Путешественники поневоле

скачать книгу бесплатно


Гудение толпы в подвале переросло в хохот. Аукционист попытался начать торги, но попугай прервал его повторением стихов. Он важно расхаживал взад-вперед на своем насесте и вглядывался в лица толпы с такой наглостью и насмешкой, что даже сам аукционист не осмелился ему противостоять. Аукцион был прерван, воцарилось всеобщее веселье, и все давали язвительные советы.

Фергюсон посмотрел на жену и застонал. Она прижалась к стене, пряча лицо. Он тронул ее за плечо, и женщина встала. Они тихо прокрались верх по лестнице, опустив головы.

Выйдя на улицу, Фергюсон сжал кулаки и сказал:

– О, как я хотел бы его придушить!

Голосом, полным глубочайшего горя, его жена закричала :

– Он… он… выставил нас посмешищем.... перед всей этой толпой!

Ведь это бедствие – то, что с молотка пошла вся их обстановка, – потеряло всю свою значимость по сравнению с позором, вызванным смехом толпы.

Один в поле воин

I

Темные заросли мескитовых деревьев простирались до горизонта. Нигде не было ни человека, ни строения, которые бы позволили предположить, что где-то есть города и толпы людей. Казалось, весь мир стал безжизненной пустыней. Однако иногда, в те дни, когда не поднимался жаркий туман, на юго-западе можно было разглядеть неясные, призрачные голубые очертания, и задумчивый пастух мог вспомнить, что где-то там были горы.

На этих равнинах стояла такая тишина, что внезапный стук жестяной кастрюли мог бы заставить даже человека с железными нервами подпрыгнуть от неожиданности. Небо всегда было абсолютно чистым, и увидеть облака было настоящим праздником; но временами пастух мог видеть, как за много миль от него ползли длинные белые тучи пыли, поднимавшиеся от копыт чужого стада, что вызывало у него жгучий интерес.

Билл усердно готовил себе ужин, склонившись над огнем, как кузнец над горнилом. Какое-то движение, мелькнувшая в кустах тень необычного цвета, заставило его внезапно повернуть голову. Он встал и, прикрывая глаза рукой, стал вглядываться перед собой. Наконец, он увидел мексиканского пастуха, который пробирался к нему через заросли.

– Привет! – крикнул Билл.

Мексиканец не ответил, но продолжал идти, пока не приблизился метров на пятнадцать. Он остановился и, сложив руки, принял позу, в которой в театре обычно стоят злодеи. Серапе скрывало нижнюю часть его лица, которое было в тени из-за большого сомбреро. Этот неожиданный и молчаливый гость казался призраком; более того, он явно хотел выглядеть как можно более таинственно.

Американец замер, все еще держа в руке сковородку, а его трубка, небрежно торчавшая в уголке рта, застыла чашей вниз. Он с явным удивлением рассматривал этого призрака, возникшего среди мескита.

– Эй, Хосе! – сказал он. – Что случилось?

Мексиканец заговорил с торжественностью, характерной для похоронных речей:

– Билл, ты уходить отсюда. Мы хотеть, чтобы ты ушел. Нам не нравиться. Понимать? Нам не нравиться.

– Ты что имеешь в виду? – спросил Билл. – Что вам не нравится?

– Нам не нравиться, что ты здесь. Понимать? Слишком много. Ты уходить. Нам не нравиться. Понимать?

– Чего "понимать"? Нет, я ни черта не понял. Что ты такое говоришь? – От изумления глаза Билла округлились, а челюсть отвисла. – Мне надо уходить? Я отсюда должен уйти? А что я взамен получу?

Маленькой желтоватой рукой мексиканец откинул серапе. Теперь на его лице была видна улыбка – зловещий оскал убийцы.

– Билл, – сказал он. – Ты уходить.

Рука Билла, державшая сковородку, опустилась, и он повернулся обратно к костру.

