скачать книгу бесплатно
– Чё-то не пойму? Что за дрянь она нам приволокла? Здесь, по-моему, рыба с мясом смешана, никак объедки со столов? Если бы не лук и перец – собаки бы не жрали. Вот, сучка, хоть на этом решила сэкономить!
Лёха в это время, продолжая доедать со своей тарелки, взглянув на друга, ухмыльнулся, скосил взгляд на остатки еды, немного подумав, сказал:
– А ты чего хотел? На халяву, да чтобы тебя по высшему разряду накормили? Ты кто? Граф или может быть князь? Скажи спасибо ресторану и нашей проводнице, что хоть паршивые объедки дали, всё-таки – хавка, а то пришлось бы последнее лавэ из карманов вытряхивать, а скорее всего го- лодными всю дорогу ехать. Не нравится – не жри; на зоне вообще тухлятину не за-подло ел. Терпи до своей Калмыкии, куда нас тащишь; там свежей бараниной отъешься.
В коридоре в это время послышался громкий голос про- водницы:
– Граждане – Казань, Казань! Стоянка двадцать минут. Не опаздывать, граждане, далеко от состава не уходить! Ка- зань, граждане, Казань!
Фёдор поднялся со своего места, медленно подошёл к двери и надавил на ручку. Дверь была заперта.
– Федот, ты куда? – спросил Бекас.
– Чего-то в туалет захотелось, может от этой еды живот что-то канудит.
– Федот, ты что, впервой на поезде едешь? На станциях туалеты запирают на ключ. Ты разве не знал этого? Сам по- думай, если во всех поездах на станциях станут ходить в туа- лет, то через месяц путей из-за дерьма не разглядеть будет. Пойдёт поезд – сходишь. Слышь, Раскольник, или Басмач? Не знаю, как и лучше тебя погонять: ты я смотрю – мурый бычара! Коль подписался, чего юлишь? Думаешь, не чую, что когти рвать хочешь? Ну, рви, не держим – вон в окно и сигай на площадку. Токо – это… как-то не по кентовски будет. Да- вай, Басмач уж на прямоту, как на зоне. Будь правильным, а? Фёдор вернулся на своё место, усевшись, тут же взял свой стакан и допил остатки в нём водки: теперь он сидел раскрасневшийся, глаза его посоловели, развалившись на сиденье в самом углу, глядя мутными глазами на товарищей, повёл разговор о своём «знаменитом» отце. Бекас взял оче- редную бутылку, открыл её, стал разливать по чайным стака-
нам, при этом поглядев на Фёдора, сказал небрежно:
– Басмач, ты лучше о себе расскажи, об отце потом как- нибудь, на досуге расскажешь…
Вошедшая в купе Рая, внимательным взглядом обвела подвыпившую тройку, подошла к столику, и сдёрнула с него початую бутылку водки.
– Обижайтесь, мальчики, – не обижайтесь, но по моему суждению, вам, пожалуй, достаточно будет на сегодня, ина- че эта вечеринка затянется до утра, а мне ещё и на больших станциях на перрон выпрыгивать.
Проводница лукавила, потому что вагон, в котором они ехали, был вторым от хвоста, и все пассажиры в этом вагоне ехали до конечной – Москвы. Двери в тамбурах она давно уже напрочь закрыла на ключ: раз, нет в вагоне мест, и раньше Москвы никто не сходит – смело можно до утра две- ри в вагоне не открывать.
– И вообще, – продолжила она, – время, однако уже позднее, мне ещё после вас в своём кубрике надо порядок
навести, потому, лучше всего будет, если двое из вас отпра- вятся в коридор на стульчики; заодно, ночным пейзажем за окном полюбуетесь. Лады?
Все трое, будто этого и ждали, разом соскочили со своих мест.
– Федот, а ты куда? – спросил Бекас, глядя насмешливо на Фёдора, – слышал же, сказано ведь было – только двоим купе покинуть? А ты, Федот, как упавший нам на хвост – по- лучается задний, вот и оставайся. Пошли, Лява.
