banner banner banner
Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию
Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию

скачать книгу бесплатно

Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию
Катя Стенвалль

Героиня книги совершает решительный поступок – переезжает из России в Скандинавию. В новой стране с ней случаются удивительные, смешные, стыдные и даже страшные события. Скандинавия не спешит раскрыть ей свои секреты, а жизнь требует огромного присутствия духа. Эта книга для всех эмиграшек и других, кто каждый день отвоёвывает себе место под солнцем, но всегда остаётся хорошим человеком.

Эмиграшка. Когда понаехал в Скандинавию

Катя Стенвалль

Иллюстратор Вадим Казюлин

© Катя Стенвалль, 2023

© Вадим Казюлин, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-2229-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– О книге

Здравствуйте, все!

Эта книга о девушке Кате, которая переехала из Санкт-Петербурга на Аландские острова, а потом и в Стокгольм. Сборник рассказов, в каждом из которых описывается сценка из её жизни в Скандинавии.

Катя уезжает из родного города, надеясь на совсем другую жизнь и строя большие планы. Она знает, что жизнь заграницей непростая, но ничего не боится и намерена бороться за место под солнцем. Только знать бы, какое оно – это место, и как за него бороться?

Приключения – а можно сказать и «трудности» – начинаются сразу же после переезда. Негде жить, негде работать, нет друзей, нет денег, нет знания языка, нет знакомой еды, нет привычных занятий. И никому наша героиня за границей не нужна, никто её там не ждал, и, если она завтра просто уедет назад, всем будет только лучше. Но не такой она человек, чтобы сдаться!

Катя попадает в самые разные ситуации, иногда забавные, иногда захватывающие, но бывает, что и грустные, и стыдные, и неприятные, а то даже и страшные. Жизнь в Скандинавии сильно отличается от того, к чему она привыкла. Иногда бывает трудно понять, что происходит. Трудно понять, что на уме у этих скандинавов. А им понять нашу героиню бывает ещё труднее.

Но Катя не унывает (ну или только совсем чуть-чуть). Её наблюдательность, любопытство, юмор, её храбрость – помогают ей найти выход из положения. А её искреннее желание научиться жить по-другому, узнать и понять Скандинавию, её открытость всему новому, её интерес к людям – незаменимые качества при переезде в другую страну.

Эта книга называется шутливым словом «Эмиграшка», таким же насмешливым, как отношение Кати к неприятностям. Принимать эмигрантские проблемы близко к сердцу? Это точно не для неё! На проблемы она плюёт, как бы ни было трудно, а потом снова наступает новый день, и можно улыбнуться, вспоминая вчерашние беды.

Книга очень добрая и одновременно немножко грустная. Она посвящается всем эмиграшкам и тем, кто каждый день борется за место под солнцем, даже если не знает точно, где оно находится. И при этом не перестаёт быть хорошим человеком!

1. Начало

Пятнадцатого августа 2002 года я собрала две сумки, положила в карман семьсот долларов, паспорт и уехала жить на Аландские острова.

Я везла с собой тяжеленную книгу Сименона «Повесившийся на вратах Сен-Фольена», много яркой дискотечной одежды (мне почему-то казалось, что в Мариехамне я буду всё время ходить на дискотеки), ложку, вилку, нож и штопор, несколько дисков группы «HIM» и косметичку. Почти всё, кроме книги, уже давно потеряно. На дискотеке я была от силы три раза.

Мой отъезд произошёл скомкано, сумбурно, несерьёзно и совсем не так, как я его себе представляла. В тот год стояло очень жаркое лето. Я тогда работала юристом в одной юрфирме. Нам полагалось носить деловые костюмы и туфли на каблуках. Но вдруг налетела тропическая жара, раскалила город, сделав его непригодным для жизни, и мы работали с полотенцем на плече, открыв все окна в питерский двор-колодец. Проводя время между душем и пляжем Петропавловской крепости. Мокрые волосы высыхали за считанные минуты, и вот я снова мчалась на встречу с очередным клиентом. А он и не подозревал, что его юрист только что плескалась в волнах Невы, холодной даже в такой жаркий день, оставив папку с документами на берегу под присмотром случайных загорающих.

