скачать книгу бесплатно
Вслух справившись о здоровье Ирменгарды и о причине её отсутствия, Гуго получил ответ, что Ирменгарда оповещена о приезде брата, но задерживается с выходом, ибо хочет привести себя в порядок. Гуго удовлетворённо кивнул головой и сел в трапезной монастыря наблюдать, как Вальперт и монахи монастыря сбивают себе руки-ноги, дабы устроить гостям по возможности роскошный ужин.
К моменту окончания их хлопот к гостям наконец вышла Ирменгарда и грациозно поклонилась своему сводному брату. Одного быстрого, пронизывающего взгляда, устремлённого на сестру, оказалось достаточно королю для того, чтобы вынести Ирменгарде неутешительный диагноз. Два года, проведённые ею в монастыре, не прошли даром. Грубая монашеская пища, редкие выходы из своих покоев, отсутствие мужского интереса к ней и, как следствие, отпавшая надобность вызывать этот самый интерес совершили с некогда первой красавицей Италии непоправимое. Нет, голубые глаза её были по-прежнему прекрасны, лицо по-прежнему сохраняло тонкое благородство своих черт, но само тело её и волосы, её роскошные светлые волосы, свидетельствовали о воцарившемся в душе их хозяйки равнодушии к собственной персоне. Вдобавок и само время не жалело Ирменгарду, и перед взыскательными глазами короля предстала уже вошедшая в зрелость женщина с нечёткими следами былой красоты, очень сильно напомнившая ему его мать Берту.
Гуго поспешил стереть со своего лица все возможные следы разочарования и расплылся в галантной улыбке. Он ехал сюда не без задних мыслей, памятуя о пикантных моментах их с Ирменгардой молодости. Но сейчас король был вынужден лгать напропалую, и, отвешивая сводной сестре неуклюжие комплименты, он вдруг обнаружил в себе полное отсутствие влечения к ней. Сама же Ирменгарда, словно очнувшись после долгой спячки, напротив, жадно хваталась за каждое похвальное слово короля, ей было крайне важно убедиться, что она по-прежнему очаровательна и желанна.
– Брат мой, представляю твоей милости мою верную слугу Розу, дочь благородного мессера Вальперта.
Гуго повернулся к Розе, чтобы наградить её казённо-равнодушной полуулыбкой, и в тот же миг замер. Миниатюрная черноволосая девушка, кротко поклонившись ему, смотрела на него глубокими выразительными глазами, вызвав немедленно разогревающие кровь ассоциации. Конечно, это не было сходство подобное сходству близнецов. И волосы у Розы вовсе не были коротко пострижены, как у той, которую он так ненавидит прилюдно и так отчаянно вожделеет наедине в своих мыслях. И глаза её не излучали тех энергетических, полных насмешки, искр, а напротив, были печальны и задумчивы. Манеры Розы были просты и естественны, её одежда мало чем отличалась от грубых одеяний местной братии, и всё же такой опытный ювелир, как Гуго, за грубой оправой увидел близкое подобие того бриллианта, который он страстно пытался заполучить в свою коллекцию.
– Мессер Вальперт, с вашей стороны крайне жестоко обрекать вашу милую дочь на унылое существование среди монастырских развалин, – заявил он, ничуть не смущаясь присутствием Ирменгарды и других обитателей «развалин».
– Она претерпела немало тягот, и пребывание в монастыре пошло ей только на пользу, – ответил отец Розы.
Кому что надо – и, в отличие от своей госпожи, спокойная и размеренная жизнь, альпийские красоты, горный воздух и прочее действительно поспособствовали новому распусканию этого маленького цветка.
– Но негоже девице, способной осчастливить своей особой любого из мужескаго рода и стать достойной спутницей благородного рыцаря, пребывать вне нашего суетного мира.
Ирменгарда, сидевшая по правую руку от брата, начала ревниво хмурить брови.
– Государь, она вдова графа Гизельберта из Бергамо.
