скачать книгу бесплатно
Пролог
«Если личность или то, что мы называем душой, продолжает жить после смерти, то естественно предположить, что она хотела бы общаться с теми, кого оставила здесь, на земле. Я думаю, что можно создать инструмент, который запишет потусторонние послания».
Томас Эдисон
Призыватель – некто, совершающий призыв.
Нельзя утверждать, что все описываемые события были на самом деле, так же как нельзя говорить о том, что они никогда не происходили.
Так случилось, что эта история была рассказана у могилы сразу же после похорон. Хотя, там многое было. Находились и те, кто утверждал, что видел призраков. Именно так, во множественном числе. Девять людей, бесплотных и безучастных, прогуливались среди надгробий. Были, конечно, и те, кто видел единичные экземпляры, но болтунам больше нравилась девятка. Видимо они наблюдали в ней некий особый символизм, или ощущали, что при упоминании этого числа их слова приобретают больший вес. Но это не так уж и важно – мало ли, о чем шепчутся люди. Особенно если их показания не сходятся ни в чем, кроме числа.
Тогда и возникает вопрос – откуда оно вообще взялось? Те, кто знал правду, молчали. Но число было, обрастало слухами и создавало мифы, в которых терялись все зерна здравого смысла. Неизменным оставалось лишь одно – человек, похороненный тут, под простецким крестом, был тем, кто вызывал демонов.
Глупая сказка. А может, и нет.
Однако нельзя отрицать того факта, что нечто необъяснимое здесь было. Да и не могло не быть. Было бы гораздо страннее, если бы этот земляной холмик оказался простым пристанищем тела. Обыкновенной могилой, каких тут сотни. Ведь, старик, похороненный тут, не прост даже без всяких баек.
Начать хотя бы с того, что его гроб был пуст. В храме, когда его отпевали, отдав дань старым традициям, тело было, а стоило отвезти этот деревянный ящик на кладбище, как оно испарилось, словно никогда тут и не лежало.
Тело искали, но так и не нашли – похоронили пустой гроб. Скудные знакомые молча постояли, да и разошлись. Никто из присутствующих не знал старика достаточно хорошо, чтобы грустно вздыхать или плакать. Все те, кому он был действительно дорог, не могли присутствовать при его отбытии в последний путь. На фотографиях, которые бережно хранил старик, все близкие ему люди были зачёркнуты – он ставил алые крестики, прощаясь с ними. Он не ходил на их похороны, но знал, что их нет. Хоть и отрицал все в разговорах. Он не хотел видеть их мертвыми, чтобы дольше обманывать себя и убеждать, что дорогие люди еще здесь, рядом с ним. Когда-нибудь они еще соберутся, еще сделают общее фото, как тогда, когда ему было тридцать пять. Будут смеяться, обсуждать планы на будущее и верить, что у них все еще будет хорошо, ведь возраст – не более чем цифра.
Но последний алый крест поставлен. Гроб закопан. Все разошлись.
Пусто! Как же… Нет.
Остался мальчишка, нервно сжимающий зонт и его собака, крупная шавка, дергающаяся из стороны в сторону. Ей явно что-то не нравилось, но она не могла понять что, лишь нервно скулила, поглядывая на хозяина и периодически припадая к земле.
Возможно, она что-то слышала, что-то, что не принадлежало этому миру. Некий белый шум, стремящийся поведать историю тех, кого уже нет.
Дождь, прекратившийся незадолго до церемонии, вновь начал набирать обороты. Мрачные желтопузые тучи грозились разверзнуть свое брюхо и разразиться грозой, рокочущей и ослепительной, точно само небо зло и недовольно гибелью старика, хранившего свои секреты до самой смерти.
Повеяло непривычным холодом, и мальчишка поежился, натянув махровый клетчатый шарф на подбородок. Пес прижался к нему, жалобно пожаловавшись на свою тяжелую судьбу – ему хотелось поскорее уйти, кинуться прочь со всех лап, но он не мог бросить хозяина. Он считал, что в ответе за своего человека, и если тот решил умереть, то пес обязан погибнуть вместе с ним.