До самого последнего момента я не знала точно, еду я или нет. Туристическую визу получила буквально за три дня до отъезда. На работе я взяла отпуск: сказала, что съезжу в Финляндию на недельку – и вернусь. Хотя я тогда уже прекрасно знала, что не вернусь никогда, что бы ни произошло. Всё было решено, дороги назад не было. В таких делах главное – это принять решение, потом уже всё идёт как по маслу.

Собирала вещи в последний вечер. В тот день я бегала по магазинам, спешно покупала недостающие вещи, которые могли мне понадобиться в новой жизни. Я знала: там, за границей, всё дорого. Поэтому надо использовать момент и закупить впрок колготки, тарелки и вилки. Знала бы я, что ничего из этого не пригодится. Совсем ничего! Дорогие читатели, если надумаете последовать моему примеру, езжайте налегке! Всё равно всё окажется не так, как вы думали! Тарелки разобьются, вилки потеряются, а колготки будет не с чем и некуда носить. И на новом месте вам понадобятся совсем другие вещи, о которых вы даже и не подумали!

Я бегала по рынку, покупая вещи, которые мне совсем не нравились просто потому, что так было нужно, а хотелось вместо этого погулять по городу, запечатлеть в памяти дорогие места, где мы когда-то с кем-то… Но времени не было. Я стояла в очередях на рынке и думала, так ли я хотела провести мой последний день в родном городе?

В середине дня мы ненадолго встретились с моим другом Лукасом: он прибежал с работы, почему-то в светлом коротком парике, так что я его едва узнала. Мы пошли в кафе «Лайма», там было полно народу, а мы-то рассчитывали на тихий уголок!

Лукас сказал, что тоже с удовольствием бы куда-нибудь уехал, например в Америку. Но это он просто так сказал. Ясно же, что ни в какой Америке он никому не нужен. Что он там будет делать, с его неполным высшем образованием?

Сидели и ели суп, разговор не очень-то клеился, потому что еще накануне мы всё обсудили и попрощались, а теперь я уже была как бы немножко не здесь. Было грустно и не грустно одновременно.

Мне хотелось просидеть так с Лукасом до ночи, потом поехать к нему, вволю покуролесить, а завтра пригласить друзей и продолжить веселье. Но это было уже невозможно. И никогда больше не будет возможно, потому что всё изменилось. Я вдруг очень чётко увидела, что моя жизнь разделилась на две части: до и после. И поняла, что я УЖЕ за чертой, я уже уехала, хоть физически пока ещё здесь. Меня уже вычеркнули из списка живых и мысленно перевели в разряд «тех, кто нас покинул». Нас? Для меня не было больше «нас», я отделилась, сделала свой выбор и теперь стремительно неслась в неизвестном направлении. Как Мамонтёнок из детского мультика, который плыл на маленькой льдине по океану к чему-то далёкому и незнакомому, но очень для него важному.

Мой отъезд был запланирован на завтра, но в голове у меня он уже состоялся. Я не поняла, когда это всё успело случиться. Ещё утром это было так призрачно, как будто я всё выдумала, и на самом деле ничего не произойдёт, а к концу дня эта мысль вдруг превратилась в свершившийся факт. Наверное, пока я ходила по магазинам, в моем сознании произошёл переворот.

Мне нужно было торопиться домой: уже вечер, а у меня еще сумки не собраны. Мы с Лукасом быстро обнялись и помахали друг другу на прощанье, словно и не собирались расставаться насовсем. «Пока-пока!» Как будто Лукас не верил, что я действительно куда-то уеду. Несерьёзное у нас получилось прощание.

Я поймала машину и поехала вдоль Невы, на закате летнего дня, по убийственно прекрасному Петербургу. И тут мне позвонил на мобильник мой бывший молодой человек и сказал, что сейчас ко мне приедет и уже выехал. Я всячески отнекивалась: мол, не надо, я очень занята, а завтра я навсегда уезжаю отсюда, и мы больше не увидимся. Но он хотел встретиться именно сейчас.

Я собирала вещи, то есть бессистемно кидала в сумку то, что видела, а он сидел на диване. Я и сама не знала, что именно оказалось в сумке. Мне постоянно звонили. Мама на кухне готовила ужин и делала вид, что ничего не происходит. Папа был в командировке. Мама отнеслась к моему отъезду несерьёзно, а может, обиделась на что-то и притворялась, что мой отъезд её не интересует.

