Нужные вещи

Простыни защитили собой большую часть одежды, но сами были сплошь в грязи. Осталось лишь несколько редких пятен, по которым можно было узнать изначальный цвет ткани.

Брайан взглянул на свои руки, облепленные землей, и поспешил за угол дома, где был кран. Вентиль в доме не перекрыли, и из муфты ударила холодная струя. Брайан подставил под нее руки и принялся ожесточенно тереть. Он мыл руки до тех пор, пока мельчайшие следы грязи, включая темные полосы под ногтями, не исчезли совсем. Он даже подержал под водой рукава рубашки.

Закрыв кран, он вернулся к велосипеду, поднял упор и повел его обратно к тротуару. Его сильно перепугала проехавшая по улице маленькая желтая машина. Но это был «сивик», а не «юго». Он без остановки проехал мимо, водитель не заметил маленького мальчика с покрасневшими, обветренными руками, выводившего велосипед на тротуар рядом с домом Ержиков, – маленького мальчика, у которого на лице было написано прописными буквами: ВИНОВАТ!

Когда машина уехала, Брайан сел на велосипед и нажал на педали. Он гнал что есть мочи до самого дома. Онемелость в руках прошла, но взамен они стали болеть и чесаться… и остались такими же красными.

Когда он вошел в дом, мать окликнула его из гостиной:

– Брайан, это ты?

– Да, мам!

То, что он делал во дворе у Ержиков, уже казалось каким-то сном. Разве может приличный мальчик, стоящий в светлой и чистой кухне, – мальчик, который сейчас откроет холодильник и нальет себе молока, – быть тем же самым хулиганом, который набирал полные горсти грязи и швырял ее на чистые простыни Вильмы Ержик?!

Конечно, нет.

Он налил в стакан молока и еще раз осмотрел свои руки. Они были чистыми. Красными, но чистыми. Он убрал молоко обратно в холодильник. Сердце вернулось к своему нормальному ритму.

– Брайан, в школе все хорошо? – донесся голос Коры.

– Все нормально.

– Хочешь посмотреть со мной телевизор? Сейчас начинается «Санта-Барбара», и у меня тут конфеты.

– Да, мам, – сказал он. – Только сначала схожу наверх.

– Не оставляй там стакан с молоком! Оно прокисает, воняет на весь дом и потом еще не отмывается!

– Я принесу его вниз, мам.

– Уж пожалуйста, принеси.

Брайан поднялся наверх и провел полчаса, сидя за столом и мечтая над карточкой с Сэнди Куфаксом. Когда в комнату зашел Шон, чтобы спросить, не хочет ли он сходить с ним в магазин на углу, Брайан захлопнул альбом и сказал Шону, чтобы тот убирался из его комнаты и не возвращался, пока не научится стучаться в дверь, если она закрыта. Он слышал, как брат расплакался в коридоре, но ему было его не жалко.

В конце концов пусть уже учится правилам элементарной вежливости.

10

Начальник тюрьмы закатил грандиозную вечеринку,Позвал тюремных музыкантов, и те завыли под сурдинку,Так завыли, что вся тюрьма ходила ходуном,Вот это веселье – от воплей дрожал весь дом!

Король стоит, широко расставив ноги, его голубые глаза сверкают, колокольчики на его белых брюках звенят. Стекляшки-бриллианты блестят и вспыхивают в лучах прожекторов. Копна иссиня-черных волос закрывает лоб. Микрофон около губ, но все-таки не настолько близко, чтобы Майра не видела капризный изгиб его верхней губы.

Она видит все. Она в первом ряду.

Вдруг ритм-секция замолкает, и он протягивает руку, протягивает руку ЕЙ, как Брюс Спрингстин (который никогда не будет Королем, как бы он ни старался) – той девушке в клипе «Танцующий в темноте».

Сначала она слишком ошеломлена, чтобы хоть что-то сделать, слишком ошеломлена, чтобы сдвинуться с места, но сзади ее подталкивают, и ЕГО рука обхватывает ее запястье, ЕГО рука вытягивает ее на сцену. Она чувствует его ЗАПАХ, смесь пота, выделанной кожи и горячего, чистого тела.

Мгновение – и Майра Эванс в объятиях Элвиса Пресли.