– Вот как! Да, я помню эту печальную историю. Но ведь жизнь на этом не заканчивается. Что, если вам вернуться в свет и начать жить при королевском дворе?
– Государь, я дал слово служить благородной графине. Мне, в том случае, если вы будете настаивать в своём желании, придётся расстаться с Розой. Я бы этого не хотел.
Роза испуганно взглянула на отца. Тот взял её за руку, чтобы успокоить.
– Нет-нет, – пролепетала девушка, и король окатил её презрительным взглядом, который очень понравился Ирменгарде.
– Ваша воля, красавица, – пожал плечами король и знаком приказал Вальперту занять своё место возле стола.
Ужин начался. Король милостиво разрешил приглашённым за стол вести себя свободно. Подле него сели его сестра, граф Вальперт с дочерью, графы Сансон и Эверард, доверенное лицо короля священник Альдуин, а также отец Айкон. Между гостями завязалась оживлённая беседа.
– Как жаль, что ваши строгие монастырские законы не позволяют пригласить музыкантов! – после третьего кубка заявил расслабившийся на альпийских просторах Гуго.
Отец Айкон испуганно перекрестился. Король махнул на него рукой.
– Как часто братия монастыря имеет такой стол, как сегодня? – Королю нравилось смущать почтенного монаха.
– Только сегодня и только по случаю необыкновенной милости, проявленной к нам вами, ваше высочество.
Гуго засмеялся.
– И всё же, как быстро вы смогли убрать стол таким количеством снеди?
– Здешние леса полны дичи, государь, – ответил Вальперт. – И если бы не строгий устав монастыря, который принял законы Святого Бенедикта и заставляет теперь держать строгий пост, местная братия действительно ежедневно подвергалась бы греху чревоугодия.
– Именно это я хотел услышать, мессер Вальперт. Прежде чем покинуть вас и устремиться в дальнейший путь, я буду чрезмерно обязан вам, если вы мне завтра организуете добрую охоту.
– Почту за честь, ваше высочество.
Сидевший по левую руку от короля граф Сансон удивлённо поджал губы. Гуго, в отличие от многих знатных людей своего времени, не был большим приверженцем охоты, хотя часто принимал в ней участие, ибо почти каждый вассал норовил угостить останавливающегося в его замке сюзерена именно этим.
Дождавшись момента, когда внимание к королю станет минимальным, а беседа гостей перейдёт в одно плохо различимое гудение, за рукав короля осторожно дёрнула Ирменгарда.
– Брат мой, вы прибыли ко мне, но не говорите со мной, – упрекнула она короля.
– Только потому, сестра, что разговор мой не предназначен для посторонних ушей.
– Нас сейчас никто не слышит.
– Тогда прежде всего, сестра, позвольте вас спросить, не надоело ли вам тут?
Эти слова вдохнули в Ирменгарду колоссальный энергетический импульс. Не надоело ли ей? Конечно, надоело! Ей, которая могла составить счастье любой коронованной особе в Европе, вот уже два года приходится давиться отвратительной монашеской пищей, уныло бродить внутри монастырских стен, не будучи вольной вырваться наружу из-за преследований своего пасынка Беренгария, и разговаривать только со скупым на эмоции Вальпертом и его полоумной дочерью. В потоке радости, захлестнувшей её, она даже неосторожно упрекнула брата:
– Ты заставил меня так долго ждать этого!
– Вас надлежало проучить, сестра, – ответил Гуго, и глаза Ирменгарды на мгновение погасли. – Разве вы не помните, что попали сюда исключительно из-за ваших шашней с Рудольфом? Вам захотелось быть королевой, понимаю. Но для этого вы нарушили множество обещаний, данных мне, и вот вы здесь, а ваш несостоявшийся муженёк вернулся к своей швабской Берте и, по сведениям, очень редко вылезает теперь из-под подола её туники.
– Я достаточно наказана за свою глупость, – ответила Ирменгарда, старательно напустив в уголки глаз сверкающие, как горный хрусталь, слёзы.
