banner banner banner
Жизнь-жестянка
Жизнь-жестянка
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Жизнь-жестянка

скачать книгу бесплатно


По очереди – каждый назвав себя – по порядку и вздох- нули; будто тяжкий груз сбросили с плеч, а впереди ожидает блаженный отдых от непосильной прежде ноши. «УАЗик» шустро бежал по чистому морозному асфальту; за окнами проплывали строения посёлков и станиц, но часа через пол- тора и справа и слева простиралась уже степь, лишь иногда вдали видны были строения животноводческих корпусов, две-три водонапорные башни похожие на немецкую гранату последней войны, да ровные ряды жилых продолговатых домиков. Спустя время справа промелькнул указатель с на- именованием населённого пункта, и ребята успели прочи- тать – «Сальск», а Джафар к тому же дал пояснения: «Зна- комьтесь – столица ростовских степей город Сальск». Маши- на вскочила в неширокую улицу, за окнами которой по обе стороны стояли дома ничем не отличающиеся от обычной

деревни, Бекас на весь салон сказал: – И какой же это город? Обычная деревня.

– А тебе что, небоскрёбы подавай? – в ответ сказал Джа- фар, – там, где вы будете, даже такого нет. Вы, как мне ска- зали, из глубинки России. Ваши деревни по сравнению с на- шими посёлками – клоповники, притом, что у вас там кругом лес да болота.

Вскоре въехали за высокий кирпичный забор, судя по строениям корпусов, какого-то предприятия, поплутав между строениями, машина остановилась у двухэтажного здания.

– Приехали, – сказал Джафар, – вылезаем и идём к на- чальству, вы уж меня не подведите, недаром же я за вами в такую даль гонял. Мужик он у нас с характером – не понра- витесь, возьмёт и обратно отправит. И чё? Мне вновь вас пе- реть обратно?

По металлической лестнице с улицы поднялись сразу на второй этаж, а затем пошли по длинному коридору, которо- му казалось, конца не будет. Наконец, идущий впереди всех Джафар остановился у двери, жестом ладони показал, чтобы ожидали, сам вошёл в двери. Через минуту вышел вновь жестом руки махнул, чтобы заходили, а когда все трое во- шли, закрыл плотно дверь и остался стоять на пороге, как ча- совой. Посреди просторной комнаты стоял продолговатый стол, за которым в кресле восседал грузный, казалось, круг- лый мужчина, более похожий на людей с далёкого востока, или, как подумал в этот момент Фёдор – калмык. Одутлова- тые щёки, узкие глаза, будто лисьи, а самой шеи словно и не было совсем, голова лежала, будто на плечах. Он долго раз- глядывал ребят, переводя взгляд с одного на другого, про- должая молчать, будто вспоминая, зачем они здесь, или что с ними делать?

– Вот думаю, куда вас можно применить? Мне говорили, что вы путь держали в наши края, чтобы строить кошары для овец, так?

Все трое дружно кивнули головами, продолжая внима- тельно смотреть на сидящего за столом Абдулу, ибо теперь они уже не сомневались, что именно он сейчас перед ними.

– Дело хорошее, к тому же востребованное. Строитель- ством ранее приходилось вам заниматься?

– На зоне всё приходилось делать, там всему научат, – сказал Бекас.

– И кто же из вас кто? – глядя на разложенные справки на столе, спросил он.

После того как каждый назвал себя, Абдула остановив взгляд на Фёдоре, спросил:

– С виду ты кажись больше татарин, а фамилия и имя русское? Поясни.

– Мать башкирка, отец русский, – ответил коротко Фё- дор.

– Понятно – половина на середину. Обрезанный? Фёдор, молча, кивнул головой в знак согласия.

– Значит мусульманин. Вы двое в коридор, Джафар, про- води их, а этот половинчатый пусть пока останется, – когда все ушли, Абдула продолжил, – бери стул присаживайся, по- говорю немного с тобой, настроение у меня сегодня к этому расположено. Не знаю чем, но доверие ты мне внушаешь, в отличие от твоих друзей, к тому же ты мусульманин. Намаз, конечно, не соблюдаешь; ну да молодёжь вся такая, поста- реешь, станешь соблюдать. Что я хочу тебе сказать. У меня правило – своих единоверцев не гнобить. Хочешь, хоть сей- час тебя отпущу на все четыре стороны? Отдам тебе эту ца- рёву грамоту, – потряс в воздухе справкой, – и катись куда вздумается. Но куда ты Федя пойдёшь?! Ты пойми, тебя- то в этом мире и нет вовсе. Вот скажи, для кого конкретно на се- годняшний день ты есть? Для одной матери где-то в захолу- стье? Так она бедная и не знает – жив ты или давно уже нет тебя на этом свете. Представь себе – мир есть, а тебя нет. Бу- дешь, к примеру, сейчас спускаться по железной лестнице,

поскользнёшься – упал, убился. Зароем в землю, и никто за тебя даже не вспомнит, никто, ни одна живая душа. Получа- ется, что и нет тебя в этом мире. Или ещё ранее: вышли вы трое за забор колонии, свернули с дороги по нужде, а там у вас кругом, кажись, болота; попал один из вас в трясину – бросились помогать ему, да и ушли все втроём безвестно в то болото. Потому, оставшись у меня, у тебя появляется большая возможность заявить в дальнейшем о себе, что ты существуешь всё-таки на этом свете. При хорошем раскладе, лишь я могу поспособствовать и вывести тебя на широкую дорогу жизни. Вон, Дыня, который вас сопровождал, был по- хуже вас троих, а теперь видел орёл какой?

