скачать книгу бесплатно
К небу.
К Богу.
А порой спускаемся снова вниз, нажав кнопку лифта, чтобы купить хлеба и пачку кефира.
Она кладет свои руки на мою холодную железную руку.
Противостояние между человеком и машиной.
Я еле притрагиваюсь к ее правому уху и почти шепотом говорю ей:
– Тогда пошла нахуй отсюда. Даю тебе пару секунд.
Девушка выпучивает свои зеленые глаза и в шоке не понимает, что делать. Как такой охуенный, романтический, молчаливый парень превратился в отбросы общества.
– Я не шучу, – говорю ей я. – Знаешь, почему у меня нет руки? Мне отрезали ее местные авторитеты за то, что я убивал правой рукой, сносил им бошки, резал, кромсал.
Конечно я же ей налечил, однако в такие моменты я люблю наблюдать за людьми.
За их страхом.
Где умирает твое эго и человек предстает перед тобой таким, какой он есть.
Боязливым никчемным существом, мечтающим выжить.
Девушка вскакивает с кровати и в спешке собирает свои дорогие вещи и надевает на роскошное тело, цепляя на правую ногу мой фирменный ремень, на котором я мечтал повеситься.
Я же слушаю ее суетливую тишину, сижу на кровати, уставившись в одну точку.
Девушка почти оделась.
Быстро накрасила лицо и остановилась.
– Кто ты все же? Какой-нибудь маньяк-насильник? Какому-то мудаку с района никто не поставит имплантат вместо руки.
А она стойкая девочка.
Обычно местные шлюхи из бара выбегали из этой квартиры, затыкая свою анальную дырку большим пальцем с маникюром.
– Ты не боишься меня? – продолжаю снова играть ей.
– Боюсь. Но я хочу знать, кто ты, – она стоит возле двери и ждет от меня ответа.
Я медленно встаю с кровати и подхожу к ней, хватаю ее за шею своей обычной рукой из пота и крови и толкаю до тех пор, пока она не ударяется об стену головой.
– У каждого из вас есть прошлые жизни. Ты могла быть каменщиком и умереть от недостатка в твоем сердце любви проституток. Ты могла быть студенткой-наркоманкой, влюбившейся в мажора на крутой тачке. И в отличие от вас у меня была всего одна жизнь, и я продолжаю жить именно этой жизнью. Жизнью слуги, у которого больше нет выбора. И самое ужасное в ней то, что я не могу умереть. Представь, насколько ты должен не хотеть жить, желая умереть. Ну, что бы ты ни делал, у тебя этого не выйдет. Как бы ты ни стрелялся, как бы ты ни резал себе вены, как бы ты ни вешался – ничего. Я вынужден ждать суда, и самое ебанное в том, что я понятия не имею, когда он настанет. Вы, люди, всегда любите говорить о своей боли, всегда говорите о своих страданиях – как вам тяжело, – однако вы не знаете, что такое боль, у каждого из вас есть право на ошибку, а у меня больше его нет.
Я вижу страх в ее глазах.
Я вижу, как ей больно, и продолжаю сжимать ее шею.
– Кто ты? – продолжает она.
– И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли. И не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю Вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.
– Что это? – ее страх становится все больше и больше. Возможно, она поверит в то, что ужаснейший маньяк-насильник.
– Это Библия, женщина. Я помню и знаю все. Ну, в отличие от моих соратников, им повезло меньше, чем мне. Хотя… кто знает. Они были отправлены в ад, я же на землю мучеником, сохранив свое бессмертие и часть своего дара. Вынужден шляться здесь и бухать в барах уже долгое время. Я завидую вам, людям: у вас есть возможность измениться, исправить свои ошибки. Я же вынужден нести свой тяжкий крест, и ничто не изменится. Потому что ангел, падший ангел, и мы не вправе что-то менять, потому что мы – слуги Божьи, и совсем забыли о самом главном. Это и есть судьба.
– Что ты сделал?
Я продолжаю смотреть в ее глаза.
– Мой товарищ, старый друг Денница, совратил меня и еще других ангелов, я поверил ему, поверил в то, как этот мир несправедлив, что можно сделать его для нас лучше, позабыв как раз таки о его справедливости. Я сделал этот выбор, потому что был влюблен, просто влюблен в него. Но святой Архангел Михаил поразил нас и, грубо говоря, дал пизды, Бог низвергнул Денницу и множество других ангелов в ад, отправив их в царство Вельзевула. Треть звёзд была сброшена в ад, в нескончаемую бездну. А меня же отправил сюда и наградил бессмертием, чтобы я больше никогда не встретился с Денницей.
– И ты мечтаешь вернуться?
