Не только Киев…

Сегодня они утречком выходят из дома. Картина было заикнулась, что немешало бы облагородить участок вокруг дома, да Гима удержал её от этого опрометчивого шага. Теперь не жалеет.

Утро – прямо загляденье. Первые движения лёгкого ветерка в ветвях деревьев и кустарников, шелест листьев, лёгкое касание лица сказочным солнечным лучиком. Гима с Таней стоят и любуются свежестью летнего утра, замечая росу на траве-серебристой. Вот первые лучи солнца пробиваются сквозь густую листву деревьев и касаются травы, создавая волшебное световое представление. Воздух наполняется свежестью и ароматами цветущих цветов и деревьев.

Тишина уступает место пению птиц. Вы слыхали, как поют дрозды? Вот и Гималайский раньше их в упор не видел и не слышал. А сегодня целый оркестр этих черненьких птичек подлетел. Они расстелись на большом соседском тополе и затянули свои певческие переговоры. Нежно, не так, как соловей, исполняя какие-то только им известные словеса. Гималайский – любитель рок–музыки, но прямо обалдел от такой гармонии, от полного единения с природой.

Погрузившись в сказочную атмосферу, нужно расслабиться и получить удовольствие от бесконечной красоты природы.

Так бы и стоял, и любовался прекрасным зрелищем. Прекрасно начал свой день с чувством внутреннего спокойствия и радости.

Подбегает овчарка. Гималайский чешет собаку за ухом. Во дворе стоит «волга». Гималайский открывает дверь водителя.

– Нет, нет. Моя машина. Я и поведу, смеется Таня.

– Танька. Кончай эти свои мелкобуржуазные замашки. Мой дом, моя машина…

– Это когда было? Теперь, после того, как мы поженились, дом и твой тоже. А машину ты мне подарил, дорогой. Так что, не наезжай.

– Вот и чудесно. А я пока покемарю сзади. И вот что, давай так развлекаться только по выходным.

– Алё, гараж! Одну ночку поработал как следует и силёнки закончились, спортсмен?

Картина садится за руль. Гималайский не отвечает, идет открывать ворота. Открыв, плюхается на заднее сидение. Гималайский кричит из машины соседке.

– Тимофеевна, закройте ворота.

«Волга» сразу же набирает скорость. Немного сзади, через несколько домов, у дороги припаркованы два автомобиля «жигули». Одна машина тут же срывается с места.

Таня Картина резко прибавляет скорость и кричит, посмотрев в зеркало заднего вида, а потом – и в боковое. Там видно, как «жигули» догоняют «волгу», из бокового окна высунулся мужик в черной рабочей робе, в черной вязаной шапочке, натянутой до самой шеи, с прорезями для глаз и черных перчатках, с автоматом (немецким) в руках. Водитель – в такой же одежде. Высунувшийся, очертаниями похож на Нисана.

– Ах ты, сука! Серый, лежи!!!

Гималайский вскакивает. В это время «жигули» почти догоняют «волгу». Картина чуть притормаживает и резко бросает машину влево, боком тараня «жигули», из которых гремит очередь, но уже вверх, так как «жигули» скатываются в озеро-болото, расположенное внизу – левее дороги. Во время тарана Гималайского бросает на боковое стекло, и он разбивает голову в кровь. «Волга» остается на ходу, но тут из кустов прямо перед машиной выскакивают два человека, очертаниями похожие на братьев Карамазов, в черных рабочих робах, в черных вязаных шапочках, натянутых до самой шеи, с прорезями для глаз и черных перчатках и стреляют по «волге».

Лобовое стекло разлетается. Картина заваливается к двери. Гималайский падает между передними сидениями, одной рукой давит на газ, другой держит руль так, как он был ранее. Он не видит дороги, кровь заливает лицо. «Волга» сбавляет газ, но все равно продолжает движение. Нападающие дают очереди по машине, разлетается заднее стекло, лопаются покрышки. Машина ползет на ободах, но едет.

– Догоним! Нужно добить! – Кричит один из нападающих.

– Ты что, дурак? Они же к ментовской общаге на перекрестке тянут. Там же спецназ только живет. Они нас голыми руками сейчас возьмут. Еще наших нужно забрать. Сматываемся! – В ответ кричит второй.

В этот же день в Киев прилетели Володя Питерский, Олег Задумчивый и оба Дьяка.

После того, как порюхались некоторые бармены, наши на сходняки перебрались на Потапова. Бар на это время, естественно, закрывали. В одном из углов за столом на приставленных стульях расположились Акула, Мартын, Миха, Мальвина, Мельник, Володя Питерский и, почему-то, Шева.