– Проваливай отсюда, крыса проклятая! – бросил он через плечо. – Я никуда уходить не собираюсь. У меня такие же права, как и у всех остальных.

– Билл, – ответил гость дрожащим голосом, наклоняя голову вперед и двигая одной ногой. – Ты уходить, или мы тебя убивать.

– Кто это "мы"?

– Я… и другие, – Мексиканец гордо ударил себя в грудь.

Немного подумав, Билл ответил:

– Никаких прав у вас нет, чтобы меня прогонять с этого участка. Я и с места не сдвинусь. "Понимать?" У меня есть права. Конечно, если я их буду защищать, то никто, скорее всего, мне не поможет всыпать вам, ребята, хорошенько, потому что я здесь единственный белый на полдня пути. А теперь послушай меня: если вы попробуете напасть на мой лагерь, я половину из вас положу на месте, уж ты мне поверь. Я с вами шутить не собираюсь. Кроме того, кабальеро, если бы я был на твоем месте, то во время стрельбы оставался бы в тылу, потому что в тебя я особенно хорошо буду целиться. – И он приветливо улыбнулся и махнул рукой.

Мексиканец в ответ взмахнул руками с выражением полнейшего безразличия.

– Ладно, хорошо, – сказал он, а затем тоном, полным угрозы и злорадства, добавил: – Если ты не уходить, мы тебя убивать. Они все решить.

– А, так они "решить", значит? – сказал Билл. – Ну, так передай им, чтобы убирались к дьяволу!

II

Билл был когда-то владельцем шахты в Вайоминге, известным человеком, местным аристократом, одним из тех немногих, кто пользовался неограниченным кредитом в близлежащих салунах. У него была определенная репутация, которая позволяла помешать линчеванию или дать преступнику нужный совет об особых достоинствах какого-то не столь отдаленного места. Но однажды судьба перестала быть к нему благосклонна, и тем вечером, когда он решил сыграть в карты по-крупному, ему всегда приходили три крупные карты тогда, когда его соперник повышал ставки. Стоит отметить, что Билл считал все свои жизненные невзгоды мелочью по сравнению с невероятными событиями того вечера, когда к нему несколько раз пришли три короля, но у противника оказывался стрит[3 - Комбинации в игре в покер, стрит бьет три карты, но встречается реже.]. Потом он стал ковбоем, что после столь долгого пребывания в высших слоях общества было особенно мучительно. К этому времени от его былого великолепия у него остались лишь гордость и тщеславие, от которых в его положении как раз нужно было избавиться в первую очередь. Он убил управляющего на ранчо из-за несущественного спора о том, кто из них говорил неправду, и ночной поезд увез его на восток. Он стал кондуктором в "Юнион Пасифик"[4 - Крупная железнодорожная компания.] и отличился в войне с бродягами, которая на протяжении многих лет опустошала прекрасные железные дороги нашей страны. Сам будучи обижен судьбой, он с большой жестокостью относился к тем, кого постигли такие же несчастья. У него был такой свирепый вид, что бродяги обычно сразу отдавали все гроши или табак, которые у них были; и если потом он все равно вышвыривал их из поезда, то только потому, что в этой войне такое отношение было обычным делом. В знаменитом сражении, которое состоялось в Небраске в 1879 году, он мог бы прославить свое имя на всю страну, если бы не один дезертир из армии Соединенных Штатов. Он возглавлял героическую и стремительную атаку, которая действительно сломила силы армии оборванцев в этой местности на три месяца; он уже поразил четырех бродяг своей палкой, когда камень, брошенный бывшим игроком третьей базы из четвертой роты девятого пехотного полка уложил его на землю, после чего он некоторое время провел в больнице в Омахе. После выздоровления он работал на других железных дорогах и сортировал вагоны на бесчисленных станциях. В Мичигане он участвовал в забастовке, и после этого месть железнодорожных властей преследовала его до тех пор, пока он не сменил имя. Такой шаг, будто темнота, в которой действует грабитель, избавляет людей от многих распространенных страхов. Это изменение, которое кажется не таким уж и значительным, постепенно уничтожает в нас то, что называют совестью. Как-то кондуктор №419, стоя лицом к лицу с Биллом в служебном вагоне, назвал его лжецом. Билл попросил его выражаться повежливее. В свое время он не стал утруждать себя такой просьбой в адрес управляющего ранчо Тин-Кэн, а просто убил его на месте. Кондуктор остался при своем мнении, и Билл решил оставить оскорбление без ответа.

