скачать книгу бесплатно
– Когда месячные были, считаешь?
– Вроде уже должны быть, а нет, – тихо проговорила Анечка.
– Так обычно и начинается, – ласково кивнула супруга маршала.
Когда Иван Александрович услышал это потрясающее известие, он просиял:
– Анюта, моя милая, моя родная! Мое золотце! Мое сердечко! – пританцовывал он и целовал ее и в лоб, и в глаза, и в ладони, и гладил, гладил.
– Устроили телячьи нежности! – погрозил пальцем Жуков. – Нам тоже хочется! – добавил он и притянул к себе Галю. – Мы сейчас тоже целоваться начнем!
31 марта, четверг
C назначением Булганина председателем Совета министров, Жуков возглавил Министерство Вооруженных Сил, переименованное теперь в Министерство обороны. Первое, с чего начал маршал, – кадровые перестановки. Открытым оставался вопрос о первом заместителе министра, главнокомандующем сухопутными войсками, той должности, которую при Булганине занимал сам Жуков.
– Малиновского зачем подсовываешь? – зло спросил Георгий Константинович.
Никита Сергеевич специально приехал просить за Родиона, с которым его сводила судьба на Южном, Юго-Западном и Воронежском фронтах, где во время войны Хрущев был членом Военного Совета, а Малиновский командующим.
– Не подсовываю, а предлагаю, – ответил Никита Сергеевич. – Родион толковый, я его хорошо знаю. И тебе Родион пригодится, он не хитрожопый.
– Ты, Никита Сергеевич, думай, что говоришь! Я армией командую, а не поведение разбираю, мне насрать, кто хитрожопый, а кто нет! Мне страну защищать, не тебе!
– А я, значит, мудак?! – взорвался Хрущев. – Ты, Георгий Константинович, страну защищаешь, а я, выходит, невесть кого к тебе веду, хочу авторитет Вооруженных Сил подорвать?! Ну, брат, ты скажешь!
– Почему за меня решаешь?! – размахивал руками Жуков.
Хрущев встал прямо перед ним.
– Упрямый! – вымолвил он. – Ты, конечно, стратег, ты победитель, Георгий, но и меня послушай. В мире совсем другая война назревает, не та, где ты из пушек палил. Ракеты, атомные бомбы – вот новый Бог войны, вот на чем сосредоточиться надо! А солдафон-Малиновский пусть обыденными делами занимается. Ты же будешь стратегические вопросы решать, главенствующие. Что тут плохого? Где не так говорю? Хорошо, если новой войны не случится! Сам сказал: атомная бомба – ключ к победе. Говорил или нет?
– Говорил, – потупился Жуков. Он уже перестал злиться, перекипел. Маршал терпеть не мог, когда ему указывали.
Никита Сергеевич добродушно улыбнулся:
– Нам, Георгий, скоро из автоматов стрелять не придется. Кто первый бомбу жахнет, тот и жив. Так?
– Так.
– А раз так, то давай к ядерной теме вернемся, нам, ежели что, надо врага опередить и непробиваемым щитом заслониться. Многое предстоит в Вооруженных Силах переиначить. Мыслить надо по-новому, это совсем иная работа! Вот я и предложил Малиновского – вояку, строевика, чтобы повседневную лямку тянул, мусор разгребал, а мы с тобой, Георгий Константинович, настоящими делами займемся, будем оборону против ядерных бомб выстраивать, а может – и нападение подготовим. В условиях новой войны сильно кумекать надо, а ты пристал – почему Малиновский? Не хочешь, не бери, но он, по крайней мере, не зубоскал, а честный, исполнительный человек, к тебе с пиететом. Чем он не угодил?
Маршал Жуков замялся.
– А тем, что я первый его предложил! – развел руками Никита Сергеевич. – А я ж от чистого сердца, потому как знаю, тебе надежные помощники нужны. А ты сразу в бутылку лезешь?
– Никуда я не лезу!
– Тогда чего кусаешься? Хочешь, чтоб тебе молотовцы Конева навязали, или Костю Рокоссовского из Польши вызвали? Конева, слава Богу, в Варшавский договор определили, теперь он там начальствует, при деле уже товарищ Конев. А вот у Кости с возникновением военного блока стран народной демократии власти поубавилось. Рокоссовский спит и видит в Москву перебраться, уже представляет себя первым заместителем министра обороны, а там, глядишь, и до министерского портфеля дотянется. Он, как и ты – герой, и парадом Победы командовал. Задумайся!
Жуков насупился.
– И кланяется он лучше, и видный, и обходительный, но ведь в Министерстве обороны работать надо, а не поклоны в нарядном мундире бить. Сколько лет Костя в Польше военным министром просидел, десять? Хватит, рассуждает, надо в Москву перебираться. И ведь многие за него, многие! – разогревал ситуацию Никита Сергеевич. – Не веришь, спроси Булганина, сколько к нему за Костю ходоков было! Для мудрых членов Президиума, ты, брат, слишком ершист. Молотов два раза о Рокоссовском упоминал, а у Молотова клещами слова не вытянешь.
