скачать книгу бесплатно
Виражи, петли, головокружительные подъёмы и спуски, непредсказуемые повороты трогательно нежных сюжетов, как обычных симпатий, так и влюблённостей, свободные падения в провалы пустячных подозрений и горестных обид, сопоставимые по ощущениям с полётами в реактивном самолёте с вышедшим из строя пультом управления.
Они не понимали и не желали знать, где верх, где низ, когда и куда необходимо приземляться, сколько времени будет длиться полёт на сверхвысоких скоростях, останутся ли пассажиры после всего этого живыми.
Друзьям было настолько хорошо и интересно, что прелесть новых ощущений не могли испортить никакие отрицательные эмоции.
Мозг старательно отметал негатив, превращая события в яркий мультсериал без конца и начала.
Полёт над бескрайними просторами романтических вселенных безостановочно длился чуть больше года. За это время в полуобморочном состоянии влюблённые окончили школу, успешно провалили экзамены в институты, устроились работать с незатейливым расчётом всегда и везде быть вместе.
Им не было дела до мнения родителей, до шепотков и сплетен. Сознание фильтровало информацию, оставляя для моделирования поведения и планов на будущую жизнь исключительно спектр радужных иллюзий.
Сколько раз молодые люди прокручивали в мечтах как рука об руку идут по жизни, как создают и реализуют долгосрочные перспективные цели, как насыщают значимыми событиями жизнь, наполненную до краёв исключительно любовью.
Тем не менее, долгожданное признание застало Эрику врасплох, оказалось шокирующим, оглушительно неожиданным для обоих.
В пылком публичном акте предложения руки наверно не было необходимости: перспектива стать семьёй была неотвратимой как приход весны, как наступление дня, как закаты и рассветы. Ведь они родились друг для друга и уже знали об этом.
Оскар был в этом уверен.
Однако что-то пошло не так, как обычно бывает в сказках со счастливым концом. То ли интонация признания была выбрана неправильно, то ли ситуация неподходящая, то ли сказаны главные слова не так и не в то время.
Импульс энергии любви, направленный на взлёт, по неведомой причине включил функцию падения.
Такой перегрузки Эрика и Оскар ещё никогда не испытывали. Реакцией на коленопреклонённую речь любимого была безобразная истерика с водопадом слёз и выброшенное в тёмную стремнину полноводной реки обручальное колечко с малюсеньким изумрудом, купленное любимым в кредит.
Происходящее в ту драматическую минуту не было похоже на счастливое единение двух любящих сердец.
– Как же это было давно, – думала Эрика спустя пару месяцев после скандального расставания, – будто и не со мной. Почему я не могу с уверенностью сказать, что любовь была на самом деле? Что меня насторожило, что испугало? Наверно я сама неправильная.
Она не поняла, что тогда произошло. Была яркая вспышка в голове, вызвавшая внезапную боль. Всего несколько секунд неприятного состояния, которое перечеркнуло, обнулило безвозвратно трогательную историю любви.
Окружающий пейзаж, Оскар, она сама – всё тогда поплыло перед глазами, растекалось безобразными потёками, дрожало, изгибалось, скручивалось.
От чересчур яркого видения и состояния непонятной беспомощности хотелось немедленно избавиться.
Взрыв неожиданно нахлынувшей неприязни заставил поступить нелогично, но после грубого отказа немедленно наступило облегчение.
Думать, анализировать, что стало причиной странного импульса – не было ни желания, ни сил.
Потом, после безобразного, на удивление импульсивного поступка, девушка тысячи раз прокручивала в уме тот день по минутам и секундам, когда эмоции основательно улеглись.
И предыдущий день тоже, и месяц до него, и момент первого сближения. Тщательно восстанавливала в памяти нюансы диалогов, детали поведения Оскара, жесты, взгляды.
Нет, ничего такого, что могло фатально разрушить отношения, Эрика не обнаружила. Она с ностальгией, с сентиментальной грустью вспоминала вехи любви, превращая мельчайшие детали встреч и сюжеты свиданий в сказочные фантомные спектакли, которые день ото дня обрастали новыми пикантными событиями.
И искренним сожалением о случившемся.
О реальном женихе Эрика не вспоминала. Теперь она знала точно, что не хочет с ним жить, чувствовала интуитивно – истерика и отказ стать женой Оскара не были случайным сумасбродством. Причина была, но скрытая, обнаружить которую по какой-то причине пока невозможно.