Расскажи о своих дружках, кто чего стоит.

– Ни какие они мне не дружки: до того как за ворота зо- ны вышел я их вообще не знал, за забором уже познакоми- лись. Скользкие типы, всё стремятся за счёт кого-то в рай проскочить.

– Примерно так я о них и подумал, значит, не ошибся с первого взгляда, потому и пошёл на разговор с тобой. В общем так! Оставайся не обижу. За этими двумя будешь присматри- вать, в случай каких-то с их стороны действий должен принять правильное решение, не справишься сам, проси помощи у Джафара. Работать по-настоящему начнёте с ранней весны, к тому времени людей к вам добавим. Назначаю тебя за старше- го, зиму поработаете в совхозе, куда сегодня вас и отправят: там и жильё и питаться в столовой будете. Иди Федя, набирай- ся сил и ума заодно, но скажу тебе откровенно: на твоём месте, я бы в такую даль от родного дома не поехал бы. Дом есть дом

– там все свои. Теперь уж что, постарайся дружить с нами, как это принято у правоверных мусульман. У меня к тебе доброе расположение – не забывай об этом. Можешь идти.

В тот день, уже поздно вечером всех троих доставил на место в овцесовхоз. Разместили в нетопленном помещении называемым общежитием, представлявшем барак – ещё до-

военной постройки: по комнатушкам стояли солдатские ржавые кровати, с теми же солдатскими матрасами и одея- лами; стояли тесно – рядами, на что Лява скептически погля- дев, сказал:

– Та же зона – нет только контролёра да забора. Бекас, ты приволок нас сюда – в какие-то непонятки: или ты темнил что-то насчёт своего кореша, или он тебя в тёмную сыграл. Ехали бабки калымить, а нанизали нас на крючок, как песка- рей. С тобой, куда не пойди везде невезуха! Ты думаешь, ес- ли кулаками умеешь молотить, так этого достаточно? Голо- вой надо уметь ещё работать. Как что, – так в рыло дам! Я чувствовал, что где-то подлянка нас ждёт…

– Лява, одна баба тоже чувствовала, что у неё между ног что-то есть: заглянула, присмотрелась, пощупала на всякий случай, а там, оказывается – ничего нет. Так и у тебя, Лёха.

Фёдор не стал вступать в пререкания своих невезучих друзей, не раздеваясь, взяв перед этим ещё пару одеял с со- седних кроватей, улёгся подальше от скандаливших парней и предался своим размышлениям. Мысленно перебирая хро- нологию последних событий постепенно возвращаясь в про- шлое, как бы пытаясь найти в нём ту точку, от которой пошли все неприятности, он дошёл до первых месяцев пребывания в колонии, когда, вдруг ни с того, ни с чего вызвали к начальни- ку колонии. Да и разговора, как такового почти не было, ду- мал он, продержал уйму времени, спрашивал, то о матери, то об отце, словно мы ему родственники, обо мне совсем речи не вёл. О самих родителях в деле указано; спрашивается – за- чем ему узнавать ещё какие-то подробности? Но выпытывал же, по ниточке тянул. В конце каким-то ласковым стал, думал, руку на прощанье жать станет. Всё-таки, есть какая-то загадка. Но где она? Если не сказал сам хозяин, то кто об этом ещё знать может? Никто. Может он один лишь и знает, тогда и я никогда не узнаю. И как не обижайся на судьбу, а в отдельных случаях мне везёт всё же, словно ангел хранитель за спиной

стоит. Взять хотя бы последний случай – с Абдулой: Джафар предупреждал, что Абдула мужик не покладистый, а ко мне отнёсся чисто по-человечески. Может, хитрил? Зачем ему хит- рить со мной? Кто я для него? – так, мелкая пташка, не станет он время терять на таких как я. Потом в этом поезде: не будь меня, долго им пришлось бы ещё до Москвы добираться. Жаль, конечно, бабу, но я то, тут причём? Не осчастливишь каждую встречную, тем более такую, как Рая. Но главная со- бака зарытая осталась там за забором колонии – эта амни- стия. Спрашивается, с какого это бодуна меня внесли в число подлежащих амнистии, когда мне до половины срока ещё це- лый год сидеть? Ну ладно бы не хватало нескольких дней, а то ведь отсидел всего лишь четверть срока. К тому же я на всю колонию один получился такой, даже авторитеты всполоши- лись: к авторитету – Хмурому тягали; тот смотрел, смотрел, после сказал и в то же время спросил, что никак за забором рука лохматая имеется? Вроде бы ты не сука и не стукач, если бы был таким, давно бы знали. Сказал ему, что понятия не имею, на что тот ответил, – темнишь, пацан, так не бывает, иди, даст бог, ещё свидимся.

На этих мыслях Фёдор уснул крепким сном праведника.

