За последним порогом. Паутина. Книга 3

– Можешь, конечно, – улыбнулась она. – Так ты просто так заехал или всё-таки по делу?

– Просто так, но есть небольшое дело.

– Ах, ну тогда действительно просто так, раз дело небольшое, – она уже откровенно смеялась. – Ну ладно, я как раз здесь закончила. Гулять холодновато, пойдём лучше ко мне, посидим у камина. Или тебе Ольга нужна?

– Нет, Ольга не нужна, – покачал я головой. – Дело и вправду небольшое. Просто вопрос.

Как это ни удивительно, но я ни разу не был у Стефы дома. Когда мы встречались по делам учёбы, то обычно либо занимались в ротонде Медведицы, либо просто гуляли по парку. Хотя она ведь у нас дома тоже не была – может, всё это по причине недостаточного взаимного доверия? Если это так, то мы сейчас ещё чуть-чуть продвинулись в сторону нормальных отношений.

Домик у Стефы оказался небольшим и очень скромным – даже слишком скромным, пожалуй. Вероятно, Высшие в родах живут подчёркнуто скромно, чтобы не раздражать родовичей, всё-таки род – это в какой-то мере просто большая семья. У Алины, правда, дом побольше будет, но какой-то особой роскоши и у неё нет.

– Занимай кресло, а я пока чай заварю, – Стефа кивком указала на пару больших кресел перед камином. – Можешь и камин растопить, дрова в углу.

– Растоплю, – согласился я.

К тому времени, как Стефа вернулась с подносом, камин уже горел вовсю, а я сидел в кресле, задумчиво глядя на огонь. Подумать мне и вправду было о чём. Началось всё с того момента, как я выдавил из папы баронство в качестве извинения. А дальше одно цеплялось за другое – из-за этого несчастного выморочного баронства, которое по своей убогости было по большому счёту никому не нужно, я совершенно незаметно для себя влез в государственную политику. Стоило оно того? Определённо нет. Но как-то всё время получалось так, что свернуть было невозможно, и приходилось идти вперёд, погружаясь, как в болото, всё глубже и глубже. Я сейчас с удовольствием отказался бы от этого баронства, но совершенно явственно чувствовал, что стоит мне так поступить, и путь к возвышению для меня закроется навсегда. Может быть, это как раз Сила подкидывает мне испытания… впрочем, у меня так и не выходило воспринимать Силу как разумный субъект. Может, она и разумна, но её разум для нас настолько непостижим, что на самом деле нет никакой разницы, разумна она или нет.

– Так что у тебя за дело? – спросила Стефа, разливая чай.

– Дело-то? – рассеянно ответил я, отходя от своих мыслей и принимая от неё чашку. – Вы же от Греков цементный заводик получили, так?

– Заводик – это ты как-то совсем уж неподходящее слово подобрал, – заметила Стефа. – Этот, как ты говоришь, заводик производит почти половину строительных смесей в княжестве.

– Впечатляет, – уважительно кивнул я. – А счета он держит в банкирском товариществе «Ладога», где все предприятия Греков сидели, верно?

– Не вдавалась в такие детали, – пожала плечами Стефа. – Но могу выяснить.

– Не надо выяснять, я уже выяснил. Вопрос у меня такой: если я попрошу вас перевести счета этого завода из «Ладоги» в какой-нибудь другой банк – вы сможете оказать мне такое одолжение?

– Наверное, сможем, – с удивлением посмотрела на меня Стефа. – Вот так, с ходу, не вижу каких-то препятствий. Ты хочешь, чтобы мы перевели счета в какой-то конкретный банк?

– Да нет, в любой банк по вашему выбору, – покачал я головой. – То есть в любой банк, кроме банка «Хохланд Коммерцбанк».

– Даже не слышала про такой, – пожала плечами Стефа. – Переведём.

– Вот и замечательно, спасибо. Надеюсь, что это не понадобится, но если что, я на тебя рассчитываю.

– Не расскажешь, что ты задумал?

– Всё я тебе не смогу рассказать, а если расскажу только то, что могу, то выйдет полная бессмыслица.

– Ну-ну, – покрутила головой Стефа. – И что ты на этот раз приобретёшь?

– Я здесь скорее на княжество работаю, – смутился я.

