скачать книгу бесплатно
– Эбби, – позвал он, – звонок. Видео. Кунсткамера Студии. Личный вызов Тан’элКоту. Исполнить.
Секунду спустя логотип «ждите» на экране растворился, уступив место ясно видимому в каких-то фантастических красках лицу Тан’элКота.
– Кейн. Опять бессонная ночь?
– Ч-черт! – повторил Хари уже в миллионный, наверное, раз. – Если мне приходится звать тебя Тан’элКотом, то будь добр, блин, называть меня Хари!
Возмущение вырвалось рефлекторно, по привычке, и Хари сам слышал, как лживо прозвучали его слова.
И Тан’элКот слышал. Взметнулась царственная бровь, обозначились морщинки в уголках глаз.
– Да-да.
– Что у тебя с экраном? Все в оранжевых тонах, и контрастность такая, что пол-лица не видно.
Тан’элКот пожал плечами и протер глаза.
– Экран в порядке. Я уже не могу читать с монитора, а от бесконечного мерцания ваших электрических огней у меня болит голова. – Он повернул экран таким образом, чтобы Хари мог разглядеть лежащую на столе толстую книгу, а рядом с ней – струйку пламени за стеклом поддувной керосиновой лампы. – Но ты поднялся в столь ранний час не затем, чтобы корить меня за дурное обхождение с техникой.
– М-да. – Хари вздохнул. – Я тут подумал, если ты не слишком занят…
– Занят, Администратор? Я – занят? Я – как был на протяжении, о, стольких лет! – всецело в вашем распоряжении, господин Председатель.
– Забудь, – пробурчал Хари. Сил терпеть убийственную иронию Тан’элКота у него сегодня не оставалось. Он протянул руку к выключателю.
– Кейн, – произнес Тан’элКот, – подожди. – Он отвел взгляд, провел ладонью по лицу, будто хотел стереть свои черты, заменив иными. – Прошу… Хари… прости мне злые слова. Слишком долго сидел я в одиночестве, копя горечь, и сказал, не подумав. Если желаешь, я буду рад сегодня твоему обществу.
Хари вгляделся в изображение на экране: темные мешки под глазами, новые морщинки и складки на безупречной некогда коже, опущенные уголки губ, которые когда-то знали только улыбки. «Черт, – мелькнуло в его голове, – неужто и я выгляжу настолько скверно?»
– Я тут подумал, – медленно проговорил Хари, – надуться кофе и выйти. Прогуляться не желаешь?
Губы Тан’элКота изогнулись в некоем подобии улыбки.
– В округ?
Хари пожал плечами с показным равнодушием, не обманув ни себя, ни Тан’элКота.
– Пожалуй. Готов?
– Разумеется. Мне нравятся твои родные места. Они бодрят. Напоминают ваши старинные документальные фильмы о природе: океан, полный мелких терзающих друг друга хищников. – Он склонил голову к плечу и со сдержанным весельем парня, отпустившего сальную шутку в переполненном ресторане, поинтересовался: – Когда ты в последний раз кого-нибудь убивал?
Скрытая столешницей рука Хари непроизвольно нашарила нечувствительный рубец на пояснице.
– Ты должен помнить. Сам видел.
– Мм. Верно. Но кто знает, быть может, сегодня нам повезет и нас обидят.
– Ага. Может быть. – «Если мы напоремся на банду слепых идиотов», – добавил Хари про себя. – Ладно. Иду.
– Встретимся у Южных ворот через полчаса.
– Увидимся.
– Верно… – Прежде чем разорвать связь, собеседник ухмыльнулся. – Кейн.
Хари покачал головой и презрительно фыркнул в потемневший экран. Потом выключил комп и обнаружил, что почти улыбается.
– Хари! Ты не вернулся в спальню…
Он поднял глаза, и улыбка увяла снова. В дверях стояла Шанна, укоризненно глядя на мужа из-под копны спутанных волос. Лицо ее хранило тающий отсвет благодати, умирающий призрак сверхъестественного покоя – ей снилась река.
