скачать книгу бесплатно
– Так это аттический говор ионийского диалекта. На нем в Афинах разговаривают. Со времен Гекатея исторические описания сочиняются только на этом диалекте… Хороший тон – понимаешь?
Она кивнула, затем спросила:
– Ты в порт ходил?
– Ходил… Сегодня работы нет. Лименофилак велел завтра появиться, сказал, что афинский лемб под погрузку встанет… Пока я свободен, нужно все записать. Свиток можно размножить, а потом разослать по библиотекам… Так его прочитает больше людей.
– И зачем тебе это? – не унималась Поликрита.
Геродот на мгновение растерялся:
– Как зачем… Пусть про Самос все знают… И про войну Поликрата с лакедемонянами, и про его дружбу с фараоном Амасисом, и про помощь Камбису, сыну Кира… Неужели можно забыть, как Поликрат запер женщин и детей в доках, чтобы горожане не перешли на сторону мятежников? Он ведь был готов их всех убить… Много о чем можно написать… Да вот хоть о том, как мы отбили медный кратер у пиратов. Разве этот подвиг не заслуживает народной памяти?
Поликрита помрачнела:
– Мои подруги погибли… Ты прав, про это забывать нельзя.
Казалось, Геродот завелся:
– Так ведь я и не первый историк в Элладе. Вот смотри… Сначала были эпические стихи. Гомера и Гесиода ты должна знать…
Поликрита снова кивнула, тогда Геродот продолжил:
– Они в основном про богов и героев писали… Потом аэды начали петь под аккомпанемент лиры вообще обо всем. Ну, там, про войну, смерть, любовь, смысл жизни, богатство и бедность… Из современных эпических аэдов я знаю только твоего брата, да моего покойного дядю… Трагедии и комедии тоже пишутся в стихотворной форме. Но вот ученым требуется излагать свои мысли понятным языком в прозе. Чтобы читатель не только удовольствие получал, но и имел возможность вдумчиво изучить изложенное. Так появились сочинения философские, географические, исторические, даже ораторские… Например, мифографы составляют генеалогию эвпатридов. Это, конечно, очень узкая специальность. Поэтому я беру пример не с них, а с логографов, которые рассказывают про разные интересные места и события. Особенно мне нравится Гекатей Милетский. Он побывал в Европе, Азии, Ливии… Описывал то, что видел своими глазами, без прикрас и ссылок на авторитеты. Высказывал собственное мнение. Еще и карту ойкумены нарисовал. Правда, на мой взгляд, его повествование суховато… Он и считается первым историком.
Саммеотка погладила краешек кожаного листа.
– Как ты научился доходчиво излагать свои мысли на письме? Я вот говорю складно, а дай мне в руки калам, так сразу растеряюсь… Слова в голове порхают, будто бабочки вокруг костра, но в готовую фразу складываться не хотят.
Геродот вздохнул:
– Приходится сначала в уме все обдумать, чтобы не испортить дифтеру. Она дорого стоит… Я уже не говорю про папирус… Ладно еще саисский или купеческий – эти сорта дешевые, потому что низкого качества, а например, канобский библос мне точно не по карману… Так дифтеру еще и кедровым маслом пропитать надо, чтобы не рассыхалась, это тоже деньги… Было бы, конечно, легче сначала нацарапать, как придется, на свинцовой пластине, вощеной пинаке или на горшечном черепке, а потом уже облечь слова в красивую форму на коже или папирусе. Только мне времени жалко…
Он вдруг внимательно посмотрел на саммеотку:
– Ты бы смогла быстро записать то, что я скажу?
– Ну, да, – удивилась она. – Тут ничего сложного нет, если ты продиктуешь.
Он протянул Поликрите глиняный черепок и нож:
– Давай… Геракл намял бока Немейскому льву.
Саммеотка с легкостью выполнила задание, после чего вернула керамический черепок-остракон Геродоту.
Изучив запись, он похвалил ее:
– Умница.
– А еще проще переписывать, – довольно заявила Поликрита.
Она вскочила, игриво щелкнула ему по темечку щелбан и, подхватив корзинки, скрылась в саду. Только желтый хитон замелькал среди стволов черешен.
Внезапно со стороны ворот послышался стук кольца.