– Ну-ну, – повторила Стефа с улыбкой. – Ладно, не буду тебя расспрашивать, всё равно какой-нибудь чепухи наговоришь. Как сессию сдал?

– Всё на «превосходно».

– И боевую практику?

– Её автоматом получил.

– Как ты так умудрился? – поразилась Стефа. – Я даже не представляю, что надо сделать, чтобы получить автомат у Менски.

– Он на экзамене сунул меня в хитрый коридор, где ловушки срабатывают по заданной программе, почти без участия оператора. Ну, чтобы оператор не выдавал срабатывание ловушки намерением. А я прошёл первую секцию без единого контакта. Точнее, в самом начале меня слегка по плечу чиркнуло, и всё. Вот Менски и решил, что нет смысла дальше ловушки разряжать. Поставил автомат и мне, и Лене.

– Неплохо, неплохо, – покивала Стефа. – Как у тебя вообще дело с волевыми воздействиями?

– Мы с Леной сейчас практически не используем конструкты, – ответил я. – Просто по той причине, что не можем их нормально использовать. С конструктами мы даже стандартный коридор не пройдём – слишком медленно их строим.

– А все ваши волевые воздействия соответствуют изученным конструктам?

– Нет, самые разные получаются. Даже те, для которых мы конструктов не знаем. И даже те, для которых конструктов, скорее всего, не существует.

– Ты не устаёшь меня удивлять, Кеннер, – вздохнула Стефа. – Даже не знаю, хорошо это или плохо, но то, что это ненормально, это точно. Такие вещи начинают понемногу осваивать, когда становятся Старшими. Студент-третьекурсник такого в принципе уметь не может. Ваше сродство с Силой, конечно, помогает, но всё равно это слишком.

– Ты считаешь, что это плохо? – слегка обеспокоился я.

– Не знаю, Кеннер, честно. Может, и плохо. Понимаешь, за всё приходится платить, абсолютно за всё. Чем тебе придётся заплатить за такое быстрое восхождение? Я не знаю, я про такие случаи даже не слышала.

Вот и появился ещё один повод для беспокойства. Я от этих бесконечных поводов для беспокойства уже порядком устал, что-то слишком много их у меня. Лучше, наверное, вообще ни о чём таком не думать.

– Вряд ли я здесь могу что-то изменить, – пожал я плечами. – Такой у меня путь. Я думаю, любой путь к Силе опасен.

– Пожалуй, – согласилась Стефа. – И знаешь, скажу тебе больше – чем дальше, тем опаснее. У нас, я имею в виду Высших, тоже не всё так просто. Совсем непросто.

– Что-то нас совсем не туда понесло, – хмыкнул я. – Давай сменим тему. У меня, кстати, и вопрос появился. Помнишь, мы говорили о том, что конструкты на самом деле совсем не нужны, а имеет значение только волевое усилие? У меня появились сомнения, что это действительно так.

Сомнения у меня появились после знакомства с Пожирателями Душ. Сразу я не обратил на это внимания, просто что-то зудело на грани сознания, а потом вдруг понял, что меня беспокоило. Пожиратели съели Ленкин конструкт светового шара и научились создавать свет. Если конструкт совершенно не имеет значения, откуда они поняли его связь со светом? Да и вообще – в чём тогда смысл поедания конструктов, если они бесполезны?

– Ты опять упрощаешь, Кеннер, – поморщилась Стефа. – В мире крайне редко встречается простое деление на чёрное и белое. Мир гораздо сложнее, и когда ты пытаешься его втиснуть в такие простые рамки, ты навязываешь себе ложное понимание. Да, конструкты не нужны, если ты способен сам создать правильное волевое усилие, но это же не значит, что они совсем ничего не делают. Здесь даже объяснять не нужно, проще увидеть на примере. Создай тороид Кюммеля.

Я сосредоточился и у меня на руке засиял небольшой неправильный шарик света с тёмным отверстием посредине.

– Теперь погаси его и создай снова, но пусть он излучает не свет, а тепло.

Я сделал, как она сказала.

– Молодец, – кивнула Стефа. – А теперь скажи: в чём ты почувствовал разницу, когда создавал эти конструкты?

– Разное усилие? – предположил я, немного подумав. – Световой тороид создаётся безо всякого усилия, я для теплового надо заметно напрячься.

