скачать книгу бесплатно
– Маруська топит, когда приходит, – помолчав, ответила Антонина. Закашлялась за пологом. Отхлебнула.
Странно было разговаривать, не видя лица. Хозяйка сидела совсем близко, но из-за тяжёлой бархатной преграды между ними голос казался далёким, как с того конца улицы.
– Маруська – это девочка соседская. Славная… Помогает иногда по хозяйству. Печку затопит, мусор вынесет, проветрит… Славная…
Аня глотнула чаю. Вкус был необычный: грибной, сладкий, перцовый.
– А что это за заварка, Антонина Ивановна?
– Лечебная. Лечебная заварка, милая.. – прошелестело из-за занавесок. – Вы отдыхайте… Располагайтесь, как нужно, не стесняйтесь ничего… Маруська не придёт нынче – вчера заходила. Никто вас не побеспокоит…
Голос её затихал, укачивал, баюкал. Аня опомнилась, только когда пиала с багровой жидкостью оказалась совсем близко: умаялась за день, видимо, вот и заклевала носом. Аня вдохнула поглубже и едва не подавилась: пах отвар ржавчиной и свежей кровью.
Выдохнула, аккуратно убрала чашку от лица. Сглотнула, вдохнула ещё раз.
– Да просто травы такие. Вы не смущайтесь, – донеслось до неё.
«И почудится же…» Аня поднялась, отошла к дивану. Баул доверчиво распахнул нутро навстречу её рукам: выпрыгнуло постельное бельё, выпорхнула домашняя одежда. «Не буду сегодня мыться, – преодолевая дрёму, решила Аня. – Или надо… И спать так хочется… Не буду. Завтра. Завтра…» В голове стоял комариный звон; очень хотелось спать.
Анна Алексеевна даже не расчесалась на ночь: только набросила на диван простынь, завернулась в неё, как в кокон, и уснула – без одеяла, без подушки, глубоким, бесчувственным сном.
Глава 2. Село и Сальери
Кирилл, сгорбившись, сидел на кровати – лицом к стене, спиной к Ане и маме, чтобы не видели его красных опухших глаз.
– Кирик, – позвала Аня тихонько. Подошла, положила ладонь на его костлявое плечо. Брат дёнулся и сбросил её руку. – Ну Кир… ну… что теперь делать… Может быть, тебя Алла Аркадьевна согласится взять в консерваторский класс…
– Какой консерваторский класс? – злобно, в нос пробормотал Кирилл. – Что потом-то? После него? Какая разница, сейчас или через два года бросать?
– Но почему ты бросать-то хочешь? – мягко спросила мать. – Кирилл… Мало ли что за два года изменится?
– А что изменится? – взорвался брат и резко повернулся к ним – отчаянный, зарёванный, опустошённый. – Ничего! Ни-че-го! Как не было денег на это, так и не будет!
– У тебя ещё две попытки будет попробовать, прежде чем закончишь школу.
Брат посмотрел на Аню, как на тупицу.
– Берут после восьмого. И после одиннадцатого, но там экзамен в три ступени. Даже с консерваторским классом… не потянуть.
Ясно было, что вместо «не потянуть» у Кирилла на языке вертелось что-то непечатное, но всё-таки сдержался. При Ане у него иногда вырывалось, но при матери он старался не материться.
– Кир. А если…
– Девять подвигов Сена Аесли[1 - «Девять подвигов Сена Аесли» – роман Андрея Жвалевский и Игоря Мытько.], – всхлипнул Кирилл, вытирая кулаками глаза. – Отстаньте. Уйдите. Пожалуйста!
– Кирилл! – не отступала Аня, уже подготовившая новые аргументы. – Ты можешь написать мотивационное письмо, объяснишь ситуацию… Мы можем съездить туда… Договориться… У Аллы Аркадьевны наверняка есть какие-то знакомые. Подготовишь что-нибудь для прослушивания…
– Отвали! – заорал брат, соскакивая с кровати и швыряя в Аню подушкой. – Тупая!
Аня, которой врождённая чуткость отказывала точно в критические моменты, набрала побольше воздуха, чтобы рассказать брату, как он не ценит их с матерью труд, как пренебрегает возможностями и прямо сейчас факапит собственное будущее, но мама быстро вытолкала её из комнаты, вышла следом и захлопнула дверь.