Фёдор резко бухнулся на своё прежнее место, вжавшись в стенку. Через несколько минут, Рая, видимо кардинально приняв решение, – что интимные вещи в долгий ящик не от- кладывают, погасила в купе свет… Что там происходило дальше? – честно вам скажем – мы не знаем. Прежде, пото- му что, нас туда также не пустили, но немного времени спус- тя, нам удалось-таки в щелку подсмотреть – самый финал развернувшихся событий: к тому же – не так уж и мало про- шло времени, когда мы увидели такую картину. На узенькой полоске – кушетки-топчана лежали две человеческие особи. По сути, в душе они оба были несчастны, хотя минуты назад и испытали чувства высшего порядка – блаженства и востор- га. Прижавшись, друг к другу, к тому же лёжа на боку, эта па- рочка – каждый в отдельности – перебирали в мыслях те ми- нуты – греховные мгновения, конечно. То, что опустошает вначале душу человеческую, а затем, когда томление совсем покинуло тело, на смену приходит холодное равнодушие, осуждение в неистовости похоти, а вслед за этим зарож- дающаяся враждебность: как к себе, так и к партнёру; ибо подобного можно избежать лишь в одном случае, когда это всё-таки любовь. Спальное гнёздышко Рая устроила, когда ещё свет был не потушен: откуда-то извлекла две табуреточ- ки, на них взгромоздила матрасы и подушки – получилось – как детская люлька, спи – не хочу. Фёдор, наблюдая, как она это всё быстро и профессионально устроила, подумал тогда,
что видимо подобных ему пассажиров здесь немало пере- бывало. Лежали они пока что молча: уставшие, разгорячён- ные, с ещё не иссякшим возбуждением; первой, как и пред- полагалось, заговорила Рая, ибо до этого момента, всё про- исходило при гробовом молчании, и ни один из них не про- изнёс ни слова, будто они и впрямь немыми были:
– Феденька, я вот думаю; зачем они тебе нужны – эти двое оборванцев? рано или поздно, но они тебя до добра не дове- дут, снова на зону отправитесь. Ты ведь человек совсем иного склада, они тебе не чета. Мой тебе совет – отделись от них.
Фёдор лежал, слушал внимательно, ни в чём не проти- воречил. Рая приняла сидячее положение и продолжила:
– У меня есть к тебе предложение. Приедем в Москву, ты расстаёшься с ними, едем ко мне в деревню – она в шести- десяти километрах от Москвы находится, там у меня мама, больше никого. Поживёшь у меня, место не перележишь. Между сменами у меня четыре свободных дня, я смотаюсь в район, там у меня родственники есть в начальстве: в пас- портном столе двоюродный брат служит, да и в самой де- ревне полно. Выправим тебе чистые документы; не будешь же ты всю жизнь по волчьему билету жить?
После я тебя устрою на работу к нам на железку, к приме- ру, можно к почтовикам для начала, да мало ли куда можно. Ты Феденька, не смотри, что я страшная, думаешь, я об этом не знаю? Знаю! Ещё как знаю, с детства ещё, но я с этим давно уже смирилась. Вот ты сейчас со мною был, и как я сделала вы- вод, совсем этого не заметил, ну, то, что я не красива, по- вашему – уродина. Значит красота женская – личико её, не главное. Так получается? К примеру, женился ты на красивой бабёнке – насколько этого хватает, чтобы ты красоту её посто- янно замечал? Иным на неделю – месяц, а другие на второй день свадьбы уже в другую сторону свои бельмы уставили. И после, они ведь даже не обращают внимания, не замечают эту красоту. Я лично думаю, что эта красота даётся женщинам
для приманки лишь, ну, как у рыбака червяк на крючке, чтобы рыбку подцепить. У меня масса добрых знакомых, подруг в той же Москве, в райцентре, в нашей деревне; и представь, никто из них не замечает, что я не красивая. Скажешь, таят в себе, привыкли? Как бы, не так! я неоднократно, окольными путями пыталась вывести их на чистую воду и узнать всё-таки – про- тивно ли им на меня смотреть? Поверь, многие обижались – говорили – что я с дерева видимо упала. Говорили, что разни- цы между мной и другими никогда не замечали. Из этого что следует? Что главное – это душа, ну, и конечно сам характер человека, потому как с людьми надо жить дружно и не плодить себе врагов…
– Рая, без обиды, конечно, скажи, сколько тебе лет? – прервал её Фёдор своим вопросом.
– Что ты… – какие обиды могут быть. Много, Феденька, много: в этом году двадцать девять исполнится. Старуха уже, к тому же и
уродина.
– Получается, что ты почти на десять лет старше меня?