Шелк его костюма скользит под ее руками. Его мускулистые руки прижимают ее к себе. Его лицо, ЕГО лицо, лицо Короля – всего в паре дюймов от ее лица. Они танцуют. Майра Джозефина Эванс из Касл-Рока и Элвис Арон Пресли из Мемфиса, штат Теннесси! Они танцуют на сцене на глазах у четырех тысяч визжащих фанатов, и вокалисты на подпевках повторяют назойливый рефрен пятидесятых: «Let’s Rock… Everybody let’s rock».

Его бедра соприкасаются с ее бедрами; она чувствует его горячее напряжение возле своего живота. Потом он кружит ее, юбка взлетает вверх, обнажая ее ноги до самых трусиков, ее рука проворачивается в его руке, как ось в подшипнике. Он опять привлекает ее к себе, его рука скользит вниз по ее спине, к выпуклостям ягодиц, и прижимает ее к его телу. Она смотрит вниз и там, среди сияния рампы, успевает разглядеть Кору Раск. Кора смотрит на нее, ее лицо пышет ненавистью и черной завистью.

Но тут Элвис поворачивает к себе ее голову и произносит со своим сиропно-тягучим южным выговором: Дорогуша, нам полагается смотреть друг на друга!

Она не успевает ответить, его мягкие губы запечатывают ей рот; его запах, его близость к ней заполняют весь мир. В мире нет уже ничего, кроме НЕГО. А потом он раздвигает языком ее губы, и вот он уже в ней – его горячий язык. Король рок-н-ролла целует ее взасос – на глазах у Коры, на глазах у всего мира! Он еще крепче прижимает ее к себе, а вокруг гремит музыка, и Майра чувствует, как ее естество разгорается экстатическим жаром. Она никогда в жизни не заводилась вот так – даже тогда, на озере, с Тузом Мериллом. Ей хочется кричать от восторга, но ее рот запечатан его языком, и она впивается ногтями ему в спину, затянутую в шелка, и прижимается к нему бедрами под музыку «Моего пути».

11

Мистер Гонт сидел на одном из своих плюшевых стульев и наблюдал за бурным оргазмом Майры Эванс с равнодушием прирожденного экспериментатора. Она содрогалась, словно в тяжелом нервном припадке: фотография Элвиса зажата в руках, глаза закрыты, грудь судорожно вздымается, колени сжимаются и расходятся, сжимаются и расходятся. Парикмахерская завивка раскрутилась, и влажные волосы падают на лицо неопрятной копной. Двойной подбородок истекает потом, почти как у самого Элвиса во время его последней серии концертов.

– Оооох! – кричит Майра, сотрясаясь, как желе на тарелке. – Оооох! Оооо! О, Боооже мой! Оооо, Бооожееее! ОООООО!!!

Мистер Гонт лениво прогладил большим и указательным пальцами безупречную складку на своих черных брюках, резко подался вперед и выхватил фотографию из рук Майры. Ее глаза сразу раскрылись, полные безысходной тоски. Она потянулась за фотографией, но та была уже вне досягаемости. Тогда она начала вставать.

– Сядь, – сказал мистер Гонт.

Майра замерла, словно окаменев. Она так и не выпрямилась до конца, но и не села обратно на стул.

– Если ты хочешь еще раз увидеть эту фотографию, Майра, сядь.

Она покорно села, уставившись на него с выражением тупой боли. Большие пятна пота расплылись у нее под мышками и вокруг грудей.

– Пожалуйста, – выдавила она. Слово вышло сухим и пыльным, как ветер в пустыне. Она умоляюще протянула руки.

– Назови свою цену, – предложил Гонт.

Майра задумалась. Ее выпученные глаза сверкали белками на потном лице. Она то и дело нервно сглатывала.

– Сорок долларов! – выкрикнула она.

Он рассмеялся и покачал головой.

– Пятьдесят!

– Не смеши меня, Майра. Как я понимаю, ты не очень-то хочешь ее получить.

– Хочу! – Слезы выступили в уголках ее глаз и потекли по щекам, смешиваясь с потом. – Я хочууу!

– Ну хорошо, – согласился он. – Хочешь. Будем считать, ты меня убедила. А вот нужна ли она тебе, Майра? Она тебе нужна?

– Шестьдесят! У меня больше нет! Правда!

– Майра, разве я похож на ребенка?

– Нет…

– Наверное, все же похож. Я уже старый – старше, чем ты себе представляешь, и годы оставили след у меня на лице, тут уже ничего не попишешь, – но тебе я, наверное, кажусь ребенком, ребенком, готовым поверить, что женщина, которая живет в новеньком двухэтажном доме, в трех кварталах от самого шикарного района города, имеет за душой всего шестьдесят долларов.