* * *

Вернёмся в год тысяча девятьсот шестьдесят девятый: середина лета, колония общего режима, в которой находит- ся наш главный герой повествования Фёдор Раскольников. Кабинет начальника колонии, подполковника внутренних войск Забелина Василия Петровича. В кабинете за столом сидит мужчина уже преклонных лет: с седыми волосами на голове, коренастый, немного сутулясь, толи от горба мышц на спине, какие бывают у тяжелоатлетов, толи от природы устройства самого позвоночника. Перебирая папки личных

дел недавно поступивших в колонию новых заключённых и знакомясь с их уголовными делами, открыл очередную пап- ку – «Личное дело». Полистал взад – вперёд, местами вчи- тываясь, закрыв – отложил в отдельную стопку и взял сле- дующую. Но тут же, как бы передумав, взял со стопки пре- дыдущую папку, открыл её и стал вчитываться. Нажал на кнопку звонка на крышке стола, после чего в кабинет вошёл лейтенант, обращаясь к которому он сказал:

– Из третьего отряда, есть там такой Раскольников Фё- дор, давай его срочно ко мне.

Сказав это, не поднимая головы, продолжил читать со- держимое личного дела. Василий Петрович доводился внуком знаменитому в своё время советскому разведчику Василию Забелину, который ещё вполне здравствовал в свои семьдесят пять лет, находясь на заслуженном отдыхе, но иногда посещал военные учебные заведения подобного его профессии профи- ля и читал там лекции. Отец Пётр Васильевич был человеком науки, может быть из-за этого, в своё время, внук и не пошёл по стопам деда, а предпочёл гуманитарный исторический фа- культет МГУ, после окончания которого, отправился на два го- да служить в Советскую армию в звании лейтенанта на долж- ность замполита роты. Со временем прирос в самой армии, посвящая всё своё свободное время любимому увлечению, к тому же и основной своей профессии – истории. Как обычно, чаще всего каждый историк отдаёт предпочтение какому-то определённому периоду во всемирной истории. Истории до конца непостижимой, необъятной, в то же время запутанной в своих отдельных событиях; историю, которую изучают столе- тиями, так и не приходя к единому мнению. Последнее время Василий Петрович увлечён был периодом зарождения, ста- новления и прихода к власти партии большевиков. Изучал те скрытые, по сути, недоступные места и отдельные события, о которых не прочесть ни в одних учебниках, ни в доступной ка- кой- либо литературе; а если и есть где-то какая-то информа-

ция, то она хранится за семью печатями в металлических сей- фах под грифом «Совершенно секретно». Собирая по крупи- цам информацию об отдельных событиях и лицах участвовав- ших в них, он, так или иначе, зачастую на уровне интуиции, приходил к истине: по крайней мере, так иногда ему казалось. В тот день, перебирая папки и знакомясь с личными делами заключённых, он натолкнулся на фамилию, к тому же с одина- ковым именем, которое его сильно встревожило, потому как, совсем недавно он изучал дело, события которого случились шестьдесят четыре года назад, – убийство Саввы Морозова в номере гостиницы в Каннах. Именно там, не для широкой публики фигурировали две фамилии известных в то время большевицких боевиков и террористов в одном лице: Леони- да Красина и Фёдора Раскольникова, третьим лицом была лю- бовница Саввы Морозова красавица Мария Андреева, которая являлась тайным агентом лично Владимира Ленина, и им же, в своё время, и была подложена под Морозова для выкачки де- нег на нужды партии из кармана российского миллионера. Чем больше Василий Петрович изучал и ковырялся в грязном белье большевиков, тем больше ужасался, недоумевал той беспредельности, наглости, жестокости, не праведности при- хода их к власти. Как-то, рассмотрев приход к власти в Герма- нии нацистов, сделал вывод, что те к власти пришли гораздо более демократическим путём; по сути – законным, по срав- нению с большевиками.

Но сейчас его волновал совсем иной вопрос – его подо- печный, который обитает на его подведомственной террито- рии в третьем отряде. Кто он?

Из его личного дела известно, что отец его коренной ле- нинградец, осуждён по пятьдесят восьмой статье, а затем по- сле отбывания срока в лагере высланный на вольное поселе- ние на север Татарии, а после был направлен в Башкирию. То, что впоследствии, из политического скатился до уголовщины, и стал обычным убийцей и грабителем – это лишь лишний раз

подтверждает, что яблоко от яблони далеко не катится. Назвать могли, – рассуждал Василий Петрович, – просто ради фарса, но больше похоже на то, что в честь знаменитого деда, или пра- деда, кто он там ему? как и меня, к примеру. А если так? То по- лучается, что у меня в колонии сидит внук знаменитого Фёдора Раскольникова, ближайшего окружения Ленина, тот, кто делал революцию и стоял у истоков создания большевицкой партии; если это так? то мне-то, зачем нужна эта лишняя головная боль? Будет лучше, если это чернильное пятно сразу удалить, а не ждать пока оно расплывётся по скатерти. В области истори- ческого прошлого не один я просвещённая личность, сюда за забор иногда попадают такие ходячие инциклопедии, что я им и в подмётки не гожусь, а любой гуманитарий в сравнении с ними – первоклассник. К тому же у меня на носу пенсия и но- вый сын капитана «Шмидта» у меня на территории мне вовсе ни к чему. Внук он ему или нет, но это просчёт, просмотрели, пятно на партию: рано или поздно станут искать стрелочника, кто-то должен ответить за недогляд. Скоро амнистия, вот мы его и сплавим от греха подальше. Пусть лучше растворится среди заводов и строек, чем на зоне появится потомок вождя, который вместе с Лениным делал революцию. Если что, то и перед начальством весомый аргумент, в то же время заслуга моя, что вовремя выявил – просмотрели то в самом начале; историю партии надо знать товарищи!