В ответ лишь тишина.
Я не знаю.
В центре рая находится древо жизни. Я знаю, там заебись, мы не раз с Денницей пожимали плоды этого дерева. Однако кто вне Рая, тот лишён плодов этого древа и без них не может жить вечно. И когда низвержен был Денница и другие ангелы, они все до единого лишились жизни вечной, кроме меня и его.
И нам не суждено больше встретиться.
Я знаю все.
Я видел многое.
Я познал многое.
Я потерял все.
Однако связан еще с космосом.
– И в чем же твой дар?
Я смотрю в ее глаза.
В ее зеленые планеты, в которые на космическом корабле я готов познать и лишь за пару секунд узнать ее жизнь.
Я вижу ее боль, ее убитого в машине отца, расстрелянного из-за того, что он не поделил бизнес с лучшим другом.
Я вижу ее вторую боль – оставленную матерью дочь, вынужденную шляться по бабушкам и тетям с целью прокормить себя.
Я вижу начало жизни проститутки, я вижу ее первую любовь, который отымел ее в очко, кончил на клитор, я вижу рождение и смерть и еще кучу бесконечных слёз.
Но я молчу.
Стараясь ничего не говорить.
Я хватаю ее крепко за руку своей металлической рукой и не отпускаю, я не хочу, чтобы она сейчас говорила.
– У тебя есть кумиры? – спрашиваю ее я.
– Я не знаю. Ленин, наверное. А у тебя? – я снова вижу ее улыбку.
– Сид Барретт… Основатель культовой группы Pink Floyd. Одна из загадочных фигур в истории рок-музыки. Личность, которая не открыла нам всех секретов. Лишь хранил молчание, глядя в лицо пустым, немигающим взглядом, как зомби. Слышала, что музыканты в следующей жизни становятся Буддой? Так это про него. Он выпустил лишь единственный студийный альбом «The Piper at the Gates of Dawn», – с жестким акцентом говорю я. – Альбом был записан в несколько подходов с февраля по июль 1967 года, когда Beatles записывали унылую композицию «Lovely Rita». Сингл «See Emily play» стал хитом на родине музыкантов. Когда «Битлз» пели свои попсовые девчачьи песни, они отсасывали у «Пинк Флойда», которые несли нечто божественное в своих песнях c глубоким недоступным для нас смыслом. Они были как религия. Ну, познакомившись с ЛСД, многие говорили, что у него поехал крыша, и в итоге его выгнали из группы, написав дурацкую композицию «В свете безумного бриллианта», словно решили отдать ему должное за всю работу, которую он проделал для группы. Он не сошел с ума. Он просто увидел правду жизни и таил молчание. Закрывшись в своей комнате, он неделю жрал ЛСД абсолютно один. Он видел все стороны жизни. Он создал абсолютно свой божественный мир, наполнив его своими иллюзиями и фантазиями, он был создателем в этих четырех стенах, где мог быть кем угодно.
– Где он всегда будет счастлив? – уныло спрашивает меня, делая вид, что продолжает меня слушать.
– Возможно. Но даже в собственном придуманном мире есть свои демоны, – жизнеутверждающе ответил я. – Он видел Ад. Он видел Рай. И однако ничего нам не сказал, он не поведал нам правду жизни. Абсолютно ничего, зашифровывая всю правду в своих песнях, составляя ребусы, но его никто не понял, абсолютно никто, он оказался никому не нужен со своей правдой жизни. И в итоге он отправился жить в материнский дом, занимаясь садоводством и живописью.
Она делает вид, что действительно меня слушала.
– Ты действительно ебнутый, – говорит очередная шлюха, не поверившая в мою историю Падшего Ангела.
Целует меня в бороду.
Открывает и закрывает дверь.
Я же стою без каких-либо движений, уставившись вниз, куда-то в ад.
Я закрываю глаза, и обида переполняет меня.
Ударив кулаком, я очередной раз делаю дырку в стене.
Падаю на пол и начинаю отжиматься до потери пульса.
Желая того, чтобы мое сердце остановилось. Солнечный свет обжигает мне глаза, но это не свет в конце тоннеля, от бессилия я падаю на спину и смотрю в потолок, ища бычки сигарет, брошенные на пол.
Нам не суждено быть вместе.
Никогда.
Я подобен падшему ангелу.
Я вспоминаю себя падшего.
Подобного падающему самолету я летел вниз. Поток воздуха обжигал мое лицо, мое тело горело, но я не чувствовал физической боли, лишь боль внутреннюю, ебучую внутреннюю боль и чувство утраты.