– Именно так! Для тороида Кюммеля естественным является излучение света. Когда ты заставляешь его излучать тепло, тебе приходится с этим бороться, чтобы заставить его производить неестественный для него эффект. А теперь скажи мне, почему с этим конструктом связан именно свет.

Я задумался, но чем больше я думал, тем меньше это понимал. Действительно – почему? Какое дело Силе до разных причудливых трёхмерных конструкций?

– Не знаю, бабушка, – честно ответил я. – Вот хоть убей, не понимаю этого.

– Здесь ты слишком усложняешь, и потому проходишь мимо простого ответа, – укоризненно вздохнула она. – Упрощаешь там, где нужно видеть сложное явление, и усложняешь там, где это совсем ни к чему. Это же на самом деле просто – когда тысячи людей строят тысячи тороидов Кюммеля, создавая свет, для Силы он начинает ассоциироваться именно со светом. Можно сказать, что в каждом конструкте закодировано соответствующее волевое усилие. И когда Владеющий раз за разом строит этот конструкт, он одновременно и укрепляет эту ассоциацию, и в то же время узнаёт правильное волевое усилие. В конце концов он полностью осваивает волевое усилие, и конструкт становится ему не нужен, но это совсем не значит, что конструкт – это бесполезная штука, которая ничего не делает.

А ведь и в самом деле такое объяснение всё объясняет. Пожиратели с каждым съеденным конструктом всё лучше понимают его функцию – так же, как Владеющий осваивает воздействие, многократно строя конструкт. Можно сказать, что Пожиратели таким образом идут к возвышению – если подумать, путь ничем не хуже любого другого. То есть, если не вдаваться в моральный аспект пожирания других, возможно разумных, существ. Сила, похоже, экспериментирует не только с разными типами разума, но и с разными путями восхождения. Я слегка содрогнулся от мысли о Высшем Пожирателе – надеюсь, что до этого дело всё-таки не дойдёт.

– А как вообще появились эти конструкты? И с чем связана их конкретная форма?

– Конструкты создали Высшие, мы можем создавать начальную ассоциацию, как бы вкладывать в конструкт волевое усилие. И не думай, что это легко и быстро делается, – строго посмотрела она на меня.

– Я так не думаю, – поспешно подтвердил я.

– Что касается формы конструкта, то она выбирается произвольно, никакой разницы нет. Привязку делали разные люди в разное время, поэтому набор родственных конструктов иногда выглядит странно.

– А что будет, если конструкт долго никем не будет использоваться?

– Ассоциация постепенно размоется, она же не вечная, – пожала плечами Стефа. – Будет всё сложнее и сложнее пользоваться конструктом, пока он вообще не потеряет связь с нужным волевым усилием.

– Спасибо, бабушка, – искренне сказал я. – Похоже, я наконец-то всё понял с конструктами.

– Задавай правильные вопросы, и получишь правильные ответы, – хмыкнула она. – Хотя обычно в правильном вопросе уже содержится правильный ответ.

Глава 7

Каникулы ещё не кончились, а я уже затосковал. Не то чтобы мне было нечего делать – дел как раз было более чем достаточно, но все они были чисто офисной работой. Я не так давно наконец понял, что конторский труд – это всё-таки не моё, а мне больше по душе какая-нибудь лёгкая интрига, да пусть хоть даже что-нибудь боевое. Когда я это осознал, то оказался не на шутку удивлён – я-то как раз всегда считал себя кабинетным работником. То ли как-то подействовало обучение на боевом факультете, то ли я с самого начала ошибался – сейчас уже и не понять.

Одним словом, когда сотрудники, обрадованные моим ежедневным присутствием на рабочем месте, завалили меня бумагами, я понял, что надо что-то делать, если я хочу сохранить рассудок в целости. Много времени на поиск подходящего занятия не потребовалось – когда ищешь повод избавиться от неприятной обязанности, он находится легко. Вот сейчас мы с Ленкой и шли в «Учёного цыплёнка» на встречу с одногруппниками.

– И что за срочность, Кени? – ворчала Ленка, которую я оторвал от какого-то интересного занятия. – Что это за неотложное дело такое, чтобы отрывать занятых людей?