Галикарнасец не удивился, потому что утренние часы после рассвета считались на Самосе лучшим временем для похода в гости. На щебневой дорожке показался Херил с гостями.
Геродот сразу узнал Менона и Харисия. Оторвавшись от работы, он поспешил им навстречу. И остановился в замешательстве, не увидев Формиона. В худшее верить не хотелось.
– Да жив он, жив! – с чувством произнес Менон, обнимая Геродота. – Харисий его вытащил из воды до того, как гейкосора Батта затонула… Ну, а пираты пошли на корм рыбам.
Галикарнасец облегченно вздохнул, затем сердечно поблагодарил гостей. Но тревога не прошла, потому что Формиону грозила другая беда. Метримота считалась ревностной поборницей храмовых правил, а значит, судьба двоюродного брата была решена.
– Где он? – спросил Геродот.
– Сразу вернулся в Герайон. Сильно беспокоился, как там Иола, – Менону казалось, что эти слова успокоят галикарнасца.
Все еще улыбаясь, фарсалец хлопнул Геродота по плечу:
– Поздравляю с возвращением кратера! Каждый из вас оказался на высоте, внес свой достойный вклад в спасение реликвии. Я уже наградил Харисия за блестящий маневр. Осталось сообщить Кимону. Посланник Самоса после такой открытой поддержки со стороны Афин должен стать сговорчивее на коллегии Делосской симмахии.
Хозяева и гости расселись на складных садовых дифросах. Из-за куста ежевики высунулся было темно-бурый ибис, но, увидев людей, поспешил спрятаться среди деревьев.
Шум голосов напугал и славку. Птичка с серым брюшком и зеленой спинкой перелетела на соседнюю оливу, где продолжила самозабвенное пение.
– У меня к тебе просьба, – обратился Геродот к Менону. – Формион жив, но… Он еще не спасен, потому что Метримота хочет сделать его евнухом… Ты можешь помочь?
Менон нахмурился:
– Формион рассказал Харисию, как один из киприотов кричал на него, грозил оскоплением. И что Мать фиаса молчанием подтвердила его слова. В общем, так… Уверен, Кимон одобрит мои действия. От лица Ареопага я попрошу Метримоту нарушить правила Герайона. Пусть Формион принесет искупительную жертву, наложит на себя пост, обеты, еще что-нибудь… Но в обиду парня я не дам! Не сомневайся. Он подвиг совершил, так что может рассчитывать на благодарность Афин.
– Спасибо! – с чувством ответил Геродот.
Смерив галикарнасца благодушным взглядом, Менон снова принял серьезный вид:
– Херил признался, что ты сочиняешь историю Самоса… Как продвигается работа? У тебя есть все необходимое: дифтеры, тушь, каламы?
Геродот виновато улыбнулся:
– Куда там… Вкалываю поденщиком в порту, большую часть платы отдаю матери. Могу себе позволить пару кусков выделанной кожи в месяц. Так много не напишешь…
Менон кивнул:
– Все ясно… Давай теперь поговорим о деле.
Он выложил перед галикарнасцем кошель из ярко-красного сафьяна:
– Здесь сто драхм от Кимона. Он скорбит о твоем дяде. Ты можешь потратить эти деньги по собственному усмотрению. Хочешь, отдай семье Паниасида, хочешь, отнеси своей матери… Или купи запас дифтер. Кимон просил передать, что готов и дальше поощрять твой исторический труд. Но… – фарсалец сделал многозначительную паузу. – От тебя потребуется ответная услуга. Настало время послужить Афинам… Ты готов?
Геродот колебался. С одной стороны, он пока не знал, что именно от него хотят. С другой стороны, ему пришлось только что попросить Менона о помощи, и тот ему не отказал. Правила долга требуют пойти фарсальцу навстречу. Да и деньги не помешают.
Он решился:
– Готов.
