скачать книгу бесплатно
Драконьи планы
Инна Сударева
Королевну Бриану обвиняют в убийстве родного брата – наследника престола Брании. Виселица – вот что ожидает девушку за страшное злодейство. Но каким-то чудом она избегает позорной казни. И чудо это сотворил никому не известный, бродячий чародей Вега. Его прошлое мрачно и туманно, впрочем, как и его будущее. Бриана, оставшись жить, хочет доказать всем, что невиновна в смерти брата. Вега берётся ей помочь, но девушка чувствует, что он не искренен в своих мыслях, поступках и обещаниях. У Брианы много вопросов, ответы на них может дать лишь время. И девушка вместе с Вегой отправляется в долгий и опасный путь в заповедную пущу. Однако Бриана здорово беспокоится, ведь её попутчик – настоящий ящик с сюрпризами…
Инна Сударева
Драконьи планы
Часть первая. Через эшафот
И страшно немного,
без света, без друга.
Дорога, дорога.
Разлука, разлука.
Николай Рубцов
Стучали чёрные палочки в чёрные барабаны, и человек в чёрном капюшоне, закрывающем лицо, стоял над толпой, неподвижный и важный, словно статуя великого полководца, и ждал своего часа.
На Чёрной площади города Ситэлана готовились вешать преступников.
Три виселицы темнели на фоне ясного, голубого неба.
Две были обычными, а вот одна блестела свежей алой краской – она готовилась принять того, в чьих жилах текла королевская кровь.
Немыслимо!
Чтоб члена королевского клана вешали, как вора!
Такого никто из заполнивших площадь людей не мог вспомнить: ни молодые люди, ни пожилые, ни глубокие старики.
Но в древнем Законосборе, который подарил людям небесный бог Удэо, было написано алым по белому: «Даже правителям не прощайте отцеубийства, матереубийства, братоубийства и детоубийства, вешайте их, люди, как собак, и так с каждым поступайте, кто против крови родной нож или меч поднимет»…
– Не виновата, не виновата, – шептали бледные губы молодой Брианы.
Пёстрая толпа исступлённо ревела, особо распалившиеся и опьяневшие забрасывали объедками и грязью приговорённых, которых вели стражники.
На королевском балконе стоял лишь герольд – высокий изящный мужчина в ярком плаще и колпаке, украшенном алым пером. Сам государь Бурард не пожелал смотреть на казнь и прислал вместо себя и свиты только сэра Магнуса. И никто из двора не пришёл на площадь; даже те дамы, которые неделю назад гордо именовали себя приближёнными королевны Брианы. Герольд же стоял вполоборота и не смотрел на эшафот, делал вид, что увлечён событиями на дальней улице (там как раз не могли разъехаться фургончик с зеленью и телега с глиняной посудой), и, таким вот образом, выражал своё полное пренебрежение к происходящему на Чёрной площади: к толпе, к палачу и стражникам, и – самое главное – к осуждённым.
– Не виновата, я не виновата, – бормотала леди Бриана, связанными руками вытирая со щеки вонючую кашицу от гнилого яблока.
– Заткнись, дура! – выкрикнул ей шедший рядом паж Томас, совсем еще мальчишка, лохматый и бледный, с глазами, горящими безумием. – Мы все невиновны! Не-ви-нов-ны! – он заорал в полный голос, замахал руками, запрыгал, словно старался, чтоб его всем-всем было видно.
Один из стражников ударил его древком копья под колени – Томас упал, рыдая и скуля. Ближайший солдат, под одобрительный рёв горожан, запихал в рот юноше свою рукавицу, разодрав при этом юноше губу, потом заставил парня подняться, толкнул вперед. Томас покорно пошел, подвывая, словно избитая собачонка, сгорбленный, дрожащий, не имея смелости вытащить кляп изо рта.
– Недоноски! Сволочи! Черви навозные! Адовы слуги уже заждались вас! – так нынче приветствовали тех, на кого в иные дни смотрели с обожанием, кому кричали «слава!», кого осыпали цветами и золотистой крупой.
«Свет небесный! Неужели ж нынче моё время? – пронеслось в голове у Брианы, когда она увидела свою виселицу. – Этого не может быть! Нет!»
Она и выкрикнула:
– Нет! Нет!
На секунду народ замер, затих, таким громким оказался вопль девушки, стоящей на скамье с петлей на шее.
– Я не убивала брата! – выкрикнула Бриана. – Вы все слушайте: я не убивала бра-та!
Её виселица была красной, но это не радовало и не приносило облегчения. Это было лишней порцией позора, дополнительной болью для измученной души.
– Простите меня, ваша милость, – сказал палач; по обычаю он должен был просить прощения у того, кого собирался умертвить.