Потом он стал вышибалой в одном из салунов Бауэри[5 - Улица и прилегающий к ней район Нью-Йорка, в котором в 19 веке были сосредоточены многие злачные места.], в Нью-Йорке. Здесь в большинстве драк ему сопутствовал такой же успех, как в борьбе с бродягами на Западе. У четырех чистеньких барменов, работавших за огромной и сверкающей стойкой, он вызывал настоящее восхищение. Его уважали. Он чуть не убил Плохиша Хеннесси, реальные способности которого, как оказалось, не соответствовали его репутации, и его слава распространилась по всему Бауэри.

Но когда человек делает драки своей профессией, то со временем его самоуверенность переходит всякие границы. Именно так и случилось с Биллом; когда он стал считать себя непобедимым, неизбежное поражение подкралось с самой неожиданной стороны. Одной летней ночью в салуне трое матросов с крейсера "Сиэтл" пили и дружелюбно вмешивались в чужие дела. Билл, который к тому времени уже не раз успешно избивал любых противников, внезапно решил, что матросы разговаривали непозволительно громко. Подойдя к ним с заносчивым видом, он обратил их внимание на тот факт, что салун – это мирная обитель покоя и тишины. Посмотрев на него с удивлением, они, не раздумывая ни секунды, предложили ему убраться куда подальше. После чего он вышвырнул одного матроса в боковую дверь, прежде чем двое других смогли ему помешать. На тротуаре произошла короткая схватка, сопровождаемая хриплыми ругательствами, после которой Билл удалился обратно в салун. Его лицо искажала гримаса притворного гнева, и всем своим видом он напоминал вождя какого-то дикого племени. Он взял из-за стойки длинную желтую дубинку и важно направился к главному входу, чтобы не допустить повторного проникновения разгневанных моряков в заведение.

Моряки понимают друг друга без слов, и, оказавшись вместе на улице, трое матросов молча начали действовать. Сухопутным жителям потребовалась бы пара лет обсуждений, чтобы достигнуть такого уровня согласованности. Не обменявшись ни словом, они тут же схватили длинный деревянный брус, который лежал близости. Впереди один матрос направлял таран, а двое других позади придавали стенобитному орудию нужную силу. Описав красивую дугу, они, как римские легионеры, обрушились на главную дверь салуна.

Законы судьбы таинственны и непостижимы. Билл, с выражением благородного гнева на лице и с длинной дубинкой в руках, появился в дверях как раз в этот момент. Он стоял там величественно, как статуя бога победы. В ту секунду, когда его гордость достигла наивысшей точки, этот ужасный брус ударил его в живот, и его будто ветром сдуло. Мнения о том, куда именно ему попал таран, расходятся, но после этого случая он оказался в юго-западном Техасе, где стал пасти овец.

Матросы нанесли еще три удара по стеклянной витрине салуна, и когда они закончили, заведение выглядело так, будто его только что спасала от огня деревенская пожарная команда. Осматривая повреждения, нанесенные салуну, его владелец заметил, что Билл был очень ревностным защитником его собственности. Осматривая повреждения, нанесенные Биллу, врач кареты скорой помощи заметил, что его рана была больше похожа на пробоину в борту корабля.