– Отныне вы во всём должны повиноваться мне, сестра. К тому же вас к этому обязывают ваши коммендации!
– Коммендации приносил вам Беренгарий, а не я!
– Надеюсь их услышать и от вас, сестра, – и этим Гуго вновь поднял Ирменгарде испорченное было настроение.
– Вы поможете мне вернуть Иврейскую марку?
– Непременно, сестра. – Ирменгарда даже вскрикнула от радости. – Тише, тише, всему своё время. Ваш пасынок уже сидит у меня в печёнках. Грош цена его коммендациям, когда он перехватывает моих гонцов в Бургундию, ведёт переписку с германскими князьями, и во сне и наяву грезит отобрать у меня корону. В последнее время он снюхался даже с вашей любимой подругой Мароцией, которая не может прожить дня, чтобы не сделать мне какую-нибудь пакость. Да, кстати, сестра, вам никого не напоминает эта ваша служанка, как её, бишь, Роза?
– Напоминает, конечно напоминает.
Гуго рассмеялся.
– И вам никогда не хотелось, после воспоминаний обо всех обидах со стороны Мароции, как-нибудь отыграться на её бледной копии и придушить её за завтраком?
В первый раз за вечер Ирменгарда громко расхохоталась.
– Да вы волшебник, Гуго! Откуда вы это знаете? Но, во-первых, я это не сделаю, потому что тогда лишусь единственной служанки, ведь сюда женщины заглядывают крайне редко, предпочитая останавливаться в женском монастыре, расположенном неподалёку отсюда. А во-вторых, единожды утолив свой гнев, я лишусь возможности гасить его в дальнейшем.
– Правильно ли я понял, сестра, что вы находите удовольствие в мелком, но частом унижении своей служанки?
– От вас ничего не скроешь, Гуго. И самое удивительное, иногда мне кажется, что она сама в этом находит для себя приятное начало. Она никогда ничего не рассказывает своему отцу, я на сей счёт уже спокойна, и она с овечьей покорностью исполняет любые мои прихоти.
Гуго внимательно взглянул в смеющиеся глаза Ирменгарды.
– Любые? Не хотите ли вы сказать, сестра, что она…
– Да неужели, братец, я допущу к себе этих грязных монахов или, хуже того, залётных негоциантов и пилигримов? Бр-р-р! Оставь подобных для своей Мароции.
Гуго смехом поддержал сестру. Весь вечер он то и дело пускал шальные взгляды в направлении Розы, а после признаний Ирменгарды, вне зависимости от того, насколько они были правдивы, обстрел усилился. Эти взгляды поймал граф Эверард и, зная короля, заметно встревожился. Он сидел рядом с Розой и старательно ухаживал за ней, насколько мог ухаживать за своей дамой мужчина десятого века, лишённый таких предметов обеденной утвари, как вилка и ложка. Эверард своим огромным кинжалом старательно разрезал тушу кабана, лежавшую перед ним, и беспрестанно выкладывал перед Розой самые лучшие куски мяса. Так же старательно он следил за состоянием кубка своей подруги и, подливая рубиновое вино, абсолютно не смущался тем, что кабаньим жиром, стекавшим с его пальцев, добавлял в вино весьма оригинальные оттенки.
Роза отвечала Эверарду тёплым и благодарным взглядом. Она мгновенно вспомнила этого рыцаря, восторженно павшего к её ногам во время осады Павии бургундским войском Рудольфа. Мало кто из мужчин в её несчастной жизни был столь галантен и учтив при общении с ней. Девушка лепетала благодарности Эверарду всякий раз, когда перед ней ложился очередной кусок кабанятины, и, хотя она уже давно насытилась, Роза просила у графа всё новые и новые куски только для того, чтобы лишний раз увериться в существовании на этом свете людей, желающих сделать ей приятное. Сам граф также млел от присутствия подле себя столь воздушного создания и уже твёрдо решил, что завтра, сразу после королевской охоты, будет просить у Вальперта руку Розы. Как жаль, что он лишь недавно, во время сопровождения короля в Прованс, узнал в подробностях, как и куда судьба занесла старого рыцаря и его дочь!