– Пусть. Успокоится, – сумрачно произнесла она, выпуская Анину руку. – Не лезь к нему.
Тяжело дыша, Аня кивнула, но сдаваться так просто не собиралась. Предназначенный брату запал требовал выхода. Требовал – и нашёл его, самым невообразимым и вдохновенным способом.
– Мама, я знаю, откуда взять денег, – сверкнула глазами Аня.
Мать вопросительно и недоверчиво уставилась на старшую дочь.
– Я знаю, – повторила Аня. – Я не поеду ни в какой институт. Напишу заявление, что хочу работать в селе. Подъёмных дают миллион. Киру хватит, как минимум, на два года. И мне останется. А там он, может, какую стипендию себе заработает. Или правда что-то произойдёт.
– Анька… Нет. Нет, конечно, – резко ответила мама. – Менять МПГУ на деревню – это, извини меня… как бы выразиться…
– Дауншифтинг, – кивнула Аня с язвительной улыбкой. – Да-да, мам. Только из меня вряд ли Макаренко получится или Викниксор. А вот из Кира может получиться Моцарт. Так что всё.
– Моцарт… – вздохнула мать. – Ты ему не говори пока. Обдумай как следует. А то тебя, как всегда, на волне-то занесло высоко-высоко. А потом передумаешь…
Аня рьяно покачала головой. Хмыкнула:
– Моцарт, блин… Главное, чтоб не Сальери.
– И всё-таки подожди хотя бы до вечера, Аня… Обдумай…
– Некогда думать. Зачёт, – бросила Аня и грохнула дверцей шкафа. Загремела вешалками, отыскивая блузку и брюки. Поразмыслила и кинула на диван юбку.
– Мам, подкрасишь меня? Сегодня Андрей Палыч принимает. Хочу быть при параде.
– На село и с тройками возьмут, – грустно съехидничала мать.
– Ну а вдруг я всё-таки когда-нибудь соберусь в МПГУ… Аттестат четыре года действует. Подкрась, пожалуйста. Ресницы только. Ну и помадой можно чуть-чуть.
– Иди умойся сначала. А то зарёванная не хуже Кирилла.
– Чего?!
Но, увидев себя в зеркале, Аня убедилась, что мама права: ресницы у неё и вправду слиплись острыми стрелками, а лицо было красным, как будто она только что тёрла его скрабом.
Дурацкое свойство: чуть что – сразу в слёзы, и даже сама не замечаешь.
Аня умылась, вытерлась полотенцем с гусями и вернулась обратно. Успела увидеть, как закрылась входная дверь.
– Кирилл ушёл гулять, – нервно сообщила мама. – Как бы не надел чего…
Аня быстро заглянула в комнату брата. Чёрного футляра на привычном месте не было.
– Скрипку взял. Наверно, пошёл к Алле Аркадьевне. Горем делиться.
– Может, она что-то придумает?.. – с надеждой предположила мать. – Всё-таки опыт. Сколько у неё учеников было?
– А помнишь, как она говорила на собрании – что в консерваторию её ученики поступать будут только через её труп? Она Киру скажет, что он дурак, ещё и отругает, что запись отправлял на прослушивание.
– А она не знала?..
– Так и ты не сразу узнала, мама. Кирилл просил не говорит, пока первый тур не пройдёт. Ох, лучше бы в первом туре и отсеяли! А то дали надежду и оставили с носом…
– Иди уже, Аня. Опоздаешь на свой зачёт, – расстроенно велела мама.
– Мам! Подкрасить!
Мама вздохнула. Достала из сумки косметичку, вынула тушь.
– Сядь за стол. Не вертись. Да не вертись, Аня! Всё размажешь…
…Она уже опаздывала, но всё равно сделала небольшой крюк: прошла под окнами старой, сложенной из бордового кирпича музыкалки, отыскала глазами кабинет Кириковой учительницы.
Несмотря на ранние и светлые апрельские сумерки, лампа уже горела. В бледно-желтом квадрате окна темнели два силуэта. Ане показалось, что тот, что слева, принадлежал брату.
Глава 3. Флигелёк с колодцем
Наутро была пятница. Аня проспала без всяких снов, а когда открыла глаза, увидела над головой дощатый крашеный потолок, почуяла слабый, кисловатый душок трав, скользнула рукой по тяжёлому одеялу и не сразу поняла, где находится. Когда сообразила, тут же зашарила под подушкой в поисках телефона. Шесть пятнадцать.
