Рейтинг темного божества

– Ну, что ты все молчишь, скажи хоть что-нибудь, – не вытерпела Катя.

– Да я версию твою обмозговываю, – хмыкнул Колосов. – Устами женщины и младенца, как говорится… Тот, кто ждал Неверовского в кустах, пришел именно отсюда. Они, сдается, и по склону-то съехали, чтобы оказаться тут раньше, чтобы опередить. Получается, что знали, что этот самый Неверовский стремится тоже сюда. Тебе не кажется, что эта вот мраморная штука, – он кивнул на черный обелиск, – напоминает некий ориентир? Тут все кругом кресты, камни сплошные, а такая вот тумба – только одна. Правда ночью тут сам черт ногу сломит – вот они и постарались подогнать свою тачку поближе. Там вон тоже следы протектора, – он кивнул в сторону. – Копали наверняка при свете фар и вырыли хорошую яму…

– Согласись – очень похоже на поиски клада, – перебила Катя.

– Похоже. Только вот почему тогда мертвец наш, Неверовский, хотел клад этот спалить? – хмыкнул Колосов. – Волок сюда от машины пятилитровую канистру с бензином. Не костер же он тут собрался разжигать?

– С чего ты взял, что он хотел сжечь именно то, что было извлечено вот отсюда? – Катя показала на яму. – Логической связи никакой не вижу – мало ли… Вообще с чего ты взял, что в этой яме что-то было?

– Ты же сама только что мне говорила про клад, – хмыкнул Колосов. – Я просто развил твою мысль. Но попытался при этом учесть важную улику – канистру с бензином. И потом…

– Что? – спросила Катя.

– Ты спросила – сидел ли, по моему мнению, Неверовский? Я тебе сразу скажу – даже без пробивки по банку данных мне ясно – фраер он, срока в жизни не тянул, вообще клиент изначально не наш. И к уголовной братве никакого отношения не имеет.

– А как же тогда его татуировка? Ты ведь такую уже раньше видел – я слышала ваша разговор с патологоанатомом.

Колосов снова помолчал, посмотрел на часы.

– Сейчас тут закончим, и я возвращаюсь на завод в эту чертову баню, – сказал он. – Там еще работы до фига. А его татуировку мы с тобой, Катя, обсудим позже.

– Но почему? Что за таинственность? Почему ты не хочешь сказать, где ты ее видел – в оперативном альбоме, в картотеке?

– Я ее видел сегодня в четыре часа утра на теле одного из тех, кого мы вынули из петли, – буркнул Колосов. – Все, пока не приставай ко мне! Больше пока мне все равно нечего тебе сказать.

ГЛАВА 6

ВЕЩДОКИ

Катя вернулась домой вечером. И сразу прошла в ванную. Распустила волосы. Впечатления этого дня хотелось смыть с себя словно нечистоту. В принципе она просто ретировалась, удрала с места событий – ее, не оправившуюся от впечатлений кладбища, доконала эта сауна. Чертова баня, как выразился Никита Колосов. В Мамоново-Дальнем, по крайней мере, все происходило на вольном воздухе, и там хотя бы дул ветерок. Можно было отвернуться от забрызганных кровью кустов сирени и посмотреть на небо, отвлечься на звонко тенькающую пичугу на ветке. Можно было вернуться к подножью холма и побродить в траве, стараясь хоть на время забыть о том, что лежит там, на вытоптанной полянке в зарослях.

В сауне же ничего этого сделать было невозможно. Здесь стояла спертая духота. И было слишком много людей. Хотя основной начальственный поток из главка, из министерства и прокуратуры области уже успел схлынуть, на месте по-прежнему работала большая следственно-оперативная группа. Возвращения начальника отдела убийств здесь ждали с великим нетерпением. И Катя не стала ему мешать. Они с оператором телестудии делали свое собственное дело – снимали, брали короткие блиц-интервью у местных сотрудников, оказавшихся на месте происшествия в числе первых. Но само это место, сама эта «чертова баня» вызвала с самой первой минуты у Кати нервную дрожь – под этим деревянным потолком, над этим кафельным бассейном с прозрачной прохладной водой всего каких-то десять часов назад бились в конвульсиях четверо мужчин. Эти гладкие стены, казалось, впитали их предсмертные хрипы, а воздух, казалось, был полон темной заразы – каждый вдох давался Кате с трудом. Никита Колосов уже впоследствии признался ей – он испытал в этом помещении те же самые ощущения. Не забыл он упомянуть и про понятую, грохнувшуюся в обморок при виде удавленников.