Все же люди не заслуживают собак, способных любить людей так, как другим и не снилось – предано и самоотверженно, больше, чем самих себя.
– Вы мне так ничего и не рассказали! – возмутился мальчишка, точно был уверен, что сейчас старик восстанет из могилы, признает, что его смерть не более чем глупая шутка, и как на духу поведает всю свою историю от рождения и до сего дня. – Вы обещали! Александр Михайлович… – жалобно и по-детски. – Обещали…
Старик не явился. По-прежнему улыбался лишь с фотографии, на которой он был непривычно молод и красив. Живой, смеющийся, отрицающий смерть – такой, каким его запомнили близкие. Наглый и жестокий – такой, каким он представал перед недоброжелателями. И эти глаза, что кажется смотрят в саму душу… Куда бы ты не пошел, эти очи будут следить за тобой. Слишком настоящие, чтобы быть простой фотографией.
Но теперь ему все равно, что о нем думают люди. Ему не важно, сколько обещаний так и остались словами. Мертвые не интересуются тем, что было у них при жизни, только если это не было важнее самого их существования.
– Пожалуйста… – прошептал мальчик и выронил зонт, подставив лицо первым каплям, обжигающе-прохладным, но почему-то приятным. Они приводили мысли в порядок. Приминали волосы, опускали на глаза челку. – Я всего лишь хочу знать правду. О моем деде, о вас, о том, чем вы занимались. О тех странных фотографиях, которые хранила бабушка Марта.
Тихие слова, обращенные в никуда. Здесь и сейчас перестало быть таковым, став тем, что называют никогда.
Собака истерично взвизгнула и затихла. То, что она почувствовала, было гораздо страшнее всего, что она могла представить, а потому лишь молча раскрывала рот и ближе пододвигалась к хозяину, стараясь стать незаметной на его фоне, если и вовсе не исчезнуть.
Мальчишка посмотрел на нее, не понимая, чем вызвана такая реакция.
– Есть вещи, которые лучше не знать, – спокойный хриплый человеческий голос. Некто бесшумно подошел со спины, заставив мальчишку вздрогнуть – он не заметил, как кто-то оказался тут. Ему казалось, что все разошлись. Да и похожего лица он сегодня не видел. Слишком оно правильное, запоминающееся и выразительное. И этот пронзительный взгляд иссиня-чёрных глаз. Или голубых? А может зеленых? Сложно понять из-за круглых желтых очков без оправы.
Мужчина улыбался и изменялся все сильнее, точно не мог определиться с обликом.
Мальчишка встряхнулся, отгоняя видение. Наслушался баек и теперь мерещится черт возьми что. Так недолго начать утверждать, что он увидел самого Воланда, явившегося за очередной Маргаритой. Но нет. Это обычный человек, который, по всей видимости, не захотел толпиться среди незнакомцев. Наверное, он один из немногих, кто действительно знал старика.
Мужчина скосил взгляд на крест, вытянув перед собой руку, точно закрывая дату смерти. Прищурился и кивнул сам себе, признавая, что так оно гораздо лучше.
«Александр Михайлович Винницкий. 1983 –…».
Мальчишка невольно поправил повязанную на лоб черную ленту. На месте ли она еще? Да. Мимоходом зачесал назад волосы, чтобы не мешались. Мокрые каштановые пряди лезли в глаза, заслоняя обзор.
– Есть прошлое, которое лучше не ворошить, – весомо добавил человек, опустившись на корточки перед крестом с таким одухотворенным взглядом, точно собрался читать молитву, восхваляя некоего бога.
Он что-то достал из своей поясной сумки, положив на землю. Отстранился, будто любуясь, а мальчишка вытянул шею, стараясь разглядеть предмет. Нечто блестящее, маленькое. Нахмурился. Озадаченно приподнял бровь. Кольцо. Явно мужское и… Обручальное?