Напротив Розы и Эверарда восседал граф Сансон, весь вечер с улыбкой опытного созерцателя жизни следивший за этими брачными танцами. Граф Сансон был повидавшим виды царедворцем, преуспевшим на торговле святыми реликвиями. Из одной этой фразы можно понять, что граф был человеком холодным, деловым и от сантиментов далёким. Судьба улыбнулась ему всеми тридцатью двумя зубами, когда в Александрии к нему прицепился оборванец, в бытность свою занимавшийся купеческим ремеслом и недавно попавший в рабство. За свою свободу он расплатился с Сансоном обломками Священного копья, которым почти тысячу лет тому назад проткнули во время казни тело Спасителя. Непонятно, было ли это копьё действительно тем самым, и неизвестно, каким образом копьё попало к этому оборванцу, но оно принесло самому Сансону всё, чего он мог пожелать в подлунном мире: славу, богатство и дружбу королей. Вернувшись в Бургундию, он поспешил выгодно продать бесценную реликвию молодому королю Рудольфу, сопроводив это придуманной им самим легендой о непобедимости обладателя копья на поле брани. Битва при Фьоренцуоле, к счастью для Сансона, и в самом деле закончилась победой Рудольфа, который удостоверился в правдивости его слов. Дальнейшие события для Рудольфа были уже не столь удачны, но лично для Сансона дело оказалось выгоревшим, и он стал видным вельможей при обоих бургундских дворах, со временем благоразумно и постепенно перейдя под сень сильной руки Гуго Арльского.
Именно графа Сансона подозвал к себе Гуго, когда ужин в монастыре подошёл к концу. Святые братья разошлись по кельям, удалилась и графиня со своей служанкой. Возле стола остался только один граф Вальперт, которому предстояла бессонная ночь, полная приготовлений к завтрашней охоте.
– Мессер Сансон, прошу вас завтра, когда мы будем на охоте, подготовить весь наш обоз и, не дожидаясь нашего возвращения, покинуть это слишком святое для нас место и направиться в замок Суза.
– Ваша воля, государь.
– Приготовь также дамские носилки, да так, чтобы монахи не увидели это.
– Понимаю, государь, но спешу предупредить и напомнить, что мы находимся во владениях графа Беренгария, а силы наши скудны. Покинув стены монастыря, графиня будет находиться исключительно под нашей защитой. Граф, в гневе от того, что мы выпустили на свободу его мачеху, будет считать себя вправе на своей земле атаковать нас всей имеющейся силой. Стоит ли так рисковать из-за этой женщины, пусть она и ваша сводная сестра?
– А я разве сказал тебе, любезный граф, что речь идёт об Ирменгарде?
Эпизод 10. 1682-й год с даты основания Рима, 8-й год правления базилевса Романа Лакапина
(октябрь 928 года от Рождества Христова)
Утро следующего дня принесло почтенному рыцарю Вальперту сплошные разочарования. Он лез из кожи вон, стараясь угодить королю, нанятые им егеря из окрестных деревень попеременно выводили пред светлые очи монарха то секача-одиночку, то лис, а однажды оленя. Всё без толку. Король великодушно поручал кому-нибудь из своей свиты поразить следующего зверя, предпочитая оставаться в разбитом слугами лагере и беседуя с кем-нибудь из своих придворных. Лишь однажды охотничий азарт всё-таки посетил Гуго, а может, он просто из вежливости к потугам Вальперта вознамерился самолично сразить выгоняемую в его сторону лисицу. Однако стрела, пущенная им, благополучно миновала рыжего зверька и со свистом улетела в бурелом. Король при этом ни капельки не расстроился.