Это как когда твоя девушка, которую ты любишь и покупаешь ей дорогие стринги в соседнем супермаркете, трахается с другим типом, изменяет тебе с другими волосатыми задницами, и ты узнаешь об этом. И тебе больно.
Ты чувствуешь себя брошенной вещью, микроволновкой, которая нахуй никому не нужна.
Моя боль занимает тысячелетия. И какой-нибудь друган тебе может сказать, что на свете тысячи других красивых девок, с которыми ты будешь вместе, однако он мне уже ничего не сможет сказать, а просто похлопает по плечу со словами «Бывает».
Я могу рассказать все о небесной жизни, каждому проходимцу поведать о ней во все красках. Когда там завтрак, обед, ужин, какое там кабельное. Но я так не делаю. Даже Бог не дал мне запрета на это, зная, какой информацией владеет моя голова. Он знает, что, так же, как и Иисуса, меня повесят, сожгут на костре или же упекут в психушку – в современно мире сейчас несколько другие, более гуманные методы борьбы с такими личностями.
Поэтому я предпочитаю молчать и видеть свет, испускаемым солнцем, которое я когда-то любил.
На улице светает. Этот мир готов проснуться, неохотно зевая очередному беспонтовому дню.
Живой рукой, по венам которой еще течет кровь, я беру бычок с пола, вставлю его в рот, прикуриваюсь и выдыхаю дым в потолок, с которого текут капли воды мне в рот, на лоб и в область яиц.
Я поднимаю свою механическую руку вверх, закрыв тем самым солнце за моим окном. Закрыв, но так и не уничтожив.
Солнечный свет обжигает мне руку. Однако я ничего не чувствую, а тупо любуюсь искусственно созданной красотой, словно импотент-турист, заглядывающийся на огромные небоскребы урбана и готового дрочить на них.
Я медленно растопыриваю пальцы и пускаю лучи солнца на свое бородатое лицо и на мой пыльный диван позади меня.
Я король посреди этой комнаты и разбросанной китайской лапши вокруг.
Я мило улыбаюсь, показывая этому миру свои металлические коронки и несколько выбитых зубов.
Мелкие частицы пыли при солнечном свете отчётливо видны. Словно снег, они ложатся на мое тело и, кажется, что их число бесконечно, как вселенские звезды, однако при темноте мы не замечаем их, считая, что мы все крутые домохозяйки в коротком платье и с турбовеником в руках. Но стоит открыть шторы, как мы видим едкую пыль в нашей квартире. Это словно наша душа – стоит только нам посветить фонариком далеко внутрь себя, так сразу увидим, насколько она гнила изнутри.
Капли воды с потолка заполняют мой рот, и тухнет моя сигарета.
Я похуистичен к себе. Поэтому я так давно не ходил к стоматологу и не проверялся на ВИЧ. Потому что мне похуй.
Видеозвонок в дверь.
Я хочу спать, но мне нужно вставать.
Ужасное коровье мычание раздается из видеофона прошлого жильца этой квартиры, которую я превратил в убожество.
Я лениво поднимаюсь с пола, подхожу к двери и смотрю в экран монитора, тыкая какие-то сенсорные кнопки на китайском языке.
На экране я вижу какого-то остроносого, зализанного назад типа в темных очках. По-видимому, вместо настоящих красивых голубых глаз стоят имплантаты, он пытается произвести улыбку на своем лице, оттого смотрится убогим.
Я пытаюсь вспомнить, кто это, но ничего путного в голову не приходит.
Ты спросишь, почему я не скучаю по твоим нежным рукам?
Я не знаю.
Ничего не спрашивая, я открываю входную дверь, видя, как помимо него в дом заходят каких-то два высоких урода в черных плащах.
Открыв дверь, я поднимаю с пола свою стильную и любимую, заляпанную в кефире кожаную куртку, спизженную из магазина модной одежды, надеваю ее сверху и распинываю ногами весь этот бардак по квартире, размазав куски лапши и соевого мяса по всему полу.
Мне абсолютно неинтересно встречаться со своими клиентами в сортире, в кафе, в кинотеатрах, в их офисах. Там они строят из себя охуевших шпионов, насмотревшись старых фильмов про Джеймс Бонда. Ведут себя неестественно, говоря шепотом и оборачиваясь по сторонам, словно они кому-то еще нужны, я же тупо попиваю синтетическую колу и еле сдерживаю смех внутри себя. Я слишком ленив, чтобы куда-то идти, если им что-то нужно – они приходят сюда. В мой засранный офис. Кто-то назвал бы меня рискованным дураком, так как конспирация превыше всего.
Дверь открывается.
И в мой мир с разбитыми окнами и разбросанной лапшой входит он.
Новая личность моего мира.