– Это принадлежит ему, – задумчиво протянул мужчина и, пожав плечами, вырыл небольшую ямку, в которую и поместил кольцо, засыпав землей. Правильно сделал, а то еще украдут, как дети таскают конфеты. Мертвым может и все равно, но у живых останется неприятный осадок. Посмотрел на мальчишку и покачал головой. – Женщина, ради которой он был готов на все, умерла совсем молодой. Белое платье она примерила уже после смерти. Красивое, нежное, как она сама, напоминающее белый лотос. Тогда она казалась мне живой, дышащей, просто спящей. Увидев ее в гробу, я подумал, что вот она, спящая красавица, принцесса Белоснежка, отравленная злой старухой-мачехой. Где же принц, который спасет ее от заклятия и пробудит ото сна? Но это была не сказка. Он плакал надрывно, зло и отчаянно, она спала вечным сном. Нет, он не принц, но и она не под чарами. У этой истории нет счастливого конца. Впрочем, у таких персонажей, даже в сказках нет их заветного «долгого и счастливого». Возможно, выбери она другого мужчину, прожила бы прекрасную жизнь, наполненную любовью и уютом. Но это все предположения. Так же можно сказать, что она могла оказаться несчастной или опять же умереть, но по другой причине. Мало ли от чего гибнут люди?
Мужчина задумчиво потер пальцы – на тонких черных перчатках осталась налипшая грязь, и уставился на мальчишку. Все это напоминало оборванный разговор, начатый непонятно когда. Точно мальчик успел все забыть, а мужчина ничего не заметив, продолжил диалог.
– Автокатастрофа? – предположил мальчишка. Он не понимал, к чему клонит этот странный человек в модном черном смокинге с красным галстуком бабочкой и старомодной шляпе-цилиндре, но ему хотелось узнать больше о скончавшемся старике и его прошлом, а этот человек явно что-то знает. Ведь не стал бы простой прохожий так утверждать о человеке, которого не знал, да и это кольцо…
– Вполне, – согласился мужчина. – Вот она стоит перед зеркалом, одевается, укладывает волосы, вызывает такси, крутится, любуясь собой до того, как услышит сигнал – ваш кабриолет ждет вас, прекрасная леди, и спускается вниз. А вот водитель не справился с управлением и вылетает на встречную, попадая под колеса не успевшей затормозить фуры. Кровь, мясо, месиво, множество раненых и мертвых. Что предвещало беду? Ничего. И в этом нет никакой вины ее мужа, которому останется только лить слезы, оплакивая супругу. Всего лишь воля господина случая. Не больше, но и не меньше. А так же возможны нападение собаки, удар молнии, утопление, пожар… Да те же суицид или убийство. Все же она была дамой решительной и смелой, такие многим не нравятся, часто даже самим себе. Почему-то многие уверены, что кончают с собой слабаки и нытики, заклеванные жизнью и окружающими людьми, однако чаще на этот шаг идут те, кто умеет широко улыбаться, смеяться до слез и поддерживать других. Это их маска, за которой они прячутся от людей, не желая говорить о том, что на самом деле у них на душе. Тем более что убить себя – не простой поступок, требующий недюжинной смелости. Чаще люди предпочитают терпеть. Так бы я охарактеризовал большинство людей – терпеливые и инертные жертвы. Нет, ни властей, ни сильных мира сего, ни общества и ни ситуаций, а самих себя. Во всех бедах человека виноват он сам. Смолчал один раз – ничего страшного, с кем ни бывает. Второй – к этому привыкли. Согласился один раз – пустяк, второй – привыкли. Человек сам поставил себя в рамки, и общество с ними согласилось. Зачем переубеждать того, кто безропотно подчиняется? Зачем делать его личностью, если его удобнее использовать тогда, когда он часть серой массы? Пока человек не прекратит молчать и терпеть, подстраиваясь под все тяготы, в его жизни ничего не изменится. Хочешь чего-то – действуй! Тот, кто соглашается со всем и принижает себя, никогда ничего не добьется. Впрочем, как и тот, кто выбрал смерть. У одного не жизнь, а сплошные тупики, у другого и вовсе ничего нет. А знаешь в чем секрет, малыш?