– Нам в городе не по барабану, как у вас пойдут дела. Выживут ли Гималайский с Лысым я не знаю, но нам нужен в городе порядок, так что выбирайте пока, хотя бы одного, нового. Но я поддерживаю контакты только с Гималайским и Мельником, – начинает незамысловато наезжать Шева.

– Простите, уважаемый. Мы не знаем ваших полномочий в нашей организации, – слышит он в ответ от Володи Питерского.

К Питерскому наклоняется Мальвина и что-то говорит ему на ухо.

– Ну, в городе – это понятно, а здесь мы сами посовещаемся, – спокойно парирует Питерский.

– Без проблем. Я только обозначил нашу городскую позицию.

Шева встает, идет за стойку бара и вместе с барменом скрывается за дверью подсобки. Бармен возвращается из подсобки вместе с Задумчивым. Витя остается у стойки. Задумчивый проходит к столу, присаживается на свободный стул.

– Таньку замочили сразу же. С Гимой все в порядке: голова разбита, сотрясение мозга и нос, в очередной раз, сломан. Сегодня врачи – ни в какую. Завтра-послезавтра он из больницы смоется. Братья Дьяки его охраняют.

– Мы с Михой сегодня их сменим, – волнуется Акула.

– Нет. Мы просто армейские друзья. Узнали о несчастье и приехали помочь. Вроде бы, и не при делах. А если вы, то опять начнутся вопросы-расспросы. Лучше проверьте еще раз каждый себе алиби, – категоричен Володя.

– Мы с Питерским сменим, – поддакивает Задумчивый.

– Пока нет Гималайского, я принимаю руководство на себя. Все меня знают? – Встает Володя Питерский.

– Я понятия не имею кто ты такой. Отчего это вдруг я тебе подчиняться должен? – Недоволен Мельник.

– Не должен, а придется – не оспаривает решение Питерского Мартын. А рулить всей командой тебе еще рано.

– А я что? Шева попросил завести его к нам на сходняк. Шева имеет право. Что за наезд? – Мельник притворно удивляется.

– Наезда нет. А Питерский – приближенный к Гималайскому человек. Кто за?

Все поднимают руку. Мельник, немного подумав, тоже.

Через неделю после этих слосчастных событий Гималайский сидит на кухне. Голова перевязана через нос. На столе стоит пустая бутылка из-под водки, стакан с водкой, трехлитровая банка с консервированными помидорами, тарелка с солеными огурцами. Гималайский отпивает водку из стакана, ставит стакан на стол, кривясь берет руками соленый огурец, заедает. Огурец разбрызгивается Гималайскому на спортивный костюм. Открывается дверь, входит Мальвина с Лисой. Гималайский бессмысленно смотрит на них.

– Таак значит ты руководишь коллективом.

Мальвина подходит к телефонному аппарату, набирает номер.

– Вы что здесь, обалдели?! Почему у Гималайского нет охраны и дверь нараспашку? Я тебе дам отправил! Глаз на жопу натяну! Чтобы через минуту здесь все были!

Поворачивается к Лисе.

– Приберись здесь. Остаешься за старшую, я предупрежу охрану. И чтобы через день был, как огурчик. Водки не давать. Ну, пусть завтра только опохмелится.

– А если…, – слышит Мальвина от Лисы, но перебивает её:

– А если…, то затрахивай его. Работай всеми частями тела, чтобы о водке даже не помышлял. Ну, не мне тебя учить, ты же мастерица у нас. Помоги.

Обе берут Гималайского под руки и тащят из кухни.

– Вы кто? – Гималайский частично приходит в себя.

– Твои спасительницы. Это Ира. Она будет здесь жить. Пока. Ну давай, давай в люлю.

И обращаясь с Лисе:

– Когда очнется, скажешь ему, что я вызываю из Финляндии Алёну. Будет вместо Тани Картины рулить.

Еще через неделю Гималайский полностью восстановился. Только внешне, конечно.

Глава 4

Калина Никифорова, она же – Нина, стоит посреди большего двора. Почему «Нина» не знает никто, даже она. Нина уже не красавица, а довольно-таки грузная женщина, но похоже, это её уже мало волнует. Открываются ворота, и во двор въезжает грузовой автомобиль «Колхида». Из машины выскакивает деловой армянин.

– Давай к сараю, где и в прошлый раз.

– На этот раз кожа точно высшего сорта.