– Ну, и что? Некоторая категория мужчин, к твоему све- дению, вопреки разнице в возрасте, наоборот, нуждается в материнской заботе со стороны жены…
Она ещё долго: рассказывала, поясняла и доказывала, но Фёдор, предавшись своим размышлениям, её уже не слушал, потому как, сказанное ею до его сознания уже не доходило. Мыслями, перескакивая с одного на другое – он думал:
– Что-то моя жизненная дорожка сильно напоминает от- цовскую участь – как бы, не повторить. Отец ведь тоже, ско- рей всего, отбывая ссылку, случайно женился на матери, или преследовал определённую цель. Ни в жизнь не поверю, что он заведомо обрекал себя на всю жизнь прозябать в глухой деревне. Эта, вот тоже манит. И главное – кусочки все лако- мые: документики, работа, жильё и всё прочее, тут поневоле задумаешься. Те, два хмыря – тоже не подарок; скользкие
какие-то, немного разумом обделённые. Кстати, я так до сих пор и не знаю – за что они сидели? Надо будет при случае спросить. С ними тоже не фарт; она права, снова на нарах можно очутиться. Согласиться с её предложением? После съездить в Уфу, а там видно будет. То, что она предлагает заманчиво, да не для меня – на второй раз меня не хватит, я всё-таки ещё молодой к тому же бабы липнут.
Мне только и не хватало, как в двадцать лет под пяту старухи попасть. И где же выход? Потом придумаем, сейчас надо поспать, днём всё равно не получится.
Уже за полночь, ближе к утру, открылась дверь в купе проводницы. В коридор высунулась её распатланная голова, каким-то полусонным, толи полупьяным голосом она сказа- ла сидящим на откидных стульчиках ребятам, которые скло- нившись на поручень под окнами, положив голову на согну- тую в локте руку, либо дремали, а возможно, что и спали.
– Эй! Спите? Давай в купе, одно место на двоих – вале- том.
Рая оставила двери в купе открытыми, после чего парни поднялись и направились к дверям. Войдя несмело в купе, остановились на пороге, но тут из темноты послышался голос проводницы:
– Чего стали? Простыни и одеяла я убрала, располагай- тесь; один головой к окну, другой к дверям, а то скоро утро.
Сама тут же легла на полку рядом с храпевшим Фёдором, отвернувшись спиной к парням. Утром Бекас и Лява просну- лись, когда Раи в купе уже не было, вероятно, встречала ка- кую-то очередную станцию, или поила чаем пассажиров. Фё- дор, после неистовости и похоти в ночи, буйства молодого ор- ганизма в своём греховном распутстве, лежал на спине, под- ложив согнутые в локтях руки под голову, и храпел так, что даже в коридоре, видимо было слышно. Бекас, словно осуж- дая Федота пороки, считая эту ночную связь за грязную страсть, брезгливо ухмыльнулся, посмотрел на него и сказал:
– Видишь, Лёха, наша помощь не понадобилась, напрас- но дёргались, Басмач сам справился лучше некуда, вот тебе и монах никчёмный. Тюльку гнал, наверное, хитрожопый – падла! теперь и с пушки не разбудить – перетрудился, а го- ворил, что несоединимое век не соединить.
– Вовчик, нам-то, что? – сказал в ответ Лёха, – главное, что теперь уж точно до Москвы довезёт, а то ведь сомнения были. Представь, свалил бы он в Казани, и нас вслед за ним вышвырнули бы из поезда. И нафиг нам это надо?