Мальчишка покачал головой, проглотив то, что к нему обращаются, как к ребенку – все же человек был явно старше. Собака вновь проскулила. Этот человек ей не нравился. Он был непонятным и каким-то жутким.
– А секрет в том, что никакого секрета здесь нет, – усмехнулся мужчина, бесцеремонно сев на землю и вытянув ноги. Ему было все равно на сохранность костюма и на то, что о нем могут подумать. Он жил для себя. – Все эти заумные книги об успехе и счастье, тренинги, видео-уроки – чушь, которая работает только благодаря самовнушению. Так сказать эффект Пигмалиона в действии. Слышал о таком? Опять нет? Ну и безграмотная нынче молодежь. Зато очень послушная, верящая и подчиняющаяся скрытым механизмам воздействия. Чудесная, кстати, штука, ведь человек, попавший под влияние, свято уверен, что он до всего дошел сам, своими мозгами. А после он будет совать эту истину в первой инстанции всем, кто ее не разделяет, чтобы убедить, что он единственно правый, и ведь не поймет никогда, этот среднестатистический человечек, что им поиграли, заставив подчиниться. Чудесно, честное слово, чудесно, – мужчина театрально похлопал в ладоши. Он был похож на клоуна в дорогих вещах, однако эта непринуждённость и некая веселость тоже были масками. Кто он на самом деле было совершенно не понятно, однако его хотелось слушать и ему хотелось верить. Его взгляд был слишком цепким, а голос вибрировал на таких нотах, что проходился по коже слушателя так, точно был чем-то осязаемым.
– Нельзя судить обо всех по определенным людям, – наморщил лоб мальчишка. Он огляделся, но так и не решился опуститься на землю. Собака же наоборот легла, сдавшись на волю своего глупого хозяина, который совсем не чувствовал исходящую от незнакомца силу и опасность.
– Да, конечно, не спорю, что по одному нельзя судить всех. Хотелось бы верить, что дела обстоят иначе, но… Хм, – он потер подбородок. – Но, как говорится, верится с трудом. Наблюдения, опыт… Многие факторы влияют на составление целостной картины, однако то, что я лицезрел не вселяет в меня никаких ложных надежд. Вера людей менялась, а инстинкты оставались те же. Меньшие группы завоевывали и подчиняли большие, единицы управляли тысячами, одни пировали, а другие влачили жалкое существование, надеясь, что их терпение воздастся сторицей, а пока этого не случилось, хватали объедки с господского стола. Я видел, как убивали, как предавали, как жертвовали собой. Не понаслышке я знаю о войнах и эпидемиях. Однако сейчас не об этом. Оставим наших баранов ждать, пока пастух, на которого они молятся, зарежет их к праздничному столу, и вернемся к Пигмалиону. Его эффекту, который позднее приобрел еще одно название – эффект Розенталя. Суть психологического феномена довольно проста и заключается в том, что человек, твердо убежденный в достоверности некой информации, непроизвольно действует таким образом, что она воплощается. Так сказать вера провоцирует самоосуществление неких теорий или пророчеств. Простой пример. Пришел ты к бабке-гадалке, она посмотрела в свой шар, плюнула три раза через плечо и увидела твое будущее, в котором ты обзаводишься второй половинкой. Ты в свою очередь услышал информацию, принял ее, обработал и поверил. Уверенный, что скоро обзаведешься парой, стал следить за собой, хорошо одеваться, ходить на разные встречи и в клубы, чтобы не упустить свою судьбу и надо же – встретил! Но что стало причиной? То, что тебе нагадали или то, что ты изменился? Не делай ты ничего, так бабкины слова оказались бы брехней собачьей, но ты в них поверил и решил соответствовать, что и осуществило пророчество. Розенталь же подтвердил теорию на примере учеников, учителям которых внушили, что дети обладают высоким интелектом. Следовательно эффект становится законом. Законом притяжения, если точнее, который имеет такие догмы, как материальность мыслей и притяжение подобного подобным.
