скачать книгу бесплатно
– Может и обойдется… – хмуро усмехается Бурмин, – сказала девица после первой бурной ночи! А может все и разразится громом…
– Сила то у нас немалая! – поддерживает лейтенанта молодой танкист, – Говорят, что даже фрицев превосходим…
– По данным разведки, соотношения сил примерно равны. Только немцы затаились и что-то готовят, я это просто нутром чую… А мы кричим и машем флагами! Вместо того, чтобы трезво оценить ситуацию. Ну что, Матвеич! Как наш ретивый жеребчик? Еще бегает? – похлопывает по корпусу танка Бурмин, – В бою не споткнется?
– Никак нет, Григорий Михайлович! Я его подковал надежно… Будет бежать как арабский скакун, только ветер в ушах будет свистеть! Кое-какие неполадки были после последнего боя, но я все устранил. Рулевое подтянул, гусеницы мы с Лешкой подлатали, фрикционы проверил, коробку передач почистил. Будет вальсировать как мадмуазель на балу.
– Отлично, – впервые за день задумчиво улыбается Бурмин, – значит не все еще так плохо…
– Так что ж нам делать, из того что вы сказали, товарищ комполка? – хлопает глазами молодой танкист.
– Что делать? – мрачно шутит Бурмин, – Уповать на архангела Михаила! И псалтирь читать до утра… Воевать как и прежде, с полной отдачей! А там уже поглядим… И осмотреть все машины, чтоб работали как часы! К вечеру сам проверю! Вон пример с Матвеича берите! Он от танка не отходит… Как любимого коня все гладит и начесывает, чтобы в бою не подвел! – и напряженно выдыхает, – Будем наступать!
Глава 2
Бескрайняя степь сливается с горизонтом, ослепительно палит солнце. Два солдата едут на подводе, везут ящики. Один, помоложе, лет тридцати пяти, старшина, понукает усталую лошадь, другой постарше, где-то за сорок, в звании сержанта, обняв винтовку и дымя самокруткой сидит рядом сбоку, глазея по сторонам.
– Жарит сегодня, как в печке! – вытирает пот со лба сержант, – Не привык я к такой жаре. Я с Урала. Забросило на юга, лучше бы куда севернее…
– Да, полыхает неслабо! Неделю дожди поливали, – кивает старшина, поглядывая на скрипящее колесо, – Сейчас хоть земля просохнет.
– Далеко еще до Керчи? – выпускает кольца густого табачного дыма сержант, – Что-то все катимся и катимся, и конца и края нет…
– Да нет, чутка осталось. Скоро Багерово, там рукой подать. Торопишься?
– Нет. Просто однообразие пейзажа надоедает. Степь да степь кругом, сопки обгорелые, ямы, выбоины… Скука! Еще печет как на чертовой сковороде. Скорей бы в тенечек, а тут за всю дорогу – ни деревца! Кустарник и тот чахлый, как засохший уже… Что за природа? То ли дело у нас на Урале! Лес, горы, реки и озера. Сосны как богатыри стоят. Благодать!
– Да какая же тебе скука! Ты смотри вон как степь расцвела! Маками и тюльпанами заалела! А простор какой! Ширь… Душа поет, летит к облакам! Будто и войны нет… Так бы жить и радоваться!
– Ну да, цветы проклевываются, что-то пестреет, птица вон какая-то чудная пролетела, но все равно, очень жарко и тоскливо… Сейчас бы в лес, вдохнуть хмельного воздуха, да грибы пособирать… Послушать шелест листвы!
– А ты откуда? Из Свердловска? Или что там у вас еще есть?
– Почти… Из Верхней Пышмы. Город старинный, еще с 1701 года основания. Станция это была где путники лошадей кормили для дальней дороги. А потом производство стало развиваться.
– И где-то?
– Рядом со Свердловском. В близкой доступности.
– И что там у вас, заводы?
– Да, медеэлектролитный завод. На всю страну наша медь славится. А ты откуда?
– А я здесь близко… Из Краснодара, с Кубани. Дом рядом. Через пролив махнуть, и родная калитка.