Но сейчас тела уже успели увезти в морг. Самого страшного Катя не видела, но это, увы, ничего не меняло.

А дома, в Москве, в квартире на Фрунзенской набережной, было тихо и пусто. Сидя на краю ванной и расчесывая волосы, Катя вспоминала, как всего два дня назад собирала в дорогу мужа Вадима Кравченко – на домашнем жаргоне именуемого исключительно «Драгоценный В.А.». Все тогда было совсем по-другому, все кипело и клокотало, вращаясь исключительно вокруг Драгоценного В.А. Он на этот раз отнюдь не горел желанием сопровождать своего работодателя в Пермь, не желал и последующего вояжа на Урал. Капризничал, как ребенок, бурчал, что, мол, шеф его – небезызвестный в столичных деловых кругах предприниматель Василий Чугунов с годами блажит все больше и больше, что он отстал от жизни и в современном бизнесе смыслит как корова в апельсинах, что вообще ему следует думать больше о душе и подорванном здоровье, лечиться в санаториях в швейцарских Альпах и жертвовать на храм, а не вбухивать такую прорву денег в каких-то дефективных кандидатов на какие-то дефективные выборы, фактически выбрасывая деньги на ветер. Он клялся, что он смерть как не хочет оставлять Катю одну, а тем более в такое благодатное время, как конец мая – начало лета, когда душа зовет отрешиться от всего земного и окунуться с головой в реку Волгу, где-нибудь в районе зеленых плавней Ахтубы.

Поехать на мировую ахтубскую рыбалку – это была заветная мечта Драгоценного и его закадычного друга детства Сергея Мещерского. Об этом велись у них нескончаемые задушевные беседы зимой за кружкой пива. Катя о рыбалке на какой-то там плавучей базе в качестве отпуска и слышать не хотела. Но слишком быстро поняла, что бороться с мечтой, с заветным желанием мужа и его дружка детства ей не по силам. Кто одолеет мечту? Никто. Может быть, только другая, более сильная, еще более заветная мечта.

И надо же было так случиться, что Драгоценный улетел в Пермь, а через два дня после его отбытия у Кати на работе произошло именно это – четыре трупа в сауне на территории бывшего порохового завода и еще один в Мамоново-Дальнем на территории заповедника. И все это всего за одни дежурные сутки.

Подобного в Подмосковье не было никогда – и в этом с Катей соглашались почти все, с кем ей удалось пообщаться на местах обоих происшествий. Такого не было никогда. В этой чертовой бане неясным осталось, даже после многочасового осмотра, самое главное – что же это в конце-то концов, групповое самоубийство или же…

Трупов повешенных Катя не видела. Их уже увезли в морг на срочное вскрытие. Вопросов Колосову не задавала – он просил пока оставить его в покое. Молча следила за тем, что он делал. А делал он следующее: весьма долго и тщательно осматривал вместе с экспертами вытащенную из бассейна мокрую надувную диван-кровать. Почти весь воздух из нее уже успел выйти, и она была похожа на оболочку гигантского плода, лишенного мякоти. На этой оболочке эксперты пытались отыскать пригодные для идентификации отпечатки пальцев. Катя после того, как они закончили, украдкой прикоснулась к вещдоку – надувная кровать была сделана из синтетического материала, бархатистого и мягкого на ощупь. Наверное, спать на ней было удобно. Но кто и для чего приволок эту штуковину в сауну? Плавать на ней в бассейне, как на надувном матрасе, было невозможно – в надутом состоянии кровать занимала почти всю площадь бассейна. Колосов кивком указал Кате на небольшое продольное отверстие – найти его в складках оболочки было непросто. Эксперт определил, что отверстие это не что иное, как след от ножевого пореза. Получалось, что кто-то полоснул по надувному боку матраса ножом – и опять же непонятно с какой целью? Просто для того, чтобы повредить эту дорогую новинку – любимый товар телемагазина?