– Вы не понимаете. Мой муж…

Мистер Гонт встал, держа фотографию в руках. Милый и обходительный господин, уступивший ей дорогу при входе в магазин, исчез, как будто и не бывало.

– У вас ведь не было особого приглашения, Майра? Нет. Я вас впустил исключительно по доброте сердечной. Но теперь, боюсь, мне придется попросить вас уйти.

– Семьдесят! Семьдесят долларов!

– Не испытывайте мое терпение. Пожалуйста, уходите.

Майра упала перед ним на колени. Она судорожно рыдала, глотая слезы, потом скрючилась на полу, обхватив ноги Гонта.

– Пожалуйста! Пожалуйста, мистер Гонт! Мне очень нужна эта фотография! Я без нее не могу! Она… вы даже не представляете, что она со мной делает!

Мистер Гонт взглянул на фотографию Элвиса, и тень отвращения пробежала по его лицу.

– Не уверен, что мне захочется это знать, – сказал он. – На мой взгляд, это как-то уж слишком… потно.

– Но если это будет больше семидесяти долларов, мне придется выписывать чек. Чак узнает. Он спросит, на что я потратила эти деньги. И если я ему скажу, он… он…

– Это, простите, не моя проблема, – заявил мистер Гонт. – Я бизнесмен, торговец, а не консультант по вопросам семьи и брака. – Он смотрел на нее сверху вниз, обращаясь к ее потной макушке. – Не сомневаюсь, что на этот уникальный снимок мистера Пресли в конце карьеры покупатель обязательно найдется… миссис Раск, к примеру.

При упоминании о Коре Майра вскинула голову. Ее глаза превратились в запавшие сверкающие точки. Зубы обнажились в злобном оскале. В это мгновение вид у нее был совершенно безумный.

– Вы продадите фотографию ей?

– Я свободный торговец, – сказал мистер Гонт. – Именно свободная торговля сделала нашу страну великой страной. И я был бы вам очень признателен, Майра, если бы вы меня отпустили. У вас руки потные, мне и так уже придется сдавать брюки в химчистку, причем я не уверен…

– Восемьдесят! Восемьдесят долларов!

– В два раза больше, – твердо сказал мистер Гонт. – Сто шестьдесят долларов. – Он улыбнулся, обнажив неровные зубы. – Я приму у тебя чек, Майра.

Она завопила в отчаянии:

– Я не могу! Чак меня убьет!

– Может, и так, – согласился Гонт. – Но ты же и так умираешь от страстной и жгучей любви, разве нет?

– Сто! – захныкала Майра, снова хватая Гонта за икры и не давая ему отступить. – Пожалуйста, сто долларов!

– Сто сорок, – отрезал Гонт. – И ни центом меньше.

– Хорошо, – выпалила Майра. – Хорошо, ладно. Я заплачу…

– И разумеется, сделаешь мне минет, – с улыбкой добавил Гонт.

Она ошарашенно уставилась на него и вновь обрела дар речи лишь через пару минут.

– Что вы сказали?

– Отсосешь у меня! – пояснил он. – Сыграешь на моей дудочке! Откроешь свой прекрасный опломбированный ротик и порадуешь моего дружка.

– Боже мой, – прошептала Майра.

– Как хочешь, – сказал мистер Гонт, отвернувшись.

Она схватила его, прежде чем он успел сделать хоть шаг. Через секунду она уже возилась с его ширинкой.

Какое-то время он просто стоял, явно наслаждаясь ее унижением, а потом шлепнул ее по руке.

– Ладно, не надо. От орального секса у меня начинается амнезия.

– Что…

– Я сказал, оставь. – Он бросил ей фотографию.

Майра неуклюже взмахнула руками, кое-как умудрилась ее поймать и прижала к груди.

– Хотя нет, тебе все же придется кое-что сделать.

– Что? – сдавленно просипела она.

– Ты знаешь владельца бара за Оловянным мостом?

Поначалу она покачала головой, но потом поняла, о ком идет речь.

– Генри Бофорта?

– Да. Кажется, он еще владеет заведением под названием «Подвыпивший тигр». Забавное, кстати, название.

– Ну, его самого я не знаю, но имя слышала. – Она ни разу в жизни не заходила в «Подвыпившего тигра», но, как и все в городе, знала, кто им владеет и кто там работает.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты подшутила над мистером Бофортом.

– Подшутила… Как?

Гонт наклонился, взял Майру за потную, скользкую руку и помог ей подняться.