В это время на вагонной полке храп умолк. Оба внима- тельно посмотрели в ту сторону Фёдора, увидев, что тот о ком они только что говорили, лежит с открытыми глазами, Бекас произвольно подумал: – слышал или нет? Фёдор резко поднялся, вскочив на ноги, приведя тем самым в замеша- тельство своих товарищей, потому как те никак не ожидали от него такой прыти. Фёдор отгрёб в сторону постельные принадлежности, освободив тем самым полку присев на край, внимательно посмотрел на ребят и каким-то совсем другим, как им показалось, голосом сказал:
– Так, кореша, власть, кажись, поменялась – белые при- шли! С этой самой минуты вы будете слушать то, что я скажу; если кому мои слова не по душе и он намерен поступать по своему – высажу на первой же станции. До этого времени вы тут меня держали за какого-то – типа дурочка, каким я, к ва- шему сведению, вовсе не являюсь, ибо в отличие от некото- рых причисляю себя к людям образованным и непримири- мым ко всякой подлости и низости. Далее: я всё это время держался навязанной вами мне роли, но теперь всё измени- лось; в общем, так, чтоб не базарить, как вы любите говорить долго, объясняю доступным для вас языком. До Москвы вас, так или иначе, доставят, а там, наверное, я с вами расстаюсь; разойдёмся, как говорится, как в море корабли. Вы своей до- рогой, я своей; чья удачней будет – то одному Богу известно. Езжайте в свою Калмыкию, зарабатывайте там бабло, лично я
остаюсь в Москве. Раиса живёт недалеко от Москвы в дерев- не, перекантуюсь несколько деньков у неё до следующей её смены: молочка заодно парного попью у них, кстати, бурёнка в хозяйстве есть у её матери; ну а потом покачу обратно в Ка- зань, куда вы так боялись, что я сбегу от вас.
Высказав всё, что намерен был сказать заранее он умолк: молчали и расхристанные после ночи новоиспечён- ные друзья его, ибо услышать ими откровение от вчерашне- го никчёмного Федота они никак не ожидали. Всё это, как-то в голове не укладывалось – это как снег на голову среди ле- та. Нелепость какая-то, да и только! Федот, как человек без- вольный, неприглядный, поникший в своей неопределённо- сти – вдруг вознёсся на недостижимые высоты, о которых даже они не помышляли. Первым пришёл от оцепенения Бе- кас: с трудом ворочая языком, от утренней похмельной сухо- сти во рту, облизав шершавые губы, сказал через силу:
– Федот, чё-то не врублюсь? Ты или с лавки упал сегодня ночью, или с бодуна ещё не проспался? А может тебе эта курва – чего-то на ухо нашептала? Или ты совсем сбрендил?! Скажи, зачем тебе смолоду биографию свою портить? А? Ты что? не видишь, что это за швабра? Она тебя так окрутит, что потом не отвяжешься. Федот, ты разве не видишь, какая она цепкая, настырная и липкая? Да ты от такой бестии в жизнь не отвяжешься! По шпалам станет бежать за тобой. Бельмы выпучит на лоб, орать будет, а ещё, в обязаловку – мусоров на помощь призовёт. Тебе это надо?! Поканали с нами, Бас- мач! Бабки надо заработать, себя в прикид нормальный и цивильный обрисовать. Здесь ловить нечего: на завод пой- дёшь за пятерик робу таскать? Дело говорю тебе, подумай.
Фёдор ничего не ответил на основательные доводы Бе- каса: отвернулся к окну и стал смотреть за проплывающим пейзажем российских лесов. Все умолкли в ожидании, что всё-таки он скажет. Не поворачивая головы, продолжая смотреть в окно, Фёдор, наконец, вяло, произнёс:
– Ладно, приедем в Москву, там видно будет. Только ей не вякайте об этом разговоре, а то бабы умом изворотливые. По ходу придумает какую-нибудь гадость, обвинит нас в чём- то и сдаст в линейку.
– Без базара Басмач. Хочешь смотрящим над нами быть?
– пожалуйста, мы не против этого, мне как-то, даже лучше – отвечать не надо. А Рае – я даже напою на ушко, что кориша нашего увела: потерпевшие мы, как есть – пусть компенси- рует, хотя бы водярой. Главное – там, на вокзале слинять не- заметно, чтобы она не очухалась и мусоров не позвала, а так всё будет – ничтяк!