Время было уже позднее: пора ложиться спать, завтра вставать в пять утра. Но молодой человек непременно хотел секса, иначе зачем же он приезжал?! Потом он заснул, а я спать не могла, потому что соседи громко включили походную песню «Милая моя, солнышко лесное». Я вызвала милицию и до утра проворочалась в постели. Подходила к окну и смотрела на ночной город, где мчались машины по ярко освещённому проспекту, дымили трубы завода, бродили пьяные. Похоже, никто не спал в ту короткую летнюю ночь.

Ветер колыхал тюлевые занавески, ночная свежесть лилась с бульваров. Завтра будет ещё один жаркий день. От земли поднимался туман, пахло озером. Мой балкон выходил на северо-запад, поэтому я одновременно видела остатки заката и начало рассвета. Работа на заводах не замирала ни на минуту, и трубы не переставали дымить. До меня доносились запахи нагретого асфальта, бензина и пива с ближайшего пивного завода. Столбы дыма и пара поднимались прямо в небо, ветра не было. Лаяли собаки, где-то кричали люди, и, казалось, жизнь не замирала ни на секунду. Наконец я решила, что хватит, закрыла окно и заснула.

Утром я встала, сварила нам кофе, оделась, собралась. Проследила, чтобы мой бывший тоже оделся. Когда было уже пора отправляться, встала мама и в халате вышла в коридор. Мы обнялись, я сказала «пока» и вышла с молодым человеком на улицу. Был пронзительный рассвет, уже жарко, на улице никого. Я остановила машину, покидала в багажник сумки, села на переднее сиденье, и мы поехали к гостинице «Пулковская», откуда ходит автобус в Хельсинки и Турку. За вечер и утро мы не перебросились и пятью словами. Зачем молодой человек поехал меня провожать, этого я не знаю. Мы никогда не были с ним особо близки, тем не менее, именно он присутствовал рядом со мной в то историческое утро.

Когда я уже стояла на ступеньках автобуса, а он махал мне вслед, я подумала, что всё происходит как-то совершенно нереально и по-идиотски. Я совсем иначе представляла свой отъезд из Питера! Мне виделись мои лучшие друзья, с цветами и памятными дарами; и все плачут, обнимают меня, говорят прощальные речи, клянутся в вечной дружбе, обещают писать письма. А тут – полная ерунда, парень этот зачем-то… И с родителями я тоже почти что не попрощалась. Если бы можно было всё переделать!

Мы ехали по летним дорогам, залитым солнцем. Было очень скучно и одновременно тревожно, и нервно, и душно, и я устала сидеть в кресле, и пассажиры надоели. Долго стояли в тэкс-фри, всем вдруг понадобилось зачем-то купить синтетические подушки и сигареты. Мы проезжали поля, на которых паслись толстые чёрно-белые коровы. Маленькие домики, выкрашенные красной краской. Пустынные автозаправочные станции, где можно было купить стаканчик кофе. Ехать до Турку одиннадцать часов, почти все вышли в Хельсинки, я развалилась на двойном сиденье и заснула. Сон во второй половине дня оставил головную боль и подавленное настроение. Проснулась – никого. Уже вечерело, автобус ехал по таким же точно полям, как будто мы ни на километр не продвинулись. Только теперь солнце отбрасывало от коров и красных домиков длинные тени.

До Турку доехали только два человека. Нас высадили у парома «Викинг Лайн», и автобус ушёл. Я подхватила свои пожитки, и стала думать, как попасть на паром. Вокруг – ни души. Неужели никому никуда не надо ехать? Вспоминалась толкотня в питерском метро, толпы бегущих куда-то людей. Живых, тёплых людей. Пустота на паромном терминале в Турку показалась какой-то нереальной и даже настораживающей. Уж не перепутала ли я остановку?

На борту было так же пусто, я вышла на палубу, облокотилась о поручни, посмотрела на пристань, и паром начал медленно отчаливать. На море было совсем не жарко. Дул свежий ветерок, которого в Питере в тот день не было, кричали чайки, солнце садилось в воду, мимо плыли берега, поросшие кудрявым лесом. На душе у меня вдруг стало удивительно хорошо! Всё во мне пело и летело вверх. Я уезжала из Питера навсегда, на встречу с новой жизнью, новыми друзьями. Рядом не будет никого, кто станет полоскать мне мозги, диктовать, как надо жить.

Я выучу новый язык, я буду иначе одеваться, я привыкну к другой пище, я стану совсем другой! Всю поездку я простояла на открытом воздухе, глядя на волны и улыбаясь. Мы плыли четыре часа, и путешествие совсем не показалось мне долгим!