Когда станут составлять списки заключённых подлежа- щих амнистии, подполковник вызовет к себе в кабинет капи- тана, который непосредственно занимался этими списками, и собственноручно впишет туда фамилию Раскольникова. Капитан, стоя в это время за спиной начальника, через плечо заглянет в раскрытое на столе личное дело; вздёрнет на лоб свои густые брови, укажет большим пальцем в потолок, на что начальник колонии прекрасно всё, поняв, ответит:

– Понимаю, на что намекаешь, беру всю ответственность на себя: сам видел – своей рукой вписал его в список, в слу-

чай чего – мне и отвечать. Могу тебя успокоить: на этот счёт у меня есть особый аргумент, за который начальство ещё и благодарить нас с тобой будет.

Капитан, недоумевая, подозрительно поглядел на своего начальника, словно подозревая его в умопомешательстве, пожал плечами, забрал бумаги, уходя, на пороге ещё раз ог- лянулся, и наконец, вышел, после чего Забелин тяжко вздох- нул и вслух сказал: – Ну, кажись полдела сделано.

Подполковник Забелин к своему солидному возрасту, мог бы уже носить на своих погонах те же две звезды, только не- много больше по размерам и расположенные вдоль, а не по- перёк погона. Возглавлять не колонию общего режима распо- ложенную среди лесов и болот, а командовать, пусть даже каким-нибудь захудалым военным округом в звании генерал- лейтенанта. Как-то, будучи в отпуске в гостях у своего знаме- нитого деда-разведчика, дед спросил с упрёком внука:

– Что так тупо по службе продвигаешься, может партий- ной идеи в тебе мало? С партийных работников скатился до низов общества, разве тех, что под твоим руководством пе- ревоспитаешь?

На что, внук спокойно ответил:

– С одной стороны ты, наверное, и прав: но больше – за- чем мне это? Я доволен и нынешним своим положением. Карьера военного для меня всегда была чужда. Я историк по жизни и в душе – это моя слабость: истории, о которой знают лишь единицы людей, которая скрыта от общества.

– Тогда тебе надо было идти по моему пути – выковыри- вать эти тайны, – сказал Василий Михайлович.

– Я дед люблю свою землю; жить на чужбине – это было бы не по мне. Лучше среди зеков, но дома, чем среди чуж- дых тебе людей, к тому, же вне Родины.

– Ну-ну. Трудно тебя понять. Вот сейчас диссидентов вся- ких развелось, о них только и разговору: и в печати, и по ра- дио; толи мода такая пошла, толи и впрямь общество пере-

рождаться стало? Ты, вроде бы к ним не относишься: взгля- ды не те, в заграницу не стремишься подобно им; но смотрю, у тебя к власти какая-то апатия, безразличие и скептицизм, откуда это у тебя, в чём дело? Разуверился?

– Скорее понял многое. Слушай дед, ты разве никогда не думал о том, что власть – это та же религия, это узаконенные секты в масштабе государства? Политики – те же апостолы, патриархи, святые и прочий люд, присвоивший себе эти ти- тулы посредством низкого, подлого и подхалимского своего окружения. Христианство в своё время, разросшееся до не- имоверных размеров, вначале разделилось на два клана – Римскую и Византийскую: потом стали почковаться чуть по- мельче, а те в свою очередь ещё, и так до мельчайших сект в несколько человек. А ведь всё начиналось с малюсенькой секты, о которой и говорить, тогда не стоило. То же самое произошло и с исламом. Минули столетия, на смену пришли политические партии, и вновь та же картина. Во всё это верят люди недалёкие, никчёмные, верящие в земной рай, которо- го в принципе не может быть исходя из сущности самого че- ловека. Я не отношусь к глупым людям, я индивидуалист в чистейшем его виде, и противник стада: пусть даже в своём отдельном кабинете за колючей проволокой, среди зеков, но в душе я свободен и смотрю на всё это как бы со стороны. Почему со стороны? Да потому что, то, что за колючкой, оно вычеркнуто из жизни общества, его как-бы и нет совсем. Там само время течёт иначе: для всех по ту сторону забора оно бежит торопливо, там, в зоне ползёт по-черепашьи. Лишь в одном равными остаются те и другие – перед прошлым, ко- торого никому уже не изменить. Я вот недавно изучал один период в становлении большевицкой партии дошёл до одно- го момента – покупка большой партии оружия для револю- ции; и так получилось, что след меня привёл, – знаешь куда? В Канны, на Савву Морозова, российского миллионера. Ска- жи, тебе хоть что-нибудь известно об этом?

– Уволь Василий, это всё было задолго до меня, когда я только в начальную гимназию поступил. В тех краях, о кото- рых ты говоришь, я там был уже в конце двадцатых начала тридцатых годов. Скажу тебе наперёд, упреждая твоё любо- пытство: если это не желательно знать широкому кругу лю- дей, то всех подробностей тебе не узнать никогда. Если кто о том и знает, будет молчать до самой своей кончины. Пожа- луй, если порыться в моей биографии, несомненно, можно отыскать подобные скрытые сюжеты, которые очень интере- суют людей подобных тебе. К сожалению, о многом в своё время я давал подписку о неразглашении, но данный твой вопрос никоим боком ко мне лично не относится, но даже спустя столько времени с тех пор – слухи, несомненно, были. Как говорят, слухи не достоверные факты, но если они све- жие, времени прошло немного, то в них обязательно присут- ствует доля истины, а порой и достоверные факты, которые со временем потом стираются в памяти общества.