– Я… я, – девушке уже было тяжело говорить: казалось, веревка уже душила ей шею. – Я тебя прощаю. Ты всего лишь приказ исполняешь. Приказ моего отца…
Палач склонил голову и ступил к следующему приговорённому – к скулящему бедолаге Томасу.
Бриана закрыла глаза, еле слышно застонала. Ноги были ватными, ужасно болел живот, ужасно хотелось плакать. И орать хотелось. Примерно так, как она иногда орала перед боем, когда было страшно, а надо было заставить себя идти вперёд и вести за собой солдат.
В двадцать два года ужасно не хотелось умирать, особенно на виселице. Пусть и на красной…
Она почувствовала, как скамья, на которой они стояли, заходила ходуном: палач ударил в неё ногой.
Услышала, как заревели вокруг люди.
Успела еще вспомнить о зеленых глазах рыжего Виллема из Клана Белого Копья, который приглашал её на танец на празднике Весенних Лучей, и полетела куда-то, шеей ощущая грубую, безжалостную удавку…
* * *
Треск, грохот, боль…
А потом Бриана опять смогла открыть глаза.
Она лежала на спине и ничего не понимала: над ней нависало всё то же свинцовое октябрьское небо, готовое в любую минуту разродиться холодным дождём.
Бриана и не слышала ничего – только неприятный гул стоял в ушах.
Кто-то помог ошеломленной девушке встать на ноги.
Она опять увидела людей, что толпились у помоста, глазели на неё, махали руками, что-то кричали. Их лица, все как одно, казались уродливыми и злыми…
– Вот же дубина! На такую красивую виселицу уже и веревки приличной не нашёл! – вопили палачу.
– Ну, и что теперь? Что теперь? – палач перекрикивался с толпою, словно торговец с привередливым и надоедливым покупателем.
– Новую верёвку ищи, олух! – пискнула какая-то женщина, покрытая язвами.
– Этого нельзя! Если верёвка оборвалась, заново человека не вешают! – выкрикнул кто-то. – Полагается отпускать!
– Так что ж? Отпустить её? – пожал плечами палач, глядя на Бриана, которая стояла столбом, до сих пор не придя в себя. – Она вроде как умом тронулась…
– Отпуска-ай! Отпуска-ай! – завопил кто-то из парней. – Пусть идёт. Посмотрим, как далеко эта убийца пройдёт!
Палач с вопросительным взглядом обернулся к сержанту стражи.
– Да, так оно всегда: коль верёвка оборвалась, заново не вешают, – сказал он солдатам.
– Ну, отпусти её. Далеко всё равно не уйдёт, – ухмыльнулся рябой сержант.
– Порвут ведь её, – сказал палач, а шёпотом добавил, – дочку королевскую.
– Ты что такое болтаешь, дурак? – вызверился сержант. – Она – убийца наследника! И государь наш отрёкся от этой сучки! Давай, пускай её, пусть идёт к людям. Пусть народ решает, что с ней делать.
Народ – было видно – уже приготовился решить судьбу девушки.
Как рвать людей, жители стольного Ситэлана хорошо знали, потому что казни такие по милостивому соизволению короля устраивались на Чёрной площади чуть ли не каждую неделю. Обычно к такой ужасной расправе, красиво именуемой «суд народа» приговаривались насильники и мужеложцы. Приговорённые очень быстро разрывались на части, мелкие и крупные, и разносились по домам Ситэлана. Многое шло в торг. Из таких «вещичек» потом местные знахари делали различные снадобья от всевозможных болезней и напастей…
– Воды можно? – прохрипела Бриана, только сейчас сообразив, что произошло.
Тот стражник, что поднял её на ноги, протянул фляжку.
Девушка сделала пару глотков и даже улыбнулась, почувствовав, что горло вполне может глотать, а простая вода столь прекрасна на вкус.
Палач, тем временем, вытащил из-за своего широкого пояса нож и живо разрезал веревку, которая опутывала запястья девушки.
Бриана посмотрела на освободителя изумленными глазами.
– Прости меня снова, твоя милость. А потом иди себе с помоста. Куда хочешь, туда и иди, – сказал палач, стараясь не смотреть в глаза недавней подопечной.
Девушка оглянулась на свою красную виселицу: на перекладине сидел крупный черный ворон и косился на Бриану своим темным, похожим на опаловую бусину, глазом. Рядом же, на соседних виселицах покачивались, вывалив изо ртов страшные синие языки, пажи Томас и Волан. Совсем еще мальчики. Разве могли они задумать что-то такое плохое, за что их так жестоко покарали?..
Королевская дочь судорожно сглотнула и сняла с шеи петлю. Швырнула её в толпу. Те, кому достался этот предмет, восторженно заорали: веревка с шеи висельника дорогого стоила, потому что берегла дом владельца от воров.