В столицу Аландских островов город Мариехамн мы прибыли ночью, было уже темно. Я не спала целые сутки, но усталости не чувствовала. Меня встречал Йон, знакомый моего отдалённого знакомого Микаэла. Сам Микаэл был в отпуске и разрешил мне пожить несколько недель у него дома, пока его нет. С условием, что я буду кормить его кота. Йон довёз меня до дома, открыл дверь, оставил ключ и уехал. Большая чужая квартира, гулкая и пустая. Пахло совсем не так, как я привыкла. В питерских квартирах витает аромат еды, а это жильё пахло, скорее, мастикой для деревянных полов. Огромный рыжий кот выскочил из-за угла и потёрся о мои ноги.

Я бросила сумки на пол, прошла босиком по половикам на кухню, открыла окно и выглянула наружу. Стояла чёрная-пречёрная ночь. Дом был окружён соснами и скалами, в небе горели крупные белые звёзды, их было так много! Не видно ни одного огонька, не светятся окна, не горят фонари. Не слышно ни единого городского звука. Только ветер шумит в соснах, и плещется море. Ветер был прохладный и сырой, пахло пляжем, прибрежным песком, морскими водорослями, мокрой сосновой корой. Всего лишь двадцать четыре часа назад я точно так же стояла у раскрытого окна и вглядывалась в ночь. А кажется, будто это было ужасно давно, в другой жизни. Я вдохнула полной грудью и закрыла глаза. Всё, я приехала, я здесь! Аландские острова, встречайте меня!

Впереди меня ждала полная неизвестность: не было жилья, работы, связей, и не было денег! Всё ещё только начиналось. Но я не боялась, я даже и не думала о проблемах. Знаете, что я сделала сразу по приезде? Влезла с ногами на большую кровать и начала прыгать и хохотать от восторга! Здорово, до чего же всё здорово! Как всё удачно складывается, и какая я молодец! Самая смелая, самая находчивая, самая дерзкая и, наверное, самая красивая на этом острове!

Я, тогдашняя, кажусь себе такой маленькой, такой романтичной и такой хорошей. Я себе тогда очень нравлюсь!

2. Первый рабочий день

Было всего пять утра, а я уже вышла из дому. Тёплое нежное утро, буйная зелень, роса на листьях. Асфальт не успел остыть за ночь. От моря поднимался туман, вставало солнце, всё вокруг купалось в бело-розовом свете. Садики вокруг домов пестрели цветами, крупные георгины свешивались из-за низких заборчиков. Я села на велосипед и поехала на работу.

Сегодня мой первый рабочий день. Смена начинается в шесть. Мне было очень трудно встать, но за свой подвиг я была вознаграждена сполна! Какой восторг, какое наслаждение ехать под горку по пустынным широким улицам, мимо цветов и клумб, через парк, под ветками разлапистых сосен, мимо их стройных стволов медового цвета, по песчаным дорожкам, по спящему чистенькому городку! Какой прозрачный воздух, и птицы выводят свои трели. Кругом разноцветные домики: нежно-абрикосовые, нежно-голубые, нежно-жёлтые. На крышах играют первые лучи солнца. В садах – розовые яблоки на ветках. Праздник цвета, запах свежести, торжество жизни в каждом мгновении!

Я нашла работу через неделю после приезда. Это произошло совершенно случайно. Я не очень хорошо себе представляла, как именно стану действовать, у меня на этот счёт не имелось чёткого плана. Я зашла в несколько юридических контор, но там со мной даже никто не захотел разговаривать. Один из посетителей конторы заявил, что чем отрывать занятых людей от дела, лучше бы я шла устраиваться на завод. В справочнике «Жёлтые страницы» я обнаружила два завода, расположенных недалеко от города, до которых я могла доехать на велосипеде. Один завод производил картофельные чипсы, а другой – рыбные полуфабрикаты.

На чипсовый завод меня не взяли, потому что я маленького роста, а полки у них высокие. Какая глупость, высокие полки! Я могу табуреточку подставить. На рыбном заводе мне повезло больше. Там требовались сезонные рабочие, и меня сразу приняли, не спросив даже, что я умею делать. Мы подписали бумаги, и вот сегодня – мой первый рабочий день!

