Практика предательства и другие истории девяностых

– Не, Киска, не дури. Чего ты лохматишься? Это ж Лялька, девчонка того киношного папика. Помнишь, были у них во вторник, парик мне делали?

– Ааааа, дочка того алкаша? Ясно. Что ей надо?

– Я думал, нам же нужны официантки. Она как раз подойдёт.

– Ты что? Она – к нам в официантки? Да там же посмотреть не на что. Ты сам-то глаза разуй. Ослеп, что ли? Там же ни сиськи, ни письки. Плоская, как доска. Нафига она нам нужна?

– Так её папаша не кормит, нищеброд киношный. Откуда там сиськи? Если её конкретно приодеть и намазать, то будет вполне ничего так.

Подруга Дисы аж взвизгнула от негодования:

– Ты губу-то не раскатывай! Размечтался! Уже зенки вытаращил, стоит и слюну пускает, кобель паскудный! Я тебе яйца оторву!

– Ты смотри, лахудра, как бы я сам тебе чего-нибудь не оторвал.

Они оба стояли и разглядывали меня. Потом Диса сказал:

– Ну ладно, Лялька, хочешь молочный коктейль? Нет? А чо так? А мороженое с шоколадом хочешь?

Мне выдали вафельный кулёк с двумя шариками мороженого, посыпанного сверху тёртым шоколадом. Я начала его есть. Это было очень вкусно! Диса сказал телохранителям отвезти меня домой, но высадить в самом начале улицы. Потом он протянул мне полиэтиленовый пакет:

– На, тут деньги, мамане своей отдай. Я завтра за париками заеду. Хотел сегодня, но там засада у вас. Засекли меня, лохи позорные. Если завтра не смогу, созвонимся.

Назавтра Диса не заехал и не позвонил. Больше мы ничего о нём не слышали. Киска тоже на звонки не отвечала. Пять готовых париков лежали у нас в шкафу ещё много лет.

.

Советский Союз окончательно развалился в конце 1991 года. Страна перестала существовать. СССР распался, и вместо него появилась страна СНГ. Мы ходили в школу, как обычно. За несколько дней до Нового Года нас всех собрали в актовом зале. Я думала, нас похвалят за учёбу и выдадут подарки. Новогодний набор, куда входили три мандарина, две шоколадки, хлопушка и книжка. Что-нибудь познавательное и поучительное. Не слишком интересное, но я с удовольствием это почитаю на зимних каникулах.

Актовый зал был украшен к Новому Году, висели гирлянды, бумажные звёзды и разноцветные фонарики. Все ученики старших классов были в зале, и поэтому было тесно. На сцену вышла наша директриса, пожилая строгая женщина в сером костюме и с высокой причёской. Она всегда была такая неприступная, как будто у неё вообще не было сердца. Но на этот раз она выглядела взволнованной. У неё горели щёки. Директриса встала с краю сцены, сжала руки в замок и сказала срывающимся голосом:

– Ученики, пионеры, комсомольцы, послушайте меня. Это важно. Вчера наша большая и дружная страна СССР перестала существовать. Её больше нет. Сегодня мы проснулись в новой стране. Она называется СНГ – Содружество Независимых Государств. Я, от имени всего педагогического состава, поздравляю вас с этим событием. В этот час, в этот миг, когда все ваши желания, когда все ваши мечты…

Она вдруг заплакала и не могла продолжать. Директриса закрыла лицо руками и убежала со сцены. В зале поднялся шум. Мы не понимали, что происходит и не знали, как себя вести. На место директрисы вышла наша учительница русского языка – Валерия Леонидовна. Худая, высокая женщина с седыми волосами.

– Дети, я знаю, вы у нас умные. Вы всё понимаете, вы уже большие. А мы уже старики. Будущее за вами. Для вас все дороги открыты. Делайте, что хотите, что считаете нужным. Живите по-своему. Мы этого не могли, но вы сможете. Не давайте никому вас остановить. Думайте своей головой. Не слушайте нас! Живите хорошо. Будьте счастливы!

Она тоже начала плакать и ушла со сцены. Какое-то время ничего не происходило, и мы начали вертеться и шуметь. В конце концов на сцену вышел пожилой учитель труда Филип Филипыч в синем халате и берете. Он постоял, подумал, собираясь с мыслями, мы все ждали. Филипыч сказал:

– Ребята! И девочки. Семьдесят лет диктатуры закончились. Да… что ещё сказать? Вы все свободны. С сегодняшнего дня – и навсегда. Я счастлив, что я это вижу своими глазами. Живите, ребята! Живите!