Хрущев утер платком вспотевший лоб и, развернувшись от маршала, ушел на диван.
– Я, кстати, тебя в Президиум рекомендовал, – с дивана проговорил он.
Жуков замер. Никита Сергеевич весело смотрел на маршала.
– Ладно, возьму твоего Малиновского, – сдался Георгий Константинович. – Но ты не думай, ты меня не купил! Я решение взвесил, с доводами согласился, – и грустно добавил: – Я Костю Рокоссовского от расстрела спас, Сталина помиловать его упросил. Скажу правду, хотел его из Польши к себе забрать, а после твоих слов уже и не знаю.
– Не торопись, – отозвался Хрущев, похлопывая по кожаным подушкам дивана. – Забрать всегда успеешь. Лучше Малиновского мы с тобой никого не сыщем.
– Не искали, – огрызнулся министр.
Хрущев уже не слушал, Малиновского к Жукову первым замом протащил.
– Кому поручим противоракетную оборону Москвы? – спросил Никита Сергеевич.
– Москаленко.
– Одного пояса хватит?
– Лучше два строить, а верней всего три, – проговорил Жуков, – Тогда ни самолет, ни ракета к нам не подлетит.
– Расходы считать надо.
– Расходы не мое дело! – огрызнулся маршал.
В прошлом месяце с успехом прошли испытания ракетной системы С-25. Зенитно-ракетный комплекс состоял из шестидесяти ракет В-300, которые могли отслеживать двадцать целей одновременно на высоте до тридцати пяти километров. Комплексы эти предполагалась располагать на значительном расстоянии от столицы, расставляя поясами в шахматном порядке, так, чтобы ни одна бомба не могла достичь цели. Защита получалась действенная, ракеты наверняка поражали цель.
Жуков совершенно оттаял, повеселел.
– Слушай, – сказал он и снова нахмурился, – в печенках у меня сидит адмирал Кузнецов, давай его на хер!
– Кузнецов, Кузнецов! – задумчиво проговорил Первый Секретарь. – Сложно сейчас Кузнецову наподдать, молотовские в него зубами вцепятся. Вот ты в Президиум войдешь, тогда нагоним.
– Он им нравится, потому что шапку ломать перед министром не хочет! Чуть что – напрямую в Совмин бежит. Ну как это так: я приказ по министерству отдаю, а пока он свой, аналогичный, не подпишет, мой приказ на флоте не действует?! Почему Кузнецов на особом положении? Раньше существовало Министерство Военно-Морского Флота, он был министром, единолично там правил, но теперь такого министерства нет, его слили с военным, я – министр, он мой заместитель, как такое самоуправство понимать?! – нервничал Жуков.
– Потерпи, брат, выпрем Кузнецова.
– Да как терпеть, когда он даже на совещание зама присылает! Принц, мать его!
– Ты-то Булганину не очень-то подчинялся, – высказался Никита Сергеевич.
– Какой из Булганина министр! – отмахнулся Жуков. – Он не вояка.
– А субординация? – весело поддел Первый Секретарь.
– Иди к черту со своей субординацией!
– Не кипятись, Георгий Константинович, будет и на нашей улице праздник. Войдешь в Президиум Центрального Комитета, и пусть попробует адмирал дернуться, живо приструним, партбилет на стол – и весь разговор! Это я тебе твердо обещаю, а пока терпи.
– Терпи! – выдавил Жуков. – И за что его превозносят? Что он в войну сделал? Первым по немцам с корабля пальнул? Да, имел место такой случай. Нам Сталин категорически приказывал не вмешиваться, огонь не открывать, провокация, говорил, не верил, что Гитлер договор нарушил. Мы и сидели, как мыши! А когда отдал приказ: аэродромов нет, техники нет, паника, все отступают, а теперь Кузнецов – молодец!
– Чего завелся, Георгий, угомонись, сплавим Кузнецова!
– Сплавим! – повторил Жуков. – Вот он у меня где! – и маршал похлопал себя по шее.
– В баню в воскресенье придешь?
– Приду.
Вечером, уже дома, когда ложились спать, Никита Сергеевич поделился новостями с женой:
– Родиона замом к Жукову впихнул!
– Родион Яковлевич наверняка рад.
– Рад! – подтвердил Хрущев. – И я рад. Родион в доску мой. Не упрямец, слушает, что говорю. Надо мне Ване Серову звание дать, авторитет поднять, а то куда ни глянь – одни маршалы! Серов, Нина, это моя безопасность.
– Делай, как знаешь, – зевнула Нина Петровна. – Что-то твоего друга Булганина не слышно?
– Английский язык учит, – усмехнулся Хрущев. – Хочет на иностранных языках говорить.
– Да ну!