Я миновала центр и выехала из города. Дорога шла по берегу моря. Солнце уже совсем встало и теперь заливало малиновым светом пляж, лодки и красные дощатые сараи. Вдоль пляжа тянулась клумба, усаженная огромными розами, тяжёлые соцветия блестели от утренней росы. Я остановилась и слезла с велосипеда, чтобы полюбоваться на всё это. Боже мой, не могу поверить своим глазам! Морской залив на восходе солнца, белые розы отражаются в зеркальной воде. Вода такая чистая, видно каждый камушек! Неужели это на самом деле происходит со мной? А ведь ещё неделю назад я сидела, скрючившись, в душном офисе, и в окне был виден только угол питерского двора-колодца! Неужели кто-то ещё продолжает пылиться в конторе, когда на свете есть такая неописуемая красота?!

На работу я приехала вовремя. Начальник встретил меня у дверей, проводил наверх, лично показал, где находится раздевалка, и поручил заботам Гуниллы – нашей домохозяйки, или «завхоза», если говорить по-русски. Гунилла выдала мне стопку белых комбинезонов, шапочек и носков, а также две пары жёлтых резиновых сапог.

Я переоделась и стала похожа на телепузика. За мной пришёл очень симпатичный финн непомерного роста, сказал, что он наш прораб и его зовут Лассе. Мы с Лассе спустились в цех.

Мне показалось, что я присутствую на съёмках фильма ужасов. Огромное помещение было целиком занято какими-то монструозными машинами и механизмами, всё это двигалось, грохотало, скрежетало, выпускало пар. По конвейерам в разные стороны бежали рыбные фрикадельки. По полу беспрестанно лилась вода, смывая то, что по какой-то причине падало с разделочных столов. Туда-сюда бегали телепузики в шапочках, ездили автокары, перемещались платформы с грудами коробок. Цеха отличались друг от друга. В одном помещении чистили и потрошили свежую рыбу, и запах там стоял невыносимо отвратительный. В другом жарили фрикадельки, там пахло очень вкусно. В третьем была коптильня. Рыбу укладывали на длинные противни, посыпали специями и задвигали в огромнейшие дымные печи. В четвёртом копчёную рыбу резали на тонкие пластинки и укладывали в вакуумные упаковки. А в пятом цеху мариновали селёдку и фасовали её, заливая маринадом, в стеклянные банки.

Меня оставили около той машины, которая производила тефтельки и котлетки. Слава богу! В агрегат загружался рыбный фарш, потом тефтельки формировались, жарились, замораживались и приезжали ко мне на конвейере. Моя задача была – взять картонку из стопки, сделать из неё коробку, положить внутрь пластиковый пакет, бросить коробку на весы в самом конце конвейера, нагрести туда десять килограммов тефтелек, закрыть коробку, заклеить изолентой, налепить сверху этикетку и поставить на деревянную платформу.

Я попробовала, и у меня получилось. Лассе одобрительно поднял вверх большой палец и оставил меня одну. Вторая коробка, третья, четвёртая. Когда на платформе набралось пятьдесят коробок, приехал парень на автокаре и всё увёз, поставив взамен пустую платформу. Внезапно ко мне подбежала незнакомая девочка, на голове у которой красовались огромные наушники, и прокричала на ужасном английском:

– Кофе! Ты иди кофе! Я здесь!

Я пошла в сторону раздевалки, где вроде бы, видела кухню. Там никого не было. То ли я пришла раньше всех, то ли наоборот опоздала. Попила кофе и вернулась. Завидев меня, девочка убежала, ничего не сказав. Я паковала тефтельки ещё два часа. После чего появилась та же самая девочка и крикнула:

– Иди обед!

По дороге из цеха в столовую я успела прихватить с одного конвейера большой кусок рыбы горячего копчения. Вроде бы это был сиг, судя по тому, какой он был жирный. Кусочек весил, наверное, полкило. Когда я протянула к нему руку, это увидел один из работающих на конвейере. Он широко улыбнулся и закивал, поэтому я решила, что взять можно. Рыба оказалась невероятно вкусная! Вкуснее любых конфет и пирожных. Просто что-то божественное! Да уж, такую рыбку можно есть на обед каждый день, и не надоест.