Он отвернулся от зала и ушёл за кулисы. Потом включили свет и это значило, что собрание закончилось. Заиграла музыка «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой. И неясно прохожим в этот день непогожий, почему я весёлый такой.» Мы стали расходиться, вставали со своих мест, переглядывались. Уроки в тот день отменили, и это было самое радостное из всего, что тогда произошло.

.

Прошёл год. На соседней улице закрыли библиотеку, потому что там некому работать. Всех уволили по той причине, что нечем было платить зарплату. Бывшая библиотекарша тётя Тоня сидит у метро на деревянном ящике и продаёт сборники стихов. Я вижу её всякий раз, как прохожу мимо метро. На голове у неё платок, а на руках – перчатки с обрезанными пальцами. Она кричит простуженным голосом: «Господа, не проходим мимо, книжки покупаем. Петербуржцы и гости нашего города, будем культурными людьми, читаем стихи и прозу! Господа, кто забыл купить сборник стихов? Порадуйте своих родных и близких!»

Папиного друга книжника Бороду убили. Он пошёл вечером в ларёк за водкой и не вернулся. Говорят, прямо около дома пырнули ножом, представляете? Он был пьяный, а брать у него было нечего, только несколько сотен рублей, и всё. С него сняли куртку, хоть она была старая, в ней уже было стыдно по улице ходить. Борода дотащился до нашего дома и начал подниматься по ступенькам, там он упал и умер. Я теперь боюсь этих ступенек. Папа очень расстроился, а мама нет. Она рада, что папа больше не будет каждый вечер ходить в гости к Бороде.

Мои родители до сих пор без работы. Съёмки фильма о Революции так и не возобновили, денег нет, мама с папой сперва сидели дома, а потом уехали жить на дачу. Я слышала, как мама сказала кому-то по телефону, что хочет увезти папу из города, чтобы не давать ему пить. Со мной теперь живёт бабушка. Она переехала к нам из своей квартиры на Фонтанке. Она же старенькая, ей одной тяжело.

Мы с бабушкой смотрим по телевизору передачу про августовские события. Теперь снова показывают те же кадры. Нарезка из разных дней. В телевизоре бегут и кричат люди, едут машины, что-то горит, в небе летят вертолёты. Всё движется, всё шумит, мы с бабушкой не успеваем уследить. Люди размахивают флагами. Теперь другие кадры, площадь, толпа народу, встревоженные, испуганные и одухотворённые лица. Лица, полные надежды. Плотный белокурый человек в сером пиджаке взбирается на танк и начинает говорить с толпой.

Мы лепим пельмени. Раскатали тесто, намешали фарша с луком и перцем. Сидим и вырезаем кружочки стаканом, кладём в середину фарш, защипываем края теста, смочив их водой. Бабушка едва слышно говорит, глядя на экран:

– … и тогда соблазнятся мнози, и возненавидят друг друга, и друг друга предадят…

Это было странно, я ничего не поняла. Кто такие эти «мнози»?

– Бабушка, что ты сказала?

– Это не я сказала, это Матвей.

– Матвей? Кто это ещё? Какой-то твой знакомый? Это из вашей деревни, когда ты ещё была маленькая? До Революции, да?

– Ты его не знаешь, Катенька.

3. Милый тьютор

Школьную форму у нас отменили сразу после распада Советского Союза. Мы теперь одеваемся во что хотим. Раньше девочки носили коричневое шерстяное платье с чёрным передником, по праздникам с белым. A воротничок и манжеты были съёмные, их надо было каждую неделю отпaрывать, стирать, гладить и пришивать снова. А мальчики носили синюю форму, короткая курточка и брюки, на которых надо было заглаживать утюгом стрелки. Девочки в этой форме были похожи на горничных, а мальчики – на милиционеров. Мент и служанка. Но теперь с этим покончено, мы все ходим в школу в турецких свитерах с люрексом и в плиссированных юбках, а пацаны в джинсах и тоже в турецких свитерах. Иногда с белой рубашкой под свитером, так чтобы из выреза торчал белый воротничок. Пионерский галстук носить больше не надо.