Вместе с тем в его свите, конечно же, нашлось немало людей, считавших охоту своей страстью. Позабыв про всё на свете, граф Эверард с горящими глазами долго преследовал оленя и лично сразил того, когда несчастное животное, на свою беду, в какой-то миг запуталось рогами в низкорастущих ветвях деревьев. Теперь надлежало сей трофей преподнести к ногам своего сюзерена, и Эверард начал скликать слуг, чтобы они помогли дотащить оленью тушу до лагеря. Первым к нему подоспел граф Вальперт, и Эверард, возблагодарив Господа за столь чудесно предоставленную возможность, прямо над трупом убитого оленя рассказал о своих чувствах старому рыцарю.
– Почту самым счастливым в своей жизни тот день, который объединит наши дома, – ответил растроганным голосом Вальперт.
Подоспевшие слуги занялись оленем, и два благородных сеньора направились в лагерь. Все любители охоты в королевской свите радостными возгласами приветствовали своего сегодняшнего егеря. Ещё бы, добыча по итогам дня оказалась знатной. Король также радушно приветствовал Вальперта и приказал за доставленное удовольствие одарить рыцаря серебряным кубком. По предложению Гуго слуги состряпали обед прямо в лагере: король не слишком горел желанием немедленно возвращаться в монастырь, где благочестивые монахи непременно потащили бы его на службу девятого часа. Свита льстивым хихиканьем ответила на такие простодушные откровения со стороны своего господина.
В итоге королевский двор вернулся в монастырь, когда долина Ченичио начала затягиваться вечерним туманом. Вся честная монашеская братия с псалмами вышла навстречу королю, глубоко сожалея, что его визит, так приятно разнообразивший их монотонную жизнь, закончится уже завтра. Лагерь, разбитый накануне графом Сансоном, заметно обезлюдел, отец Айкон поведал, что Сансон со своим обозом ушёл по дороге сразу после литургии шестого часа. В трапезной монастыря уже был накрыт ужин, и после недолгих церемоний и приготовлений, связанных в основном с судьбой загнанных секача и оленя, королевская свита разместилась за столами, всем своим видом неуклюже выказывая простодушным монахам, что они чертовски проголодались за этот день.
К столу вышла и Ирменгарда, ласково обнявшись с братом и поцеловав того в щеку. Графиня была одна, без своей служанки, и граф Вальперт незамедлительно поинтересовался причиной её отсутствия.
– Роза с самого утра запропала куда-то, – равнодушно хмыкнула Ирменгарда, куда больший интерес для неё в этот момент представлял поданный ей заяц.
– Как – пропала? – переспросил Вальперт. Сидевший рядом граф Эверард встревожился ещё более.
– Я не видела её с самого утра, – повторила Ирменгарда, отрывая своими пальчиками заячью ножку.
Вальперт тут же попросил разрешения у короля покинуть стол и пойти на поиски своей дочери. Аналогичное пожелание выразил и граф Эверард. Король не препятствовал им.
Прежде всего Вальперт опросил монахов, но никто сегодня не видел его дочь. С каждой минутой оба графа мрачнели всё более, предаваясь различным грустным догадкам. Более всего Вальперт опасался, что Роза могла неосторожно покинуть пределы монастыря и стать жертвой медведя или стаи волков, в изобилии рыскавших по долине. Эверард, на словах соглашаясь с опасениями Вальперта, думал скорее о другом. Взяв нескольких слуг, они вышли за пределы монастыря и битый час потратили на безрезультатные поиски, прекратив их тогда, когда даже факелы не могли рассеять сгустившуюся тьму.
Лишившись сил и стойкости духа, Вальперт упал на колени и, воздев к небу руки, начал страстно шептать молитву о терпящих бедствие:
– Боже, прибежище наше в бедах, дающий силу, когда мы изнемогаем, и утешение, когда мы скорбим. Помилуй нас, и да обретём по милосердию Твоему успокоение и избавление от тягот. Через Христа, Господа нашего. Аминь.
Эверард по ходу слов присоединился к молитве.
– Избави, Боже милосердный, мою дочь от встречи со зверем диким! – продолжил Вальперт.