Я разогрела в микроволновке свои бутерброды и съела их, опять-таки, никого не увидев. Я подумала, что если и дальше буду проводить все дни одна, то никогда не выучу шведский. Я забыла вам рассказать, что Аландские острова, хоть и принадлежат Финляндии, но являются автономией, у них свои порядки, и говорят на островах по-шведски, а не по-фински. Так вот, как же я выучу язык, если мне не с кем разговаривать? Ну ладно, пора идти назад.

Вернулась и продолжила взвешивать и заклеивать коробки. После обеда тефтелек стало больше, а может, просто я начала уставать и мне так показалось. Они сыпались вниз из жестяной трубы всё быстрее и быстрее, я еле успевала переставлять коробки. Некоторые коробки я не заклеивала, просто убирала с весов и кидала на разделочные столы за спиной. Тут снова – откуда ни возьмись – появилась девочка с наушниками и стала заклеивать мои коробки и лепить на них этикетки. Интересно, где она работала? Девочка следила за тем, что я делаю, или ей кто-нибудь говорил, что нужно пойти и помочь новенькой (то есть мне)? Ей поручили надо мной шефствовать? И как она ко мне относится: с пониманием, или её раздражает такое задание? Скорее всего, раздражает, иначе она не выглядела бы так неприветливо. Казалось, девочка в наушниках внимательно слушала музыку, и не обращала на меня никакого внимания.

Потом был ещё один перерыв на кофе, и через полтора часа рабочий день закончился. Увезли последнюю платформу с тефтельками, и тут же пришли люди в красных комбинезонах и залили пол и машины какой-то химической пеной. Все телепузики быстро убежали из цеха, и я снова не успела ни с кем поговорить. Когда я поднялась в раздевалку, там уже никого не было. Люди переоделись просто моментально и тут же разъехались по домам. Вот только что было человек двести, и, пожалуйста, совсем никого. Всё, что от них осталось, – груда грязных комбинезонов на полу около стиральных машин.

На часах было всего лишь два. У меня впереди был ещё целый длинный замечательный летний день. Я доехала на велосипеде до города, который сейчас, в августе, выглядел, как морской курорт. Но это ведь и был курорт, только не южный, а северный. Мамы с детьми в панамках, киоски с мороженым, прохладительные напитки, клумбы, цветы и пчёлы, туристические автобусы. Я оставила велосипед на парковке, купила себе мороженого с грецкими орехами и пошла гулять в парк, через который проезжала утром. Парк Лилла Хольмен был расположен на полуострове, соединённом с большой землёй деревянным мостиком. На самом островке устроен пляж и есть маленький зоопарк, где дети могут погладить кроликов и покормить павлинов, разгуливающих на свободе.

Для начала я искупалась. У меня в рюкзаке на этот случай всегда лежали полотенце и купальник. Какая тёплая вода! Какое песчаное дно! И всё это в непосредственной близости от моего завода. Могу хоть каждый день ходить купаться. Можно даже окунуться с утра по дороге на работу. Потом я легла на песочек, заслонённая от ветра кустами облепихи, вытянулась и закрыла глаза. Солнышко ласково грело моё тело, я слышала гудение пчёл над цветами шиповника и плеск волн, играющих у берега. Немногочисленные отдыхающие не шумели, как будто и они тоже пребывали в приятной летней истоме.

Я, кажется, заснула и проснулась уже под вечер от того, что стало холодно. Я лежала на остывшем песке, а вокруг меня ходили павлины, волоча разноцветные хвосты. Солнце садилось за деревьями, и пляж был весь в тени. Море, такое розовое на рассвете и голубое днём, стало тёмно-зелёным. Вокруг ни души. Мне, привыкшей к городской толпе, стало неуютно. Одна на пляже, как будто остальные люди вдруг разом вымерли.

Всё тело ныло, ужасно болела спина, руки было не поднять. Я с большим трудом натянула футболку и почувствовала себя инвалидом. Как я буду завтра работать? Никакие тренировки в спортзале никогда ещё не оставляли после себя такой боли. Я посмотрела на часы – было семь вечера. Мне осталось только добраться до дома и сразу же лечь спать, если я думаю вставать завтра в полпятого. Долгий летний день, который был у меня в запасе после работы, вдруг куда-то подевался. И за целый длинный день я так ни с кем и не разговаривала!