III

Когда его мексиканский друг беззаботно удалился, Билл с задумчивым видом повернулся к сковороде и костру. После обеда он вытащил из старой, потрепанной кобуры револьвер и внимательно осмотрел его. Это был тот самый револьвер, из которого он убил управляющего и еще нескольких человек в других перестрелках, хотя они далеко не всегда заканчивались смертью противников. Билл очень любил его за верность, с которой он ему служил. Такой преданности нельзя было ожидать ни от собаки, ни от лошади, ни даже от человека. Револьвер не задавал вопросов о социальном положении или морали, а просто слепо повиновался воле хозяина, будь он святым или убийцей. Это был коготь орла, зуб льва, яд змеи; и когда Билл доставал пистолет из кобуры, этот верный слуга наносил точный удар туда, куда он прикажет, хоть в пятак с тридцати шагов. Поэтому револьвер был его самым дорогим достоянием, и в юго-западном Техасе он не променял бы его ни на горсть рубинов, ни даже на то, чтобы хорошенько проучить кондуктора № 419.

Вторую половину дня он провел, выполняя обычную работу и отдыхая в той же глубокой задумчивости. Над тенистым морем мескитовых зарослей уже клубился дым от костра, на котором он готовил ужин, когда чутье опытного жителя прерии подсказало ему, что эту тишину и запустение снова нарушило появление незнакомца. Он увидел неподвижного всадника, черный силуэт которого выделялся на фоне бледного неба. На незнакомце были серапе, сомбреро и даже гигантские мексиканские шпоры. Когда черная фигура начала приближаться, рука Билла потянулась к револьверу.

Но вскоре он смог разглядеть явно американские черты лица и слишком красную для мексиканца кожу и отнял руку от кобуры

– Здорово! – крикнул всадник.

– Здорово! – ответил Билл.

Незнакомец снова двинулся вперед.

– Добрый вечер, – сказал он, натянув, наконец, поводья.

– И вам добрый, – ответил Билл не слишком дружелюбно.

С мгновение двое мужчин пристально разглядывали друг друга. В прерии, где легко встретить конокрадов или подозрительных бродяг, такой взгляд никто не считает невежливым.

Билл видел, что незнакомец явно был чужаком в этих прериях. Этот молодой человек потратил немало денег на дорогой мексиканский наряд. Билл пытался угадать в его облике какой-то намек на род его занятий, но не смог. Несмотря на колоритный местный костюм, было ясно, что перед ним уроженец какого-то мрачного города далеко на севере. Огромные стремена для мексиканского седла он выбросил и заменил их на английские, отчего ноги ему пришлось вытянуть вперед, пока сталь плотно не обхватила лодыжки. Оглядев незнакомца, Билл остановил свой взгляд на его стременах и вытянутых ногах и сразу же дружелюбно улыбнулся. Человек, который скакал по прерии в таком виде, никак не мог оказаться злодеем.

Что же касается незнакомца, то перед ним был оборванный человек со спутанными волосами и бородой, лицо которого покраснело от солнца и частого употребления виски. Он увидел глаза, которые сначала смотрели на него зверем, но потом их взгляд стал робким, почти детским. Очевидно, что это был человек, который часто добивался успеха в жизни и знал себе цену.

Незнакомец дружелюбно улыбнулся и спрыгнул с лошади.

– Надеюсь, сэр, вы мне позволите сегодня переночевать в вашем лагере?

– Чего? – спросил Билл.

– Вы мне позволите сегодня переночевать в вашем лагере?

Некоторое время Билл, казалось, от удивления не мог произнести ни слова.

– Ну, – ответил он, недружелюбно нахмурившись. – не думаю, что это подходящее место для ночлега, мистер.

Незнакомец, уже повернувшийся к седельной сумке, быстро обернулся.

– Что? – с удивлением спросил он. – Вы не хотите, чтобы я тут остановился? Не хотите?

Билл неловко переминался с ноги на ногу, пристально уставившись на кактус.

