скачать книгу бесплатно
Те жуткие полгода выдались нелегкими не только для Дениса, но и для нее самой. Все вокруг них переменилось, когда его родители погибли. Будто тогда был вдруг убран защитный купол, и спокойный, неприхотливый мирок их молодой семьи оказался отдан на волю обстоятельств и испытаний.
Их отношения, брак, чувства вдруг проявились в ином свете. Сам Денис изменился так сильно, что Лена затруднялась судить, каким он был по своей сути. Она хотела понять, разобраться в том, что происходит с ним, но пробиться сквозь его шутливые увертки, отвлекающие вопросы, умело сменяемые темы для разговоров, было невозможно.
Ей не сразу удалось понять и принять, что прежде он лишь создавал иллюзию интимной близости, в которой предполагались доверие и открытость друг перед другом, возможность заглянуть в самые укромно-темные и болезненные уголки души партнера. Денис отгораживался этой иллюзией. Не только и не столько даже от нее. В первую очередь – от самого себя.
Лена была так молода и так безоглядно влюблена, что не сумела увидеть в нем закрытости, застарелой, запрятанной в далеких глубинах его личности тайны. Она не осторожничала, не искала подвоха, не предполагала, что в любви стоит защищаться наперед, что любви стоит остерегаться. Она не знала, что перед тем, как распахнуть перед кем-то сердце, неплохо бы проверить, что этот кто-то не покрыт невидимой броней с головы до ног.
С первой встречи с Денисом она чувствовала себя подхваченной вихрем. Обаятельным, притягательным, полностью сфокусированным только на ней. Ни один ее ровесник не мог выдержать сравнения с ним. Денис оказался единственным мужчиной в ее жизни, вызвавшим у нее подлинное восхищение.
Его ум завораживал. Его уверенность в себе околдовывала. О нем нельзя было просто забыть, особенно когда он явно решил ни в коем случае подобного не допускать. Быть может, ей и стоило тогда для собственного блага вспомнить, что в вихре, по приданию, до смерти кружит леший.
Все подруги Лены были в восторге от Дениса, кроме Лары. Всегда рассудительной и настороженной, не терявшей головы, во всем видящей угрозу. Ее смущала разница в возрасте, в статусе и в жизненном опыте.
Она не верила, что Лена в свои неполные двадцать четыре года может быть в полной эмоциональной безопасности с почти тридцатилетним мужчиной, и считала риск неоправданно высоким. Однако пока Лара искала и не находила знамения провала, Лена лишь качала головой. Она не знала, как объяснить, что любовь всегда требует риска, и она готова на этот риск пойти.
С Денисом они поженились спустя полгода после знакомства, и Лена, несмотря на просьбы Лары быть разумнее, ни разу не усомнилась в принятом решении. Она любила Дениса, он любил ее (или ей тогда так казалось, теперь сложно было сказать наверняка). Они были счастливы спокойным, практически безмятежным счастьем. До поры.
Действительно ли Лена была так слепа, что не заметила в Денисе того, что столь отчетливо видела теперь? Или дело было в том, что в лишенной серьезных проблем нирване, длившейся до рокового вечернего звонка, им обоим легко верилось в светлое будущее?
Она много времени провела, стараясь узнать его. Любовь, плескавшаяся во всем ее теле, словно научила ее чувствовать Дениса, минуя мысли и слова, научила понимать его на совершенно ином уровне существования. Невыразимом даже для нее самой.
Она знала, что он глубоко несчастлив. Ей не требовалось его словесного подтверждения, чтобы догадаться, что со своей болью, о чем или ком бы она ни была, он не справляется. С каждым днем Лена лишь сильнее сомневалась, что причина только в Катерине. Жизнь Дениса в целом была похожа на беспроглядную пустоту. Кроме Лены, рядом с ним по неведомой ей причине не осталось никого.
Сегодняшняя беседа с Ларой вновь пронеслась у нее в голове, вынуждая подвергнуть сомнению сделанный однажды выбор. Лена вздохнула. Раздражение, вызванное невозможностью высказать, выразить все свои переживания не то что в разговоре с подругой, но даже в мысленном диалоге с собой, было выматывающим и лишающим уверенности.
