скачать книгу бесплатно
– Спишь, собака! Шкуру с тебя спущу!
Входная дверь захлопнулась, обрезав луч света из коридора. Кирендаль, чьи глаза не сразу приспосабливались к темноте, так треснулась голенью о некстати подвернувшуюся ножную скамейку, что слезы брызнули из глаз. Зажав ушибленную ногу обеими руками, она заскакала на другой, вопя:
– И зажги здесь свет!
Ответом ей был сухой лязг дверной щеколды, возвращающейся на место в темноте.
Кирендаль замерла, отпустила ушибленную ногу, осторожно попробовала наступить. В комнате чем-то пахло: к густой вони горелого лампового масла примешивался козлиный дух, как от немытого человеческого тела.
Кирендаль постояла молча, наконец отважилась позвать:
– Закки?
– Он вышел.
В невыразительном голосе таилась смертельная опасность.
Кирендаль показалось, что каждый сустав ее тела превратился в жидкость.
Как все Перворожденные, она обладала непревзойденным ночным зрением, двигалась бесшумно, как призрак, к тому же здесь она была у себя. Поэтому, будь это не Кейн, а кто-то другой, она попыталась бы отбиться, но он здесь, видимо, уже давно, прекрасно освоился в темноте и, скорее всего, готов к любому ее шагу. К тому же, судя по голосу, стоит где-то совсем рядом.
– Не дыши глубоко, – сказал он ей тихо. – Если я услышу глубокий вдох, я решу, что ты хочешь завизжать, и убью тебя раньше, чем пойму свою ошибку.
Кирендаль решила принять его слова на веру.
– Я… – пискнула она, старательно дыша только верхушками легких, – ты ведь мог убить меня, когда я только вошла.
– Правильно.
– Значит, ты пришел не за этим.
Темнота молчала.
Кирендаль уже видела его силуэт, густо-черную тень на черной стене, но никак не могла разглядеть Оболочку, и это приводило ее в ужас. Разве можно понять намерения того, чья Оболочка не поддается прочтению?
Немного погодя она разглядела в темноте две блестящие точки – глаза.
Она заговорила:
– Я… я кое-что болтала насчет Ма’элКота, но я ничего не сделала – ничего такого, за что Совет Монастырей мог бы осудить меня на смерть! Или сделала? Скажи мне, ты должен мне сказать! Я знаю, что Совет поддержал Ма’элКота, но это же не значит, что надо убивать меня…
Он сухо, безрадостно усмехнулся, прежде чем ответить:
– Я не отвечаю за воззрения и политику как Совета Братьев вообще, так и его отдельных членов и не могу ни подтвердить, ни опровергнуть наличие у них особых мнений по тому или иному поводу.
– А, так, значит, это все-таки Король Арго? Я знаю, что Подданные считают тебя своим…
– Миленько тут у тебя. Безделушки разные. Сувениры.
Из темноты донесся звук «скррр» – кто-то царапал сталью по куску кремня; янтарный огонек вспыхнул на уровне плеча, осветил кулак, бросил красноватую тень на лицо с высокими скулами, неподвижное, точно ледяное, и коснулся кончика сигары, украденной из хьюмидора у нее на столе, так же как и огниво.
Наконец-то она увидела его Оболочку – черную, как густой дым, без малейших прожилок цвета, которые могли бы ей что-то сказать.
– Кейн… – Собственный хрипловатый шепот показался Кирендаль мольбой о пощаде, и ей это не понравилось.
– Красивая зажигалка.
– Это подарок, – ответила она уже увереннее, – от покойного принца-регента Тоа-Фелатона.
– Знаю. На ней написано. – И он, коснувшись кончиком зажженной сигары фитиля лампы, стоявшей на столе, тут же прикрутил его до рубиново-красного свечения. – Мы с тобой оба помним, что с ним случилось, верно?
Он сжал коптящий фитиль большим и указательным пальцами, пламя зашипело и погасло.
Раньше Кирендаль не верила слухам, которые приписывали убийство Тоа-Фелатона Кейну; слишком уж вовремя он умер, похоже на дворцовые разборки. Но теперь вдруг поверила безоговорочно. В его присутствии по-другому не получалось.
Он кивнул на стул:
– Сядь.
Она села.
– На руки.
Она сунула ладони себе под ляжки.
– Если ты здесь не из-за меня, то что тебе нужно?
Он обошел диван, стоявший на расстоянии вытянутой руки от нее, сел и заглянул ей в глаза. Молчание тянулось так долго, что Кирендаль уже готова была нести что угодно, лишь бы прервать его. Усилием воли она подавила в себе это недостойное желание.
Она заставила себя ответить на его взгляд молча; с глубоким вниманием, порожденным привычкой к тому, что от ее наблюдательности зависит ее жизнь, она вглядывалась в каждую его черточку.