– А это, – сказал он, – мы с вами обсудим, пока вы будете выписывать чек. – Он улыбнулся, и все его обаяние вернулось. Его карие глаза поблескивали и смеялись. – Да, кстати, хотите, чтобы я завернул фотографию в подарочную упаковку?

Глава пятая

1

Алан проскользнул в кабинку закусочной «Перекуси у Нан» и уселся напротив Полли. Ему стоило только взглянуть на нее, чтобы понять, что боль не утихла. Мало того: Полли пришлось принимать перкордан и днем, а это случалось очень и очень редко. Он понял это еще до того, как она заговорила и он услышал ее голос; понял, едва взглянув ей в глаза – они изменились. В них появилось какое-то болезненное сияние. Он научился распознавать его… распознавать, но не принимать. Ему это очень не нравилось. Он даже подумал, а вдруг она уже успела «подсесть» на эту гадость. Хотя в данном конкретном случае такую зависимость от лекарств следует считать одним из многих побочных эффектов лечения: что-то подобное предполагалось, врачи знали об этом и даже, наверное, записали в историю болезни, после чего благополучно забыли – из-за главной проблемы, которая заключалась в том, что Полли постоянно жила с болью, которую он, Алан, вряд ли сможет себе представить. Такой вот простой и безжалостный факт.

– Как дела, красавица? – спросил он, очень стараясь, чтобы его голос не выдал его мрачных мыслей. И у него вроде бы получилось.

Она улыбнулась:

– Сегодня был интересный день. Очедь даже индересдый, как говорил тот парень из «Вокруг смеха».

– Ты еще не такая старая, чтобы помнить эту передачу.

– Старая-старая вешалка. Кто это, Алан?

Он проследил за направлением ее взгляда и успел заметить женщину с каким-то прямоугольным свертком, которая прошла мимо окна закусочной. Ее взгляд был направлен куда-то вдаль, и шедшему навстречу мужчине пришлось отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ней. Алан быстро перебрал в голове имена и лица и вычленил информацию «неполную и частичную», как сказал бы Норрис, обожавший полицейскую терминологию.

– Это Эванс. Мейбл или Мевис, что-то в этом роде. Жена Чака Эванса.

– У нее такой вид, будто она только что хорошенько курнула панамской марихуаны, – заметила Полли. – Мне даже завидно.

Сама Нан Робертс подошла к ним принять заказ. Она была ярой баптисткой и состояла в «Воинстве Христовом» преподобного Уильяма Роуза, и на левой груди у нее был приколот маленький желтый значок. Это был уже третий, увиденный Аланом за сегодняшний день, а сколько их еще будет… На значке был изображен игральный автомат в черном круге, перечеркнутый красной диагональной линией. Никаких лозунгов или призывов; мнение носившего этот значок относительно «Ночи в казино» было понятно без слов.

Нан была симпатичной женщиной среднего возраста с пышным роскошным бюстом и сладеньким личиком, сразу напоминавшем о маме и яблочном пироге. По мнению Алана и его помощников, яблочный пирог в закусочной у Нан был выше всяких похвал и особенно – с тающей сверху щедрой порцией ванильного мороженого. Однако многие бизнесмены – в частности, агенты по недвижимости – поимели массу разочарований, рассудив, что характер Нан соответствует ее «сладкому» облику. За милым личиком скрывался беспощадный и хваткий делец, а под пышной громадой груди, в том месте, где у людей обычно располагается сердце, была только стопка бухгалтерских книг. Нан владела немаленькой долей недвижимости в Касл-Роке, включая по крайней мере пять офисных зданий на Главной улице, и Алан ни капельки не сомневался, что теперь, когда папаша Мерилл почил в бозе, Нан Робертс стала самой богатой особой в городе.

Нан напоминала Алану одну мадам из борделя в Утике, которую он однажды арестовал. Эта женщина предложила ему взятку, а когда он отказался, она очень добросовестно и всерьез попыталась вышибить ему мозги птичьей клеткой. Причем обитатель клетки – золотушный попугай, любивший повторять задумчиво-печальным тоном: «Имел я твою матушку, Фрэнк!» – в этот момент находился внутри. Иногда, замечая, как Нан хмурит брови, Алан чувствовал, что и она тоже способна на что-то подобное. А то, что Нан – которая в последнее время не занималась ничем, кроме кассы, – решила лично обслужить шерифа графства, казалось ему вполне естественным. Это было проявление особого внимания, и на то были свои причины.