– Да ты и в прошлый раз говорил то же самое.

– Я очень извиняюсь, уважаемая Калина Михайловна, за прошлый раз, но это не наша вина. Вы же знаете какая длинная цепочка поставок.

Нина и деловой армянин сидят за столом пьют чай.

– В знак примирения привез вам одно чрезвычайно выгодное предложение.

– Говори, посмотрим прощу ли я тебя.

Деловой армянин оглядывается по сторонам.

Не так давно в Паншерском ущелье частные старатели обнаружили залежи изумрудов. Алмазы нашли еще раньше. Война войной, а бизнес – бизнесом. Ахмад Шах взял под контроль всех одиночных добытчиков изумрудов, работающих на свой страх и риск.

Взять-то он взял, но что с ними делать? Налаживать связи некогда, нужно было воевать. Ахмад Шах поручил изумрудное дело своему шурину, тот вышел на иранцев, те вышли на наших армян, а в Ереване заправляла делами Каля, она же Нина – та сама Калина Михайловна, подруга нашей Галы. Круг замкнулся. Так цепочка довольно сложных событий привела сначала Калю, а потом и Галю к Ахмад Шаху.

Деловой армянин достает из внутреннего кармана бархатный мешочек и передает его Нине. Та высыпает на белоснежную скатерть алмазы, изумруды и гранаты, нежно перебирает их, двигая пальцем.

– Но есть одно «но». Камни – необработанные.

– Ладно, если сойдемся в цене… нужно оборудование для огранки. А это огромные затраты. Даже не знаю…

– Сойдемся.

А отчего не сойтись? Нина прекрасно знает кто их обработает. Мальвина и Нина сидят в кабинете. Нина встает.

– Ну все, Галка. Оборудование мне понравилось, будем работать. Напрягай своего Гималайского и оформляйся. Кого оставишь вместо себя?

– Акула – силовое прикрытие. Ты будешь контролировать дело. От меня замом к тебе Лука поедет. Лялька в Киеве с девками сама справится. А то и рядом с ними крутится и без дела. Но, Нина, одно условие: шпионить ни в каком, даже завуалированном виде, никто на него не будет.

Нина останавливается, кивает головой.

– Это понятно… Ну, Гала, я понимаю. А почему Мальвина?

Мальвина смеется.

– Гималайский в детстве успокоил: «Не сцы, Мальвина, с нами Буратино». Так и прилипло.

Нина смеется.

– Ох уж, этот мне Гималайский.

– Давай-ка ты мне подгони встречу с ним. Чувствую, скоро нужна будет ваша помощь.

Через три дня Мальвина опять заявилась к Гималайскому.

Расположились на кухне. Гималайский начал готовить свой фирменный чай. У них у всех так: Мартына нельзя было никакими силами оторвать от шашлыка, когда дело доходит до его поджарки, батю Гималайского – от приготовления ухи на рыбалке, дочь тети Тамары – Элку – от стряпания польского куриного супа с клёцками для гостей, как только они появлялись в доме. Гималайского, хоть танком стреляй, нельзя оторвать от заваривания свежего чая.

Дело нехитрое. Он достал заварной фаянсовый чайник из кобальтового опаковского сервиза. Сервиз, изготовленный еще в XIX веке на киевском Межигорском заводе, был предназначен только для дорогих гостей. Чайник был изрядно окучен кипятком. Затем позолоченной ложкой, предназначенной специально для заварки, Гималайский быстро засыпал десять ложек цейлонского чая из жестяной коробки, расписанной сценами индийского быта, и тут же в чайник залил крутой кипяток, заполнивший ровно две трети внутреннего пространства.

Затем заварной чайник был завернул в льняную фландрийскую салфетку. Выдержав ровно шесть минут, Гималайский быстро развернул салфетку и долил снова вскипевшую воду. Недолив кипятка ровно на палец, закрыл чайник крышкой и оставил завариваться на двадцать минут. За это время разложил свои любимые кексы с изюмом по тридцать две копейки на среднее блюдо из того же, что и чайник, сервиза. На блюдо побольше прежнего вывалил свои любимые конфеты «Белочка», «Мишка на Севере» и «Лещина».

Ровно через двадцать минут заварка была готова. Гималайский приготовил, собственно, чай, разбавив заварку кипятком и предложив Мальвине сахар насыпать по вкусу. Только после всех этих приготовлений вопросительно взглянул на гостью.

