и, быстро вскочив со стула, бросился в туалет.

Злыдень неспешно поднялся со своего места и собрался было проследовать за страдальцем, но по какой-то причине передумал, снова завалился набок и теперь уже без всяких опасений зажмурил глаза. Похоже, до пса наконец дошло, что в таком состоянии даже самый грозный колдун не опаснее младенца…

– Что, Фарик, совсем плохо? – сочувственно спросил я, когда тот вернулся в гостиную.

– Ничего, господин Коршун, уже лучше, – вытирая носовым платком капельки мелкого пота с лица, ответил тот слабым голосом. – Просто раньше мне не доводилось употреблять подобную гадость.

– Никогда не называй гадостью превосходный гномий виски, особенно в присутствии Брюса – наживешь себе смертельного врага. Вас что там, в ваших закрытых учебных заведениях не учат полезным навыкам? Не говори только, что собирался всю жизнь просидеть в горном монастыре.

– Видите ли, господин Коршун, меня воспитывали в строгих правилах. Конечно же, я знал, что на свете существуют алкогольные напитки, но впервые попробовал лишь вчера.

– Чего ты заладил: «господин Коршун» да «господин Коршун»?! Называй меня мастер-вор, просто Коршун или обожаемый учитель. Поскольку наставника у тебя нет, придется мне взвалить на свои хрупкие плечи заботу о тебе и восполнить все прорехи твоего монастырского образования.

– Спасибо, мастер Коршун! – Глаза парнишки радостно засветились. Приобретя наставника в моем лице, он, как мне показалось, вновь почувствовал опору под ногами, выражаясь фигурально.

– Итак, ученичок, – как новоявленный педагог, я поспешил приступить к своим обязанностям, – сейчас принимаешь сто граммов лекарства, съедаешь пару бутербродов и на боковую. Проснешься через пару часов человеком, уж это я тебе обещаю. Времени до отхода «Святой Брунхильды» вполне достаточно.

Кое-как впихнув в Фарлафа полстакана «слезы», три бутерброда и пирожок, я уложил его в спальне на свою постель, а сам, закрыв плотно дверь, чтобы не мешать спящему, включил телевизор.

Пощелкав немного пультом, посмотрел последние мировые новости. Ничего экстраординарного на матушке-Земле за истекшие сутки не произошло. Люди занимались своими насущными делами: что-то строили, добывали полезные ископаемые, другие из этих ископаемых изготавливали нужные вещи, третьи пахали, сеяли, убирали урожай, тунеядцы и бездельники, игнорируя все потуги общества по их перевоспитанию, продолжали проводить время в тунеядстве и бездействии – одним словом, все были заняты. Парочка авиакатастроф, несколько локальных военных конфликтов, появление на черном рынке нового синтетического наркотика… все это ничуть не повлияло на общий оптимистический настрой. Скукота. Неужели кому-то интересно каждый день смотреть подобное?

Меня немного развлекли и рассмешили новости науки и техники. Какой-то немолодых лет сухощавый, очкастый доцент с юношеским задором бегал вокруг огромной платформы, висящей в сантиметре от пола, и с пафосом в голосе вещал миру о новом прорыве в физической науке. Смысл его мудреной речи сводился к тому, что наконец-то ученым удалось объединить ранее независимые теории электромагнетизма и гравитации, а главное – применить открытие на практике. Доцент с гордостью указывал рукой на увесистую железяку, парящую в воздухе, и красочно расписывал перспективы внедрения в народное хозяйство новых гравитационных технологий.