– Дом рядом это хорошо с одной стороны. С другой стороны фронт совсем близко. Беспокойство за близких… Налеты авиации, обстановка нестабильная, тревожная.
– Ничего, скоро фрица погоним! Линия фронта значительно отодвинется, как говорят у нас на Крымском фронте – первая цель это освобождение полуострова, и помощь нашим товарищам в Севастополе, закрепление на позициях! А наступление уже скоро… Измаялись все, в бой рвутся! Надоело грязь месить на Акмонае… Пора бы уже и на Украину, дальше идти. Гнать фашиста до самого Берлина…
– Хорошо бы! В марте мы пытались контр наступать. Да увязли… Как и фашист! Теперь и ходим в бестолковые мелкие атаки, что гансы, что мы. Меня в одной такой и подранили. Повалялся в полевом госпитале, а потом оказалось мою часть перебросили на другой участок, а меня почему-то отправили в охранение на переправу. Беспорядок все равно козловский остался, несмотря на то, что товарищ Мехлис с нами, уже четвертый месяц с ним воюет и наводит порядок и дисциплину в балагане нашего генерала Козлова. Это большая честь – с нами сражается близкий друг и соратник самого товарища Сталина! Это отличный знак, настоящая удача…
– Это да, Лев Захарович – фигура легендарная! С таким хоть куда! Да и нашего брата, простого солдата любит, заботится… Командиры тоже его уважают и верят как родному отцу. А вот штабных гоняет, как нашкодивших шавок, только клочья летят! И поделом…
– С ним мы далеко пойдем! Он крепче любого танка и грозней любой пушки будет! Пламенный комиссар, зажженный от самой революции! Он нашей народной пролетарской железной закалки! Сразу видно… А вот те что в штабах пооседали – просто новые господа, все из себя барина корчат. Будто и революции никакой не было! Противно бывает…
– Ничего, война кончится, там со всеми разберутся – кто наш, кто чужой! Лагерей много, и кто вор, вредитель и саботажник трудового народа – пущай кайлом на Колыме машет… Перевоспитывается! И не мешает честным людям жить и работать!
– Чудно как-то все вокруг! Совсем непонятно…
– Что тебе, опять степь крымская не нравится?
– Нет, другое.
– А что именно?
– Сколько мы уже едем, я нигде не вижу нашего брата служивого! Ни окопов, ни размещенных воинских частей, ни укреплений, ни усиленных постов! Сплошная степь, да цветочки твои распустились! Где армия? Словно и немца, и войны нет. А кругом тихая безмятежная мирная жизнь. Ни одного солдата!
– Так мы ж в тылу… Тебе чего надо?
– Тыловые оборонительные коммуникации, которые положены при любой фронтовой зоне.
– А зачем? Мы же наступаем!
– И что? А если прорыв, хотя бы малый и придется отступить?
– Но не такое же расстояние! У нас три армии там стоят! Разве такую громадину можно опрокинуть? Немцы уже пытались в марте, да кукиш с маком у них вышел… А сейчас мы их точно сметем!
– Не понимаю… Что за дела? Здесь же пусто все… Делай что хош, хоть скрытые диверсии, хоть налеты хитрые, хоть маневренный удар… Как же так получилось? Странно это все. Может замаскировано все?
– Да где тут чего маскировать? Тут степь, как скатерть разостланная… Захочешь, не скроешься! Если только капитально в землю вкапываться глубоко! Но наш командующий фронтом Козлов запретил окопы копать… Зачем говорит, если мы в наступление идем! Нечего дурью маяться, нужно к битве готовится! Так и все и прекратилось… Я здесь часто мотаюсь, но на кобылке, то на мотоцикле, что дадут. Все уже выучил, каждую рытвину и бугорок. Нет тут ничего, акромя сопок и редких курганов. Попадаются посты и те какие-то непутевые, кочующие… И все!
– Очень интересно получается. Нас когда на Акмонай везли, мы в крытом грузовике ехали, я этих диковинок унылых и не заметил, а сейчас смотрю – диву даюсь! Я о таком ни на одном фронте не слыхивал… Опасно это!