– Нет никакой срочности, Лен, – согласился я, порядком её удивив этим признанием. – Мне нужен просто повод сбежать от бумаг. Я в них уже тону, сил никаких нет. Помнишь легенду о заблудившемся писце? Ты ведь не хочешь, чтобы я так же закончил?

Ленка иронически фыркнула, но ничего говорить не стала, зато я ощутил лёгкую волну сочувствия. Я послал ей в ответ чувство смущения и благодарности, и она улыбнулась, бросив на меня быстрый взгляд.

– Я, кстати, Анету позвала, – сказала она. – У неё к нам какое-то дело есть. Ты не против? Ничего секретного не задумал?

– Да какие там секреты? – махнул я рукой. – Не смеши меня. Не против, конечно – Анету я всегда рад видеть.

Ленка подозрительно на меня посмотрела, но всё-таки решила, что тема для тщательного разбора отсутствует. Ну понятное дело – с одной стороны, мне вроде деться некуда, но с другой – бдительность терять всё равно нельзя, будь это даже хоть сто раз лучшая подруга.

Анету мы и встретили рядом с «Цыплёнком», она как раз вылезала из маленькой машины – красной, конечно, какой же ещё. Машинка, хоть и маленькая, была отнюдь не дешёвой – Алина, похоже, не разделяла подхода Ренских к спартанскому воспитанию молодого поколения.

Девушки сердечно расцеловались – ну у этих-то эмоции в самом деле соответствуют. Женщины часто радость встречи только изображают, а для эмпата очень неприятно ощущать диссонанс реальных чувств и демонстрируемых. Но Ленка с Анетой по-настоящему дружны, и вполне возможно, что Ленка действительно согласилась бы терпеть её в семье. У меня такая мысль несколько раз мелькала – Анета и в самом деле мне глубоко симпатична, – вот только слишком уж много проблем от этого возникло бы, да и не отдаст её Алина в другую семью.

Семья Сельковых уже сидела внутри, за нашим любимым столиком. Очень удачно получилось его занять – трактир был полон. Занятия ещё не начались, у студентов было полно времени для подработок, и соответственно, деньги в карманах водились. Вот во время сессии, да и перед ней, здесь был мёртвый сезон. Если бы не редкие компании денежных мажоров, трактир на время сессии можно было бы смело закрывать.

– Как сессию сдали? – поинтересовался я, пропуская этап приветствий. В конце сессии мы с ними почти не пересекались, так что я и правда не знал, что там у них с результатами.

– Нормально, – ответила Дара. – Почти всё на «превосходно». Правда, у Вани и «приемлемо» есть. По словесности.

– По словесности? – удивился я. – Какая может быть проблема со словесностью, Иван? Тебе что – трудно несколько книжек прочитать?

– Зачем мне это? – махнул рукой. – Бесполезный предмет. Мы же боевики.

– Вы же решили дворянами стать? О чём ты будешь разговаривать в дворянском собрании? О ковке гвоздей? Если ты хочешь стать своим в обществе, должен разговаривать на том же языке. Разбираться в литературе, музыке, уметь грамотно писать и так далее.

– Гвозди не куют, – мрачно возразил Ваня, чувствуя неприятный поворот беседы.

– Да я помню, что их на проволочно-гвоздильном автомате делают. Неважно. В общем-то, ты прав – ты вполне можешь прожить без этого. Но вы же наверняка детей планируете? Если тебя не признают в дворянском обществе, твоим детям придётся хлебнуть полной ложкой. Сверстники будут им на каждом шагу тыкать, что они из коровника вылезли.

Дара со Смелой резко напряглись. Будущие проблемы будущих детей явно задевали их гораздо больше, чем Ваню.

– Ты говорил, что у тебя отец мещанин, но тебе же никто не тыкает? – привёл Иван убойный аргумент.

– А мне тыкали, – засмеялся я, ощутив и от Ленки волну веселья. – Но видишь ли, в чём тут дело – мало кто способен ткнуть меня происхождением и выжить после этого. И даже те, кто способен, ещё десять раз подумают, стоит ли оно того. Это даже не вспоминая про нашу мать, которая от таких намёков тоже может оскорбиться, а это уже для любого однозначно смертельно.

– Кто это тебя тыкал происхождением? – удивилась Анета. – И что с ним стало?