За окном занимался сумрачный, сероватый рассвет. Вылезать отчаянно не хотелось; в принципе, можно было поспать ещё почти час, уроки начинались только в половине девятого, но Антонина уже глухо гремела чем-то в кухне. «Старческая бессонница», – подумала Аня и осторожно спустила ноги с дивана. Никаких тапок, разумеется, не оказалось – вчера было не до того, чтобы раскладываться. Она дотянулась до колготок, которые оставила на стуле, натянула «учительскую» юбку, накинула поверх майки блузку и, на ходу застёгиваясь и приглаживая волосы, пошла выяснять, где тут можно умыться.
– Доброе утро, Анечка, – поздоровалась Антонина, даже не обернувшись. Она возилась с чем-то у плиты; пахло тёплым поджаристыми хлебом. – Как спалось?
– Доброе утро, Антонина Ивановна. Хорошо спалось, – пряча зевок, ответила Аня. – Скажите, а где умыться можно?..
– На новом месте, говорят, приснись жених невесте. Не снился? – усмехнулась Антонина, шурша по сковороде деревянной лопаткой. – Во флигельке колодец есть, там же кран рядышком. Спасибо Илье Петровичу, подвёл прошлой осенью воду. Тут тоже есть, посуду мыть удобно стало. И умыться можно. Но я пока тут вожусь, вам, наверное неудобно будет…
– А куда это – во флигель?..
– Выходите в сени, там тёмная дверка слева. Раньше колодец на улице был, но в дождь больно плохо туда по лужам, по траве. Накрыли навесом, стенки поставили. Это ещё Ванюшка сделал, лет десять назад.
Аня решила, что Ванюшка – это муж Антонины Ивановны; тактично промолчала. Потопталась, вспоминая, как пройти в сени. Снаружи Антонинова половина дома казалась приземистой, тесной, слепой, как крот, но внутри каким-то образом помещались целые лабиринты кладовок и пристроек, не говоря о кухне и огромной сумрачной комнате.
– Туда, – махнула лопаткой Антонина, будто услышав Анины мысли. С лопатки сорвалось несколько поджаристых крошек. Аня бросилась подбирать, но Антонина снова махнула рукой: – Не надо, Анечка, Маруська сегодня наверно прибежит, мы с ней приберём…
– Я помогу, – пообещала Аня.
Антонина обернулась от плиты, не слушая, ласково улыбнулась:
– Маруся недалеко совсем живёт. Как Ванюшка перестал приезжать, она мне помогать стала… Пол помыть, воду принести. Колодец недалеко, а всё-таки.
– Большая?
– Большая уже, – закивала Антонина. – Нынче девятый класс.
– Девятый? Значит, моя. Маша Калинина, нет?
– Да, да, Маша Калинина, – ещё ласковей заулыбалась Антонина. – Хорошая девочка… Как учится-то?
Аня, которая ещё не до конца изучила непредсказуемых тудем-растудем девятиклашек, Машу Калинину, тем не менее, помнила отлично.
– Хорошо учится. Думаю, на олимпиаду в этом году пойдёт по геометрии.
– Ну и ладно. Хорошая девочка, – повторила Антонина, хлопая дверцами скрипучего навесного шкафа. – И семья у них хорошая. Никто не пьёт.
– А у многих пьют?.. – тихо спросила Аня, переминаясь на холодном полу в одних колготках.
– У многих, Анечка. Вы идите. Умывайтесь, одевайтесь, а потом позавтракаем. В кои-то веки за стол сяду не одна. Маруська-то со мной редко остаётся. Прибежит, поможет, убежит… Школа, уроки, дома заботы. Брат у неё маленький. Михаил. Годика три.
Почему-то Аню очень обрадовало, что у Маши тоже есть брат. Как будто это автоматических сближало. Она вернулась в комнату, вытащила из баула полотенце, косметичку и пошла искать флигелёк с колодцем.
У чёрной, с едким духом гнильцы дверки в сенях обнаружились огромные галоши. Предположив, что они предназначены для выходов на «полуулицу», Аня, слегка брезгуя, всунула в них ноги и почапала по хлипкому коридору. В стенах было больше щелей, чем досок, ламп не было, но было совсем светло: сентябрьское солнце, розовое и раннее, золотило доски и сочилось из щелей щедрым розовым потоком.