Разумеется, Лара, едва услышав про появление Катерины Морозовой в Сочи, пусть и единожды, но озвучила свое непонимание отказу Лены даже думать о разводе. В ее мировоззрении оставаться рядом с тем, кто не любит тебя, было неправильно и мучительно. Лена же не представляла, как объяснить свою мотивацию Ларе, что контролировала каждый мускул, нерв, мысль и эмоцию, до паники опасаясь любого намека на любовь.
Как Лена могла доказать, что развод с Денисом не сделает ее счастливее? Что проблема вовсе не в том, что она лишится шанса быть рядом с ним. И даже не в том, что ее любовь не взаимна. Она была способна принять и расставание, и безответность чувств. Она давно не ждала, что он полюбит ее в ответ, и никогда не тешила себя надеждой, что заработает дополнительные очки, если постарается быть идеальной женой.
С тех пор, как она узнала и примирилась с правдой, выбор перед ней был прост и не отличался разнообразием: принять чувства Дениса к другой и остаться с ним или не принять и уйти. Третий опции не существовало.
Откровенная беседа с уведомлением о ее осведомленности была исключена из возможных вариантов уже давно. Лена знала Дениса достаточно для одной простой догадки: едва он поймет, что его чувства перестали быть секретом, он уйдет сам. Брак, в котором обе стороны отлично осведомлены о не взаимности супружеской любви, не жизнеспособен, если только не был заключен по расчету.
Любовь Дениса к другой являлась фактом, с которым ни Лена, ни даже он ничего не в силах поделать. Нельзя просто сказать: «Не люби другую», – и подождать, пока он волевым усилием успешно переломает себе сердце.
Можно вынести на обсуждение многое, столь же многое можно решить, простить, запретить, заключить в соглашение, но чувства, над которыми ни у кого из людей не было контроля, не получится просто выключить в ходе компромисса.
Она все это прекрасно знала и сделала свой выбор с полным осознанием обстоятельств.
Лена была уверена, что способна полноценно жить без Дениса, но только при условии, что он счастлив, что он в порядке. Оставить же его в одиночестве, зная, что ему плохо, – это было невозможно. Неправильно, подло, не осуществимо. Так не поступают с теми, кого любят, даже если любовь не взаимна, иначе это не любовь, а нечто куда более приземленное и простое.
Любовь, подлинная любовь, была в первую очередь не о взаимности и не о необходимости быть рядом – и то и другое скорее принадлежало к эгоистичным устремлениям к счастью, в особенно же запущенных случаях было проявлением зависимости от другого, но не самой любовью. Любовь, как ни банально, была о другом, и заключалась в потребности знать, что у того, кого любишь, все по-настоящему хорошо.
Лена могла принять Дениса, что был бы счастлив без нее. Она была готова оставить его, если бы так было лучше. Она могла жить без него, пусть и вряд ли забыла бы: она сомневалась, что настоящая любовь проходит. Трансформируется, меняется в оттенках, может быть, но остается навсегда.
Жизнь, даже без Дениса рядом, была интересна сама по себе, разнообразная и непредсказуемая, и предлагала множество путей для тех, кому не повезло в любви. Но быть спокойной, радоваться и наслаждаться каждым днем Лена могла только будучи уверенной, что все, о ком у нее болит сердце, счастливы.
Она боялась, что Денис рухнет в бездну, едва останется наедине с собой.
Глава 6
Накопленная за день усталость тяжелела на плечах, придавливая его к земле. Потребность остаться в одиночестве, поработать в тишине опустевшего офиса, без необходимости отвечать на вопросы доверителей или запутавшихся в поручениях помощников, была сильна, но он не мог пустить ситуацию на самотек. Склонив голову, Денис с внушением посмотрел на сидевшую в кресле напротив женщину, не желавшую его слушать.
– Лара, – сказал он спокойно, надеясь пробудить хотя бы каплю инстинкта самосохранения в своей сотруднице. Он ее босс в конце концов, могла бы и внять. – Ты видела, кто там в якобы потерпевших и кто в обвинении. Аккуратно надо.