– Да брось! У нас на Акмонае такая махина стоит, что впору на Берлин идти, и душить фашистскую гадину в ее логове! А ты про какой-то узкий перешеек, как бутылочное горлышко. Там и мышь не пролезет, не то что фриц… Уж пытался да по рогам отхватил!
– Все это очень сильно удручает, – выпускает дым сержант, задумываясь, – не знаю что там за стратегия в штабе, но глаза говорят о другом.
– Не нам судить! Мы простые солдаты, наше дело окоп… Да винтовка! Командованию видней!
– Так-то оно так, кабы не полетело все в тартарары… Уж очень тыл у нас голый! Как задница без порток. По такой хлещи хоть крапивой, хоть ивовым прутом, хоть картечью… Не дело это!
– Ну, скажешь тоже! Откуда он фриц возьмется? Он, вон там за Парапачем и сидит, носу не кажет уже пятый месяц. Если бы мог, так уж давно пролез… Пустые это разговоры! Мы проломим все его заслоны и сбросим в море уже под Севастополем! И ничего нас не остановит… Вот еще вспомнишь потом мои слова! Поймешь правоту…
– Очень замечательно, ежели оно так и будет! – оглядывается сержант, – Только как-то нехорошо под ложечкой сосет от этого пустынного зрелища!
Подвода, накренившись, катится вдаль, в пьяняще пахнущей расцветшей весенней степи к темнеющей вдали переправе….
Глава 3
На Таманском побережье, в полосе береговой охраны, располагается скрытый от других укреплений, тщательно замаскированный блиндаж. Два лейтенанта, занимают этот невидимый постороннему глазу пост… Один сосредоточенно смотри в перископ, другой сидя за небольшим столом, фиксирует данные…
– Легкий туман, рыболовецкие шаланды качаются у Тузлы. Работают мужички, вышли на промысел. Транспорт «Красная Абхазия прошел курсом юго-восток…. Три сторожевика идут на север, видимо до Азова. Скорость 3—4 узла! Звено истребителей в количестве четырех, прошли над проливом, ушли к Багерово, видимо на посадку, на аэродром. Судоходство проходит нормально, без происшествий.
– Есть… отметил! Что-то еще?
– Северо-западнее Керчи большое скопление дыма. Возможно, завод Войкова коптит. Может и что другое случилось… Там уже на месте разберутся! Бомбежки, налетов авиации противника не было.
– Надолго мы тут, как думаешь?
– Скоро узнаем. Линия фронта сдвинется, тогда и посмотрим. Может оставят здесь, точка тоже стратегически важная. Может ближе к фрицам определят. А что?
– Честно, не могу уже на этот унылый пролив смотреть и считать пароходы…
– Огоньку захотелось?
– Его самого! Скоро забуду, как «ТТ» стреляет… Да дело даже не в этом! Я понимаю, за противником, на передовой наблюдать, а тут! Не пойми что…
– Ничего. Потерпи. Будет и на нашей улице праздник. До Берлина еще топать и топать. А немец враг сильный и коварный. Просто так не сдастся! Из хороших новостей наступление грядет масштабное, на Акмонае, уже скоро… Все в предвкушении… грандиозной роковой битвы! Пушки выкатывают, танки громыхают, штыки сверкают… крылья самолетов рвутся ввысь, шеренги строятся! Знамена полковые развеваются!
– Так уж проходили все это, в феврале еще начинали, как думаешь, на сей раз фрицев одолеем? В марте тоже не получилось, мутузили друг друга! Как два пьяных мужика и откатились на прежние позиции. Отхаркиваясь кровью…
– Ну тогда просчеты серьезные были в стратегии, еще распутица весенняя помешала. По иронии судьбы и нам и немцам. Вся техника в грязи потонула, забуксовала как в болотине. Вместе в одну яму провалились… Теперь проломим оборону точно!
– С чего такая уверенность?
– Настроение уже отчаянное в войсках! От позиционной окопной войны устали. Охота активности, перемен. Вся надежда не предстоящее Наступление. Все возбуждены, «Авось» русское, окрыленность охватила все подразделения. Крайняя черта! За ней путь к победе…
– Я слышал наоборот, окапываться начинают, к обороне переходить.