Хари захотелось чем-нибудь в нее бросить.
– Ага. Я… – Он опустил голову, пытаясь сделать вид, что ему совсем не стыдно, и махнул рукой в сторону распечаток на столе. – Решил поработать.
– С кем ты говорил? С Тан’элКотом, да? – (Взгляд его упал на стиснутые кулаки.) – Знаешь, лучше бы тебе не проводить столько времени с…
– Да, я знаю, – перебил Хари. Это был привычный спор, и затевать его снова в такой час ему не хотелось. – Я выйду ненадолго.
– Сейчас? – Трансцендентный покой никогда не задерживался на ее лице надолго; вот и сейчас его уже смыло рекой. – Ты собрался гулять посреди ночи?
– Да. Иногда, знаешь, находит.
Он не стал добавлять: «И ты бы это знала, если бы проводила со мной и дочерью времени больше, чем шесть месяцев в долбаном году», но слова и без того повисли между ними, отравляя воздух.
Шанна отбросила волосы со лба, и лицо ее обрело напряженное, стылое выражение, которое Хари помнил слишком ясно с недобрых старых деньков, когда они рта не могли открыть, чтобы не затеять свару.
«Недобрые старые деньки? Кого я обманываю?
Недобрые нынешние деньки».
– К завтраку ты вернешься? – спросила она и, не удержавшись, нанесла удар ниже пояса: – Или мне наврать что-нибудь ради Фейт?
Хари собрался было накричать на нее, но осекся. Ему ли жаловаться? Он выдохнул набранный было воздух, покачал головой:
– Нет. Нет. К завтраку вернусь. Слушай, Шанна, прости. Просто иногда хочется поговорить с кем-нибудь…
Увидев, какое у нее сделалось лицо, Хари тут же пожалел о сказанном.
Шанна зажмурилась, губы превратились в ниточки.
– Иногда я позволяю себе надеяться, что ты захочешь поговорить со мной.
– Ох, Шанна, не на… слушай, мы же говорим.
Хари терпел эти беседы всякий раз, когда мог вынести в миллиардный, язви его, раз лекцию о том, как легко быть счастливым, если только позволить себе плыть по течению и все такое прочее. Он отвернулся, чтобы мысли его нельзя было прочесть по лицу. Шанна не виновата, и он раз за разом обещал себе, что не будет срывать на ней злость.
– Оставь. Я пойду.
Он в последний раз сложил распечатки стопкой и поднялся. Шанна переступила порог, будто могла остановить его.
– Будь осторожен с Тан’элКотом. Ему нельзя доверять, Хари. Этот человек опасен.
Он прошел мимо, стараясь не коснуться ее в дверях.
– Верно, – ответил он и добавил вполголоса, уже уходя: – Как я когда-то.
За ним с бесконечным неживым терпением следовал Ровер.
4
Шанна глядела ему вслед, прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу. Его даймлеровский «ночной сокол» по рассчитанной компьютером пологой траектории черной каплей взмыл к низким облакам.
Она тосковала по реке.
«Сорок дней, – подумала она. – Это всего-навсего пять недель… ну ладно, шесть. Шесть недель можно что угодно вытерпеть».
Через сорок дней, считая с сегодняшнего, в девять часов утра начнется ее очередная смена на посту богини. В восемь тридцать она натянет респиратор, опустится в гроб фримод – свободного поиска, захлопнет крышку изнутри и будет лежать на гелевом матраце, пережидая бесконечные минуты масс-балансировки, – свободный переход требует точнейшего масс-энергетического обмена между двумя вселенными, – и эти неторопливые секунды станут мгновениями сладчайшего предвкушения, прежде чем грянет, раздирая рассудок, неслышный грохот Трансфера. И зазвучат первые ноты Песни Чамбарайи: неторопливый, басовитый приветственный гимн, который наполнит ее сердце, вызывая к жизни ответную мелодию. Дважды в год по три месяца кряду она имела право быть частью реки.