Конечно, она и не думала проникнуться его предостережениями: уверенная поза, горящие вызовом глаза, равнодушное выражение лица, – она предсказуемо ощетинилась, едва ей показалось, что он ставит ее самостоятельность под сомнение.
Денис подавил желание с раздражением громко выдохнуть и, может быть, даже наорать. Упрямство и гордость, такие узнаваемые и отсылающие в прошлое, не уместные, не нужные здесь совершенно, бесили.
Ларе дело дороже жизни, он другого и не ждал. Он сам таким был, но глупое безрассудство там, где можно продумать шаги наперед и избежать опасности, никому еще не приносило пользы.
Кто бы только его слушал. Он был прекрасно осведомлен, что геройствовать всегда интереснее. Таким, как Лара, точно.
– А я неаккуратно? – Она вздернула голову, всячески демонстрируя свое недовольство.
Ни истории о прошлых разбирательствах, где потерпевший их новоявленного процесса уже успел отличиться, угрожая своим оппонентам, ни факт тяжелых физических увечий, нанесенных неизвестными хулиганами (классика жанра) одному из адвокатов, представлявших неугодную их нынешнему потерпевшему сторону, не оказали на нее должного влияния. Информация, призванная вразумить и даже немного напугать, лишь раззадорила ее и без того более чем обостренное чувство справедливости.
Предсказуемо и знакомо до неуютной тяжести в груди.
– А ты, – ответил Денис после недолго молчания, все еще смотря на Лару, но перед глазами у него стояло совсем другое, принадлежавшее кому-то из его давнего прошлого лицо, – бесстрашная. И это очень, очень плохо.
Беседа между ними продлилась еще несколько минут, но не принесла результата. Лара покинула кабинет в раздражении, ясно дав Денису понять, что доверитель пришел к ним не через фирму, а через правозащитную организацию, где они были равны по статусу, и командовать ей не получится.
Денис, нахмурившись, попытался не обращать внимания на закопошившееся внутри беспокойство. Ответственность, которую он чувствовал за своих сотрудников всегда, сейчас осложнялась тем, что Лара Белых – своенравная, не принимающая ничьей помощи, чересчур самостоятельная особа – была среди прочего лучшей подругой его жены.
В обстоятельствах, находившихся под его контролем, он обязан был не допустить никакого ущерба близким Лены. Особенно в этот раз. Без него Лара бы в такое крупное судилище (он заранее знал, что на суд – справедливый и достойный – этот процесс будет походить в последнюю очередь) в качестве адвоката могла и не попасть.
Обвиняемый выбрал Дениса своим представителем далеко не просто так. Благоразумный расчет, где полагались и на его имя, и на репутацию, и на связи. Ставка на адвоката попроще стала бы явным самоубийством.
Разбирательство было крупным, с уймой подводных камней и течений из интересов разных структур, положение обвиняемого было крайне невыгодным: сторона обвинения была на стороне потерпевшего настолько, насколько только возможно. Маловероятно, что все разборки пройдут в пределах зала заседаний. Очень маловероятно.
Денис был уверен, что к нему со стороны потерпевшего полезут в последнюю очередь: слишком уж велик риск. А к Ларе подступиться намного проще. Ему оставалось только надеяться, что к его словам она хотя бы отчасти прислушается. Тем более что он не преминет коварно пожаловаться Лене. Пусть его жена сама контролирует свою безбашенную подружку, раз уж его мнение той неинтересно.
Откинувшись на спинку кресла, Денис потер закрытые глаза в попытке унять давящую боль в центральной части лба и в надбровных дугах. Несмотря на близящуюся полночь, его внимания ожидала бездна работы. Мысленно он прикинул план на ближайшие несколько часов, затем поднялся и вышел из кабинета, собираясь сделать себе кофе. Не то чтобы ему на самом деле требовалось взбодриться – бессонница его давний друг, – просто ритуал, заставляющий мозг сосредоточиться.