Все время этих манипуляций с чаем, Гала смотрела на Гималайского, как на сумасшедшего, и только когда он налил ей вкуснейший чай, без всякого перехода безапелляционно заявила:

– Я уезжаю на войну в Афганистан и если ты хочешь мне помочь, то свяжи меня с теми людьми, которые занимались трудоустройством в Афгане Куди, Сухого и Филина.

Гималайский поперхнулся кексом. Всего посиневшего, Мальвина еле отхлопала его по спине. Вроде отошел, но у Гимы пропал дар речи. Он выпил две чашки чая, пока кое-как овладел собой, но все равно – далеко не полностью.

Мальвина все это время молчала и спокойно поедала его любимые конфеты, запивая все это дело чаем. Похоже, что она была в полном согласии с собой.

После второй чашки, Гима уже совершенно серьезно заявил:

– Ты что не понимаешь, что это не наша война? Какой интернациональный долг? Перед кем? Воевать на чужой земле, за кого? Мы что, оккупанты какие-то? Они на нас не нападали.

– Да ладно тебе. Я ведь не сумасшедшая слушать все эти бредни комсюковские. Брилики смоленские к концу подходят, а Нина новое дело предлагает.

– Хорошо, Гала. Но только после того, как тебя внимательно осмотрит Гольдсмит. Две попытки суицида – это, знаешь ли, слишком.

К тому времени Лев Михайлович стал штатным психиатром банды.

Мальвина улыбнулась своей очаровательной улыбкой… согласилась и тут же засобиралась домой.

И хотя они расстались очень дружелюбно, даже мило, Гималайский менять своих планов не собирался. На следующий день Лев Михайлович долго беседовал с Мальвиной без присутствия Гималайского. Гима сидел на кухне и читал «Село Степанчиково и его обитатели». Хорошо, что он заранее прихватил с собой том сочинений его любимого писателя: от смеха он не мог сосредоточиться на своих мыслях, а следовательно – они не могли погрузиться в хаос.

Наверное, первый раз за много лет он не понимал, что происходит.

Еще утром он заехал к сестре и рассказал ей о вчерашнем разговоре с Галой. Марина совершенно не удивилась, а только и сказала:

– А что такого? Пусть едет, повоюет. Ей это пойдет на пользу.

Чего-то эти бабы такое знают, что ему не понять. Часа через полтора Лев Михайлович закончил свой осмотр и зашел на кухню.

– Что читаем?

Гималайский протянул Гольдсмиту книгу.

– Достоевский. Хочу заметить вам, молодой человек, что, если вы читаете «Село Степанчиково» с таким неподдельным интересом – вы на верном пути.

Гималайский весело хмыкает и кивает.

– Что же касается пациентки, то спешу вас обрадовать. И она совершенно здорова. У меня все. Я пошел. Машина во дворе?

– Да. Акула вас отвезет.

Гольдсмит вышел из квартиры. На кухню тут же впорхнула Мальвина.

– Ну как мое здоровье?

– Смотри, юмористка какая. Но может, все-таки, без прямого нахождения в Афгане обойдемся? Или, может, это все из-за него? Мне все это напоминает, как ты в детстве из-за Лысого под воду ушла.

– Теперь я его ненавижу.

– Я сегодня же созвонюсь с Викой. Она нагнет батю. Тот позвонит в Москву Шкафу. Он подыщет тебе хорошую должность возле наших. Будь готова на днях ехать в Москву.

– Кто такой Шкаф?

– Главный по воякам, – Гималайский замолкает на время. – Но я бы всего этого не советовал тебе делать.

– Я – фаталистка.

– Твоя жизнь…

Через два месяца напряженных переговоров Гимы с Тирасполем, они с Галой слетали в Москву и были представлены Шкафову. Николай Иванович связался с управлением кадров 40-й армии. Сразу же после их поездки Мальвина отбыла товароведом на базу в Пули-Хумри. К тому времени она окончила Торговый институт, куда поступила по просьбе Гималайского.

Уехала на Кубу проститутка Мышка. Несмотря на свой маленький рост, эта девица оказалась самой деятельной. В свое время кубинский студент киевского медицинского института Десидерио Ариас де Саес получил от нашей команды громадную, как для него, сумму в тысячу долларов США, расписался с Мышкой и отбыл с ней в Гавану.

Мышка сама захотела, а мы своих не бросаем – помогли. На Кубе Мышка не задержалась, и, не успев получить документы, познакомилась с неким боливийцем Хавьером Санчесом и ускользнула с острова Свободы в Пуэрто Суарес. Для этого использовала уже свои тысячу долларов, которыми мы снабдили её в дорогу.