– Что же за слухи? Или уже не помнишь?

– Отчего же? То о чём говорят долгое время по-за угла- ми, друг другу на ушко, то хорошо потом запоминается.

– И о чём говорили?

– Морозов перед всем этим большую сумму денег чеком перевёл на свою любовницу Марию Андрееву: разговор был о ста тысячах рублей, по тому времени сумма огромная, но в чеке в том была одна заковыка – получить деньги можно бы- ло лишь после смерти дарителя. А партии срочно были нужны деньги на закупку оружия, отсюда делай вывод сам. Мария большую часть денег отдала Ленину, но и себя не обделила: оружие так или иначе было закуплено. В день убийства – гу- вернантка и жена Саввы в окно видели, после того как про- гремел выстрел в номере гостиницы как будто бы двое убега- ли, а потом скрылись в ближайшей роще, по обличию обе признали в нём Леонида Красина и второй, кажется, был. За день до этого они посещали Морозова в номере.

– Скажи дед, как думаешь, почему столь долгое время Морозов помогал большевикам? Миллионер, мануфактур- щик, заводчик и прочей собственности, и вдруг сам – против себя? Как-то противоестественно.

– Чужая душа – потёмки. Может, от чрезмерного богат- ства барская прихоть. Но думаю, что там присутствовало и что-то другое. Боялся он своего богатства: глубоко в душе боялся, сам себе в том не признаваясь. Оно его тяготило, в кандалах постоянно держало, страшило, а избавиться мочи не было; да и у кого бы она нашлась эта мочь? Человек – су- щество корыстное, это пока у тебя его нет этого богатства ты герой – всё бы раздал, а появись оно, совсем другую бы пес- ню запел. С рабочими добреньким постоянно был, недаром, когда хоронили, так все сошлись, десятки тысяч пришло – царей лишь подобным образом хоронят. Большевики, види- мо случайно на него вышли, не пригласил же он их сам; по- том пошло-поехало. Мой тебе совет – брось ты это тёмное грязное дело. Чрезмерное любопытство в таких делах нико- гда ничего хорошего не приносило. Может, твоя карьера по службе и шла потому со скрипом, что много хотел знать – больше чем положено, больше своих начальников. Началь- ство не любит особо умных подчинённых рядом с собой держать – опасно, можешь место его занять. Я вот не глуп был, потому всю жизнь по заграницам меня и кидало; вся жизнь там прошла – подальше держали. И польза большая, и лавры удачи приписать себе можно…

Сейчас, размышляя после разговора с заключённым Фё- дором Раскольниковым, давний разговор с дедом во всех подробностях всплыл в памяти. Разговор с заключённым ровным счётом ничего не прояснил: парень от волнения пу- тался, говорил невпопад, боясь, что вызвали его для наказа- ния за какой-то поклёп, ему было не до рассуждений и вос- поминаний. Для себя Забелин уяснил из разговора, что тот, скорее всего ничего конкретного не знает; а раз не знает, то

это даже лучше – пусть и дальше живёт в неведении. Когда за Фёдором закрылась дверь, Забелин подумал, что в про- филь, что-то есть напоминающее сходство с тем мичманом Раскольниковым в профиль. Если долго смотреть, не мигая на какой-то предмет, то может показаться всё что угодно…

* * *

На исходе шёл второй год, как Фёдор возглавлял бригаду строителей «шабашников», так их называли местные жите- ли, хотя, по сути, они ими не являлись, потому как были под- невольные. Строили для овец жильё – кошары, которые не- обходимы были в зимнее время, когда стоит мороз и дует пронизывающий ветер. Разброс строительства оказался большим: от степных просторов юго-восточной части Ростов- ской области до Калмыкии.

В один из дней, оставив командовать бригадой Влади- мира Чижикова – по кличке Бекас, в помощь ему определил его подельника и друга Алексея Пасюка – Ляву, Фёдор, одевшись во всё, что было самое у него лучшее, отправился в Сальск, с намерением повидаться и поговорить с Абдулой. Внешний вид у него теперь был иным: за отпущенной боро- дой, он тщательно следил, сделав её овальной, усы на верх- них скулах сходились с бородой, и теперь он выглядел боль- ше, как истинный мусульманин Ближневосточного разлива. Намерения у Фёдора были крайне, радикальны, попытаться выклянчить деньги у своего непосредственного начальника Абдулы, ну а затем уехать – куда глаза глядят; может быть даже домой в Уфу. Глубоко в душе во всю эту затею верилось мало, но та жизнь, которой он жил последние почти два года его никак не устраивала. Работы, как таковой, в начале сво- его жизненного пути он не чурался: работать любил, прояв- лял интерес во всех деталях и мелочах, тяжесть заключалась