Под оглушительное для опустевших коридоров и кабинетов гудение кофемашины Денис старался думать лишь о недописанном иске, но мысли сбивались, уводили его за собой с безопасных тропинок настоящего в темную чащу прошлого, противиться силе которого ему удавалось не так часто, как хотелось бы. Сегодняшний разговор был неизбежным триггером для его воспоминаний.
Иногда Лара так сильно напоминала Денису… кое-кого. Бесстрашием, упрямством, стремлением вопреки всем препятствиям добиться справедливости, готовностью пожертвовать собой. Воинственная защитница истинного правосудия, носительница самых важных для их профессии идеалов. Суть и ценность которых сам он когда-то понял только благодаря своему бывшему наставнику и…
Лара была очень похожа на… И в то же время совершенно не похожа. Слишком рациональная. Слишком холодная.
Катя… Катя была другой.
Солнечная девочка. Теплая, яркая, открытая. Для тех, кто был ей близок, для тех, кому повезло ее узнать.
Денис сжал переносицу и потряс головой, отказываясь погружаться дальше. Хватит. Он не может тонуть вечно. Не может.
Резко подхватив кружку с платформы, он направился обратно, не чувствуя, как нагревшаяся керамика обжигает пальцы. В кабинете он сразу же опустился за заваленный бумагами стол, попутно делая первый глоток кофе и отвлекаясь на опалившую язык горечь.
Вытащив из стопки рядом с собой нужный документ, Денис обернулся к монитору, отыскал в открытом на сайте законе нужную ему статью. За спиной отчетливо тикали часы. Он бросил взгляд на нижний правый угол рабочего стола и заторможенно проследил как с наступлением полуночи переменилась дата. Двадцать девятое марта.
Он вернулся к документу перед собой. Читая одно предложение за другим, Денис старательно отвлекал себя от ударившего под дых осознания, что ровно пять лет назад в этот день они с Катей должны были пожениться.
Глава 7
Отвлечься работой от мыслей о той, что во многом повлияла на его выбор профессии, оказалось трудновыполнимой задачей. Чем упорнее Денис пытался не вспоминать, тем чаще перед глазами вставали не строчки из документа, который он отчаянно продолжал читать, а прошлое. Такое… иное, лишенное сходства с его настоящей жизнью. Он и сам был другим человеком: у юного Дениса нашлось бы очень мало общего с Денисом нынешним.
Семнадцатилетний, только что окончивший школу, он представлял из себя типичного разгильдяя, беспечного и самоуверенного. Обаятельный, красивый, не знающий потребности в деньгах. Популярный и в школе, и во дворе, он вообще ни о чем в своей жизни не беспокоился.
Родители много времени проводили на работе, и контроль за его учебным и внеурочным существованием был минимальным; большую часть своего подросткового возраста Денис оставался предоставлен сам себе, что любого его сверстника привело бы в восторг. Денис исключением не являлся.
Его вполне устраивало, что к нему не лезут с нравоучениями и неуместным сюсюканьем. Все, что требовалось, дабы не вызывать у родителей излишнего интереса к своей веселой и беззаботной жизни: не попадать в переделки и обходиться без «троек» в дневнике, – он выполнял добровольно, не желая себе ненужных проблем.
Учеба давалась ему легко; тупицей, читающей по слогам в выпускном классе, он становиться не собирался. С одноклассниками Денис дружил, школьные учителя в массе своей его обожали: не сдал домашку вовремя? Достаточно назвать день, когда тетрадь точно появится на учительском столе, улыбнуться да пошутить, – и готово. Слово свое он держал, улыбался как голливудская звезда, шутил не хуже. Ему все сходило с рук.
Без особого напряга Денис успевал закрыть четверть, скататься на соревнования с футбольной командой и потусоваться с пацанами постарше во дворе. Девчонки тоже его любили: спортсмен, более чем просто симпатичный, с гитарой в руках на всех коллективных подростковых сборищах, он не имел недостатка в компании.