Но это не единственные наши новости. У нас скоро будет другая учительница английского, потому что эта умерла. Мы её называли Стэндапка, потому что она всегда говорила: «Stand up, children», когда входила в класс. Что значит: «Встаньте, дети». Потому что, когда в класс входит учитель, то надо вставать из-за парт. Она же была нашей классной руководительницей. Её на самом деле звали Марья Ивановна, а не Стэндапка, она была уже давно на пенсии, но продолжала работать. Она была очень строгая, никогда не шутила и не улыбалась. Говорят, она проработала в школе всю жизнь, даже вела уроки во время Блокады Ленинграда, когда школа не отапливалась и не освещалась. Ей тогда было лет двадцать, а сейчас уже семьдесят.

Ну вот, она недавно взяла и умерла. Прямо на уроке! Хорошо, что я тогда болела и не видела, я ужасно такого боюсь. Но ребята потом рассказывали, она отчитала нашего хулигана Лёшку за опоздание, а потом вдруг – раз! – побледнела вся и упала. Она обычно говорила нам, когда мы её не слушались: «Вы меня до инфаркта доведёте!» Вот так и случилось. Бедный Лёшка! Ведь это всё из-за него. Но он же не специально. Откуда он мог знать, что так получится?

Пока что у нас нет уроков английского, но, говорят, скоро к нам придёт новый учитель, он же станет нашим классным руководителем. Мужчина! У нас в школе нет учителей-мужчин, одни только тётеньки, большинство – пенсионного возраста. Они все очень суровые, серьёзные и даже злобные, похожие на Стэндапку Марью Ивановну. Одеваются они, как и она, в безразмерную кофту серого цвета, такую же юбку и пуховый платок.

А нет, вру, у нас есть двое мужчин среди учителей, но мы их за мужчин не считаем. Один – учитель труда Филипыч, это старенький дядечка в синем рабочем халате и в берете на лысой голове. Он всегда сидит у себя в кабинете и что-то строгает перочинным ножиком. За все годы учёбы я всего раз слышала его голос, но пацаны уверяют, что Филипыч – говорящий. А другой – наш физрук Карим Фархатович, он тоже очень старый и чаще всего отсутствует, потому что болеет, у него болит спина, и вообще он уже на пенсии. Поэтому физкультуры у нас в школе, можно сказать, нет. Вместо физкультуры мы обычно делаем уроки.

Сегодня английский у нас должна была вести училка из другого класса, она иногда замещает Марью Ивановну Стендапку. Её зовут Данута Владиславовна, но мы говорим не Данута, а Зануда. Мы её не очень любим, она нудная, у неё гнусавый голос и от неё всегда пахнет нафталином. А когда она говорит по-английски, у неё такой жуткий акцент, что ни один англичанин её, наверное, не понял бы. Вместо «three» она говорит «фри», или «сри». Вместо «through» она говорит «фру» или «сру». Даже слушать стыдно! Но задаёт она мало, только какое-нибудь одно упражнение из учебника, и обычно потом не проверяет. Мы думаем, ей этот английский нужен гораздо меньше, чем нам.

Когда мы утром вошли в класс английского, там уже был какой-то парень, старшеклассник, я его никогда раньше не видела. Может быть, новенький. Да, скорее всего, новенький, заблудился в школе, перепутал класс. Мы уселись за свои парты, прозвенел звонок на урок. Парень этот всё никак не уходил. Может быть, это практикант из педучилища, сейчас будет наблюдать, как Зануда ведёт урок, и записывать в блокнотике. Странно, почему ему захотелось стать учителем? Учителям так мало платят, и это же не мужская профессия! И ученики сейчас такие непочтительные, доводят учителей, вот, например, как Лёша довёл Стендапку. Бедный практикант!

И тут он встал около учительского стола, повернулся к нам лицом, широко улыбнулся и сказал по-английски:

– Hi guys! Хай гайз! Привет, ребята! Я ваш новый учитель английского и классный руководитель. Давайте знакомиться! Меня зовут Евгений Евгеньевич Красавин, но можно просто Жека. Мне двадцать пят лет. Я люблю спорт, музыку, кино, мороженое и кока-колу. А вы?

Мы все чуть не упали под стол! Можете себе такое представить? Мы смотрели на нашего нового учителя во все глаза. Он был таким обалденным!