– Ну, видите ли, мистер, – сказал он. – Я бы и рад вам составить компанию, но… понимаете, некоторые из местных парней собираются прогнать меня сегодня вечером с этого участка; я был бы не против вашего общества, но не могу позволить себе втягивать вас в неприятности, к которым вы не имеете отношения.

– Собираются прогнать вас сегодня с участка? – вскричал незнакомец.

– Ну, они так сказали, – ответил Билл.

– Но скажите, ради Бога, они вас убить собираются?

– Не знаю. Не узнаешь, пока это не случится. Видите ли, обычно они выбирают какого-нибудь парня, который один живет, как я, а потом нападают на его лагерь, когда он не совсем готов дать отпор, и стреляют в него из обреза, прежде чем у него появляется шанс выстрелить в ответ. Они прячутся поблизости и выжидают, пока настанет удобный момент. Когда живешь один, не получится все время быть начеку. Может, они даже нападают, когда человек спит. Или этому парню надоедает ждать, и он сам к ним идет среди бела дня и убивает двоих или троих просто для того, чтобы остальные бросились на него и все закончилось. Я слыхал, что один раз был такой случай. Это очень трудно вытерпеть, когда такая банда тебя стережет.

– Так они сегодня вечером собираются напасть на лагерь? – воскликнул незнакомец. – А откуда вы знаете? Кто вам сказал?

– Один из них приходил и мне сказал.

– И что вы собираетесь делать? Сражаться?

– А больше ничего не остается, – ответил Билл мрачно, все еще разглядывая кактус.

Повисло молчание. Наконец, незнакомец вскричал в изумлении:

– Ну, я такого еще в жизни не слыхал! А сколько их?

– Восемь, – ответил Билл. – И послушайте-ка, уважаемый, это не ваше дело, не стоит вам здесь оставаться, а лучше уезжайте, пока не стемнело. Я помощи не прошу. То, что вы тут оказались, не значит, что вы мне должны помогать, и лучше бы вам убраться поскорее.

– А скажите, ради всего святого, почему бы вам к шерифу не обратиться?

– О, да провались он! – ответил Билл.

IV

Длинные клубящиеся облака расползлись по небу на западе, а на востоке среди пурпурного сумрака пустыни лежали серебристые туманы.

Наконец, когда в небе поднялась огромная луна и осветила кусты своим призрачным сиянием, костер окрасился в новый, еще более яркий багровый цвет, и языки пламени весело прыгали по ветвям мескита, наполняя тишину песней огня, древней мелодией, которая напоминает о незначительности судьбы одного человека – тем посланием, что заключено в шуме моря и шелесте ветра в траве и ветвях болиголова.

Ни одна фигура не двигалась в залитом розоватым светом лагере, и среди кустов, казалось, не было ни одной живой души. Часов не было, и ничем было не измерить тягостную тишину, повисшую над прерией.

Роса придавала темноте под мескитовыми деревьями бархатный оттенок, отчего воздух казался густым, непроницаемым, и ни один глаз не смог бы разглядеть в этом мраке каких-то черных существ, которые, как чудовищные ящерицы, подкрадывались к лагерю. Ветви и листья, которые в прерии при приближении опасного зверя часто подают сигнал тревоги, застыли при виде этих пугающих силуэтов, которые двигались с жутковатым изяществом змей. Они остановились там, где отблески костра точно не смогли бы выдать их присутствие, и замерли, высматривая добычу. В одном романе рассказывается о черной пещере, скрытой глубоко под землей, войдя в которую, человек видит только маленькие глазки змей, угрожающе устремленные на него. Но если бы кто-то сейчас оказался в этих зарослях, его без всяких змей охватил бы настоящий ужас. Он бы почувствовал, как от страха сжимается горло и подкашиваются колени.

