Семиозис

Октаво хоронили тем же вечером. Мы шли со скоростью самого медлительного из родителей: они ковыляли со своими палками и костылями через поля, сверкающие светляками. Эти поля, эти жалкие пятна зелени, были их единственной надеждой и единственным достижением. Слышны были только рыдания, и я тоже плакала: по Октаво, по тому, как все плохо. На меня напали. Джулиана и Октаво убили. Если я ничего не предприму, все станет только хуже.

Октаво опустили в могилу рядом со снежными лианами, которые он ненавидел.

– Он больше других хотел Миру успеха, – сказала Вера. – Он искал съедобные растения, помог нам понять свое место в нашем новом доме и то, как жить здесь в мире. Он дарил нам взаимное доверие и поддержку, чтобы мы могли жить новой общиной и создать новое общество.

Она цитировала конституцию – слова, в которые не верила. Я приготовилась.

Она повернулась поднять лопату, лежавшую у могилы, даже не думая, что кто-то еще заговорит – и уж тем более не я.

– Октаво был лжецом, как и остальные родители, – сказала я.

Она повернулась:

– Как ты смеешь!

– Вы все знаете, что город существует – всегда это знали.

Она подняла лопату, словно оружие, оскалив зубы. Она стояла в нескольких метрах от меня. Я бросилась к ней, доставая из-под рубашки нож с отравленным лезвием.

Морщины на ее лице собрались волнами. Она заорала:

– Назад!

Она не заслуживала повиновения. Я отпихнула лопату. Она упала.

– Остановите ее! – завопила Вера. – Она не смеет!

Но я видела только все то, что уже случилось, – и все то, что я могу прекратить. Я подняла нож – и опустила его. Лезвие отвратительно проехалось по ее ребрам, и она завыла, словно летучая мышь, пока я не повернула нож и обеими руками не пропихнула лезвие в нее, а потом столкнула ее в могилу. Я набрала в легкие воздуха.

Это было еще не все.

Когда я повернулась, Алеша и Блас пытались скрутить Росса, Вериного сына. Брайен уже валялся на земле и орал, а Николетта стояла над ним, держа его палку, словно дубинку. Родители верещали, что я нарушаю то и это, а Николетта и Синтия кричали им, что я права. Маленькие внуки визжали, а Хиггинс стоял впереди них, грозя родителям кулаками.

Вера всхлипнула и затихла. Джулиан тоже так умирал? Я не могла смотреть в могилу. Новый Мир начинался неправильно – и мне надо было что-то предпринять. Я вскинула руки – на одной была Верина кровь. Голоса детей призывали к тишине.

– Они все знали, что там есть город, – еще раз повторила я, – и они боялись. Со стекловарами что-то случилось – и они обвинили в этом радужный бамбук.

Брайен начал что-то говорить.

– Тихо! – шикнула на него Николетта.

Я продолжила:

– Но родители лгали не поэтому. У них была мечта. Они хотели создать новое общество, улучшенную версию Земли. Они считали, что создадут ее через лишения, и чем больше было лишений, тем сильнее была их уверенность в том, что здесь у них новая Земля.

– Это так! – выкрикнул Брайен.

– Но это не работает, – возмутилась Николетта. – Она не лучше.

– Они получили свое новое общество, – сказала я. – Это мы. Мы можем делать собственный выбор. Мы, дети. Октаво спросил меня, хочу ли я достойную жизнь. Хочу. Есть место, где жить лучше, чем здесь. Пора выбрать нового модератора.

Я обвела всех взглядом. Все молчали и смотрели на меня.

– Кто хочет, чтобы на Мире было что-то кроме бесконечных лишений? – спросила я. – Кто не боится перемен? Голосуйте за меня. Я стану модератором, и мы больше не будем просто выживать. Родителям нужна была новая Земля. Нам нужен Мир. Время родителей вышло. Голосуйте.