совсем в ином, – никчёмности самого существования. Может быть, именно эти обстоятельства сильно повлияют на его ха- рактер, как и отношение ко всем окружающим его людям. Будучи подневольным прозябая, ночами одолевали демоны мужских желаний: душевная тоска, непонятно откуда под- кравшаяся, не давала долго уснуть, навевала воспоминания из, теперь уже казавшейся, далёкой юности, ощущение, что ты уже старый и жизнь твоя на исходе, с каждым днём укре- плялось в сознании всё прочнее. Если бы жизнь их проходи- ла где-то в густонаселённом месте, то тогда возможно, со- блазняясь людскими пороками, в какой-то мере удовлетво- ряя их, вся та обстановка, в которой они находились, не ка- залась бы столь отчаянной. Но кругом простиралась непри- ветливая голая степь: палатка или вагончик чабанов, не- большой косяк лошадей, да постоянно блеющие овцы, кото- рым-то и счёта никто не знал. Построив где-нибудь у водо- ёма сарай, а то и два тут же переезжали на новое место, ко- торое от прежней стоянки ничем не отличалось. Несколько дней Фёдор обдумывал, ни с кем не советуясь, своё положе- ние, пока, наконец, не решил: даже если Абдула не отдаст денег и справку об освобождении из колонии, назло всему свету свалит он, а там будь, что будет. Прибыв в город, Фё- дор узнал у Джафара, что Абдулы в городе нет, и когда бу- дет, об этом никто не знает. Жил Фёдор все эти дни в том же здании, где находился кабинет Абдулы, куда их приводили в первый день прибытия; там имелась комната с кроватями, куда и поселил Джафар паломника, как он назвал Фёдора. Питаться ходил в соседнюю столовую на территории пред- приятия, где каждый раз предъявлял талон выданный Джа- фаром. Шёл четвёртый день ожидания: сидя возле кабинета, утром предупреждённый, что Абдула в городе, Фёдор от не- терпения ёрзал на лавке в ожидании предстоящего разгово- ра. Когда он неожиданно увидел идущего по коридору Аб- дулу, его даже немного знобить стало. Абдула шёл в развал-

ку, как обычно ходят чрезмерно полные люди, не доходя до сидевшего на лавке Фёдора, сузил и до того свои узкие глаза, после чего они превратились в узкие щели, кривя набок рот улыбнулся, что вселило уверенности в душе Фёдора, сказал:

– О-о-о Федот?! Каким ветром занесло? Случилось что? Не дожидаясь ответа – а Фёдор пока что продолжал хра-

нить молчание – открыл кабинет ключом, открыл дверь на- распашку, двинулся своим грузным телом вглубь кабинета и, не поворачиваясь, добавил, – заходи дорогой, гостем бу- дешь, заодно расскажешь всё. Неторопливо раздеваясь, ак- куратно вешая в шкаф вещи, он продолжал говорить: – Вот сейчас я вижу в тебе достойного правоверного мусульмани- на, ну говори, что привело тебя ко мне? Мне сказали, что ты уже четвёртый день меня ожидаешь.

– К матери надо съездить, три года не был дома. Как на- счёт этого?

– Мать, есть мать – забывать нельзя. А ты как? Туда и об- ратно, или насовсем?

– Как получится. Паспорта-то нет; по дороге пять раз по- садить могут… Абдула, паспорт сможешь сделать?

– Паспорт говоришь? Паспорт – это сложно… для тебя лично. Ты его должен был получить дома ещё два года тому назад, а здесь, чтоб получить? Это не так просто… это денег стоит.

– Я же два года пахал, неужели не заработал? На руки копейки выдавали, говорили, что в конце расчёт получим.

– Почему говоришь, – не заработал? Заработал; мне чу- жого не надо, всё что заработал – получишь.

С этим словами он крутнулся в своём кресле, очутившись спиной к Фёдору, открыл ключом дверцу сейфа и достал вначале оттуда папку, долго развязывал на ней тесёмки, за- тем порывшись в ней, положил на стол перед собой ту зло- получную справку. С первого взгляда распознав в листке свой основной в этой жизни документ, Фёдор подумал, что

скоро при виде этой справки его будет тошнить. Повернув- шись вновь вместе с креслом к сейфу и обратно, Абдула вы- ложил на стол две пачки денег в банковской упаковке: по цвету рисунка на деньгах, Фёдор издали определил, что деньги в десяти рублёвых купюрах. Мысленно забегая напе- рёд, и еще не зная, зачем Абдула выложил на стол эти пачки денег, тут же подумал, получается, что там две тысячи руб- лей, новеньких, недавно из банка. Когда Абдула переложил деньги, водрузив их на справку, мысли у Фёдора заработали иначе, теперь оставалось ждать, что он скажет.

– Я Федот, говорил тебе тогда, что не обижу, потому сло- во держу. Вот твоя справка, вот две штуки за труды.

– Это за все два года? – безнадёжно и удивлённо, спро- сил Фёдор.

– А ты как думал, за месяц? Вы мне не дёшево достаё- тесь. Вас вози, корми, жильё вам давай, обогревай вас – к тому же; за вас милиции плати, иначе недолго бы тут задер- жались. Одной баранины посчитай, сколько ты один съел за два года? Туда добавь сигареты, водку, да всего и не пере- числить…

– На любом заводе или стройке работают по восемь ча- сов с двумя выходными, а не так, как мы – световой день и без выходных. Там за год не менее трёх тысяч зарплата со- ставляет, получается, что мне ты выплачиваешь в три раза меньше, чем на том же заводе.