– Здорово, Алан! – сказала она в своей обычной грубоватой манере. – Тыщу лет тебя не видела. Где ты пропадаешь?

– А, где только не пропадаю, – ответил Алан. – Там не пропадаю, тут не пропадаю.

– Ну, ты уж не забывай старых друзей. – Нан одарила его сияющей материнской улыбкой. Алан машинально отметил, что надо общаться с Нан долго-долго, чтобы заметить, что хотя она и улыбается постоянно, ее глаза улыбаются очень редко. – Заходи к нам почаще.

– Так зри же! Аз есмь тут!

Нан разразилась громким, заливистым смехом, так что люди у стойки – в основном лесорубы – заинтригованно покосились в их сторону. А позже, подумал Алан, они расскажут друзьям, что своими глазами видели, как Нан Робертс запанибрата болтала с шерифом. Как с лучшим другом.

– Кофе, Алан?

– Да, пожалуйста.

– А к кофе, может быть, пирога? Домашний… яблоки из Швеции, с фермы Мак-Шерри. Вчера собрали.

Хорошо еще, что она не сказала, что собирала их лично, подумал Алан.

– Нет, спасибо.

– Уверен? А ты, Полли?

Полли покачала головой.

Нан пошла за кофе.

– Ты ее недолюбливаешь, да, Алан? – тихо спросила Полли.

Его удивил этот вопрос – не то чтобы понравился не понравился, – просто удивил.

– Нан? Да нет, нормально я к ней отношусь. Просто я предпочитаю знать, что человек собой представляет на самом деле.

– И что ему нужно?

– Нет, на это я и не замахиваюсь, – рассмеялся Алан. – Знать хотя бы его намерения – это уже хорошо.

Она улыбнулась – ему очень нравилось, когда она улыбалась, – и сказала:

– Мы еще сделаем из тебя настоящего философа-янки, Алан Пангборн.

Он коснулся ее руки – на людях она постоянно носила перчатки – и улыбнулся.

Нан вернулась с чашкой черного кофе и пузатым кофейником, поставила все на стол и тут же исчезла. Этого у нее не отнимешь, подумал Алан, всегда ведь чувствует, чертовка, когда сказаны все любезности и соблюдены все формальности. Далеко не все люди с интересами и амбициями Нан знают, как вовремя остановиться.

– Так, – Алан отхлебнул кофе, – а теперь расскажи мне про свой интересный день.

Полли вкратце пересказала свои с Розали Дрейк утренние наблюдения: Нетти Кобб на пути к «Нужным вещам», ее сомнения перед дверью магазина – и как в итоге она все-таки собралась с духом и вошла внутрь.

– Но это же здорово, – сказал Алан. Он действительно обрадовался.

– Да, но это еще не все. Она вышла оттуда с покупкой! Я никогда раньше не видела Нетти такой довольной. Она как будто… парила. Да, не шла, а парила – вот подходящее слово. Ты же знаешь, какая она обычно робкая и зашуганная. И всегда бледная.

Алан кивнул.

– Так вот, у нее был румянец во всю щеку, и волосы были вроде как растрепанные, и она даже несколько раз рассмеялась.

– Ты уверена, что они там занимались только покупками? – Алан театрально закатил глаза.

– Не говори глупостей, – нахмурилась Полли так, как будто сегодня утром она не высказывала ничего похожего в разговоре с Розали. – В общем, она дождалась, пока ты уйдешь, потом вошла и показала нам, что купила. Ты видел ее коллекцию вещиц из цветного стекла?

– Впервые слышу. В этом городе все-таки есть кое-что, что прошло мимо моего внимания. Немного, конечно, но есть. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Коллекция у нее маленькая – около полудюжины предметов. Бо́льшая часть досталась ей от матери. Как-то она мне сказала, что их было больше, но кое-что разбилось. Так вот, она купила очень красивый абажур из цветного стекла. Настоящее чудо. С первого взгляда я даже решила, что это «Тиффани». Это, конечно, не так. Нетти не может позволить себе настоящий «Тиффани». Но абажур просто великолепный.

– А сколько она за него заплатила?

– Я не спрашивала. Но готова поспорить, что чулок, где она хранит деньги, изрядно поистощился.

Алан нахмурился:

– Ты уверена, что ее не надули?

– Послушай, Алан, почему ты всегда такой подозрительный? У Нетти, может быть, не все дома, но в цветном стекле она разбирается – будь здоров. И раз она говорит, что купила абажур почти даром, значит, так оно и есть. Она была так счастлива!