Покончив с этой непонятной уликой, Колосов перешел к осмотру вещей погибших. Их уже осматривал следователь прокуратуры и оперативники из отдела убийств, работавшие в отсутствие своего начальника. Вещи – одежда, обувь, спортивные сумки – были аккуратно разложены на столе в холле-предбаннике. Вроде бы ничего необычного – добротные мужские вещи хороших европейских марок. Четыре пары обуви, два кожаных портмоне, две визитки – обе с ключами, две вместительные спортивные сумки «Пума» и «Рибок», один спортивный рюкзак – яркий, новый, четыре пары мужских носков, футболки, нижнее белье, две пары солнцезащитных очков – и нигде никаких документов: ни паспортов, ни водительских удостоверений, ни страховых карточек – ничего. Не было среди вещей и мобильных телефонов – словно кто-то специально изъял их, обрывая все нити, все связи, по которым можно было бы установить личности повешенных.

И все же одну зацепку – важную – Колосов отыскал. Катя наблюдала, как он осматривает сумки, шарит в карманах спортивных брюк, толстовок и олимпиек. Его внимание привлекла сложенная вчетверо бумажка, глубоко засунутая в боковой карман рюкзака – видимо, следователь прокуратуры просто не обратил внимание на этот потайной карманчик. Колосов расправил находку – это был медицинский рецепт. Катя, заглянув в него, сумела разобрать лишь то, что это рецепт на винпоцетин, выписанный на имя Федай В.В., – треугольный штамп поликлиники внизу был смазанным, нечетким.

На этом медицинская тема не кончилась – со дна одной из сумок Колосов извлек пластиковый пузырек, на этикетке которого шариковой ручкой было коряво написано «Витамин B3– разовая доза 4–5».

Вещи, несомненно, хранили отпечатки своих владельцев, но пока еще было неясно, что из вещей конкретно кому принадлежит.

Судя по всему, впереди предстоял долгий поиск. Когда Катя вместе с оператором собралась уезжать, этот поиск был только в самом начале – Катя слышала, как Колосов звонил в главк, просил сотрудника срочно пробить данные по Федаю В.В. Возможно, эту фамилию носил один из повешенных – вот только кто из четверых? Оставалось только надеяться на удачу, ведь фамилия довольно редкая. Катя с тоской подумала: а что если бы рецепт на лекарство винпоцетин был выписан на фамилию Иванова? «Нет, я не буду, я прекращаю, я уже прекратила думать об этом сегодня, – внушала она себе дома, в ванной, выливая на голову сразу полбутылки цитрусового французского шампуня. – Я подумаю об этом завтра. Я подумаю об этом завтра. А сейчас спать, в кровать и никаких кладбищ, никаких ножевых ранений, никаких рецептов, никаких мертвецов».

Завтра был выходной день – суббота. Но вместе с первой в этом сезоне грозой она принесла с собой такие события, что думать о чем-то, кроме них, Катя на какое-то время просто лишилась способности.

ГЛАВА 7

В НОЧЬ НА ПЕРВОЕ ИЮНЯ

И надо же было так случиться, что в тот памятный поздний вечер – вечер субботы – перед тревожным звонком Кати Сергей Мещерский как раз целиком был погружен в мечты. Бывает так в выходные, особенно если вы молоды, одиноки, если вернулись, наконец, домой после долгих странствий, где видели немало нового и любопытного. Дела туристической фирмы «Столичный географический клуб», совладельцем которой являлся Мещерский, в последнее время заставляли его по нескольку месяцев проводить заграницей – в Таиланде, Индии, Непале. Фирма традиционно специализировалась на экстремальных экзотических путешествиях и активно осваивала все новые и новые маршруты – в Лахор, Кашмир, Бутан, в западную Бенгалию, Раджастан и Бангладеш. Март Мещерский провел с экспедицией в Лахоре, а в конце апреля слетал на остров Пхукет, чтобы убедиться лично, в каком состоянии находится знаменитый тайский курорт после цунами и есть ли вообще смысл заключать с местными отелями контракты на ближайшее будущее.