Оскар несколько раз пытался встретиться, выяснить отношения: плакал, стоял на коленях, извинялся.
Интересно, за что?
Эрика не могла, не хотела его видеть, хотя для возобновления отношений была весьма веская причина – беременность, которую девушка тщательно скрывала от всех, в том числе от него и от мамы.
Иногда она подолгу держала в руках телефон, порываясь набрать заветный номер, смаковала, с нежностью и грустью произнося про себя имя любимого.
Он был так нужен Эрике, так нужен, тем более теперь, когда необходимо было принять судьбоносное решение: быть или не быть малышу, к существованию которого почти привыкла, с кем уже вела долгие беседы.
На аборт Эрика так и не решилась.
В один из дней она собрала сумку с вещами и уехала: без плана, без определённой цели, подальше от тех, кто мог поколебать решимость стать мамой.
Оставила родителям записку, попросила у них прощения и исчезла. Растворилась на необъятных просторах страны на долгие три года, по истечении которых приехала повидаться с родителями.
С Эрикой был муж, самый обыкновенный – совсем не из сказки, но любящий и верный. И две девочки погодки: старшей два с половиной года, младшей полтора.
А Оскар… у него тоже росли два прекрасных малыша. Точнее, росли плоды любви у их мам.
Старшему сыну было два с половиной года. Даже двоечнику совсем несложно подсчитать дату зачатия этого ребёнка.
В графе “отец” у того и у другого мальчугана стояли прочерки.
Оскар был холост. Свободу от обязательств он считал высшей ценностью жизни.
Modus
Vivendi
, или лет через тридцать
Ночь накрывает нас тёмным, большим одеялом.
Звёзды на небе – рассыпанный серпантин.
Где бы ты ни был, и что бы с тобой ни стало –
Ты не один.
Айсина Шуклина
Буквально все знакомые вокруг Веньки упорно выстраивали отношения, создавали комфорт, налаживали быт, суетились, радовались жизни. Все-все. А у него как назло отношения разваливались, рассыпались в прах, превращались на глазах в тлеющие головешки.
Что-то внутри и снаружи горело, расплывалось, плавилось, непонятно куда и зачем просачивалось, отправляясь со звоном и скрежетом туда, где даже радость превращается в прах.
Пепел недавних драматических событий струился по ветру времени, оседал в параллельной Вселенной, превращаясь в не очень приятные воспоминания.
Прошлое – нормальное, обычное, как у всех прошлое, невыносимо раздражало вульгарной нелогичностью случившегося. Веньке казалось, что там, в былом, он был непомерно счастлив.
В один миг (разве же в один) семейная идиллия (была ли она таковой) расплавилась, осыпалась брызгами отвратительно неприятных знаний, пролилась ядовитым дождём отчуждения искренних чувств, отравила удивительно гостеприимный мир, погасила жаркий очаг уютной романтической реальности, унесла в неизвестные дали тепло и нежность доверительных интимных отношений.
Проходили дни, недели, месяцы невыносимо удушливого одиночества, ощущения абсолютной ненужности никому в целом мире, в полной бессмысленности неприкаянного существования.
Казалось, что уже прошли годы изоляции в меланхолии.
На самом деле Венька не был одинок. С ним жили двое прекрасных ребятишек, ради которых можно и нужно было карабкаться наверх, к светлому будущему, искать прежнего, настоящего себя.
Если бы не дети, он, пожалуй, мог бы запросто перешагнуть черту между былью и небылью.
Дети, это дети. Самим своим существованием они несут радость, но это всего лишь маленькие беззащитные человечки. Для ощущения полноты жизни мужчине необходима верная спутница. Не какая-нибудь, имеющая соблазнительные признаки привлекательной женственности, а самая лучшая, единственная, которой можно доверить всё, что угодно – даже судьбу.
Венька – человек сугубо семейный, он родился таким.
Представьте, что некие люди пришли и предъявили претензии на крышу в вашем доме, на пол или стену. Стоят, нагло усмехаются, тычут в нос документом, где чёрным по белому со штампами и подписями означено: не твоё, отдай. Левая стена и потолок – твои, а всё остальное – извини-подвинься.