Аня улыбнулась. Коридор закончился тупичком, открытым всем ветрам. Стены окончательно исчезли, но крыша ещё тянулась вдаль, последним усилием прикрывая каменный колодец, заросший зеленовато-серым, искрящимся на солнце мхом.
Ни крючка, ни полки. Хотя, возможно, для этой цели использовали колючие низкие ветки, нависавшие над колодцем и тянувшихся под, с позволения сказать, крышу. Листва ещё не опала и почти не пожелтела, и по бронзово-зелёным листьям скакали алые, рыжие и белые искорки.
Аня перекинула полотенце через шею, зажала косметичку коленями и покрутила вполне современный хромированный краник, к которому от колодца шла гибкая гофрированная труба.
– На стыке природы и техники, – хмыкнула она, мельком оглядываясь: чуть впереди – забор, разделявший двор на её и Антонинину половину, кусты красной смородины и заросший дикий малинник; сквозь ветви просвечивала давно не белёная стенка заброшенного свинарника. Глядя на всё это запустение, странно было думать, что когда-то тут был большой скотный двор, огород, участок… Когда-то – и ведь даже не так уж давно.
Вода из-под крана текла бодрая, холодная, но не ледяная, чуть затхловатая на вкус, иззелена-прозрачная. Ладони, когда она набрала воды в пригоршню, тоже стали зеленоватыми – как будто Аня смотрела на них сквозь очки из «Волшебника Изумрудного города»[2 - «Волшебник Изумрудного города» – повесть Александра Волкова.].
Она плеснула воды в лицо, почистила зубы, расчесалась, но заплетаться пока не стала – всё равно без зеркала ничего путного не выйдет. Вытерев руки, намазалась душистым кремом, перебившим затхлый запах мягким пудровым ароматом.
Подволакивая ноги в великанских галошах, Аня вернулась обратно, зацепив по дороге мокрую ветку яблони и забрызгав блузку. После улицы (а колодец с чистой совестью можно было назвать стоящим на улице) в доме казалось тепло, даже душно. Она скинула галоши, на цыпочках пробежала в комнату (ноги всё-таки стали влажными) и собралась уже по-хорошему: перед огромным, в массивной медной раме зеркалом прибрала волосы, поправила перекрученную юбку, накинула жилет. Достала из старого пенальчика серёжки и белое колечко, побрызгалась духами и повесила на плечо дежурную кожзамовую сумку.
– Анечка! – позвала из кухни Антонина. Аня, чувствуя, как после похода к колодцу в ней разыгрался волчий аппетит, отыскала наконец свои тапки и быстро пошла на зов.
– Пахнет восхитительно! – искренне сообщила она, учуяв, что к запаху гренок добавился аромат сырников и, что было совсем уж чудесно, кофе.
– Я иногда Марусеньке варю. А Ваня очень любит со специями…
«Любит? Так значит, муж у неё не умер? Или Ваня – это не муж?..» – растерялась Аня, но выяснять не решилась. Тем более что Антонина уже поставила перед ней тарелку с сырниками, плошку со сметаной и пиалу с повидлом.
– Кушайте, Анечка. Вам много сил надо. Сорванцы у нас в Яблоневом ещё те, сами уж, наверно, поняли… Сейчас будет кофе. Сметаны нет, вы простите. Кончилась. Я ведь даже за продуктами не могу выйти… Сил нет. Одна Маруська выручает, да соседи иногда.
Аня, уже надкусившая пышный, сочный сырник, почувствовала неловкость – как будто объедала старуху.
– Антонина Ивановна, вы напишите список, – попросила она. – Я зайду после уроков и куплю всё. Хорошо?
Антонина поставила на стол две чашечки с кофе, прямо расцвела:
– Спасибо, Анечка! Спасибо! Только вы и не представляете, сколько всего надо. Машеньке тоже ведь всего не поручишь, девочка совсем. А чужих обременять не хочется – хлеба, молока, да и всё… Мне ванилин нужен, разрыхлитель кончился. Розмарин, корица… Ковшик. У старого ручка сломалась… Мясо бы выбрать. Умеете выбирать? Да конечно умеете, вон какая барышня образованная. Я напишу, напишу сейчас же. Вы пока пейте кофе.
– Да вы тоже попейте! Я же не сей момент ухожу, – смутилась Аня.