– Нет! Задача поставлена четко – прорыв линии фронта и снятие блокады Севастополя! А ты что сомневаешься?
– С января топчемся! Кусок полуострова взяли и завязли… В этом бутылочном горлышке – Акмонайском перешейке. Ни туда, ни сюда! А уж весна на дворе! Время против нас может начать работать. Немец говорят, тоже силу наращивает. Как бы на нас не налетел черным коршуном. И не спутал все наши планы!
– Это вряд ли… По данным разведки, они перешли к глубокой обороне, после неудачной попытки предыдущего контрпрорыва. Так что нам и карты в руки! Будем громить поганого оккупанта как шелудивого пса!
– Ну да… Хорошо бы уже. А то замерли на месте. Не двигаемся, торчим как шест в землю воткнутый! Так заплесневеем совсем. Армия должна быть в движении. Перестраиваться, играть, появляться там, где не ждут, нависать темной неопределимой тенью, теснить врага!
– Война это тебе не гарцевание на лошади! Не сплошные лихие атаки. Тут и выждать нужно. Затаится а потом и нанести решающий удар! Чтоб наповал… Как на ринге!
– Ну не настолько же, как у нас! Первая операция по освобождению Крыма началась в декабре прошлого года. И что? У нас только Керченский полуостров, Феодосию и ту потеряли! Три четверти под немцем лежит. Как еще Севастополь держится… Чудо какое-то. Из последних сил! Действительно железная воля… Там говорят такие бомбардировки города идут, просто ад кромешный! Апокалипсис наяву…. Идти надо, не медлить! Ворон ловить некогда… И товарищам в осажденном городе помочь и фашистов с земли нашей святой гнать! До границ Европы и дальше…
– Всему свой срок! Аккумулятор, чтобы работал в нормальном режиме, требуется время для зарядки всех его сил. Так и здесь… Сконцентрируем всю мощь в огромный кулак, как никак, три армии на Акмонае стоят! И дадим фрицам со всей русской щедростью… Покатятся до всех своих баварских и саксонских берлог! В свои поганые звериные норы…
– Не знаю… Что-то не то с этим наступлением. Не могу объяснить. Но здесь иной подход должен быть, не такой как зимой и в начале весны! Что-то кардинально другое.
– А что не так? Чего ты все хандришь сегодня? Есть что-то конкретное?
– Ну как тебе сказать… Насколько мне известно, дивизии наши измотаны последними боями, большой недокоплект людей и техники! Три армии это звучит красиво и внушительно, а на деле – масса солдат, уставших от изнурительной позиционной окопной войны, живущих целые месяцы в траншеях, доведенные до предела, и готовые уже идти в бой, правильно ты сказал, чтоб хоть как-то это все изменить. Так что не все так радужно, как говорят официально.
– Ну так и фриц тоже не на курорте был в эти дни! У них такая же ситуация, может даже хуже… Мы их вообще с января треплем постоянно локальными боями. С большим успехом! Подкреплений к ним не поступало… Так что волноваться нечего! Победа будет за нами!
– Ладно, поглядим, как оно сложится, – вздыхает лейтенант, записывая данные, – скоро все узнаем… Ну что там еще видно?
– Пока ничего. Небо чистое. Наш порт работает в штатном режиме. Тишина и покой. Как будто и войны то нет…
– Вот я об этом же! Роту Григорьева на Акмонай перебросили, работа реальная, глаза в глаза с противником. Это дело! А мы на рыбаков сутками смотрим. Как проштрафившиеся…
– Не только… Ты же знаешь, зачем мы здесь? И какова цель нашего пребывания на этом секретном объекте? Поважней передовой будет…
– Да знаю я… – вздыхает лейтенант, – забудешь, пожалуй, тут!
– Вот и прекрасно! Будем исполнять свои непосредственные обязанности, свой воинский долг! А там может другие задачи будут…
– Мы уже столько здесь сидим, что, кажется, это будет длиться всегда! Как один повторяющийся сон. Уже бы хоть какие-то изменения! Я уже согласен дрова на кухне порубить, окопы порыть…
– Кто мешает? – улыбается товарищ, – В свободное время – дерзай, сколько угодно. А вообще лучше правильно оцени ситуацию. Сделай выводы. Наслаждайся моментом! А то бывает так, что в один миг все летит к черту, земля из под ног уходит… Все вверх дном переворачивается!