Наконец, две из этих таинственных фигур приблизились друг к другу настолько, что можно было различить лица, на которых были зловещие улыбки людей, предвкушающих скорую страшную месть.

– Слава Богу, этот дурак спит у костра!

Ответом служила улыбка, в которой можно было прочитать неподдельную радость от того, в каком тяжелом положении оказался дурак. Во мраке произошел обмен жестами, а затем послышался едва уловимый шорох, часто прерываемый паузами, во время которых было слышно лишь слабое дыхание.

В свете костра один из кустов возвышался, как скала, отбрасывая длинную тень. С чрезвычайной осторожностью эти двое продвигались вдоль этой тени и наконец подошли к кусту вплотную. Сквозь ветви они с чувством приятного удовлетворения смогли разглядеть фигуру в сером одеяле, распростертую на земле возле костра. Улыбка радостного предвкушения быстро исчезла, уступив место спокойной деловитости. Два человека подняли свои короткие обрезы, и, прицелившись сквозь ветви, одновременно нажали на курок.

Грохот выстрелов пронесся над зарослями мескита, как будто эти ружья хотели, чтобы их услышал весь мир. Когда рассеялся серый дым, прятавшиеся в кустах люди, увидев, как дернулась закутанная в одеяло фигура, хором весело расхохотались и с радостью вскочили на ноги. Радостными жестами поздравляя друг друга, они храбро шагнули в освещенный костром круг.

Тут внезапно откуда-то из темноты послышался смех – устрашающий, полный насмешки, ненависти и ярости. Этот голос мог бы принадлежать демону из преисподней. Он застал врасплох этих ликовавших пришельцев, подобно тому как в трагедии суровый голос с неба поражает злодея. Они застыли, как восковые фигуры. Свет угасающего костра падал на их желтые лица, а глаза, обращенные в темноту, сияли от ужаса перед неизвестным противником.

Существо в сером одеяле больше не двигалось; но если сначала они протянули в его сторону руки с ножами, то теперь отдернули их назад, закрываясь локтями, как будто ожидали, что смерть придет с неба.

Этот смех настолько сковал их рассудок, что они даже не могли пошевелиться, став пленниками собственного ужаса. Затем внезапно пришло запоздалое осознание того, что нужно спасаться, и с бессвязными криками они повернулись, чтобы бежать. Но в этот момент в темноте мелькнула длинная красная вспышка, послышался выстрел, и один из мужчин издал отчаянный вопль, повернулся вокруг себя и упал головой вперед. Даже густые заросли не смогли встать на пути у остальных.

В прерии вновь воцарилась тишина. Угасшее пламя костра слабо освещало завернутое в одеяло таинственное существо и труп незваного гостя, напевая всю ту же древнюю мелодию огня, которая напоминает о незначительности судьбы одного человека.

V

– Ну, теперь ваши дела совсем плохи, – сказал молодой человек хриплым от волнения голосом.

– Ничего подобного, – запальчиво возразил Билл. – У меня преимущество.

Немного подумав, незнакомец заметил:

– Ведь их еще семеро осталось.

Они медленно и осторожно подходили к лагерю. Первые лучи солнца развеивали серый сумрак на прерией. Тянущиеся к небу сучья и ветви отливали золотом, а тени под мескитовыми деревьями стали густо-синими.

Вдруг незнакомец издал испуганный крик. Он добрался до места, откуда сквозь просветы в зарослях ему было хорошо видно лицо мертвеца.

– Черт возьми, – сказал Билл через мгновение, тоже разглядев убитого. – Я было подумал, что это Хосе. Это было бы странно после того, что я ему вчера сказал.

Они двинулись дальше; незнакомец морщился, а на лице Билла отразилось любопытство.

Желтые лучи восходящего солнца освещали мертвого мексиканца, придавая его лицу нечеловеческое выражение и делая его похожим на маску из потускневшей меди. Одна рука, странно казавшаяся тоньше другой, была протянута к кусту кактуса.