Дважды в год она могла быть целой.
Она никогда не говорила Хари, как тоскует по этой Песне; никогда не объясняла, какой пустой и пресной стала для нее Земля. Она слишком любила его, чтобы рассказать, как мучительно быть с ним одинокой. «Неужели ты не видишь?!» – кричало вслед улетающему «ночному соколу» ее сердце.
«Неужели ты не видишь, как мне одиноко?»
По щекам медленно катились слезы. Как можно жить, когда в сердце у тебя ничего, кроме надежд и воспоминаний?
– Мама! – послышался за спиной робкий голосок Фейт. – Мама, ты хорошо себя чувствуешь?
Шанна отодвинулась от окна. Она не потрудилась вытереть слезы: связь, которая существовала между ними на протяжении полугода, не позволяла им врать друг другу.
– Нет, – призналась она. – Мне очень грустно.
– Мне тоже. – Фейт потерла глаза кулачками, медленными шажками заходя в кабинет. Шанна обняла ее, оправляя пижамку, убирая с лица растрепанные легкие золотистые волосы. Девочка со вздохом прильнула к ее плечу. – Грустишь по реке, да?
Шанна молча кивнула. Она присела на подоконник и взяла дочь на руки. Потом обернулась и взглянула на облака, подсвеченные оранжевыми городскими огнями.
– Я тоже, – серьезно призналась Фейт. – По музыке. Когда ты дома, всегда так тихо – я даже боюсь иногда.
Шанна крепко обняла дочь, остро ощущая, насколько хрупко ее тельце, как легка опустившаяся на плечо головка. Физический контакт был, однако, лишь бледным отзвуком той нежности и любви, которую они разделяли, когда их связывала река. Фейт родилась через девять месяцев – с точностью до дня – после битвы в доках Анханы. Клетки, из которых развился потом организм Фейт, уже находились в матке Шанны, когда Паллас Рил впервые коснулась реки и услышала ее Песнь.
Мощь, обоготворившая Паллас Рил, пронизала и ее дочь.
– Когда ты здесь, я по тебе очень скучаю, – проговорила Фейт. – Без музыки так одиноко. Но ты и папе нужна.
– Да, – проговорила Шанна. – Знаю.
– Ты поэтому грустишь? Вы с папой поссорились?
– Нет, не ссорились. С твоим папой теперь никто не ссорится, – безнадежно отозвалась Шанна, глядя туда, где исчез в облаках «ночной сокол». – По-моему, в том-то и беда.
5
Дом оседал. Двести лет без ремонта. Почерневшие от смога стены впитывали свет единственного треснувшего уличного фонаря, не отражая. Кривоватый прямоугольник высился в мутной ночи, словно окно в забвение.
Хари стоял на искрошенной мостовой переулка, глядя туда, где было окно его комнаты: квартира 3F, третий этаж, дальняя дверь от лестницы. Три комнаты и встроенный шкаф, куда едва помещалась койка восьмилетнего мальчишки. В этом шкафу он жил еще месяц после своего шестнадцатого дня рождения.
И окно, которое открывалось бесшумно, только если очень постараться; будь его глаза чуть позорче или свет чуть поярче, он точно различил бы следы от веревки на древнем алюминиевом подоконнике.
Он все еще чувствовал, как моток этой веревки давит ему на ребра из своего тайника между его тонким походным матрасом и стальными перекладинами каркаса койки. Веревка десятки раз спасала ему жизнь. Порой единственное, что могло спасти его от приступов отцовского убийственного гнева, – это запереть комнату изнутри и через окно вылезти на улицу. Там, среди шлюх, наркоманов, извращенцев, юный Хари чувствовал себя в большей безопасности, чем рядом с отцом.
Лучше так, чем дышать безумием в закрытой квартире.