Глава 4
В керченском порту, куда прибывают военные грузы, царит небывалое оживление. Как неугомонные муравьи, снуют рабочие, матросы и солдаты самых разных частей. Гудят прибывающие и отходящие пароходы. Среди этой шумной, громыхающей и кричащей бурлящей неистовой суеты на пирсе чуть в стороне, стоит худощавый военный высокого роста с петлицами полковника, на солнце остро поблескивают стекла пенсне… Это представитель штаба Крымского фронта Павел Максимович Ягунов. Он с интересом наблюдает за бурной портовой деятельностью, возвышаясь среди людских потоков монументальным изваянием, застывшим в ожидании, обтекаемым волнами хаотически кипящей жизни. Но он тоже находится здесь по делу, и весьма важному. И ожидает прибытие катера, который доставит его в назначенный пункт для особой миссии.
Ягунову уже 42 года и за его плечами вехи суровой жизненной школы.
От курсанта Ташкентского училища, сражающегося с бандами басмачей до Закаспийского фронта в Гражданскую и боями с формированиями генерала Деникина, от слушателя курсов «Выстрел» до комполка в Дальневосточном округе. А здесь в Крыму – уже в комдивом 138 —й стрелковой дивизии форсирование Керченского пролива в январе 1942 года в составе 51-й армии. Повидал он много, и много за его плечами осталось боли и крови, пыли и гари тяжелых фронтовых дорог. Теперь он начальник отдела боевой подготовки Крымского фронта, в ранге второго заместителя начальника штаба фронта, готовит войска для предстоящего броска на Акмонае.
Сейчас, стоя на пристани, он с удовольствием подставляет лицо под порывы пьянящего морского ветра, под горячие лучи послеполуденного солнца, вслушиваясь как в мелодию, в беспорядочные крики чаек. На эти короткие минуты, совершенно забывается, что идет война, война страшная и тяжелая, и неизвестно сколько еще потребуется сил, жертв дойти до победы. Полковник смотрит на туманную полоску Таманского берега и почему-то на него накатывается грусть. Кажется, что он прощается с ним, и больше не ступит на его землю. Он не понимает почему – поводов к этому нет и быть не может. Все складывается весьма удачно. В войсках царит полное воодушевление перед грядущим Наступлением, уверенность в своих силах. Положение фронта достаточно твердое. Но раз за разом, когда он вглядывается в сизую дымку и темные выступы на горизонте, его охватывает щемящее чувство необратимого расставания. Как не старается бороться, волны печали и чего-то нового Зовущего, неизвестного накатываются и не отпускают. Ягунов начинает раздражаться на самого себя, но за спиной вдруг раздается зычный голос.
– Красота! – восторженно бодро декламирует кто-то, явно обращаясь к нему.
Полковник быстро, даже резко поворачивается, инстинктивно следуя боевой привычке.
Большая, мощная, можно сказать, богатырская фигура чуть ли не нависает над ним, едва не затмевая солнце.
Ягунов внимательно всматривается.
Перед ним, улыбаясь и щурясь от ослепительного солнца, высится во всей своей могучей красе, старший батальонный комиссар Парахин. С Ягуновым они пересекались по штабной работе, и несмотря на то, что были мало знакомы, относились друг к друга с взаимной симпатией.
– Здравия желаю, Павел Максимыч! – весело и даже с неким озорством приветствует комиссар. За ним слывет слава человека волевого, неустрашимого, не теряющего духа не при каких обстоятельствах.
– Рад Вас видеть, Иван Павлович!
– Какими судьбами в порту?
– Встречаю спецрейс, и далее с ним, небольшая прогулка по морю, – полковник бросает короткий взгляд на часы – через 17 минут…
– А Вы, по какому случаю?
– Примерно, что и у Вас, только провожаю – уклончиво отвечает Парахин, и Ягунов замечает при всей веселости в глазах затаенную тревогу.