– Иди, – приказал сержант девушке. – Давай-давай, – замахал рукой, поторапливая.
Бриана глянула на него, а потом неуверенно ступила к лесенке, ведущей вниз.
– Иди веселей! Ты теперь свободна, как ветер морской, красо-отка! – закричали Бриане из толпы.
Людское море расхохоталось, заволновалось, готовясь поглотить, уничтожить мелкую рыбку.
Бриана начала спуск по лесенке в пять ступенек. Пять – это она отметила ещё тогда, когда поднималась по ним…
И вновь закрыла глаза.
Она пару раз видела, как народ «судил». Но никогда не думала, что окажется в такой же каше…
Остановившись на третьей ступеньке, Бриана открыла глаза.
«Отец… что он скажет, когда узнает, как меня казнили? Разве скажет? Он отрёкся… меня больше нет… вычеркнули из всех свитков, из всех звеньев, из памяти, из жизни…»
Она посмотрела в глаза тех, кто ждал её внизу. Ничего доброго и хорошего. Как и в тех руках, что к ней протянуты.
– Чего стала? Иди давай! – грубый, визгливый голос. – Ждём, ждём…
«Демоны в аду такие же», – подумала Бриана и сделала ещё один шаг.
Перед глазами на секунду мелькнуло лицо, полузакрытое капюшоном. Над губой – темная родинка…
Ещё один шаг вниз.
Тут кто-то схватил Бриану за руку, дёрнул к себе. Народ заорал, откуда-то повалил дым, а на голову Бриане набросили то ли мешок, то ли тряпку. Телу стало больно – все кости заломило, череп, казалось, раскалывался, а позвоночник горел огнём.
Неужели вот так? Так всё, когда тебя рвут?
И Бриана закричала, забарахталась в этой холстине и вдруг полетела куда-то, в мягкое, теплое, словно в матерчатый тоннель. И запуталась, забилась, словно муха в паутине. А боль накатывала сильней и сильней, хотелось саму себя разорвать, чтоб перестать мучиться.
Бриана успела еще заметить, что руки-ноги при ней и что вся она совершенно голая, а потом небо сжалилось над корчившейся от боли девушкой и отобрало у неё сознание…
* * *
– Открой глазки, крошка, – звали откуда-то сверху и очень громко.
Бриана сморщилась: вместе с сознанием к ней вернулась и боль. Проснулась в голове и тут же расползлась по всему телу. Правда, была она чуть слабее, чем раньше.
– Красивая рожица. А теперь глаза-таки открой, – вновь попросил кто-то.
Девушка разлепила веки и широко открыла рот, чтоб выдать крик ужаса. Но вместо ора вышло жалкое сипение: голос пропал совершенно.
– Понимаю, я ужасен, – согласился огромный и уродливый великан (его изрытый ямами и бороздами нос нависал над Брианой). – Я бы мог обратить тебя и раньше, пока ты без сознания валялась, но боялся тебя утопить. Теперь же сама пей.
Бриана ничего не понимала. Потом сообразила, что всё еще голая, сгребла кое-как к себе дерюгу, на которой лежала, укрылась до самого подбородка и вновь с испугом уставилась на чуть отдалившегося великана.
Родинка над губой! Но теперь она была такая огромная!
– Посмотри влево, крошка, – сказал великан, и от его выдоха у Брианы волосы встали дыбом. – Там плошка с питьём. Доберись до неё и напейся, как следует. Так, чтоб живот раздуло. Тогда и вернёшься в прежние размеры… Ах ты, темень-мрак! Я ж не сказал главного! – великан засмеялся, показывая огромные белые зубы. – Это я тебя уменьшил, крошка. Там, у помоста, сыпанул тебе в лицо порошку особого и уменьшил. Еле-еле поймать потом успел, иначе затоптали бы тебя люди добрые. Ты теперь чуть больше мыши. Хочешь такой быть? Тогда можешь не пить.
До Брианы, наконец, более-менее дошло. Она повернулась влево, увидала что-то, очень похожее на бадью для купания, и попыталась встать на ноги.
Ничего не вышло – острая боль скрутила колени, и девушка со стоном повалилась на бок.
– Да-да, болит, понимаю. Это от того, что всё твоё тело ужалось, – пустился объяснять великан. – Без боли в этом деле никак не обойтись. Ну, что ж, держись за палец. Я тебя отнесу.
Бриана, скрипя зубами от боли, ухватилась за палец великана, напоминающий ствол древнего вяза, и таким образом была перенесена к бадье, в которую с наслаждением сунула голову, чтоб напиться.
Жажда мучила неимоверно. Очень хотелось воды.
Но в плошке была не вода – было что-то мутное, красноватое и горькое на вкус.