– Так то же завод! А кто, скажи мне, тебя туда возьмёт?

Усмотрев на лице Абдулы багряные пятна, что говорило о его крайнем раздражении, Фёдор тут же сменил тему, во- время остановив себя в споре, ибо понял, что этим он сдела- ет себе лишь хуже, может так всё получиться, что он и того не получит.

– По дороге: в такую даль, без документов, мусора – как пить дать обдерут так, что и матери, подарок не за что будет купить, – сказал Фёдор спокойным голосом.

– Зачем ждать пока оберут – подарок сейчас и купи, кто мешает? Ну, а паспорт?

Взглянул на стопку, лежащих на столе денег, кивнул на них головой, после чего сказал:

– Этих не хватит на паспорт; милиция у нас жадная, на- прасно рисковать не любят. В наших краях Федот, тебе не положено выдавать паспорт; ты должен был явиться туда, куда в справке указано, притом ты срок не досидел, а зна- чит поднадзорный, считай условный он у тебя, пока срок не истечёт. На сегодняшний день Федот, получается, что ты в бегах, а значит вне закона. Я и так с тобой по доброму, мог бы сдать тебя и забыть; а там – этап или что иное, мне как-то без разницы, что у них там предусмотрено в таких случаях? Мой тебе совет: деньги у тебя будут и немалые, скажу тебе прямо, потому езжай домой транзитом, нигде не задерживаясь, с деньгами это вполне можно сделать. Нигде не тормози, ни с кем в контакты не входи, добирай- ся до дома, а там уже среди родных стен и вольным по праву станешь. Вот если бы была у тебя фамилия башкир- ская или, к примеру, татарская, уже не говоря о казахской, я бы без натуги сделал тебе паспорт. С русской фамилией не могу – уволь!

– Так перекрести меня в таком случае, поеду татарином домой или казахом.

– Не-е-е, этот вариант ещё хуже; хоть я и продолжаю симпатию к тебе проявлять, но лукавить не буду: если бы вы не засветились в милиции в Ростове, а прямым ходом при- были сразу ко мне, тогда бы можно было подумать об этом. Лучше бы ты взял фамилию матери. Ты себя как считаешь – правоверным, а?

– Как-то до этого не задумывался над этим, в школе больше в коммунизм верили: на собрания комсомольские ходили, на демонстрацию в город возили, ну и прочей дре- беденью кормили.

– Вот правильно говоришь – дребеденью. Коммунизм – это не религия, подобных утопий на земле сотни напридумывали. Религия одна верная – наша, потому и названа правоверной. Бог один – Аллах. Бога никто никогда не видел; а раз не видел, как, скажи нарисовать его можно? Мухаммед не бог – он про- рок, вознёсшийся на небеса, а ислам – это, прежде всего по- корность, которую в тебе я наблюдаю, потому и уважение от меня имеешь. Пророк наш Мухаммед жил на одном месте – в Мекке. А Христос – объявленный ими богом, или сыном божьим, что одно, и тоже, был обычным монахом, который бродил по свету. Слушай Федот, – Абдула резко сменил тему своего разговора, – может быть я ещё и не полностью оплатил твою работу, ты прибыл неожиданно, это всё надо подсчитать, считай это за аванс, как бы на дорогу. Вернёшься – рассчита- емся по полной. Джафар сказал, что вместо себя ты оставил этого Бекаса; как думаешь, справится?

– Справится, что не будет получаться, кулаками доделает – это он умеет.

– Вот и хорошо. Не будет справляться, у нас найдётся че- ловек его заменить. Когда думаешь отправляться?

– Да хоть сейчас, там осталось тряпьё не тащить же его за собой, что на мне – то и моё богатство.

– Не скажи. Одежда не главное богатство – душа глав- ное. Мне уже в город отправляться надо, неделю не был до- ма, дел скопилось, потому желаю счастливого пути. Возвра- щайся, будем ждать. Приедешь, определю тебя к Джафару в подручные, на стройке и без тебя справятся.

Направляясь к проходной, путляя в лабиринтах производ- ственных корпусов, Фёдор шёл под впечатлением состоявше- гося с Абдулой разговора. Детально перебирая и оценивая мысленно, про себя сказал: – легко стелешь и обещаньями кормишь – на финале облом! Ладно – хоть это дал. К тому же немалая сумма денег. Мог бы совсем – пустым выпроводить. Скорей всего, рано или поздно, это случится с моими случай-