Таких людей я видела только в заграничном кино. Евгений Евгеньевич был невысоким и очень стройным, у него было такое симпатичное лицо, совсем мальчишеское, не взрослое. Такой ровный цвет кожи, такие белые зубы, такая широкая улыбка и такие озорные, весёлые глаза! Он был загорелым, как будто только что приехал с юга, хотя был уже октябрь, и летний загар у большинства успел сойти. Одет он был в белые обтягивающие брючки, белые кроссовки с разноцветными шнурками и белый свитер с полукруглым вырезом. Весь в белом!

Но самое главное – это его причёска. У Евгения Евгеньевича были мягкие каштановые волосы, блестящие, гладкие, как шёлк. Спереди они были длинными, ниже ушей, распадались на пробор и свободно висели вниз по обеим сторонам лица. А сзади – подстрижено каким-то таким образом, что получалась как бы площадка, лесенкой поднимающаяся снизу вверх, от затылка к макушке. Поэтому сзади волосы казались очень пышными. Как у людей на фресках в египетских пирамидах.

Невероятный человек! Невероятная одежда! Невероятная причёска! Он стоял перед нами так спокойно, ему явно нравилось, что мы его рассматриваем. И сам он тоже рассматривал наш класс – дружелюбно и без тени превосходства. Как будто он не учитель, а тоже ученик, один из нас, но, может быть, немножко постарше. Он дал нам время себя рассмотреть и сказал:

– Так, не будем терять время. За работу! Начинаем занятия. Тема нашего сегодняшнего урока: музыка. Разделитесь на четыре группы, сидеть можете где угодно, и напишите журнальную статью по-английски. Название статьи «Современная молодёжная музыка». Пишите, что хотите. Оценок я не ставлю. Выражайте своё мнение свободно, здесь нет правильных и неправильных ответов. Поехали! Через двадцать минут я хочу получить от каждой группы по интересной и содержательной статье!

Ух, никогда ещё мы не старались так, как на том уроке! У меня даже голова заболела, так много мне пришлось думать. Кажется, я вспомнила весь курс английского с первого класса по десятый. Я даже не догадывалась раньше, что знаю так много и могу так складно писать предложения на любую тему. У нас получилось! Это была настоящая журнальная статья о музыке, и её написали мы сами, я и мои одноклассники. Потом мы читали эту статью вслух всему классу. Евгений Евгеньевич сказал, что это было замечательно, что мы все большие молодцы и что он гордится нами! И ещё он попросил всех хлопать в ладоши и благодарить каждую группу за выступление, а группа чтобы благодарила слушателей за внимание. Как в американском кино!

Целый день только и разговору было, что о новом учителе. Мы не могли думать ни о чём другом. Выяснилось следующее:

Евгений Евгеньевич только что вернулся из Америки, где он был на стажировке. Это была какая-то особая программа для лучших студентов Педагогического Университета. Поехать учиться могли не все, а только самые амбициозные и талантливые. Только те, у кого была разработана своя собственная педагогическая методика. Евгений Евгеньевич преподавал в Америке по этой своей экспериментальной методике. Это называлось «свободная педагогика». Он не ставил оценок и никогда никого не критиковал, а только хвалил и подбадривал. Он не делал различия между учениками и не делил их на умных и глупых, на хороших и плохих, на мальчиков и девочек, у него не было отстающих и не было любимчиков. Он говорил, что результаты в его классе всегда намного лучше, чем у других – благодаря свободной педагогике! И ещё он говорил, что он никакой не учитель, а тьютор. Я не знаю, что значит это слово, но это так замечательно звучит! Это так круто. Вот, в классе Б, например – училка, в классе В – тоже училка. А у нас – тьютор! Как здорово, что Евгений Евгеньевич стал именно нашим классным руководителем, что он не достался другому классу. А всё потому, что Лёшка довёл нашу классную до инфаркта. Видите, никогда нельзя сказать точно, как оно получится в конце концов.

Наш тьютор – новый человек в школе. И у него новые правила.

Во-первых, он говорит, что мы не должны вставать из-за парт, когда в класс входит учитель. Это старомодно и несовременно. Он называет это «чинопочитание». Если мы встаём, то он обычно машет нам рукой и говорит: «Сидите, сидите, мы же договаривались». Он так же считает глупостью, что от нас раньше требовали следующее:

– сидеть за партами прямо, не сутулиться, держать руки сложенными перед собой, поднимать руку, если хочешь что-то сказать, спрашивать разрешения выйти, носить в школу сменную обувь, мыть руки перед едой, не держать на парте посторонних предметов, оставлять верхнюю одежду в гардеробе, не есть и не пить на уроках, не болтать на уроках, не вставать с места без разрешения. И многое другое.