3. Заболеть за границей

Стоял октябрь, самое начало, но было так тепло, так солнечно! И такое всё вокруг было праздничное, как на открытке. Мороженое в разноцветных киосках, красные байдарки, туристы в белых штанах. Огромные жёлтые розы на клумбах. Я знала, что в Санкт-Петербурге люди уже переоделись в зимние пуховики с капюшоном, а Мариехамн всё ещё напоминал праздник середины лета. И вдруг в один день всё закончилось. Небо заволокло плотными серыми тучами, подул ветер, и стало так холодно, что впору доставать китайский пуховик.

А вот этого у меня как раз и не было: пуховика или какой-нибудь другой теплой одежды. Когда я уезжала из дома, стоял невероятно жаркий август. Не тащить же с собой всё то, что годами лежит на антресолях: шубу, валенки, плащ-палатку, «седло большое, ковёр и телевизор». Я подумала, что всю эту скучную зимнюю ерунду можно будет купить когда-нибудь потом, в следующей жизни, а пока что не стоит этим заморачиваться.

И вот он наступил. Холод. В то утро я посмотрела в окно и не поверила своим глазам. Синее море стало сиренево-чёрным, а вокруг мотались на ветру растрёпанные серые ясени. Я надела три свитера, и пошла на работу.

Самое неприятное за границей – это заболеть. Особенно, когда ещё только приехал и ничего не знаешь. Заурядная осенняя простуда оборачивается вдруг настоящей бедой, а помощи ждать неоткуда. Что делает человек у себя дома, если он, не дай бог, простудился? Он звонит на работу и говорит, что завтра не придёт. Потом ложится на диван, складывает под спину три-четыре больших подушки, заворачивается в плед – и лежит. Он надевает шерстяные носки, заматывает горло пушистым шарфом, берёт с полки несколько книжек с картинками. Кто-нибудь приносит ему горячий чай с малиной или молоко с мёдом, а также аспирин или ещё какое-нибудь чудодейственное средство. Да, во-o-oн ту маленькую баночку, в которой осталось совсем на донышке, которая ещё с семьдесят третьего года стоит! Можно намазать грудь остатками мази, и всё к утру как рукой снимет.

И вот лежит себе человек, читает, звонит друзьям, болтает с ними простуженным басом, потом засыпает, а на утро он опять жив-здоров, но на работу не ходит ещё дней пять и блаженствует на своём диванчике.

Со мной же было всё не так. Утром я проснулась с ужасной головной болью, глаза щипало, в горле как будто кошки скреблись, меня мутило, и ноги были ватными. Однако не пойти на работу было просто нельзя. Совсем недавно устроилась, и сразу болеть? А если меня уволят? Поэтому я кое-как оделась и двинулась по направлению к заводу. Мало что помню из событий этого дня. На работе пользы от меня никакой не было, я даже не очень понимала, где нахожусь. Начальник, увидев, в каком я состоянии, велел мне идти домой, и я отправилась в обратный путь, точно так же ничего не замечая по сторонам. Дома я упала на кровать и проспала до вечера.

Проснулась. Я не люблю и не умею спать днём, и стараюсь никогда так не делать, но если это всё же случается, то потом чувствую себя, как с перепою. Разбитая, голова дурная, и всё вокруг какое-то мерзкое. Так вот, когда я проснулась, в квартире было темно и тихо. Я тогда жила в доме, принадлежащем нашему заводу. Мне сдали полупустую квартиру для сезонных рабочих. Там было чисто, но уныло: стены оклеены бежевыми обоями, окна без занавесок. Кровать в спальне имелась, но не более того. У меня не было ни телевизора, ни радио, ни компьютера, ни книг. Не было тёплых шерстяных носков и малинового варенья. А главное, мне совершенно некому было позвонить!

Лампы в спальне тоже не оказалось, я зажгла свет в коридоре. Он был одновременно и тусклым, и резким. Резким, потому что лампочка без плафона, а тусклым – поскольку всего сорок ватт. Эта лампочка ничего не освещала, но свет ее отвратительно бил в глаза. Я отвернулась к стене, и мне стало казаться, что я сплю на вокзальной скамейке под фонарём. В комнате было тихо, и с улицы тоже не доносилось никаких звуков. Мне было очень плохо: то жарко, то холодно. Я надела на себя все тёплые вещи, завернулась в полотенца. Bторого одеяла (а тем более клетчатого пледа) у меня не было. И не было никаких таблеток.