– Был такой редактор гнусной газетёнки под названием «Голос гражданина», – пояснил я. – Написал про меня какую-то чепуху, в том числе насчёт моей якобы дурной наследственности, и вскоре скоропостижно скончался. С журналистами порой случаются такие неприятные вещи, когда они перестают различать границы допустимого. Свобода слова – это, конечно, святое, но надо думать, что говоришь.

– Скажи, пожалуйста, Кеннер, – вмешалась в разговор Дара. – Ты как-то упоминал, что не всем позволяют стать дворянами. А может такое быть, что вещи вроде оценок по словесности на это тоже влияют?

– Умные сами всё понимают, – улыбнулся я ей. – Умным не нужно объяснять.

Девчонки задумчиво посмотрели на Ваню, и у того во взгляде мелькнула паника. Смело могу предположить, что ему в самом скором времени придётся засесть за прописи. Думаю, к окончанию Академиума они и в самом деле выкуют из кузнеца дворянина. Кузнец, конечно, временами будет вылезать наружу, но в целом Иван будет не хуже многих признанных обществом дворян. Всё-таки распределяли нас по группам умные люди, и я раз за разом убеждаюсь, что место Ивана именно в первой группе. И дело даже не в каких-то способностях – мы с Ленкой живое свидетельство того, что школьные способности – та самая пресловутая основа, – практически ничего не стоят. Важно, что у Ивана достаточно сильная воля, чтобы измениться, и достаточно гибкая психика, чтобы эти изменения принять.

Половой прикатил тележку, заставленную тарелками, и разговоры на какое-то время затихли.

– Так зачем ты нас собрал, Кеннер? Или просто так, пообщаться? – прямо спросил Иван, наконец отвалившись от горки цыплят табака, которые в этом трактире назывались почему-то «Цыплята по-магистерски». Стоили они, кстати, заметно дороже просто жареных «Цыплят по-студенчески».

– Нет, не просто так, – отозвался я. – Вы помните, что в конце курса у нас состоятся так называемые игры? В которых мы будем участвовать то ли игроками, то ли кеглями, или чем там будут играть.

– А не рано ты об этом заговорил? – удивился Ваня, да и остальные выглядели тоже неуверенно.

– А вы помните, что можно приглашать в команду старшекурсников? А ещё вы помните, что пятикурсники непосредственно перед выпуском – это на самом деле Владеющие четвёртого-пятого ранга? Им осталась чистая формальность – получить диплом. А теперь представьте, что нам противостоит команда, в которой из пяти участников трое Владеющих пятого ранга.

– Ты в самом деле думаешь, что у нас есть шансы против такой команды? Как мы можем её победить?

– Я не знаю, можем ли мы её победить, – признал я. – Я даже не уверен, что нам вообще нужна победа, слишком уж много непонятного с этими играми. Но в любом случае нам надо выступить достойно. Вот я и хочу обсудить с вами, как нам можно увеличить наши шансы.

– Если уж это обсуждать, то без Анеты, – заметил Иван. – Извини, Анета, но ты из другой команды.

– Мы же не конкретную тактику будем обсуждать, – возразил я. – Пусть слушает на здоровье – если ей этого хватит, чтобы победить, значит, она эту победу заслужила.

– Вы будете приглашать пятикурсника? – вдруг спросила Анета, как бы не заметив нашу с Иваном перепалку.

– Нет, нас же пятеро, – ответил я. – Команды от одного до пяти человек.

– Значит, правила ты ещё не читал, – улыбнулась она. – Это численность основной команды, не считая приглашённых участников. Вас пятеро, значит, вы можете пригласить ещё одного участника со стороны. А если в команде один человек, он может пригласить пятерых. Если найдёт их, конечно.

– А в чём тогда отличие между основным участником и приглашённым? – не понял я.

– Командовать может только основной участник. Приглашённый не имеет права даже советовать, только исполнять приказы. Так вы будете приглашать пятикурсника?

Вся группа вопросительно уставилась на меня. Хотя нет, не вся – Ленка была полностью увлечена пирожным, и разговором совершенно не интересовалась.

– Мы не будем приглашать пятикурсника, – твёрдо заявил я.

– Тогда я хочу к вам попроситься, – вдруг заявила Анета.

Вот тут на неё изумлённо уставились уже все, включая Ленку.