Теперь мы делаем, что хотим. Можно сидеть, развалясь, даже на столе, или на полу. Можно жевать жвачку или есть яблоко во время урока. Можно не снимать уличных ботинок и куртки, если не хочется. Можно на уроке вставать с места, выходить из класса, потом снова возвращаться, когда угодно. Можно приходить к середине урока, если проспал. Можно вообще взять портфель и уйти, если тебе надоело. Можно разговаривать друг с другом, можно кричать с места, даже если тебя не спрашивали. И можно, наоборот, не отвечать, когда спрашивают. Евгений Евгеньевич говорит, что мы уже взрослые и сами решаем, что, как и когда нам делать. Вот так вот!

А главное, Евгений Евгеньевич попросил не называть его по имени-отчеству. Он сказал: «Зовите меня просто Жека». Это его так звали в Америке – J.K. Это первые буквы его имени, его зовут Женя Красавин, сокращённо J.K. Получается Ж. К. – Жека. Здорово! У нас всех тоже были прозвища, но простые и чаще обидные. Например, Коровину звали Корова, Лукина звали Лук, а потом и Чиполлино, Крышко звали Крыша или Крыса, а меня звали Кастрюля, потому что Катя, Катюля. Никого из нас не звали так загранично и элегантно – J.K.

Теперь у нас новые правила. Эти правила нравятся не всем учителям. Многие нас ругают за то, что мы ходим в уличной обуви или жуём на уроках жвачку. Но, когда нас ругают, мы говорим: «А нам Евгений Евгеньевич разрешил!» Ребята из параллельных классов не решаются делать то же самое, хоть им и очень завидно. Они смотрят на нас такими глазами! Я знаю, им бы тоже хотелось ходить по школе в зимней куртке, или выходить из класса во время урока, но им-то никто не разрешал. Евгений Евгеньевич – наш классный руководитель, наш тьютор, а не их! Поэтому нам можно, а им – нет.

Против Евгения Евгеньевича никто ничего не может сделать. Он нам так сказал: «Если какие-то проблемы, бегите сразу ко мне. Я вас в обиду не дам.» И точно, он всегда нас защищает, отстаивает наши интересы, он никого не боится и спокойно, с улыбкой вступает в спор хоть с завучихой, хоть с директриссой. Те сразу ему уступают. Они перед ним, как две кобры перед дудочкой факира. Ему даже ругаться с ними не надо, только он улыбнётся, как все проблемы решаются сами собой. Мы в него верим! Евгений Евгеньевич вытащит из любой сложной ситуации, он отмажет, как бы мы ни провинились, каких бы глупостей ни наделали, какие бы ни были проблемы. Мы теперь точно самые крутые в школе!

Сегодня Евгений Евгеньевич пришёл в школу, одетый в свои узкие белые брючки и розовую рубашку. У нас в школе никто никогда так не одевался. Даже самые отъявленные хулиганы так не одевались. Даже те ребята из кулинарного техникума, которые курили на трамвайной остановке, сидя на корточках, так не одевались. Вообще никто и никогда. Я даже не знаю, кто так одевался. Может быть, герои мультика «Бременские музыканты»?

Мы все ахнули от удивления. Розовая рубашка! Он же мужчина, хоть и учитель! Как он может носить розовую рубашку?

Первым уроком по вторникам у нас была физкультура, а вторым – английский. Мы все, затаив дыхание, ждали, когда мы сможем вблизи увидеть этот фантастический наряд. И вот, этот миг настал! Действительно, розовая. Как земляника.

Евгений Евгеньевич вошёл в класс, мы встали, хоть он и говорил нам много раз, что вставать при появлении учителя – это пережиток прошлого. Стоим, смотрим на него во все глаза. Кажется, он чувствовал себя совершенно свободно в этой своей розовой рубашке. Как будто и не замечал направленных на него взглядов. Он помахал нам рукой: «Hi guys! Привет ребята. Садитесь, садитесь, не надо.» Он встал перед всем классом, улыбаясь и глядя в глаза каждому по очереди. Он начал по-английски:

– Тема нашего сегодняшнего урока – одежда.

Мы все одновременно задохнулись от восхищения и ужаса. Как он может?! Как он не боится? Ведь сейчас всплывёт тема рубашек. Очень может быть, что мы начнём обсуждать то, как он сегодня выглядит. И что тогда?! Что он будет говорить?! Как он это объяснит?