За стеной вдруг кто-то тоненько заплакал. Причём оказалось, что стены в доме, как бумага: слышимость была такая, будто плакали прямо у меня под кроватью. Я лежала, стучала зубами от холода и думала, что если я, например, сейчас помру, то пройдёт ещё немало дней, прежде чем меня найдут. Даже не знаю, что должно случиться, чтобы меня хватились. Чтобы стали искать, заявили в полицию, взломали дверь, и всё такое. Наверное, когда за неуплату квартира достанется другому жильцу, только тогда кто-нибудь придёт. Я тоже стала плакать вместе с соседом, и мы оба так и уснули.

Наутро я позвонила на работу и поинтересовалась, как мне обратиться к врачу, на что секретарша буркнула: «Не знаю», – и повесила трубку. Я взяла справочник «Жёлтые страницы» и позвонила в больницу. Меня спросили, может ли больной сам дышать и не прислать ли «скорую помощь». Узнав, что «больной» – это я, сама звоню и разговариваю, девушка-диспетчер велела мне не валять дурака и приходить на приём в клинику. Записаться на приём можно через три недели. Я попыталась выяснить, не может ли участковый врач зайти сегодня меня посмотреть и заодно принести каких-нибудь лекарств, но девушка не поняла, кто такой участковый врач. Насчёт лекарств она сообщила, что таковые покупаются в аптеке.

В том же справочнике я нашла адрес аптеки. Она была в городе всего одна, в самом центре, и работала пять дней в неделю с одиннадцати до двух. Во вторник аптека не работала, а на дворе как раз стоял вторник. Поэтому день прошёл в слонянии по дому. Я ложилась, засыпала, опять просыпалась, разбитая дневным сном и обессиленная высокой температурой, шла пить чай на кухню, потом снова спала.

На следующий день с утра я надела на себя все свитера, платки и тренировочные штаны, какие были, села на велосипед и поехала в город. В аптеке на меня смотрели огромными глазами. Оказалось, что лекарств от простуды не существует в природе!

– Есть антибиотики, но их прописывает врач. Имеется ипрен от головной боли, вот он без рецепта. Хотите ипрен?

– Но у меня не болит голова, у меня жуткая температура. Нельзя ли её сбить?

– Нет, температуру нельзя сбивать.

– Как нельзя?! Но я всю жизнь это делала!

– Не может быть, нельзя сбивать температуру.

Ну, нельзя, так нельзя. Я купила ипрен от головной боли и поехала домой. По дороге купила банку малинового варенья и толстые носки. Дома при ближайшем рассмотрении выяснилось, что носки синтетические и совершенно не греют. А варенье больше напоминало красного цвета кисель с желатином.

Я сидела на кровати в голой комнате, освещённой серым светом, падающим из окна. Ковыряла ложкой безвкусное варенье. Голова у меня совсем не болела после ипрена. За стеной опять начали плакать. И тут в какой-то момент я вдруг почувствовала, что у меня вообще больше ничего не болит, и завтра я пойду на работу. Постучала кулаком в стену, и там заткнулись.

4. Суровые финские праздники

Поначалу, когда я ещё только устроилась на рыбный завод, я никак не могла понять, почему мы все, я имею в виду девчонок, с которыми работала, до сих пор не познакомились. Каждый день мы трудились вместе по восемь часов, вместе упаковывали рыбу в картонные коробки, передавали лососей из рук в руки, даже касались друг друга локтями – и не знали, как кого зовут. Для меня это было дико, однако моих сослуживиц, вроде бы, совсем не напрягало.

В ту пятницу я не выдержала и поинтересовалась по-английски, как же их все-таки зовут. Девчонки все были похожи друг на друга: высокие, крепко сбитые блондинки, курносые, с голубыми глазами. В белых рабочих комбинезонах и жёлтых шапочках, скрывающих волосы. В таком наряде все люди кажутся совершенно одинаковыми. Их было одиннадцать человек. Я знала, что они приехали из Северной Финляндии, а до этого работали то на одном рыбном заводе, то на другом. Где есть работа – там они и живут.

Так вот, я спросила по-английски:

– Как вас зовут?

Девчонки сперва засмущались, а потом, не глядя мне в глаза, стали протягивать руки для пожатия. Очень серьёзно. Мозолистые ладони, как у мужчин, сложенные лодочкой:

– Анна-Лииса.

– Анна-Кайса.

– Риита-Лииса.

– Анна-Майа.

– Майа-Анна.

– Майа-Лииса.

– Майя-Леена.