– Хорошо, – по лицу Менона пробежала довольная улыбка. – Тогда я объясню в подробностях… Кимона интересует военная активность персов в районе Восточных и Южных Спорад. Благодаря содействию Лигдамида, афинская флотилия контролирует побережье Малой Азии… Однако со времен Поликрата многое изменилось. У Ксеркса теперь сильный флот, который базируется в заливе Керамик, откуда его эскадры шарят по Эгейскому морю. Пентеконтеры с фаравахаром на вымпеле были замечены и в акватории Самоса. Видимо, кое-кто из геоморов еще не забыл, как брат Поликрата Силосон кормился с руки сатрапа Сард Оройта… Кимон приказал наварху пока не вступать в прямое столкновение с персами. Он готовится к масштабным действиям. Так вот… Ему нужны доказательства того, что власти Самоса ведут двойную игру. От тебя не потребуется ничего сложного. Просто держи глаза открытыми и прислушивайся к разговорам в харчевнях… Отмечай сигналы: корабль с фаравахаром на внешнем рейде, мутные рекрутеры, говорящие на койнэ с акцентом, которые выкладывают на стол серебряные сиглосы с изображением льва или быка, азиатские торговцы, закупающие в большом количестве корабельный лес, смолу, пеньку…
– А кому и куда я должен сообщать эти сведения? – спросил Геродот.
– Давай так, – уклончиво ответил Менон, – у тебя в Афинах есть друг, Софокл, вот ему и пиши, а он передаст твое послание Кимону… Так мы избежим ненужной огласки в случае, если письмо перехватят враги. И еще… В разведке принято шифровать послания. Например, коня можно назвать овцой, колесницу телкой с теленком, а пехотинца паломником. Допустим, ты узнал, что в Эфес отплыл гиппос с табуном из ста коней. А ведь от Эфеса в Сарды ведет прямая дорога. Значит, ты сообщаешь: идет перевозка овец на пастбище. Отплыл гиппос, хозяин сотни овец Ификрат, сын Ламприска, капитан – Гермолик, сын Артемия… Под пастбищем будем подразумевать Сарды… Всем понятно, что происходит.
– А как обозначать боевые корабли?
– Пока никак, вряд ли дело дойдет до маневра персидских флотилий вблизи Самоса. Это уже боевые действия в зоне влияния Делосской симмахии, на которые Ксеркс не осмелится. На будущее условимся так: триаконтера – это мул, пентеконтера – бык, триера – вол, запряженный в повозку.
– Я должен отбирать сведения на свое усмотрение?
– Сам решай, что важно, а что нет… Всегда можно обсудить детали в личной беседе.
– С кем? – удивился Геродот. – Софокл и Кимон в Афинах, ты в Галикарнасе.
– С Харисием, – ответил Менон, кивнув на капитана. – Не утаивай ничего, что может заслуживать внимания. Любая мелочь может оказаться ключом к тщательно скрываемому врагом секрету. Кроме того, Харисий будет передавать тебе поручения от меня. Вы оба – напарники… Договорились?
Геродот кивнул.
Менон продолжал давать указания агенту до вечера. Закончив деловой разговор, хозяева предложили гостям обед. Затем все вместе совершили тройное возлияние в честь Гестии, Зевса Олимпийского, домашних богов Херила и Поликриты, а также Зевса Сотера, и еще долго сидели в саду, потягивая вино из канфаров под оглушительное пение обалдевших от весеннего раздолья птиц.
3
Геродот помогал Поликрите собирать первый урожай персиков.
Саммеотка стояла на садовой стремянке, а галикарнасец придерживал ее за талию. Голое плечо Поликриты находилась так близко от его лица, что он не удержался, потерся о него щекой.
– Эй! – с деланным возмущением воскликнула Поликрита. – Мне щекотно, не отвлекай.
А сама хитро улыбнулась.
По саду растекался нежный фруктовый аромат. Сорванные с нижних веток желто-оранжевые плоды уже были аккуратно уложены в корзину. Туда же отправились персики, поднятые с земли. Теперь Поликрита тянулась к верхним веткам.
Внезапно она охнула и покачнулась. Геродот обхватил ее бедра. Потом осторожно опустил саммеотку на землю. Когда она повернулась к нему лицом, их губы встретились.
Геродот прижал Поликриту спиной к стволу, жадно прильнул к ее шее, спрятав лицо в густых каштановых волосах. Он шептал нежные слова, наслаждаясь запахом кожи, а она подалась вперед, чувствуя его нетерпение, возбуждение, молодую необузданную страсть.
Через несколько мгновений влюбленные лежали под деревом, забыв и о персиках, и о скромности, позволяя телу делать то, о чем потом так сладко вспоминать в одиночестве.
– Ты когда понял, что я тебе нравлюсь? – спросила Поликрита после того, как Геродот в изнеможении откинулся на спину.