Собственно Веньку никто не спрашивал. Сначала жену брали в аренду как бы для поддержания тонуса (она умела быть душой компании, скульптором хорошего настроения, певуньей и тамадой) на вечер, потом на сутки.
Лиза умело находила аргументы, почему необходима именно теперь, и именно там, а не здесь – дома. В близости никогда не отказывала, но помаленьку отдалялась от детей и от мужа. Там где всегда праздник, однозначно интереснее.
Венька догадывался, чувствовал: что-то в её стремлении участвовать во всех без исключения праздниках было не так. Но точно не знал – что именно.
Необоснованно предъявлять претензии не хотел, не мог. Да и не верил в то, что женщина, с которой прошёл огонь, воду и медные трубы может поступить с ним жестоко, гадко. Любил Венька свою Лизоньку. Любил и всё тут.
Её лично двойная жизнь и связанные с ней тайны приводили в восторг. Лиза всегда была весела и жизнерадостна вне дома, но задумчива и молчалива в присутствии детей и мужа, объясняя такое несоответствие элегантной латинской фразой “Modus vivendi”.
Модус так модус, думал Вениамин и терпеливо готовил ужины после работы, не потрудившись перевести загадочное изречение. Затем стирал, прибирался, проверял уроки у детей, между делом одним глазком поглядывая в телевизор или книгу, на что вечно не хватало сил и времени, а потом ложился спать.
Веньке приходилось рано вставать на работу, поэтому распорядок дня он выдерживал строго.
Лиза, пока муж хлопотал по хозяйству, читала книжки, уютно устроившись в кресле, и искоса поглядывала на часы. Уложить и ублажить мужа она никогда не забывала. Ритуал исполнения интимного ритуала занимал минут тридцать. Дальше – полная свобода.
Венька после любовного поединка засыпал мгновенно, а её ждали романтические приключения.
О Лизкиных похождениях знали все, в том числе друзья и дети, которых она ловко дурачила, покупая мелкими уступками, подарками, или умело пугала.
Венька старался обеспечить семью, постепенно повышал уровень и качество жизни самых родных людей, но не знал и не понимал, что любовь и счастье при видимом благополучии могут быть иллюзией, галлюцинацией.
Однажды Лиза окончательно растворилась на просторах нескончаемых праздников жизни, не потрудившись забрать в новую жизнь даже личные вещи. Ей, как стрекозе из басни, под каждым листом и кустом предлагали весь ассортимент необходимых материальных ценностей, которые могли удовлетворить невзыскательные сиюминутные потребности в превратно понимаемом счастье.
Её Modus vivendi не предусматривал заботиться о близких, и о завтрашнем дне. Жизнь – это то, что происходит здесь и сейчас, рассуждала она, что дарит радость без видимых усилий. Стоит ли напрасно терять время на бессмысленные обязанности и обязательства, чтобы вычеркнуть из отведённого судьбой числа лет сколько-то ещё монотонных будней, если жизнь манит бесконечной чередой бесхитростных земных радостей?
Лиза наслаждалась каждым мгновением по максимуму, не отказывая себе в том числе в безудержном чувственном сладострастии. О её лихих и пикантных похождениях не сплетничали разве что ленивые до слухов счастливцы.
А Венька страдал, потому, что тень подвигов жены падала и на него, а ещё оттого, что любил эту женщину, несмотря ни на что.
У него был совсем другой модус, иные представления об устройстве и ощущении мира, иной образ жизни и способ существования, который требовал, чтобы вместе с ним строительством судьбы занимался родной и близкий человек.
Но Лиза не жила, а существовала, не вместе, а рядом, не имея желания прилагать усилия на благо семьи, а тепло и нежность раздавала даром где-то на стороне.
Веньке как вода или воздух необходима была родная, любимая женщина. Он не мог жить один и для себя, оттого страдал, если не к кому было прижаться всем телом, ощутить живое тепло, обменяться переживаниями; если не было того, кто поймёт и поддержит, для кого имеет смысл напрягать мышцы и нервы.
Дети не в счёт – это святое, главное, это неразрывная генетическая связь, кровное родство. Жена должна быть намного ближе физически и духовно.
Только не Лиза.
Веньке необходимы были искренние нежные прикосновения, ощущение перетекающей из тела в тело энергии, красноречивые многозначительные взгляды, откровенные беседы, признания в любви, трогательная забота, даже претензии и скандалы, которые тоже мотивировали совершенствоваться.