За меня подняли руки: Алеша, Розмари, Даниэль, Леон, Николетта, Синтия, Энея, Меллона, Виктор, Эпи, Блас, Рави, Кармия и Хрок. И Хиггинс, и многие внуки. И один родитель – Рамона. Я не просила поднимать руки тех, кто был против меня.

Так что это был бунт. Я стала модератором, несмотря на меньшинство голосов – и несмотря на то, что в мои восемнадцать мне было на семь лет меньше, чем требовала конституция. Но к тому моменту, когда мы все переместились в Радужный город, мне уже исполнилось столько, сколько нужно, и у нас с Алешей было двое здоровых ребятишек. Сын Веры, Росс, скорее всего, был одним из тех, кто тогда на меня напал, но когда он увидел Радужный город, то захотел там остаться и приложил больше всех трудов, чтобы его подготовить. К тому моменту, когда мы навсегда ушли из деревни, в живых оставалось только четверо родителей.

Я не хотела их бросать, хотя в те последние дни их полуслепые глаза смотрели на меня как на убийцу. Мы даже предлагали их нести! Когда я в последний раз уходила из поселка, восходящее солнце было ярко-красным. Когда оно садилось, мы разбили лагерь над водопадом. Летучие мыши пикировали и завывали, и я снова услышала, как умирает Вера. Земля закончилась.

Хиггинс и бамбук год 63 – поколение 3

Мы понимаем, что должны постоянно делать выбор, и что наш выбор влечет за собой последствия, и что нам не гарантированы здоровье, счастье или даже жизнь.

Из Конституции Мирного Содружества

Хиггинс

Бек правильно сделал, что пригласил меня на рождение своего третьего ребенка: я уже принял две дюжины родов, включая одни у фиппольвицы, – что чуть не стало моей последней ошибкой. Бек – мой лучший друг, и потом, настоящим отцом ребенка был я, и отец из меня получился бы гораздо более качественный, чем из него.

В родах есть один этап – перед самыми потугами, – когда женщины часто паникуют. И на самом деле они не думают то, что кричат, хотя если бы мне пришлось все это вытерпеть, я вообще готов был бы убивать. В этом женщины крепче мужчин. Индира, прекрасная кареглазая Индира, волосы у которой вьются и закручиваются, словно вода в ручейке, Индира 325 дней терпела гормоны, изжогу, головные боли и геморрой, а потом – полдня схваток. Она сама свернулась, словно младенец, плача и дрожа в своем всегда убранном доме, где колыбель уже ждала чудесного мига. Бек держался у двери, чтобы в случае чего быстро сбежать: не самый лучший отец, как я и сказал, – хоть и широкоплечий мужчина, очень подходящий для того, чтобы чинить кирпичную кладку и вскапывать землю. (Я гораздо красивее, хоть у кого спросите, и, что еще лучше, идеально симметричен с ног до головы, что говорит об очень хороших генах.)

Индира приказала Беку открыть дверь навстречу слякотной погоде, потому что ей жарко. Она орала, что раньше у нее спина так не болела, а значит, с ней что-то не так.

– Здесь? – спросил я, ласково поглаживая ее позвоночник.

Она провыла что-то, что я принял за «да». Я посмотрел на старого медика, Бласа.

– Вероятно, просто голова плода давит на позвоночник, ничего опасного, – сказал он. – Все нормально.

К его немалому облегчению.

Я начал растирать место над этими чудесными крутыми бедрами, и мои ладони заскользили по потной коже.

– Здесь?

– Не останавливайся! – попросила она.

– Скоро, малыш скоро появится, скоро, скоро, – ворковал я. – Ты возьмешь его на руки, скоро, скоро.