– Мессер Вальперт, боюсь, вашей дочери угрожает другая опасность, быть может, даже пострашнее встречи с волком, – прервал молитву Эверард.
– Что может угрожать моей дочери?
– Полагаю, что ваша дочь сейчас в замке Суза. Полагаю, что сегодня днём её забрал с собой граф королевского дворца Сансон. И полагаю, что это было сделано вопреки её воле.
– Проклятье на его голову! Но с какой целью?
– С целью услужить нашему королю Гуго. Наш сюзерен охоте на зверей предпочитает более всего охоту на женщин. Разве вы не знаете этого?
– Это страшное обвинение, мессер. За это можно поплатиться головой.
– Но это правда, мессер Вальперт.
– Она дочь благородного рода! Как можно её сделать наложницей?
– Очевидно, расчёт строится на том, что вы связаны клятвой оставаться подле графини. А кроме вас вашу дочь никто не защитит.
– Подождите, Эверард, – бедный Вальперт задохнулся от переполняющего горя и возмущения, – я всё же не верю, что король-христианин может поступать как арабский эмир. Господи, уже наступила ночь, нам не найти Розу, – воскликнул он, сам себя вновь убеждая, что его дочь просто заблудилась, – как же она проведёт ночь в лесу?!
– Так или иначе, но нам нужно возвращаться к монастырю. Раньше восхода солнца мы всё равно ничего не сможем сделать, – ответил Эверард, обдумывая свой план.
Это был дельный совет. Два графа, старый и молодой, бургундец и баварец, оба убитые горем, с сорванными от бесконечных окриков голосами, через полчаса предстали перед абсолютно флегматичными очами короля.
– Защиты и справедливости! – прохрипел, едва переступив порог, Эверард, и Вальперт не успел его остановить.
– Что случилось, благородный мессер Эверард? Кто нанёс вам обиду в ночном лесу?
У Эверарда, в силу настигшего его гнева, не нашлось даже что ответить.
– Моей дочери нигде нет. Граф Эверард придерживается мысли, что её увезли в обозе графа Сансона, – ответил за своего будущего зятя Вальперт.
– Вероятно, таково было её желание. Никто не может неволить дочь благородного мессера Вальперта.
Вальперт обернулся к Эверарду с упрёком во взоре. Словам короля он верил безотчётно.
– Другого объяснения быть не может. Никто не покидал монастырь, кроме Сансона и его свиты, – вновь вернул себе самообладание Эверард. – Мы обыскали все окрестности и не увидели ни саму Розу, ни остатков одежды её, ни следа от обуви. По своему желанию покинуть монастырь она не могла, поскольку не простилась с отцом и не предупредила свою госпожу. Напомню, что ещё вчера, отвечая на ваш вопрос, мой кир, она сказала, что не хочет уезжать отсюда.
– Да, в ваших словах, безусловно, есть логика, мессер Эверард. Если вы окажетесь правы, похититель дочери мессера Вальперта будет предан моему суду, как человек совершивший насилие в отношении благородного лица. Если вы правы, то граф Сансон так или иначе должен знать о судьбе Розы, даже если она последовала не за ним самим, а за кем-то из его людей.
– Она в замке Суза! – крикнул Эверард.
– Не горячитесь, мессер Эверард. Вы, вероятно, намереваетесь пуститься в Сузу прямо сейчас? Это, по крайней мере, небезопасно, в таком тумане, в такой темноте вы свернёте себе шею. Завтра утром мы покинем сей гостеприимный монастырь и очень скоро будем в Сузе. Но как быть с вами, мессер Вальперт? Вы дали клятву находиться при моей сестре, графине Ирменгарде, и у меня нет желания освобождать вас от вашей клятвы. Отнюдь, я намереваюсь дать вам в помощь полдюжины своих слуг, которые также будут охранять мою милую сестру.
– Я прошу доверить судьбу моей дочери присутствующему здесь благородному мессеру Эверарду, – ответил Вальперт. Гуго усмехнулся.