– Вот тебе и ну! Мечтал на английском с трибуны Организации Объединенных Наций выступить, чтобы поразить всех. Да только не идут у него языки. Коля себе задачу упростил, на отдельные фразы перешел, так, чтобы поздороваться мог, поинтересоваться, как дела, и все такое.
– Это ж сколько ему учиться?
– Какой из него ученик? Я ему: «А ну, скажи что-нибудь по-английски?» А он в ответ матом! Вот и все знания. Вчера очередного учителя прогнал, видать, скоро охота дурачиться пройдет. Ладно, Нина, давай укладываться, завтра вставать рано.
4 апреля, понедельник
Никита Сергеевич снял трубку. Звонила Нина Петровна.
– Что, родился?! Кто? Мальчик?! Мчусь! – Хрущев выскочил в приемную, крича: – Заводите машины! Едем! Мальчик родился!
Охрана помчалась за Никитой Сергеевичем. Как полоумные прыгали в автомобили шоферы, автоматчики. Кортеж мчался на улицу Веснина, где располагался родильный дом «кремлевки». Хрущеву не терпелось посмотреть на внука.
– Рада с Алешей решили назвать его Никита, в честь тебя! – торжественно произнесла Нина Петровна, она с утра находилась в клинике.
– Внук, Никита! – закатив глаза, чуть не расплакался счастливый дедушка.
Находясь в медицинском учреждении, старались не шуметь. Получив белые халаты и переодев обувь, поспешили в палату. Никита Сергеевич расцеловал дочку и осторожно заглянул в кроватку, где сопел новорожденный. У кроватки застыл довольный отец.
– Иди ко мне! – тихо, чтобы не перепугать малыша, проговорил Никита Сергеевич и заключил Аджубея в объятия.
– Молодчина, молодчина! Так держать! – хлопал зятя тесть. – Напьемся с тобой сегодня, Алексей Иванович, ох, напьемся!
Ребеночек спал, крохотный носик, крохотные ушки, губки, которые даже во сне забавно вытягивались, пытаясь отыскать материнскую грудь. А пальчики – боже мой! – какие малюсенькие пальчики! А на них ноготки-крохотули.
– Посмотри, и прическа есть! – умилилась Нина Петровна, указывая на темненький чубчик на головке младенца.
– Шатен! – с гордостью прошептал Хрущев.
Ребенок пискнул, потянулся и затих.
– Какой он маленький! – проговорила Рада.
– Не маленький, а нормальный, три двести, – с гордостью ответил отец.
– Пусть спит, – улыбнулся Никита Сергеевич. – Для него мир – диковинка, после маминого живота он еще не освоился. Сейчас для Никитки самое важное – мама! – и Хрущев ласково погладил дочку по голове. – Теперь ты, Рада, для него и любовь, и тепло.
– Полюбовались, и хватит! – не допуская возражений, сказала Нина Петровна. – Пойдемте, нечего мешать. Пусть маленький и его мамочка отдыхают.
– Правильно, правильно! – поддержал дед. – Уходим. И ты давай с нами, – кивнул он Аджубею.
– Иди, Алешенька! – позволила Рада.
Узнав радостное известие, к Хрущевым заторопились близкие. Через два часа гуляние было в полном разгаре. Во главе стола восседал молодцеватый Николай Александрович Булганин. Он привез огромный букет алых роз для Рады, который сразу же отослали в родильный дом, маршал почему-то решил, что ее с ребенком уже выписали. Другой букет, ничуть не меньше первого, из дивных белых лилий, сразу нашел свою хозяйку, так как предназначался для Нины Петровны. Его определили в огромную синюю вазу и поставили по центру стола. Букет этот очень принарядил незамысловатую, без излишеств, хрущевскую столовую.
– А мне что? – с хитринкой взглянул Никита Сергеевич.
– Что, что?! Тебе бутылка водки, вот что! – отозвался председатель Совета министров.
По сторонам от Булганина расположились маршал Жуков и Анастас Иванович Микоян.
– За новорожденного Хрущева, за Никиту Алексеевича! – поднял рюмку Булганин. – За нового гражданина Союза Советских Социалистических республик!
– Пусть, как дед, растет вершителем судеб! – добавил Анастас Иванович.
Выпили со смаком, прямо ухнули первую рюмку, такое славное событие справляли.
– Красивый парень, моя точная копия! – хвастался Никита Сергеевич.
– По-другому и быть не могло! – отозвался Булганин. – Ты чего нас голодом моришь?
– Сейчас, ребята, все будет, – пообещал хозяин. – Нина, Нинуля! Давай скорей закусить!
Стол стали заполнять разнообразные закуски. Гости первым делом набросились на картошечку, пожаренную с шампиньонами, которую подали на чугунной шкварчащей сковороде.
– Хороша картошечка! – нахваливал Жуков. – И грибочки что надо.
– Шампиньончики! – любовно проговорил Никита Сергеевич. – Их круглый год выращивать можно и зимой, и летом. Замечательный по качеству гриб, ничем не хуже белого. Лобанов прислал.
Николай Александрович разлил.