Просто расслабься, расслабься. Индира была не из тех, кто расслабляется…

Но фиппольвицы обычно именно такие, так что несколько месяцев назад, когда я услышал мяуканье Глины – усталое и безнадежное, – я хотел было бежать, потому что догадался, в чем проблема, но не захотел ее спугнуть. Мы держали стадо из дюжины взрослых львов и их котят чуть выше по течению, чтобы валить сосны на дрова и ради расчистки новых полей, и я шел на вечернюю проверку, потому что я тот парень, который отвечает за животных. Люди больше всего боятся передних когтей льва – и это правильно, потому что это стремительные косы, но, когда львы выкапывают корни, эти когти выполняют только второстепенную работу. Задние когти в длину не больше ваших пальцев, зато они обитают на концах мощных скачковых лап. Лев одним ударом может вырвать вам кишки и перебросить вас через купол дома. А с чуть боˊльшим усилием он может сшибить дерево.

Глина лежала на боку, свернувшись и дергаясь в гнезде из бревен и листвы. У львов мозгов не столько, чтобы им требовалась большая голова, так что роды должны быть легкими – и обычно мы с крупными фиппами держимся на почтительном расстоянии друг от друга. Остальное стадо в тот вечер тоже держалось от нее на почтительном расстоянии. А я, идиот, подошел поближе, подражая их воркующей болтовне:

– В чем дело, Глина? В чем проблема, лапочка? Дай я посмотрю, я тебе плохо не сделаю, расслабься, расслабься.

Я тронул ее когти так, как они это делают в знак приветствия, и ворковал, и гладил ее длинную шерсть, и дал обнюхать мне лицо. Ее цепкие губы свернулись от боли при схватке, глаза моргали измученно и слабо, и она снова мяукнула – ужасный выдох, совсем не характерный для здорового льва. Она крепко прижимала задние лапы к груди, а шерсть намокла от крови и околоплодных вод.

– Не тревожься, Глина, все у нас хорошо. Дай я посмотрю, дай посмотрю. Я толкнул ее лапы, и она чуть раскрылась. – Расслабься, расслабься.

Ручка, покрытая слипшимся светлым мехом, торчала из щели прямо под ее грудиной: три пальчика с жемчужными кончиками, готовыми вырасти в когти. Львята должны рождаться головой вперед, как люди. Дело было плохо. Я коснулся ручки. Пальцы дернулись. Может, шанс есть. Я погладил живот, пытаясь прощупать положение котенка. Когти мамочки начали гладить мне спину – очень нежно, просто отвечая. Котенок лежал не полностью поперек, насколько я понял, – если только не принял напрягшуюся мышцу живота за его головенку (вполне может быть), но раскрытие было полным и, может быть – может быть, – мне удастся извлечь малыша.

Самец-вожак, Копатель, на краю вырубки заворчал и царапнул когтями землю, наблюдая за мной.

Я потер чуть сильнее, и ее когти зацепили воротник моей куртки и начали его рвать.

– Расслабься, расслабься, если тебе так лучше, то рви, сколько хочешь. – Я стоял рядом с ней на коленях, в досягаемости задней лапы. – Не напрягайся, лапочка. – Я чуть потянул ручку и потер снаружи, пытаясь провести голову мимо горба, но у меня не получилось. Я почти смог, и у нее и пошла потуга, но мы ничего не добились, разве что малышу стало еще тяжелее. Глина всхлипнула так, что у меня сердце сжалось.

Не задумываясь, я закатал рукав и засунул руку внутрь, в жар и слизь, и в мощные мышцы. Головка так близко! А львица провела когтями по моему воротнику, и куртке, и бахроме. Мои пальцы сомкнулись вокруг головы львенка, вокруг мордочки, и провели голову мимо вытянутой ручки, – и львица вдруг потужилась, а я потянул, потянул за ручку и за мордочку в родовых путях, а ее когти вошли мне в волосы, и мордочка уже вышла, розовая, а когти бритвами прошлись по моему скальпу и волосы посыпались мне на плечи. Вся голова родилась со следующей потугой, и я прочистил носик и пасть, а она снова потужилась, вспарывая когтями мне куртку, и тельце тоже родилось. Дитя вдохнуло и вякнуло, и я показал его ей – мальчик – и положил рядом, и когти вылетели из моих волос, и она его облизывала, а он лизал ее. Оба были слабы, но радостны, а я медленно пятился, продолжая ворковать. Славный счастливый малыш, чудесная мама прекрасно поработала.