Сам он велся обычно на внешность и не то чтобы искал каких-то привязанностей: ни трепета, ни романтической ерунды в голове, – весь его интерес в то время лежал чисто в физиологической плоскости. Очередное любовное приключение длились месяца два-три и заканчивалось с переменным успехом: оценивал Денис, разумеется, в соответствии с уровнем доступа к телу.
На последнем звонке он не принадлежал ни к тем, кто, рыдая, не хотел расставаться со школой; ни к тем, кто от нетерпения не мог усидеть последние тридцать минут за партой. Впереди его ждал новый этап жизни, с еще большей свободой и самостоятельностью. Не было сожалений, не было грусти: многочисленных приятелей оказалось очень легко оставить позади.
Денис понятия не имел, чем хочет заниматься в будущем. В профессиональные футболисты он не тянул, а умозрительно потрудиться над иными идеями он так и не сподобился. Знание о том, какую карьеру готовят ему родители лишило его самых минимальных опасений за будущее благосостояние. Мать занимала довольно высокую должность в прокуратуре, отец был председателем коллегии по гражданским делам в областном суде – Дениса заблаговременно ждало нагретое местечко с хорошей зарплатой и непыльными обязанностями.
Когда его отправили на юрфак МГУ, Денис не увидел причин противиться: где-то же надо было учиться. Поступление ему лично не стоило особых хлопот. Полученные им результаты вступительных испытаний оказались вполне приличными, но до бюджета он, естественно, не дотянул. Не старался даже.
Он знал, что финансовые возможности его родителей позволяют ему получать обучение на коммерческой основе. Даже на самом престижном юрфаке страны, где стоимость одного семестра у многих вызывала приступы удушья. О том, каким образом его родители достигли столь высокого уровня доходов, Денис, конечно, догадывался, но моральная сторона дела в те времена его заботила мало.
Студенческая жизнь со всеми ее преимуществами увлекла его сразу же. Переезд в Москву, где можно было найти все что угодно: любые занятия, развлечения, люди. Абсолютная воля от оставшихся в родном городе предков. Своя, пусть и съемная, квартира. Денис ловил кайф от перемен. Ему определенно нравилось быть взрослым.
В университете он попал к ботанам: олимпиадники, отличники, перфекционисты, зацикленные на оценках, – основа его семинарской группы. На потоке, к счастью, ситуация выправлялась в лучшую сторону, и компанию вокруг себя Денис собрал, не забывая также поддерживать с наиболее социализированными одногруппниками приятельство.
В целом, на юрфаке мало кто по-настоящему надеялся на что-то большее, чем близкое знакомство. Все в первую очередь думали о себе, альтруизм не пользовался популярностью. Денис не жаловался: понятный принцип взаимовыгодного общения его устраивал и помогал не торчать в библиотеке безвылазно.
Предметы первого курса касались общих знаний, и не вызывали у него, привыкшего еще в школе тянуть с заданиями до последнего, сильных затруднений. Год пролетел быстро, запомнившись Денису главным образом внеучебной деятельностью: он снова играл в футбол уже в университетской сборной, не пропускал ни одной приличной тусовки и время от времени посещал пары.
На втором курсе, когда их программа почти целиком и полностью сосредоточилась на отраслях права и других специальных дисциплинах, учиться внезапно стало намного сложнее. Денис знал, что отец ждет от него интереса к гражданской отрасли, и целый семестр уделял основное внимание ей, но скука начала сводить его с ума. Гражданский кодекс – пухлая книжечка, исписанная мельчайшим шрифтом, – раздражал его уже одной обложкой.
Чуть с большим интересом Денис ходил на пары по уголовному праву, но не прилагал там никаких усилий – незачем было. Прокуратуру как место работы (пардон, службы!) он всерьез не рассматривал. Лучше уж судьей. Об иных вариантах всерьез он не размышлял. Иногда брался гипотетически прикидывать, кем еще он мог бы работать в юридической сфере, но все его представления были слишком туманны и крайне неинформативны, поэтому начинались и заканчивались на составлении списка профессий.