– Наша группа решила пригласить старшекурсника, – пояснила она, – а я сказала, что тогда уйду. А они только обрадовались и сказали, что тогда пригласят двоих. Они главным образом боятся, что ты лучших пятикурсников заберёшь. Что вы с Леной заберёте себе сразу четверых лучших, и тогда вас будет не остановить. Дуры. Ну а мне одной участвовать вообще никаких шансов.

– А почему ты не хочешь собрать команду из старшекурсников? К тебе многие пойдут.

Анета глубоко задумалась, а мы терпеливо ждали.

– Не знаю, – наконец сказала она, беспомощно на меня посмотрев. – Просто чувствую, что это будет неправильно, и что лучше будет даже одной.

Анета точно станет Высшей и Матерью рода. Она, скорее всего, ещё не понимает этого, но наверняка у неё начинает просыпаться предвидение Высших. А ведь вполне возможно, что Академиум так и определяет будущих Высших – по отношению к приглашению пятикурсников. Наверное, существует много признаков, по которым они распознают будущих Старших и Высших, но предвидение, без всякого сомнения, один из важнейших.

– Мы с Леной за Анету, – объявил я.

– А что ты за Лену говоришь? – недовольно заметил Иван. – Пусть она сама за себя скажет.

Мы с Ленкой удивлённо посмотрели на Ивана, потом друг на друга, а потом одновременно поняли, что они просто не знают про сопряжение душ.

– Иван, Кеннер говорит за меня, потому что знает, что я думаю, – мягко сказала Ленка. – Через несколько лет ты сам будешь говорить за своих жён, потому что вы станете думать одинаково. Нет, я не стану ничего объяснять – почитайте в библиотеке про сопряжение душ, там всё подробно описано. Так что вы скажете насчёт Анеты?

Семья Сельковых переглянулась между собой, и Иван сказал:

– Мы тоже не против.

Я чуть было не засмеялся, и от Ленки тоже пришёл образ хохочущей куклы. Он уже начал говорить за жён, и при этом они ничего не слышали про сопряжение душ, и сами до сих пор ничего не заподозрили. Просвещать их мы не стали, да и ни к чему – даже если Иван и пропустил мимо ушей совет посетить библиотеку, его девочки ничего не пропускают.

– Добро пожаловать в команду, Анета, – сказал я. – А насчёт третьей группы ты что-нибудь знаешь?

– Ничего, – улыбнулась она. – Но случайно услышала, что они разделились – две девочки с мальчиком, и две других, которые не вписались в гарем. Обе команды хотят звать старшекурсников, но не особо надеются победить. У тебя, Кеннер, репутация ещё та – наша группа ещё как-то надеется тебя победить, если удастся найти двух пятикурсников, а эти вообще не рассчитывают на победу.

– Хм, – немного смутился я. – Пятикурсников, скорее всего, разберут всех, но наверняка там будут ещё и команды четверокурсников, про которых все почему-то дружно забыли. А кстати, Мина Золотова в какой команде? – вспомнил я про самую талантливую девочку в мещанской группе, с которой мы, кстати, недавно подписали контракт.

– В команде не вписавшихся в гарем, – засмеялась Анета. – Я тоже думаю, что она там единственная, кого стоит принимать во внимание. Так какой у тебя план?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Повольник – в Новгороде так называли свободных людей, занимавшихся разбоем и торговлей.

2

Коржева улица находится в Плотницком конце, идёт параллельно Плотницкому (у нас Фёдоровскому) ручью. В мире Кеннера это улица дорогих бутиков.

3

Ego existo – «я существую» (лат.) – в нашем мире этот принцип известен как «антропный принцип». Он гласит, что Вселенная такова, потому что только в ней мы могли появиться. Таким образом пытаются объяснить загадку, которая состоит в том, что даже крохотное изменение физических констант сделало бы нашу Вселенную непригодной для жизни. Самопроизвольное появление именно такой Вселенной, которая позволяет нам существовать, выглядит крайне маловероятным.

4

Симон Кананит (что в переводе с арамейского означает «ревнитель»), также известный как Симон Зилот – один из двенадцати апостолов Иисуса Христа. Кананитяне мира Кеннера похожи на иезуитов нашего мира.

5

В нашем мире Холынка – маленькая речка на юго-востоке Новгорода, приток небольшой реки Мсты. Судя по названию, тюрьма расположена где-то в её районе.