Прибыв в Москву, им повезло в очередной раз: поезд их подали к перрону густо усеянным народом, напротив их со- става стоял электропоезд с открытыми дверями, куда спе- шили пассажиры. Похватали в руки свои рюкзаки. После че- го, за спинами выстроившихся на выход пассажиров протис- нулись к тамбуру. Затем тройка перебежала в соседний ва- гон и прошмыгнула в следующий. Спрыгнув на платформу, вскочили в открытые двери электропоезда. Выпрыгивая из вагона, Фёдор мельком взглянул в ту сторону, где был их ва- гон, и где на выходе стояла Рая: он ясно успел рассмотреть, что она стоит к ним спиной. Только вошли в переполненную народом электричку, тут же объявили: «Двери закрываются, электропоезд отправляется, следующая станция…». Куда идёт электричка, им было безразлично – лишь бы подальше от этого места. Последующее душевное состояние самой Раи мы описывать не станем. Прежде всего по причине, что нам это неведомо, и мы лишь можем догадываться о том отчая- нье, может быть, даже проклятиях, которые так любят из се- бя извергать женщины: ибо как бы мы их не осуждали, но обманутыми по жизни всегда чаще остаются именно они. В этот и последующий день, прошлявшись по вокзалам Моск- вы, им, в конечном счёте, удалось уехать в южном направле- нии, правда, не сразу туда куда надо, а лишь до города Бо-
рисоглебск. От него уже добирались до Ростова-на Дону – как придётся, больше на перекладных – от станции до стан- ции. Благо, что на то время, по случаю амнистии, подобных им, по вокзалам было много, потому милиция на них уже мало обращала внимания. Ростов-на Дону встретил их тихой и ласковой для этого времени погодой. Было тихо и тепло: в воздухе кружились редкие пушистые снежинки: садясь на ли- цо, они щекотали щёки и нос, отчего приходилось каждый раз вытирать ладонью то место; на деревьях, на засохших так и не опавших листьях, снежинки скапливались, отчего дерево ста- новилось нарядным, а в душе появлялось ощущение насту- пившего новогоднего праздника. Войдя в здание вокзала, спросили: – как добраться до города Сальска? на что получили ответ, что требуется перейти на пригородный вокзал, который расположен совсем рядом, после чего они туда и направи- лись. Вышли на привокзальную площадь, в правом углу кото- рой почтовики с тележек загружали посылками почтовые ва- гоны. Подошли и ещё раз спросили у ближайшего рабочего бросавшего посылки с размаху в вагон как дрова, на что муж- чина, молча, махнул рукой в сторону – куда надо им. Куда им махнули туда они и побрели, не по тротуару, а прямо между путей по гравию. Вскоре вышли к платформам пригородного вокзала, упёршись в среднюю площадку, взобрались наверх и направились к навесному крытому переходу над путями. Оп- равдать их дальнейшие действия можно было лишь по одной причине – это если бы они не знали, что на любом вокзале, кассы, где продаются билеты, всегда находятся на первом этаже здания, притом, сколько бы этажей в этом здании не было. В данном случае их словно чёрт попутал, направив к надземному переходу через железнодорожные пути. Ко все- му этому, идти по этому маршруту предстояло через зал ожи- дания второго этажа, где располагались всякие кафетерии, мягкие лавочки, обтянутые дерматином, где в покое отдыхали пассажиры в ожидании отправления своего поезда, и где по-
добным, даже по обличью типам, как раз не место, того и гляди – чемодан сопрут. Тройка подошла к входу перехода длинной лестницы наверх, не раздумывая стали подниматься. Наверху застеклённого перехода прямо напротив лестницы стояла компания молодых парней, которые были модно оде- ты: с ещё не вышедшим из моды широким, с клиньями клё- шем, в мокасинах на конусном и высоком каблуке, с длинны- ми патлами волос, спадающими на плечи. У одного из них, стоявшего в центре, в руках была гитара, под которую он за- душевно пел так, что хоть плачь; ребята, поднявшись по сту- пеням, стали в сторонке и решили послушать. Сама, стоявшая на дворе погода и то настроение, с каким прибыли молодые люди в знаменитый в уголовных кругах Ростов-папу, как нель- зя, кстати, по содержанию рассказывалось в той песне, кото- рую так жалобно и, хорошо, исполнял подросток, скорей всего ПТУшник.
Огни Ростова встретились нам в пути, Наш поезд тихо, тихо подвалил,
Тебя больную, совсем седую, Наш сын к вагону подводил.
Так здравствуй поседевшая любовь моя, пусть падает и кружится снежок.
На ветки клёна, на берег Дона, На твой заплаканный платок.
Дослушав песню, пошли дальше по длинному светлому коридору в зал ожидания: войдя, не успели дойти и до сере- дины его, как к ним с двух сторон подошли два милиционе- ра: пойди они на первый этаж, на них бы никто и внимания не обратил. Милиционеры на месте не стали даже выяснять кто они и откуда, тут же увели их в линейное отделение.