– Итак, давайте побеседуем. Обсудим следующий вопрос, можно ли мужчине носить розовое? У кого какие мысли?

В классе повисла напряжённая тишина.

– Не слышу ваших версий! Приведу пример, я – мужчина, никаких сомнений, но на мне сегодня надета розовая рубашка. Все видели? А можно ли так делать? Разве мужчинам к лицу розовый? Многие скажут, что нет, так нельзя одеваться. А я вот надел розовую рубашку. Дальше что? Что от этого произойдёт? Кто-то из моих коллег будет недоволен, определённо. Очень жаль, но… знаете что? А мне ведь на это начихать. Школа стоит на месте, с ней ничего не случилось. Если, может быть, кто-нибудь думал, что она развалится, если Евгений Евгеньевич придёт в розовой рубашке.

В классе раздались сперва робкие смешки, потом громче, ещё громче, потом класс заржал. Евгений Евгеньевич широко улыбался, показывая белые зубы:

– Ну, какие будут мысли? Давайте, говорите, не стесняйтесь. Меня можете не бояться, мы же договаривались. Я вам не какая-нибудь старорежимная училка, я тьютор. Со мной можно говорить обо всём на свете. Здесь оценок не ставят. Ну? Высказывайтесь! Кто первый? Кто из вас смелый?

Тут с места встаёт наша самая яростная противница школьной формы, активистка Маша Коровина. Это очень крупная девочка с красными щеками и косой до пояса. У неё громкий голос:

– Я считаю, что это дело каждого. Что носить и как одеваться. Правда, ребята?

Мы все её поддерживаем, по классу проносится гул и ропот. Следом за ней встаёт другая моя одноклассница. Красавица, самая стройная и самая модная девочка в классе, Лиля Краснобаева:

– А что такого? Что особенного в розовом? Почему бы мужчинам его не носить, если им нравится? Например, мой любимый цвет – серебристо-сиреневый. Хочу и ношу, кому какое дело? Почему я должна перед кем-то отчитываться? Я никому ничего не должна!

Мальчишки не решаются выступить открыто, но слышно, что они тоже поддерживают Коровину с Краснобаевой, шумят и возмущаются. Евгений Евгеньевич хочет слышать и их мнение тоже:

– А что скажут молодые люди? Почему я слышу только девушек? Это, несомненно, приятно, не скрою… Но важно выслушать мнение всех студентов. У нас в школе теперь плюрализм мнений и демократия, не забывайте. И нечего прятаться за спины своих товарищей! Вы будущие избиратели, вам ещё голосовать, выбирать в стране президента. Ваше мнение важно, ребята! Надо с ранних лет высказывать своё мнение, не бояться последствий, уметь отстаивать свою точку зрения. Что вы молчите? Согласны? Не согласны? Так и скажите. Ну? Я жду. Может ли мужчина носить розовое?

Тут встаёт наш отличник Лаврентий. Это очень высокий, серьёзный парень в гигантских очках, он у нас староста и обычно выражает мнение всего класса.

– Евгений Евгеньевич…

– Ну что ты, Лаврик, можно просто Жека. Мы же договаривались!

– Мы считаем, что мужчина может носить розовую рубашку. Это ведь просто цвет, просто кусок ткани розового цвета, он ничего не значит. Если мужчина надел розовую рубашку, это ещё ни о чём не говорит… И не надо так сразу его за это судить. Это не значит, что он какой-то не такой. Ну, может, другой рубашки в шкафу не было. Все грязные, постирать не успел. Просто надел ту, которая была. Хоть это и не по-мужски совсем.

Последнюю фразу он произносит почти что шёпотом. Евгений Евгеньевич улыбается, как Чеширский Кот из книги про Алису в Зазеркалье. Он сейчас получает огромное удовольствие:

– Ну почему же, Лаврик, почему ты так думаешь? И потом, никогда не говори «мы», говори только за себя. Это твоё собственное мнение, не забывай. Розовая рубашка – это красиво. Ты так не считаешь? Тебе этот цвет не нравится? А мне кажется, тебе бы он очень подошёл.

Лаврентий заливается краской, а мы все накидываемся на него:

– Говори за себя! Розовая рубашка – ну и что? Что здесь такого? Пусть все ходят, в чём хотят! А я буду одеваться в розовое! И мне плевать! Трулялизм мнений! Евгений Евгеньевич прав!