В Латинской Америке работать по специальности Маше Гальпериной, так на самом деле назвали Мышку при рождении, не понравилось. Слишком темпераментные латинцы, и поэтому – увеличенная нагрузка, сами знаете на что. И очень большая конкуренция. Поэтому каждого клиента, которых Мышка уже ненавидела, приходилось выгрызать у конкуренток зубами. Хотя, сама отрасль в Южной Америка процветающая. А вот заняться контрабандой аметистов – это, что нужно.

Глава 5

После всех этих непонятных событий Гималайский не может найти себе покой. Как же так? Как это он проворонил все эти заговоры? И хотя все относят смерть Калины и Картины на счет действий конкурентов, на Князя, на козни прямо из зоны, скоро освобождавшегося Полоза, но он в этом не уверен. Кажется Гималайскому, что уж очень тесно стало его людям в одном Городе. То, как погибли Калина и Картина, наводит на грустные мысли. Это кто-то из своих! Гордиенко намекал Гиме и дал возможность самомму разобраться. Пора всех разводить по разным квартирам. В коммунальной всем вместе уже не ужиться.

Так и есть. После гибели Картины, Гималайский стал шифроваться. То живет с Лисой в своем доме, то в доме Светки, а иногда – без Лисы в своей однокомнатной квартире на Борщаговке. И как-то вечерком к нему явился-таки Иванушка с какими-то смешными претензиями. Под Явором он ходить не собирается. В парке за домом его ждут новые соратники и, что характерно, все недавно освободившиеся. Уже и Кармэн, Гриня, Мочалка, Дракон, Дэнык с ними – все, как один, отморозки. Всю эту гопу он представил, как свою новую команду. Мало того, работать они тоже не собираются.

– Отдайте мне мои деньги. Нам с пацанами нужно погулять. Мы за вас всех срок мотали. Теперь имеем право.

И хотя право здесь устанавливает Гималайский, но спорить с Валерой он не стал. Понимает, что Иванушке, да и всем остальным, на зоне пришлось не сладко. Но знали, на что подписывались. Тем более, что уж как им сиделось, наверное, не сиделось никому – грев был постоянный.

Гималайский объяснил Валере, что никто ему все его деньги не отдаст. Сумма, кстати, набежала немаленькая: четыреста тысяч. Деньги все есть, и все работают. Гима даст ему двадцать тысяч: пусть Иванушка едет куда хочет и загуливает по полной. Но через месяц должен быть на месте, как штык. Тогда вместе и решат, что будут делать дальше. Встречаются завтра в баре на Потапова, ровно в семь, и Гима отдаст ему деньги. Дома денег у него нет.

Иванушка не понял, начал на повышенных тонах требовать деньги, постоянно посматривая в окно – беседа проходила в кухне за плотно закрытыми дверями. Гима тоже выглянул в окно и обомлел: прямо под его окнами собралась вся новая иванушкина банда в полном составе! Вон оно что! Это же чистый наезд, и эти отморозки здесь для его устрашения!

– Валера, ты что, с ума сошел? Про меня же никто не должен ничего знать! – В изумлении выпалил Гима.

И что же он слышит в ответ?

– Да что там знать? Пацаны и без меня все знают.

– Что знают, Валера? – С недоброй улыбкой поинтересовался Гималайский.

Он помнит прекрасно как происходил «разбор полетов» Калины и Нисана. Их свои чуть не завалили. Свои же. Ему стало за Валеру страшно. Ведь, если завтра кто-то узнает про этот случай, то Иванушка, несмотря на свои заслуги, будет поставлен на ножи. Это без вариантов. В банде дисциплина железная: все порядки знают и, главное, все сами прекрасно понимают, что иначе нельзя. Тем более, что после того, как поперла такая капуста, никто не желает опять очутиться нищим. А здесь Иванушка со своим разгильдяйством. Что с ним стало? Как подменили человека! Но и не говорить пацанам об этом нельзя. Гималайский уже видит, что с Иванушкой что-то не то. Спалит! Всех спалит!

– Валера! Я же тебе говорю, что у меня здесь денег нет. За ними нужно ехать. Давай на завтра.

– Ну, так едь, – слышит он идиотский ответ.

– Хорошо. Ждите меня в баре. Я через час буду. Уходи прямо сейчас. Надеюсь, ты понимаешь, что про меня действительно никто ничего не должен знать? Что ты своей гопе сказал? – Гима все еще пытается разрулить ситуацию в пользу Иванушки.