– Да сразу… В самую первую встречу, – легко ответил он. – Правда, сначала это чувство было неосознанным. А когда ты начала рассказывать про Диониса, я не столько слушал, сколько смотрел на твои губы, ямочки на щеках, маленькие мочки ушей… Мне все в тебе нравилось… Нравится… Только…
– Что? – тревожно спросила она.
– Твой рассказ немного пугал… Я представлял себе, как ты несешься по лесу, размахивая тирсом в окружении таких же неистовых подруг. Даже «Вакханок» перечитал… А потом все думал – может, это правда…
– Ты о чем? – решила уточнить саммеотка.
– Кровожадность, распущенность, одержимость…
Поликрита ответила не сразу. Она лежала, кусая губы и глядя в небо.
Наконец, со вздохом заговорила:
– Понимаешь… Жизнь домохозяйки монотонна и предсказуема. Женщине хочется хотя бы раз в год почувствовать полную свободу. От всего – надоевшего быта, хлопот у очага, хнычущих детей, да и чего греха таить – грубого, вечно чем-то недовольного мужа… Конечно, на вакханалию приходят не только те, кому опостылели размеренные бесцветные будни. Среди нас есть и порочные девушки, и затаившие злобу на весь мир старухи, и запойные вдовы, которые впадают в буйство после первого кувшина вина… Но каждая из нас мечтает о том ослепительном моменте, когда можно отбросить стыд вместе с условностями общества, чтобы обрести священное умопомрачение, с головой погрузиться в тайны ночного леса… Одна из таких тайн – это упоение яростью, взрыв кровавого безумия, когда вакханки бросаются с тирсами даже на вооруженных мечами и топорами мужчин… Именно так мы победили пиратов в Скалистой бухте…
– Я не понимаю, – взволнованно прервал ее Геродот. – Вот вы в шалашах предаетесь чувственным наслаждениям, вы пьяны, разнежены, умиротворены… И вдруг срываетесь с места, несетесь по лесу с перекошенными злобой лицами.
Поликрита грустно усмехнулась:
– Это просто… В каждой из нас есть не только частичка Диониса, но и частичка его матери Семелы, земной женщины. Ведь это так по-земному, когда на смену чувственности приходит жестокость.
Приподнявшись на локте, Геродот пристально посмотрел саммеотке в глаза:
– Не хотел бы я оказаться на твоем пути в такой момент… Но мне почему-то кажется, что ты не такая… Лучше, чем они… И как мне уберечь нас с тобой от этой непредсказуемой двойственности?
– Просто люби меня, – тихо сказала Поликрита.
Тогда он поцеловал ее. Сначала нежно, а потом истомленно, хмельно…
В конце мунихиона[13 - Мунихион – месяц афинского календаря, апрель-май.] вновь приплыл Харисий.
На Самос тихо опускался вечер. Дневная жара отступила под напором морской прохлады. Снова друзья отправились в сад, чтобы обо всем обстоятельно поговорить.
Вишни, потеряв нежно-розовые покровы, казались нагими, а черешни уже были густо обсыпаны оранжево-желтыми гроздьями. Ветви мушмулы сгибались под тяжестью ранних плодов. Абрикосы еще только наливались сладостью. Зато в траве краснели россыпи сочной зрелой клубники.
Друзей никто не беспокоил. Разговор неспешно протекал под поздний обед. Геродот попросил Поликриту приготовить кикеон на красном вине, ячменной муке и тертом сыре.
Перед каждым из сотрапезников стояла миска с миттлотосом – паштетом из меда, сыра и чеснока. Разлом свежеиспеченного ячменного каравая еще пах дымом.
Наконец, Харисий перешел к главному:
– Менон хочет поручить тебе важное задание… Но придется отправиться в Сарды.
Геродот опешил:
– В Лидию?
Харисий кивнул:
– Да… Ему стало известно от Кимона, что Ксеркс готовится к войне по всей акватории Нашего моря[14 - Наше море – Эгейское море.]. Стратег просит проверить, насколько эти сведения соответствуют действительности… Если это так, то по Царскому пути должны следовать войска. Вот откуда именно они идут – из Армении, Каппадокии, Мидии или из самих Сус – и важно выяснить… Само собой разумеется, надо их посчитать.