– Ну что ж, замечательно. «Счастливый билет».

– Что?

– Так назывался один магазинчик в Утике, – пояснил Алан. – Давным-давно. Я тогда был совсем маленьким. «Счастливый билет».

– И как? Нашелся там твой счастливый билет? – поддразнила Полли.

– Понятия не имею. Я туда ни разу не заходил.

– А мистер Гонт, кажется, уверен, что для меня у него будет счастливый билетик.

– Что? Ну-ка, ну-ка, рассказывай!

– Нетти принесла мой контейнер для пирогов, и внутри была записка. От мистера Гонта. – Она пододвинула Алану свою сумочку. – Посмотри сам, а то я сегодня с застежкой не справлюсь.

Он на секунду забыл о записке.

– Что, так плохо?

– Плохо, – просто ответила Полли. – Бывало и хуже, но врать не буду… сейчас очень плохо. Всю неделю, как похолодало.

– Ты собираешься к доктору Ван Аллену?

Она вздохнула:

– Пока нет. Я надеюсь, что скоро должно полегчать. Каждый раз, когда боль становится невыносимой, так что я готова на стену лезть, все проходит само собой. Так было всегда. Но наверное, когда-то должен настать момент, когда боль возьмет да и не отпустит. Если к понедельнику не полегчает, я пойду к врачу. Хотя он мне ничем не поможет, разве что выпишет рецепт. Алан, я не хочу привыкать к сильным лекарствам, пока еще могу держаться.

– Но…

– И хватит, – мягко прервала его Полли. – На сегодня об этом хватит, договорились?

– Как скажешь, – неохотно уступил Алан.

– Прочти записку. Она очень милая…

Он открыл сумочку и достал тонкий конверт, который лежал на самом верху. Бумага была дорогой и шелковистой на ощупь. Мисс Полли Чалмерс – было написано на конверте. Почерк был вычурный, старомодный и очень изящный – словно в каком-нибудь дневнике из музея.

– Это каллиграфический почерк, – с улыбкой сказала Полли. – Раньше, где-то в юрском периоде, такому почерку обучали в школе.

Алан извлек из конверта листок бумаги. В верхней части было напечатано:

«Нужные вещи»

Касл-Рок, Мэн.

Лиланд Гонт, собственник

Рукописная часть была не настолько витиеватой, как на конверте, но и почерк, и обороты речи были приятно-старомодными.

Дорогая Полли.

Еще раз примите мою благодарность за дьявольски вкусный торт. Это мой самый любимый торт – и вкус просто божественный! Также примите мою искреннюю благодарность за Вашу чуткость и доброту – мне кажется, Вы понимали, как сильно я нервничал в день открытия, и тем более сейчас, в межсезонье.

У меня есть одна вещица (вернее, пока ее нет в магазине, но она скоро прибудет авиапочтой вместе с другими товарами), которая, как мне кажется, может Вас заинтересовать. Не буду сейчас ничего говорить; увидите сами. Это в принципе так, безделушка, но как только Вы вышли, я сразу подумал о ней. А должен сказать Вам без ложной скромности: интуиция редко меня подводит. Груз должен прибыть где-то в среду-четверг, так что если у Вас будет желание и время, сделайте мне любезность – загляните ко мне в воскресенье. Я собираюсь весь день провести в магазине – надо составить каталог товаров – и с удовольствием покажу Вам эту вещь. Опять же, не буду забегать вперед, она скажет сама за себя… если же Вас она не заинтересует, у меня хотя бы будет возможность отблагодарить Вас за Вашу заботу и доброту и угостить Вас чаем!

Надеюсь, Нетти не разочаровалась в своей покупке. Она очень милая женщина, и смею надеяться, что абажур ей понравился.

Искренне Ваш,Лиланд Гонт.

– Как загадочно. – Алан вернул записку в конверт и убрал его обратно в сумочку. – Ну и что ты думаешь? Пойдешь на «предмет оперативной проверки», как говорят у нас в полиции?

– При такой-то наживке – да еще после этого Неттиного абажура – как я могу отказаться? Да, наверное, я зайду… если с руками будет получше. Хочешь, пойдем вместе, Алан? Может, ты и себе что-нибудь подберешь.

– Может быть. А может, останусь дома смотреть игру «Патриотс». Когда-нибудь им все-таки нужно выиграть.

– Вид у тебя усталый, Алан. Под глазами круги.