Занятия вызывали все меньше энтузиазма, и Денис таскался на пары только из страха очутиться в рядах слабаков, не удержавшихся в обойме главного юрфака страны, – его гордость не пережила бы подобного провала. Дни шли, футбол, тусовки и девушки справлялись со своей главной функцией – отвлекали Дениса от мыслей о будущем, но те становились все настырнее.
Преподаватели вовсю ориентировали студентов на скорейший выбор специализации, постоянно упоминали, какие навыки больше потребуются судье, адвокату, прокурору, нотариусу, следователю и т.д., и каждый раз вовремя подобных речей Денис начинал чувствовать пока еще слабый дискомфорт: ответы на прозвучавшие в аудиториях вопросы, казалось, были у всех его одногруппников. У него самого ответов, кроме предложенных отцом и матерью, не находилось.
В период зимней сессии второго курса Денис, замученный бесконечными экзаменами (выучить за ночь сто двадцать билетов – явный повод собой гордиться), закрывая зачетку на выходе из очередной аудитории все чаще задавался вопросом: что он здесь забыл?
Зачем зубрит по сто с лишним страниц печатного текста, зачем учит термины, читает законы, пленумы и обзоры? Какой толк в том, что он делает? Ради чего он тратит свое время, когда мог провести его намного веселее, без затекшей от многочасового страдания над книгами шеи и воспаленных глаз?
В начале первого курса не было преподавателя, которой на приветственном семинаре не спросил бы студентов, почему они выбрали именно юрфак. Все отвечали в разнобой: одни уверенно, другие с каплей сомнения в голосе: то серьезно, то шутливо, будто опасались случайно ввергнуть себя в экзистенциальный кризис.
Причины были разные. От наивных, идеалистических «хочу помогать людям» до практичных и приземленных, вроде «после юрфака можно работать где угодно, не пропаду» и инфантильно-индифферентных «родители сказали, что это образование – лучшее».
Преподаватели, конечно, улыбались про себя дезориентированности молодняка и обещали, что ко второму—третьему году обучения их ответы изменятся. Тогда, в начале Денис всегда заявлял, что хочет стать судьей, не задумываясь, насколько это правда. Он собирался стать судьей, но хотел ли? Чем больше он размышлял о своей будущей карьере, тем более ослабевала его уверенность.
Каким судьей окажется он сам? Неподкупным, стоящим на страже закона, готовым ради правого дела рискнуть жизнью, если придется? Но зачем? Что такого важного он сделает, если будет соблюдать правила? Что это изменит, когда система уже годами работает так, как работает?
Или он будет таким, как отец? Подстраивающимся под окружающие его условия? Прогибающимся под них, чтобы не создавать себе лишних проблем? Не идущим ни на один принцип, кроме принципа личной выгоды?
Хотел ли Денис потратить жизнь на лавирование в гуще противоположных интересов? Пока в университете им постоянно говорили, что судья – гарантия правосудия, Денис понимал, что слова расходятся с практикой, и диссонанс в нем рос изо дня в день.
Он не чувствовал, что нашел свое место, но не представлял, где еще мог бы находиться. Вопреки появлявшейся время от времени потребности уйти, избавиться от проблемы кардинальным способом, он испытывал желание остаться. Интерес. Страх упустить возможность узнать о юриспруденции больше.
Растерянный и колеблющийся, Денис начал второй семестр в не лучшем состоянии духа. Он не любил дилемм и сложностей выбора, но умудрился озадачить себя и тем, и другим. Сидя за партой, решая вновь и вновь задачи то по гражданскому, то по уголовному праву (трудовое, налоговое и т.п. Денис обычно игнорировал, потому что ничего скучнее и зануднее в жизни не встречал), он не мог отделаться от ощущения бесполезности этих занятий и не ждал, как бывало раньше, ничего другого и от новых дисциплин.
Его одногруппники в большинстве своем с восторгом обсуждали два грядущих курса: по профессиональным навыкам юриста и по профессиональной этике. Оба с самым настоящим практикующим адвокатом. Все преподаватели, с которыми они прежде имели дело: почетные профессора, именитые теоретики помоложе, начинающие специалисты – либо уже покинули поле битвы, либо ничем особым не отличились, поэтому возможность наконец учиться у практика воспринималась студентами как прогулка к источнику истины. Тем не менее Денис даже не сподобился узнать, чем этот Аверинцев А. А. заслужил всеобщее благоговение.