Скоро Кирендаль обнаружила, что невольно сравнивает его с Берном: оба сделали себе имя, проливая чужую кровь за деньги. Кейн был ниже ростом, менее мускулист и носил при себе целый арсенал ножей вместо меча, однако главное различие между ними лежало глубже. Берн был как дикий зверь: необузданная похоть и опасный, непредсказуемый нрав удивительно шли к его свободной, развинченной походке и манере держаться; глядя на него, чувствовалось, что он с каким-то яростным наслаждением проживает каждую минуту своей жизни. Кейн тоже был расслаблен, но без всякой развязности; за его свободой движений стояла внутренняя тишина и сосредоточенность, которая словно вытекала из него наружу и заполняла комнату призрачными Кейнами, а те вытворяли то, что мог совершить он: атаковали, защищались, били с прыжка, с разворота, кувыркались и подкатывались под ноги.
Кейн тоже наблюдал за ней, причем не менее внимательно, чем она за ним; он был неподвижен, но опасен, как клинок, только что вышедший из-под рук оружейника. Точно, вот она, разница между ними: Берн – большая дикая кошка, Кейн – отточенный клинок.
– Ты закончила? – спросил он спокойно. – Не хочу мешать.
Кирендаль заглянула ему в глаза, но не увидела и тени усмешки.
Он добавил:
– Я ищу Шута Саймона.
Облегчение, которое она испытала, услышав эти слова, едва не сгубило ее, как прежде паника: ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не захохотать в голос.
– Не ты один. Очи Короля тоже его ищут, не говоря уже о Серых Котах и Уголовной полиции. Но почему ты пришел с этим ко мне?
Он продолжал говорить, точно не слышал:
– Вчера, примерно в это же время, Серые Коты гоняли кое-кого по Крольчатнику. Чем кончилось дело?
Кирендаль провела языком по пересохшим губам.
– Послушай, Кейн, если ты думаешь, что у меня есть свои люди среди Серых…
– Спрашиваю еще раз, Кирендаль. Имей в виду, я нетерпеливый человек.
– Я… э-э-э… но…
Тонкие крылышки еле слышно прошелестели в темноте, и Кейн отреагировал.
Его реакция была непредсказуемой: он не задержал дыхание, не напрягся, даже глазом не моргнул, а ведь Кирендаль с удвоенным вниманием ждала именно этих сигналов, которые всякое живое существо вольно или невольно подает, прежде чем напасть. Но он только что сидел неподвижно, глядя на нее в упор, а в следующий миг она уже видела его корпус, развернутый вполоборота, поднятую руку и нож, со свистом летящий во тьму. Тан-н-нг – загудел он где-то там, вонзившись в дерево.
Тап издала мелодичный вскрик отчаяния и боли – она висела на дверном косяке, пригвожденная за прозрачное крыло ножом, который швырнул Кейн. Копье, тонкое и острое, словно игла длиной в ярд, выпало из ее рук и со звоном ударилось о паркет.
Кирендаль вскочила. С ее губ уже рвался крик, но его придушила рука Кейна, стиснув ей горло. Тонкая сигара, которую он все еще сжимал в зубах, оказалась в угрожающей близости от ее глаза, когда он рванул ее к себе. К тому же она не видела, чем занята его вторая рука, а потому решила, что наверняка чем-то потенциально смертоносным.
А его Оболочка ничуть не изменилась, по-прежнему пульсируя непроглядной чернотой.
– Тебе, наверное, трудно в это поверить, – процедил он сквозь зубы, – но я не хочу причинять тебе вред. И твоей маленькой подружке тоже. Я только хочу услышать от тебя, что ты знаешь о Шуте Саймоне. Расскажи, и я уйду из этой комнаты и из твоей жизни.
Он отпустил ее горло и невидимой для нее второй рукой ткнул ее в живот пониже пупка – не больно, скорее даже ласково, но в то же время твердо и настолько сильно, что она сложилась пополам и снова упала в кресло, с которого вскочила.
– Ладно, – пискнула она, даже не глядя на него: все ее внимание было поглощено Тап, которая, заливаясь слезами, трепыхалась на косяке. – Ладно, я расскажу, только сначала, прошу, сними ее оттуда. Если она порвет себе крыло… Умоляю, не делай ее калекой!
– Руки, – сказал Кейн.
Кирендаль торопливо села на руки. Кейн окинул ее долгим взглядом, слегка поджав губы, потом выдохнул через нос, встал и пошел освобождать Тап.
– Только тронь, пожалеешь, ублюдок! – завопила крошечная дриада. – Глаза тебе выколю!