В самой линейке имелась каморка, на случай короткого содержания задержанных, в неё-то и поместили ребят. Во- шли в тесное продолговатое помещение, где по-над стенами
имелись лавки, и на которых сейчас спало двое бомжей – друг напротив друга. Определить, что это бомжи особого труда не составляло, потому как, тот смердящий запах, ударивший в нос, говорил о том, что эти двое мылись, возможно, ещё в детстве. Долго не раздумывая, Бекас, подойдя, ударил ногой одного, затем второго, громко сказал при этом: – Брысь, гни- ды, сучье племя, пошли вон к порогу! Навоняли тут – дышать нечем.
Бомжи вскочили, прошли к дверям и уселись на корточ- ки по обе стороны её. Ребята уселись на лавки храня молча- ние, предаваясь оценке создавшейся ситуации, в которую они вляпались – каждый по-своему в уме; выяснять между собой, что и как, пока не торопились. Исходя из здравого смысла, который в данный момент, наконец-то посетил го- лову Фёдора: напрасно он не согласился с предложением Раи: исправить в самом начале его свободной жизни своё бездомное прозябание, ибо, не последовав её совету, даль- ше – его словно пушинку по ветру – понесёт по дорогам страны. Взглянув на сидящих у порога бомжей, подумал, что может наступить вероятность того, что и он станет, подобен, этим двоим. Размышления их были прерваны открывшейся дверью; младший сержант с двумя блестящими позолотой лычками, просунув голову в коморку, сказал:
– Фу-у-у ну и вонище! Никак в штаны кто наложил? Это не от вас так попахивает, случаем? – глядя на ребят, спросил он.
– Ошибаешься начальник, – сказал Лёха, – мы почистей будем, это от ваших постояльцев: распарились в тепле, вот и пошёл духан.
– От наших, так от наших. Пошли все трое к капитану, по- том разбираться будем, от кого и чем воняет, – сказал сер- жант, растворил нараспашку дверь, а сам стал сбоку. Прошли по коридору, вошли в комнату, где за столом сидел мужчина уже не молодой в звании капитана, который тут же протянул руку вперёд, сказав при этом: – документы!
Расстегнув ватники, вынули из нагрудных карманов свои справки, подошли к столу и положили перед капитаном.
– Без справок и так видно, откуда вы, но для сведения прочитаем, – беря по очереди листки, пробегая взглядом, явно не задумываясь, сложил их в стопку, сказал далее, – от- чего это вас так далеко занесло от родных мест? Вы давно на учёте должны были стоять по месту прибытия указанном в справке, а вас хрен принёс в Ростов, будто у нас своих, по- добных вам мало. Если не секрет, куда же вы направляетесь? Никак к морю, где потеплее?
– На заработки, – сказал за всех Бекас.
– А что в ваших краях безработица?
– Обговорено было, ехали кошары овечкам строить.
– Кошары? Фу ты! Надоумил, я же про Абдулу совсем за- был. Вот как раз, кстати, ему и надо строить то, что вы только собираетесь. Как говорят: на ловца и зверь бежит, вы прямо, как по заказу ко мне прибыли. Одобряю. Так, куда же вас деть? Придётся вас отправить в Ленинский райотдел. Дер- жать вас здесь у меня негде, не будете же вы жить на улице, пока Абдула за вами приедет, а там вас определят и накор- мят. Нары, кормёжка, тепло – вам не привыкать.
Снял трубку телефона и стал вращать на нём диск.
– Петрович, слушай, у меня тут три хмыря, как раз те, что надо, которых Абдула просил, пришли ребят – пусть забира- ют. Только кормите вы их там, для работы ведь нужны, ну ты понял.
– Начальник, так за что? – спросил Бекас, – вроде бы за нами ничего не числится, почему сразу на нары?
– А вот у нас на это целый месяц по закону имеется, для того чтобы проверить, как ты говоришь, числится за вами что или не числится. Прежде всего, вы уже нарушили режим пребывания на свободе – это первое. Вы, как досрочно осво- бождённые по амнистии находитесь оставшийся за вами срок, что не досидели как поднадзорные. На место регистра-
ции не прибыли, мотаетесь по стране, да я могу хоть сейчас вас отправить по этапу, а там пусть разбираются с вами – ку- да вам ехать, где вам строить, это меня уже не колышет. Въехали – думаю? Так что, лучший вариант тот, который я вам предлагаю. Вы же всё равно ехали эти сараи или как их там, строить, так какая вам разница кому и где строить? Сер- жант уводи их пока, пусть посидят, пока приедут из Ленин- ского райотдела за ними.