Глава 8
Первое же занятие по профессиональным навыкам оказалось настолько не похожим на предыдущие полтора года учебы, что далеко не все одногруппники Дениса смогли принять подход Аверинцева к образовательному процессу. Александр Анатольевич категорически не хотел, чтобы они зубрили параграфы из учебников. Он вообще очень настойчиво рекомендовал в учебники не заглядывать. По его предмету тем более. На свои вопросы он требовал осмысленные ответы, а не пересказ чужих, зачастую ошибочных или неполных суждений.
Он учил своих студентов думать. Ковырялся в их мозгах, демонстрировал, как несовершенно их мышление, как много они упускают из-под собственного носа, как значима для юриста любая мелочь. Он учил их мыслить по-особенному: с критической дотошностью, с хирургической точностью, с операционной стерильностью по отношению к эмоциям и предрассудкам. Он перекраивал их обывательское сознание на профессиональный лад.
Денис с интересом наблюдал, как его привыкшие к схеме «выучил учебник – пересказал преподавателю – получил “отлично”» одногруппники то и дело на парах Аверинцева впадают в легкий ступор. Здесь фотографическая память и смиренное упорство приносили меньше пользы, чем по-особенному работающая голова и какой-то, наверное, инстинкт. Предрасположенность к определенному образу мышления. Способность все ставить под вопрос.
На пары Аверинцева Денис готов был явиться в любом состоянии: похмелье, ночь без сна, температура, – все равно. Любопытство всегда одерживало верх над сонливостью, усталостью и ленью. Он обнаружил, что ему поставленные Аверинцевым задачи поддаются. Он всегда без лишних объяснений понимал, в чем зерно проблемы.
Он не стал внезапно лучшим студентом на курсе, но впервые попал в ряды тех, кого преподаватель отмечал как очень способных. Если на семинарах, требующих зубрежки, Денис не находил никакой ценности в похвале (он тоже мог все выучить, но не видел в этом ни капли смысла), то на парах Аверинцева, где они сталкивались со сложными, действительно проблемными аспектами их будущей профессии и пытались самостоятельно их разрешить, похвала имела вес. Она была заслуженной, потому что нельзя было открыть учебник или кодекс и найти готовый ответ. Ответ требовалось изобрести самостоятельно. Пользуясь только своей головой.
Тогда же Денис впервые заметил Катерину Морозову. Она как раз была лучшей. Справлялась раньше всех. Умудрялась разобраться там, где вся группа стонала и просила Александра Анатольевича хотя бы намекнуть. Блистала, когда они устраивали тренировочные заседания по предложенным кейсам, умея выстроить свою позицию наиболее выигрышно, независимо от того, какую сторону процесса ей выпало представлять.
Разумеется, Денис и прежде знал о существовании Катерины, но она не представляла для него интереса. В первые дни учебы, когда он в пределах своей головы рассортировывал своих одногруппниц и одногруппников по маркированным секциям, она угодила в особую: «Можно даже не пытаться».
Значило это следующее:
1) слишком красивая;
2) слишком умная;
3) слишком высокомерная;
4) на подкаты не поведется;
5) ему не по зубам;
6) не стоить тратить время на заведомо безнадежное мероприятие.
Следующие полтора года учебы Денис обращал на Катерину внимание лишь время от времени, бессознательно отмечая про себя какие-то детали о ее личности, но никогда не думая о ней всерьез. Они едва ли пересекались друг с другом за пределами аудиторий.
Самым близким их взаимодействием стал групповой проект на первом курсе, где они не перекинулись и парой слов: Денис тогда плевать хотел на задание и ждал, пока одногруппники сами разберутся, что им говорить после окончания отведенных на размышление пятнадцати минут; Катерина же, напротив, с кем-то активно спорила (естественно, при ответе выяснилось, что правой была она).