– Ага, точно, – ответил Кейн и одной рукой придержал ей голову и плечи, так что ее шея оказалась как раз между его большим и указательным пальцем, а второй прижал ей руки к телу, не задев нежных крылышек. Потом осторожно, даже, пожалуй, ласково начал вытягивать из деревяшки нож; Кирендаль морщилась при каждом еле слышном скрипе, с которым металл выходил из косяка. Тап продолжала воинственно лягаться, метя Кейну в руку, но он как будто ничего не замечал. Ранка на ее крыле окрасилась бледно-розовой кровью.
– Одна рука, – приказал Кейн Кирендаль, протягивая ей дриаду. – И держи ее крепче.
Только ощутив ладонью теплую тяжесть тела Тап, Кирендаль поверила, что все это происходит на самом деле, что Кейн не играет с ней и не перережет ей горло тем самым ножом, который только что вынул из крыла Тап.
Кирендаль поднесла дриаду к груди, та припала к ней головой и оросила ее сосок кристально чистыми слезами.
– Прости меня, Кир, прости, пожалуйста. – Она судорожно всхлипнула. – Он… он вломился через окно… и Закки, он убил Закки…
– Ш-ш-ш, – успокаивала ее Кирендаль. – Тише, все будет хорошо. – И она бросила на Кейна такой взгляд, словно молила его о подтверждении.
Он нетерпеливо дернул плечом:
– Если она о том парне из камнегибов, то он жив-здоров, ну или будет здоров, когда очнется. Голова поболит день-другой, и он опять будет как новый.
Кирендаль с растущим изумлением встретила его холодный, неподвижный взгляд; может быть, она ошиблась, и его глаза не холодны и неподвижны, а просто скрыты тончайшей пеленой…
Вслух она сказала:
– А ты совсем не такой, каким я тебя считала. О тебе болтают, что ты… ну, в общем…
– Шут Саймон, – напомнил он ей.
– Да. – Кирендаль погладила кудрявые волосы Тап. – Та игра в Крольчатниках дорого им стоила: шестеро Котов убиты, многие ранены. Не знаю, скольких людей убитыми потерял Шут, но двоих из его шайки Коты схватили.
– Двоих? – Что-то изменилось в его выражении лица, появилась какая-то новая эмоция, которую Кирендаль не могла назвать, прежде всего потому, что в ней не было смысла; в глазах убийцы проглянула отчаянная надежда висельника, идущего на казнь, который ждет, что подельники в последний миг спасут его от петли. – Их имена. Кто они такие? Среди них была…
И он произнес какое-то имя, но Кирендаль не успела его разобрать – ее отвлекло внезапное натяжение Потока. Быстро вернувшись в себя, она сказала:
– Прости… прости, я не расслышала. Как ты сказал?
– Паллас Рил.
Фея нахмурилась. Паллас Рил? Это же, кажется, чародейка из людей? Какое отношение она… о чем вообще речь? И тут же натяжение Потока вернулось, обвилось вокруг нее шелковой петлей, и Кирендаль обнаружила, что не помнит ни слова из их предшествующего разговора.
– Я… кажется, я слышала, что она здесь, в городе. А что, она важна?
– Да, – ответил он так решительно и весомо, что слово упало, точно гранитная плита. – Она есть среди пленников? – И он подался к ней.
– Каких пленников?
Кейн вздохнул так, словно из последних сил держался, чтобы не вспылить, и у Кирендаль перехватило горло от ужаса. А что, если у нее не окажется нужных ему ответов? Что он будет делать тогда?
Он сказал что-то еще, и она опять не расслышала.
– Что? – переспросила она тонким голоском, съежившись в ожидании неминуемого удара.
– Те двое пленников, последователей Шута Саймона, которых Коты взяли в Крольчатниках вчера, – среди них был сам Шут Саймон?
Она замотала головой, молясь про себя, чтобы он удовлетворился ее половинным знанием.
– Не знаю; говорят, что взяли мужчину и женщину. Наверное, они еще сами не разобрались, кто попал им в руки; пажи пока помалкивают.
– Где их держат? Во дворце?
– Скорее, в Донжоне, под зданием Суда.
– Ты можешь провести меня туда?
Кирендаль вытаращила глаза и отпрянула – пламя, которое вдруг осветило его лицо изнутри, почти обжигало.
– Что?
– Ты слышала что?, Кирендаль. Старый Хамман водил меня во дворец; не делай вид, будто ты владеешь своим ремеслом хуже Хаммана, иначе Лица не подчинялись бы тебе. Проведи меня туда.
– Не могу, – сказала она. – И во дворец сейчас так просто не попасть. Там многое стало по-другому. А уж в Донжон… Кейн, он высечен в сплошной скале. Будь у тебя несколько лишних сотен золотых ройялов на подкуп, ты бы смог пробраться туда через неделю или две. Другого способа я не знаю.