ными попутчиками, с которыми на время свела меня судьба. – Который раз вспомнилась Рая, – и всё-таки, ради чистых до- кументов стоило было тормознуть в Москве, – сказал он сам себе и вышел за проходную предприятия. Во внутреннем кармане пиджака приятной тяжестью на грудь давила пачка денег, вначале немного изъятой в сотню рублей рукой Фёдо- ра, затем плотно замотанная в носовой платок. Деньги грели, вселяли внутреннюю уверенность, вносили в душу радость, обещая в ближайшем будущем, что-то иное, недозволенное прежде, удовлетворение скрытых демонов желаний. Для со- временного читателя – сумма в две тысячи рублей ни о чём не говорит. В годы начала семидесятых – Фёдор с этими деньга- ми, при условии – не шиковать и расходовать средства лишь по необходимости экономя на всём – мог бы объехать всю страну вдоль и поперёк; посещая города, живя в гостиницах невысокого класса, что имело бы небольшую проблему с пас- портом. Но в другом случае, можно было, пересаживаясь с поезда на поезд всё время находиться в движении, тогда бы и гостиницы не потребовались. Одевшись в любом городе в модном ателье, имея респектабельный внешний вид, не имея в кармане паспорта – никому бы и в голову не пришло спро- сить у него документы: покупая билет на самолёт или поезд – предъявление паспорта не требовалось. Билеты на поезда стоили смешные деньги: от Ростова-на-Дону до Москвы в об- щем плацкартном вагоне на обычном пассажирском поезде ехать пришлось бы долго, потому как останавливался на каж- дой станции, но так и билет стоил всего шесть рублей. Выхо- дило, что на свои деньги, грубо говоря, Фёдор мог сто пятьде- сят раз съездить в Москву и обратно в Ростов.

Иными словами говоря, мог бы этак годика четыре со- всем не вылезать из вагона, а кататься по стране. Выскочив на платформу любой очередной станции, тут же купив кучу горячих пирожков в цене от трёх до пяти копеек, запить их полноценным из натурального молока кефиром любой жир-

ности, или лимонадом по вкусу и своему внутреннему со- держимому в современное время – равных ему – вряд ли найти. Цена содержимого в самой бутылке была в два, а то и в три раза ниже, чем стоимость самой бутылки. Подобрал на обочине дороги пустую бутылку, дошёл до ближайшего про- довольственного магазина, сдал её, взамен взял булку бело- го хлеба. Бутылка пива стоила тридцать пять копеек: сама бутылка – двадцать, пиво пятнадцать копеек. Теперь чита- тель имеет представление, что такое две тысячи рублей.

Главным условием – это внешний вид, в чём и как ты одет. Может быть, лишь на пространствах России жива и процветает поговорка: встречают по одёжке – провожают по уму. Но вопреки этой поговорке очень часто оказывалось так, что встретив человека по одёжке, пока разбирался в его умственных способностях, тот оказался куда сообразитель- ней тебя. А когда он вдруг исчез из твоего поля зрения также неожиданно, как и появился, ты вдруг обнаружил, что вместе с ним исчез твой портмоне с деньгами и документами, и че- модан с вещами, вот – минуту назад лежащий перед глазами на верхней полке, и вдруг тоже куда-то делся. К великому огорчению пострадавшего случайный попутчик оказался все- сторонне развитым в области мышления, ибо у подобных типов в его изворотливом мозгу было просчитано всё поми- нутно, а расписание всех поездов и междугородних электри- чек хранилось в памяти, как отченаш. Пока милиция разби- ралась и скрупулезно писала протоколы, гастролёр ехал уже тем временем совсем в другом поезде и в обратном направ- лении. Милиция была всегда зациклена на тех, кто явно внушал подозрение, а как можно в чём-то заподозрить гра- жданина, у которого на лацкане пиджака сияет перламутром ромбик о высшем образовании: в шикарном костюме, в бе- лой накрахмаленной сорочке и в модном галстуке. Или со скрипкой в чехле и чёрной бабочкой вместо галстука, а то и в полковничьих погонах, с широкой планкой на груди, которая

говорила о многих наградах орденов и медалей. Пассажир- ские вагоны любых направлений кишели подобными эле- ментами – учениками знаменитого Остапа Бендера. Картёж- ные шулеры и воры всяких мастей и профиля. Видные – по мужской части – альфонсы, отыскивающие очередную жерт- ву среди пассажиров: бедную, несчастную, обделённую мужской любовью женщину бальзаковского возраста, для того, чтобы впарить ей лахудре в мозги эфемерную влюб- лённость, попасть к ней на ночь в квартиру или в частный дом, выгрести из нехитрой заначки её золотые серьги и кольца с цепочками; а утром, когда та ещё досматривает сны и приятно – от содержания их и впечатления – улыбается, он уже катит в поезде, приглядывая новую дурочку.

Со стороны женской половины общества недостатка в этом экстремальном занятии тоже не наблюдалось, потому как существовала целая плеяда проституток, в сумочках кото- рых имелось безотказное средство для мужчин – снотворный порошочек. Очнувшись на полке вагона: с гудением в голове, тяжёлым предчувствием недоброго, порой не то что денег, документов и вещей не обнаруживал бедолага, а и костюма как такового; теперь выходи на перрон в трусах и в майке. Вышагивающих по проходам поездов солидных мужчин с портфелями на двух застёжках под крокодиловую кожу, или с дипломатами в руке, а если ещё и в сопровождении брюнетки в шикарном наряде и смазливой мордочкой, на всех глазев- ших действовало безотказно. Потому имея столь немалую сумму денег в кармане, Фёдор обрекал себя на непредвиден- ные опасности: ухо держать требовалось остро, а то ненаро- ком можно и под откос случайно выпасть из поезда.

Из Сальска поезд Фёдора доставил на тот же пригород- ный Ростовский вокзал, откуда они когда-то, втроём намери- вались уехать в степи. Выйдя на первый перрон из поезда, напротив как раз и входные двери в вокзал оказались. На память пришло, что тогда они так туда и не добрались —