– Я когда-то думал, – проговорил за его плечом Тан’элКот, – что понимаю, почему мы приходим сюда. Я думал, что ты хочешь напомнить себе, какой необыкновенный путь ты проделал в жизни. Отсюда можно видеть и начало этого пути. – Он мотнул головой в сторону дома, потом обернулся и глянул на шпиль главного здания Студии в трех километрах от края трущоб. – Так и можно увидеть пик твоих достижений. Контраст, мягко говоря, потрясающий. И все же это явно не приносит тебе удовлетворения.
Хари не нужно было видеть Тан’элКота, чтобы знать, какое выражение застыло на его лице: маска вежливого интереса, скрывающая хищный голод. Бывшего Императора живо и непрестанно интересовало все, что может причинить его спутнику боль. Хари не обижался; он знал, чем заслужил такой интерес.
– Я прихожу сюда не за этим, – мрачно отозвался он.
Он оглянулся, озирая полуразвалившиеся дома, нависавшие над разбитыми тротуарами; полутемные бары в подвальчиках на каждом углу, где под громовую музыку люди тупо топтались на одном месте, на банк провизии, где родители с пустыми глазами и их молчаливые дети выстраивались в очередь на завтрак, до которого оставалось еще два часа. Невдалеке шевельнулась куча тряпья, приоткрыв физиономию синяка в последней стадии долгого падения: суматошно бегающий слепой взгляд выжженных метанолом глаз, нос и верхняя губа проедены гноящимися язвами насквозь. Синяк вытащил из пластикового пакета свое сокровище – пропитанный горючкой грязный платок – и, содрогаясь, прижал ко рту, вдыхая испарения.
Хари приподнял руку – и тут же опустил. Этот короткий, безнадежный жест будто охватывал весь Миссионерский округ.
– Порой приходится себе напоминать, что до дна очень далеко.
Припомнилась старая шутка, исполненная такой горечи, что весь юмор вытек: «Падать-то легко – приземляться бывает трудно…»
– Собрался прыгнуть? – медленно промолвил Тан’элКот.
Хари пожал плечами и двинулся дальше. Ровер жужжал по улице позади него, сохраняя дистанцию в два шага. Тан’элКот шел рядом, двигаясь с тяжеловесным величием крейсера на малом ходу.
– И зачем ты притащил сюда меня? Надеешься, что я из ненависти попробую тебя убедить?
– А то нет?
Прищурившись, Хари уставился на вышагивающего рядом великана. Тан’элКот был одет в вязаный свитер и вельветовые брюки небрежно стильного модника-Профессионала, темная грива собрана в старомодный конский хвостик. Возраст смягчил резкие очертания его лица, но титаническое сложение бога, которым он был когда-то, сохранилось. Металлические ремни безопасности, которые он носил поверх свитера, блестели в свете фонарей, будто кираса. Казалось, что мостовая дрожит под его поступью.
– Разумеется, да, – легко согласился Тан’элКот.
В дружеском молчании они прошли еще квартал, то выходя на свет, то ныряя в тень.
– Я мечтал о твоей погибели, Кейн, – проговорил наконец Тан’элКот. – Я жаждал ее, как проклятые души в вашем христианском аду жаждут забвения. Твоя смерть не вернет мне Империи, не возвратит мне любви Детей моих, но она облегчила бы – хоть на те мгновения, покуда твоя жизнь утекает из моих пальцев, – страдания моей ссылки. – Он опустил голову, словно вглядываясь в трещины на асфальте. – Но… свершив это единожды, я останусь опустошен. Мне больше не о чем будет мечтать.
Хари обошел пару алкашей, которые прислонились друг к другу, будучи не в силах решить, пойти домой или рухнуть прямо на улице. Тан’элКот легко смел обоих с дороги. Вслед ему понеслось что-то неразборчивое и злое. Хари и Тан’элКот двинулись дальше.
– И кроме того, – пробормотал великан, – признаюсь, я буду скучать по тебе.
– Да ну?