Сидя на лавках в комнатушке и ожидая, когда за ними приедут, Фёдор, нарушив молчание, сказал:
– Вот вам и четвертаки ваши, которыми вы бредили. У меня ещё в дороге перед Москвой душа чувствовала, что на- прасно с вами связался, потому и отчалить от вас хотел. В по- следний момент передумал – из-за тебя Бекас! Умеешь ты в душу нагадить, к бабке не ходи, знал, на что надавить. Лежал бы я сейчас на пуховой перине, пил бы парное молоко, а Рая бы суетилась вокруг: Феденька, – ласково говорила бы мне, – может тебе водочки подать? Или коньячку? – Винчишко крымское люблю – «Хересом» называется, креплёное, усек- ла? – сказал бы ей. А теперь с вами клопов души по соседст- ву с вонючими бомжами. Кстати, всё некогда спросить, вы оба – сами то, откуда будете?
– С Волги, – сказал Бекас, – между Чебоксарами и Горь- ким в районном центре жили, к тому же подельники с Лявой.
– Весомое что? Хотя за весомое дело, вряд ли бы под амнистию попали.
– Не секрет – в сельмаг влезли, обмишулились – спору нет…
– Это ты обмишулился, – крикнул Лёха, – я сразу был против твоей дурной затеи. Басмач ну сам посуди: рядом сберкасса, где сторож с ружьём сидит, а его хрен надоумил в магазин этот лезть. Сказал, что – типа там продавщица алкаш- ка, каждый вечер домой еле ноги тянет, может, говорит, и на замок магазин забыла закрыть. Подходим, значит, с тылу —
замок на месте, надо стекло выставлять. Обошли кругом: со двора решётки на окнах, с улицы лезть не будешь, на одной стороне совсем нет окон, на второй боковой одно лишь – в него и полезли. Заклеили шпалерой, саданули, оно и вывали- лось вместе с рамой. Влезаем, значит, ни хрена не видно, идём мацая стены, не будешь же спички зажигать. Когда во- шли в сам зал, где товары, там виднее стало, с улицы свет че- рез окна светил. Бекаса, падкого на бабки сразу к кассе потя- нуло, а я тем временем коньяк по карманам распихивал, лез- ли-то за этим – за бухлом, а его к деньгам потянуло, может, там их и не было. За прилавком на полу спала подруга про- давщицы, такая же алкашка, ну кто мог подумать, что она её здесь на всю ночь оставила, наверное, в усмерть наклюкалась, не иначе. Бекас возьми и наступи на неё. Та как вскочила, как заорала пронзительно, мы чуть было, в штаны не наложили. Ломанулись к окну, а в подсобках темень, забыли, куда и бе- жать надобно, пока искали то долбанное окно, та, дура, про- должала орать как резанная, вылезаем из окна, а тут и лега- вые подкатывают на «воронке», да человек шесть, не меньше. Куда когти рвать? Гляди ещё в горячке и пристрелят. Сторож скорей всего вызвал, сберкасса то рядом. Ту сучку вместе с нами погрузили в «воронок», вначале её нашей подельницей посчитали; дорогой допытывались, чего это мы не поделили, чего – хай подняли? ржали над нами, как над круглыми идио- тами. Утром пришла продавщица, и её выпустили – разобра- лись. Ну а нам по трёшке и на зону. Следак сказал, что мог бы и на больше нас отправить, коль там был потерпевший, – при- кинь? – эта шмара ещё и потерпевшая! а это уже другая статья
– грабёж, разбой и прочее. Спасибо продавщице, за то, что сказала, она не знает, как её подруга в магазине очутилась; скажи она, что специально её попросила посторожить – и нам бы хана, лет на восемь бы загремели. Зуб даю Федот, моей подлянки – там не было, не послушал Бекас меня. Может, и ты расскажешь за себя?
– У меня иначе – дела сердечные, четыре года впаяли, теперь в армию точно не возьмут, статья не позволяет.
– Слушай Басмач, у тебя всё время какие-то непонятки: дали четыре года за бабу, как я понимаю, отсидел всего год и под амнистию проканал? Так, по-моему, не бывает.