Копальщик с рычанием надвигался на меня на всех четырех лапах. Я встал. Он поднялся на задние лапы. Мои глаза находились на уровне его груди, так что я был в откровенно проигрышном положении. Он прыгал быстрее, чем я мог бы бежать, так что бегство ничего не дало бы. Но у меня всегда было чутье на львов, как и на котов. Стекловары или еще кто-то их одомашнили. Наверное, Копальщик знал, как быть номером вторым, если бы я смог показать ему, что я – номер первый. Или так мне казалось.

Я сделал шаг вперед. Он занес когти, так что мое проигрышное положение стало еще яснее. Я зарычал и поднял руки как можно более угрожающим движением – жалкие мясные пальцы. Интересно, львы могут смеяться? Мне нужна была большая палка, но, если я за ней наклонюсь, меня распустят на тряпочки. Однако ему надо было только продемонстрировать свою власть, так что отвел заднюю лапу и выпнул на меня громадный ком земли и камней. Я заметил летящий ком и поймал его уцелевшей частью куртки. Схватив какой-то камень, я с силой бросил его, метясь ниже грудины, в его мужской орган. Мне еще раз повезло. Он взвыл и согнулся, но тут же выпрямился и изготовился прыгать. Я бросил еще одним камнем в его острый нос, который, как я надеялся, окажется еще более нежным, чем его орган, попал прямо в него – и он упал. В качестве завершающего аргумента я вывалил на него грязь со своей куртки. Он остался лежать с окровавленной мордой – новый номер второй.

Я обошел вырубку, протягивая руку другим львам, хоть мне с трудом удавалось сдерживать ее дрожь. Кое-кто из молодых самцов принюхивался, и я затаил дыхание: вдруг они решат бросить мне вызов. Вся стая смотрела на меня. Никаких вызовов. Я погладил Глину и львенка и ушел, стараясь двигаться как можно увереннее.

И вот в сумерках я вернулся в город, порванный, обстриженный, окровавленный, покрытый холодным потом и задыхающийся. Я понял, что потратил годовой запас удачи. Меня ведь могли убить прямо там, при всей их одомашненности, даже коты способны убить, не говоря уже о львах. И что же я за идиот? Я идиот, который выиграл, но стоил ли того мой приз?

Индира подбежала ко мне – Хигг! Хигг! – но как только убедилась, что я цел, а на мне только кровь Глины, то тут же вернулась к своему ткацкому станку: она всегда была усердной. Женщины крепче, но не всегда в том, в чем мне хотелось бы. Она уже была беременна…

И вот теперь Индира рожала и подумала, что при ходьбе спина будет болеть меньше – и так оно и оказалось. Скоро она уже стояла на четвереньках и тужилась. Бек – чисто декоративная часть помещения – все так же держался у двери. Я встал перед ней на колени, стирая пот с лица, которое я порой вижу перед тем, как проснуться в пустой постели, а она уже болтала и дышала нормально без всяких напоминаний. Блас сидел на стуле позади нее и держал зеркало, чтобы она могла смотреть на свои труды. Еще один медик ожидал с салфетками, теплой водой и одеялами и пеленками, готовый подскочить с необходимым, одновременно следя за очагом, чтобы всем было тепло. Бек время от времени высовывался из двери, чтобы переброситься словами с кем-то на улице, стараясь оказаться как можно дальше, но так, чтобы это еще не считалось трусливым побегом.

Головка показалась и родилась, а потом одно плечо… два плеча, мокрые и чудесные, а потом и весь малыш. Мы с Бласом немного обтерли ребенка, быстро его проверили, и Индира плюхнулась на кровать, чтобы взять младенца – чудесную девочку с хорошими легкими. Мы с Индирой полюбовались на нее, потом это сделали медики – и, наконец, Бек набрался храбрости, чтобы подойти и посмотреть. Все мы были потрясены и поздравляли друг друга. Это нас заняло до выхода последа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.