Сначала он мечтал, что жена одумается, вернётся и жизнь наладиться, искал с ней встреч, пробовал беседовать, убеждать.
Лиза смотрела на него с презрением, говорила ужасные слова, старалась уколоть как можно больнее необоснованными высказываниями о его мужской состоятельности.
Венька готов был идти на уступки, чтобы найти точку равновесия. Потеряв баланс и ориентиры, он чувствовал себя беспомощным и несчастным.
К нему приходили друзья, пробовали успокаивать. Подруги жены, для которых Венька в сложившихся обстоятельствах представлялся лакомой приманкой, наведывались в гости с вином и готовностью преподнести себя в качестве утешительного приза.
– Нет, не то… не то и не так, – упорствовал мужчина, который полагал, что детям необходима мать, а ему Лиза.
Вокруг беспорядочно сновали мужчины и женщины, бестолково суетились, копошились, отыскивая в бытовой грязи ничего не значащих проблем философский камень, превращающий бытовой мусор в самородное золото.
Они чего-то упорно решали, к чему-то призрачному стремились: притворялись, изворачивались, хитрили, лгали, чтобы в курятнике человеческой жизни оказаться на жердочку выше.
Это была чужая, неинтересная, чуждая ему жизнь. Ему нужна была другая, та, в которой есть единственная любимая.
Венька закрывал глаза, погружался в воспоминания, в которых центральное место по-прежнему занимала жена, статус которой, несмотря на долгое отсутствие, не изменился. Но нужна была та, другая Лиза, из совсем непохожей, растворившейся в прошлом жизни, хотя старался забыть и её, и ту боль, которую эта женщина причинила ему и детям.
От прошлого остались лишь растущие и взрослеющие не по дням, а по часам плоды обоюдной любви, больше ничего. А его несло потоком событий куда-то не в ту в сторону, смывало в сточную канаву на обочине плодородной долины настоящей жизни.
Связать свою судьбу с подругами жены он не мог: те были немым укором, напоминанием о былом, насмешкой над уничтоженными чувствами. К тому же, все они были замужем.
Веньку удивляло это странное обстоятельство: замужние женщины запросто, ничтоже сумняшеся, нисколько не смущаясь, предлагали себя в виде эротического сочувствия, как наивные девочки, не ведающие, чего творят.
Соблазнить его запретным лакомством было сложно, но не думать о женщинах в эротическом контексте избалованный продолжительным супружеством Венька не мог.
Он ярко представил в воображении, что соглашается принять в дар ту или другую подругу, разжигал в себе страсть.
Если нет возможности прикасаться к любимой, можно насладиться, хотя бы выдуманной интимной игрой.
Вообразить, когда нереализованные эмоции давят на мозг, можно что угодно, причём по-настоящему: с интимными диалогами, чарующей музыкальной мелодией, с нежными касаниями.
С Ириной или Светкой, например, он мог мысленно флиртовать сколько угодно. Представлял, как целует, как раздевает донага, чувственно прижимался к бархатистой коже.
Дерзкие переживания с некоторых пор не покидали сознания. В иллюзиях Венька вёл себя безрассудно. В них ему были доступны любые соблазны, запросто исполнялись самые откровенные, самые порочные желания. Волнующие кровь фантазии не имели границ, непристойности возбуждали, стимулировали желание. Воображаемая Светка громко стонала, чувственно изгибалась, истекала липкими соками, источала аромат неземной страсти, шептала ласковые слова, искусно ласкала пульсирующее от избытка энергии желание.
А что, он ещё молодой, тридцать шесть лет для мужика не возраст. Потенция и желание дай бог каждому.
– Причём здесь моё желание, – думал, очнувшись от похотливого наваждения Венька, – я это я, тем более в грёзах, а как же Светка! Она что, если соглашусь принять в дар её темперамент и тело – отряхнётся и пойдёт без зазрения совести ублажать своего мужа. Этот олень, как недавно я, даже знать не будет, что мы с ним уже практически родственники, что я нагло пасся на тех же лугах.
– Бред, грязь! Нет, не моя эта тема. В любом городе тысячи женщин живут без мужчин. Тысячи. Они ищут меня, я – их. Ау! Где вы, прекрасные одинокие валькирии, которым совсем не повезло в любви!