Осталась самая малая надежда, что тот вернулся из зоны не полным идиотом.

– Сказал, что ты мне должен, – отвечает Иванушка, все время поправляя свой носок.

И Гималайский прекрасно помнит, что в носке у него всегда скальпель. Острый скальпель.

– Иди. Через час буду.

Гима Иванушке уже не верит. Валера ушел, кривя рожу и все время повторяя, что он не даром сидел. Гималайский сразу же вышел вслед за ним, перед этим позвонив Акуле.

А дальше события развивались, как в кино. На улице – возле бара останавливаются такси. Из них выскакивают Ерёма и Пашека подходят к бару, стучат в дверь, им открывают, они быстро проходят в бар. К бару подходят десять человек во главе с Иванушкой. Пытаются войти в бар. Бар закрыт. Уголовники стучат в дверь. Слышны их крики:

– Открывайте, волки позорные! Открывай, сейчас разнесем всю эту хавыру! Открывай, не то выломишься из этой рыгаловки!

– Мест нет, – в ответ голос Пашеки.

Иванушка стучит в дверь.

– Открывайте! У меня тут встреча с Гималайским!

Двери открываются. В дверях стоят Ерёма и Пашека.

– Заходи, проверь. Но, кажется, его в баре нет.

Иванушка входит, остальные начинают ломиться за ним. Пашека и еще несколько спортсменов выталкивают их из бара. Начинается драка уголовников со спортсменами. Уголовники достают ножи, спортсмены – нунчаки. Иванушка пытается выскочить из бара, но двери закрыты. Через витрину лежащим на земле уголовникам видно, как Ерёма уговаривает Иванушку, затем Иванушка достает скальпель из носка, Ерёма выбивает скальпель и от одного его удара Иванушка – в отключке.

К входу подъезжает «шестерка». Из нее выходят Гималайский и Акула, останавливаются перед лежащими на земле избитыми уголовниками.

– Уберите это, – Акула – спортсменам.

Спортсмены пинками прогоняют уголовников от входа в бар. Открывается дверь, Ерёма крепко держит за предплечье избитого Иванушку.

– Я же просил, Валеру не трогать.

– Я уговаривал, но он вытащил скальпель.

– Понятно. Валера, иди за мной, – слышит Иванушка от Гималайского.

Гималайский и Акула проходят в бар. Иванушка идти не хочет, его толкают в спину, Ерёма и, зашедший в бар, Пашека. Гималайский с Акулой присаживаются на высоких стульях возле барной стойки. Иванушке нет места, он стоит. Гималайский без слов разворачивает обычный целлофановый пакет и кладет на стойку бара, между собой и Акулой, две пачки сторублевок. Гималайский и Акула, не говоря ни слова, встают и выходят из бара.

Иванушка представлял теперь фигуру комическую: левый глаз начал заплывать, фингал под глазом краснеть и проявляться. Возьми деньги да шуруй домой, а завтра – на поезд и в Сочи. Нет же! Валера спрятал одну пачку в карман пиджака, а на второй демонстративно разорвал упаковку, кинул бармену сотку и заказал сто коньяку. Витя-бармен таких ситуаций видел немало – работа такая. Тем более, он хорошо знал Иванушку. Витя предложил не пить здесь, а выйти через черный ход. Ему уже успели рассказать, как были биты Иванушкины кореша.

Иванушка Витю не послушал. Он выпил залпом свой коньяк и пошел к выходу через центральный вход. Валера не замечал, но Гима попросил двоих бойцов незаметно сопроводить этого скандалиста домой. Половина бара видели, какие громадные деньги у пьяненого Валеры в кармане. Сопровождать далеко не пришлось. В парке Иванушку ждали все его друзья, если, конечно, их так можно назвать. Гималайский это предвидел и сказал пацанам, что если Иванушка повстречается со своими, то бросать его и уходить. Пусть его друзья его и охраняют.

Поняв, что ни в один бар их не пустят, вся ватага поплелась на известный всем поселок Победа. Там закупили самогонки. Все сидят на двух лавочках вокруг стола на подворье в частном секторе. На столе – трехлитровая банка самогона и два граненных стакана. Иванушка по очереди наливает самогонку в стаканы, и все по кругу пьют самогонку, кривятся, отламывают по куску от паляницы украинского хлеба, лежащей на столе, сначала занюхивают, а потом заедают этим куском хлеба.

– Сегодня еще пойдем Клавку жарить, – обращается Лёня Корж к брату.