«Пляжников»-туристов, честно признаться, Мещерский просто не переваривал, но где было найти столько экстремалов, мечтавших о путешествиях в Тибет и в Гималаи, столько спелеологов, альпинистов, уфологов, рерихианцев и рокеров, жаждавших неизведанного и вместе с тем способных выложить за экотур в Индокитай две-три тысячи баксов? А «Столичному географическому клубу» надо было как-то выживать в жестокой конкурентной борьбе. Поэтому его основателю и совладельцу Сергею Мещерскому приходилось, скрепя сердце, терпеть и оголтелых пляжников – москвичей, волгарей и сибиряков, этих детей зимы, стосковавшихся по южному солнцу, и желавшую исключительно крутого «отвяза» братву из Хабаровска и Красноярска, признававшую отдых только в тайских массажных салонах с девочками, и разных сумасшедших, «открывших» вдруг у себя «экстрасенсорные способности» и рвавшихся во что бы то ни стало приобщиться к тайнам аюрведы и тибетской медицины.

Все это приходилось терпеть. Но, к счастью, все это с лихвой компенсировали чудеса – процессия слонов, случайно увиденная из окна джипа на улицах Дели, фантастический восточный базар в Карачи, крики обезьян и павлинов за затянутыми сетками окнами маленького отеля в Удайпуре, ветер, приносящий с Сионийских гор пряные ароматы джунглей, и великая река Брахмапутра, по которой так и подмывало отправиться в плавание на личном теплоходе магараджи княжества Бунди, который по молодости лет учился в СССР и – вот совпадение – был вашим закадычным однокашником по Институту имени Лумумбы.

И надо же было такому случиться, что в этот вечер – вечер субботы, ставший своеобразным мостом ко многим ужасным и трагическим событиям, о которых так хотелось забыть поскорее, Мещерский находился в состоянии полнейшей нирваны. Попросту говоря, валялся перед телевизором на обломовском кожаном диване после солидной субботней порции армянского коньяка. Лежание было вызвано отнюдь не ленью, а безмерной усталостью. Всю субботу Мещерский как пчела трудился по дому. Пылесосил как бобик, вытирал вековые залежи пыли, жарил куренка в духовке и как проклятый, как раб крутил белье в допотопной стиральной машине, в сотый уже, наверное, раз давая себе слово купить продвинутый «автомат» с сушилкой, отжималкой, полоскалкой, программным управлением и прочими полезными в хозяйстве прибамбасами. Но в том, что он весь выходной был сам себе домработник, Мещерский не признался бы даже под угрозой расстрела – особенно другу Вадиму Кравченко и особенно его жене Кате, Катюше…

«Женится тебе, Сережечка, надо, – твердила она все чаще, вся мягче и все деликатнее, – пора… Ну, хочешь, я с Ниной поговорю, а? Ты ведь помнишь Нину? Она так похорошела, и детеныш у нее немножко подрос – такой забавный, он тебе обязательно понравится. Ты ведь детей любишь, я знаю. Ну, хочешь, я с ней завтра же этот вопрос провентилирую?» Мещерский на это отвечал с детским простодушием: «Какой вопрос?» Катя лукаво умолкала. А ее муж, друг детства и собрат по духу – мужскому, корпоративному, Вадим Кравченко противно и очень многозначительно хмыкал. И тут же вспоминал давнего институтского кореша Витюху Мамурина, который жил, жил себе преспокойненько тридцать лет и три года и вдруг бац! – женился. «Да, – повествовал Кравченко, щурясь, как кот, – женился Витюха наш, а что из этого вышло? Помнишь, Серега, что вышло?»