– За девчонку, за которую я дрался с троими всё понятно. Там я одного ножом пырнул, друзья его убежали, а мне пришлось ему жизнь спасать, кровью истекал, я скорую вы- звал, потом милиции сам сдался. А вот насчёт амнистии ты прав, я сам голову ломаю – почему и как? Меня перед этим сам начальник колонии допрашивал: долго, часа два, навер- ное, а о чём? Я и сам не понял. Главное – что, о том, за что посадили, ни словом не обмолвился: то об отце, то, был ли в Ленинграде? Я вот единственное объяснение предполагаю: может на колонию пришла разнарядка на определённое ко- личество человек, которых должны были выпустить? Если не хватало с половинным сроком, стали подбирать кого попадя
– лишь бы отчитаться?
– Да Федот, запутанная твоя биография, – сказал Лёха. Бекас в это время сидел в самом углу, насупившись, не при- нимая участия в разговоре, вероятно, обидевшись на своего друга. Повернув голову, он всё же сказал:
– Давайте лучше подумаем о нынешнем нашем положе- нии, про себя рассказать ещё время найдёте; сейчас надо как-то выпутываться. Слышали капитан какого-то Абдулу упоминал? а это не хороший признак, где появляются чурки, там добра не жди…
В это время открылась дверь и сержант, распахнув её на- стежь, смеясь скомандовал:
– Карета подана гости наши дорогие с вещичками на выход!
Сержант сопроводил их на улицу до милицейской маши- ны, на прощанье сказал милиционерам принимавших к себе постояльцев, чтобы не селили их в бомжатник, и кормили по-
человечески, потому как, скоро за ними приедут. Последние слова сержанта хоть какую-то вселили мизерную радость в ду- шу ребят. Что касается самой неволи – от этого они ещё не от- выкли, а вот от деревянных голых нар – давно, в колонии спа- ли-то на кроватях. На восьмой день пребывания в спецприём- нике, в душе и между собой всё проклиная, все трое теперь со- гласны были на всё: с тоской дожидаясь того самого Абдулу, который всё не ехал, а выбраться из этого вшивого гадюшника не представлялось никакой возможности. По сути, у них была лишь одна возможность – это дождаться Абдулу, которого они порой заведомо представляли себе исчадием ада. Хотя они и были вчерашними постояльцами зоны, но клоповник этот для них был противоестествен, себя они, как бы то, ни было, при- числяли к людям цивилизованным. На девятый день – считали, чтоб не сбиться со счёта, рисуя палочку на стене – ещё с утра их позвали на выход с вещами – это была, по их настроению уже победа. Конвойный вывел ребят во внутренний двор, где они тут же увидели стоящий «УАЗ» с помятыми боками, с прореха- ми железного ящика-салона, выкрашенного в зелёный цвет, вероятно, ранее принадлежавший какой-то воинской части. После удушливой камеры, вдохнув на полную грудь чистого морозного воздуха, все трое опьянели, а лица расплылись в улыбках; что значит вдохнуть частицу свободы! С новыми уст- ремлениями в душе, в беспредельности своей молодости, не обращая внимания, на непроглядную тьму своего ближайшего будущего, смело направились к стоявшей во дворе машине.
ГЛАВА-2.
При появлении ребят во дворе из машины вышло двое крепких парней: невысокого роста, спортивного, а больше бойцовского телосложения один из которых был явно азиат- ских кровей; ребята ещё подумали: – наверное, это и есть тот
самый Абдула. Одеты эти быки, как их про себя уже назвал Бе- кас, были в добротные овчинные дублёнки, в руках лайковые перчатки на меху, которыми они как по команде ударяли по ладони. Конвойный, подойдя, подал им листки, в которых ре- бята узнали свои справки, сказал на прощанье парням:
– От шефа привет Абдуле передадите, скажите, что он ждёт на днях его, а этих грузите и так вторую неделю торчат здесь в приёмнике не по правилам. Пока. Счастливого пути вам…
На удивление в салоне машины было тепло, чисто и по домашнему уютно. Впереди у спины водительского кресла на полу стояла какая то конструкция незнакомая ребятам, которая вентилятором гнала горячий воздух в салон.
Войдя в салон, прошли к задним сиденьям и уселись ря- дышком, после чего в салон запрыгнули те двое: один сразу уселся в кресло, а второй опёршись на поручни сидений и глядя на ребят, сказал:
– Значит так пацаны: меня зовут Джафар, вон, того моего помощника – Дыня; теперь по порядку представьтесь, мож- но по кликухам.