–А Пигмалион? – мальчишка склонил голову набок. Его увлекли слова незнакомца, однако подсознательно он хотел, чтобы тот замолчал и позволил задать совсем другие вопросы, но смелости изменить тему не хватало. Он чувствовал себя нерадивым студентом, оказавшимся на внеплановой лекции. По философии или психологии. Сложно сказать, чего тут было больше,
– С ним тоже все предельно просто. Этот мифический царь Кипра создал из кости чудесную статую прекрасной Галатеи. Она очаровала его своей красотой, затмевающей всех земных женщин, и он полюбил ее, отдав и сердце и душу. Пигмалион начал думать, как оживить статую, проводя возле нее дни и ночи. Он относился к ней, как к живой, что не укрылось от Афродиты, которая и оживила Галатею. Искренняя вера исполнила желание, так сказать, – мужчина возвёл взгляд к небу и фыркнул. Дождь шёл медленно, словно нехотя. Толстопузые тучи роняли скудные капли, точно пытались удержать всю влагу в себе до тех пор, пока мужчина не прекратит говорить.
Тишина. На землю мерно падают капли, прибивая грязь.
Небо старается не плакать.
– А..? – мальчишка начал и замолчал. Как сказать о важном? Зачастую когда можешь получить ответы, не находится слов, а все вопросы кажутся не такими уж и важными.
– Саша тоже был убежденным человеком. Но только он был уверен, что он плох. Монстр, если так угодно, – снял очки и повертел их в руках.
– А вы?
– Я тоже не сомневаюсь, что таковым являюсь. Им же пришлось стать теми, кем ни один нормальный человек не согласится быть. Но сражаясь с чудовищами, рано или поздно начинаешь примерять их шкуры.
– Им?
– Именно. Команде отчаянных людей, охотящихся на тех, кого не существует для официальной науки.
– О ком вы? – мальчишка никак не мог понять. Очень похоже, что его собеседник шутит, смеется. Вот и уголки губ приподняты. Но взгляд прямой и уверенный. Лжец так не смотрит. – Какая наука?
Мальчик мысленно воссоздал фотографии. Там было много людей. Скорее всего, этот человек говорит о них. Но причем тут все остальное?
– О монстрах, чудовищах, демонах, конечно, – мужчина улыбнулся шире. – Александр знал о них многое. Рассказывать, правда, не любил. И если ты понял, мы говорим о людях, что его окружали.
– Вы так хорошо его знали? Кем вы были для него? Да и вообще, кто вы? – мальчишка не выдержал. – Вы ведь знаете всю правду, да? Я пытался выведать все сначала у деда, потом у Александра Михайловича. Их слова стали вечным потом. Крохи информации, да и только. Я же хочу знать все.
– Сильное заявление для такого юнца. Человек не способен познать все. Но повспоминать эту историю я не прочь. Тем более он сам ее не захочет поведать.
«Не сможет», – подумал мальчишка: «Мертвые не могут говорить».
– Ты похож на Антона, – невпопад заметил мужчина, вновь напялив очки. Эти желтые стекляшки странно меняли его. Делали каким-то другим, точно не настоящим.
– Вы знали деда? – чему удивляться?
– Иначе я бы не знал этой истории. Ты на него похож, хоть и гораздо стройнее, – смешок. – Саша говорил, что Антон сдал с годами, но ты об этом знаешь лучше. Я же общался в последнее время только с Сашей. Пили чай вместе. Ели пироги. Кто я? Никто, по сути. Так, собеседник и скудный помощник, который так и не смог выполнить обещание. Впрочем, себе я тоже не помог. Бесполезен, как есть. Называть меня можешь Агриэлем, сокращай, если будет угодно, – пожал плечами. – Александра я бы назвал другом, если можно. Сложно точно ограничить то или иное понятие. Лгать и поступать лишь себе во благо умели мы оба. Все эти слухи, которые ты конечно, слышал…
– Призраки девяти людей, сатанизм, принесение в жертву девственниц и купание в крови? Да, слышал. Люди при жизни его не замечали, а теперь строят пирамиды из домыслов.
– Есть такое. Но, правда, всяко интереснее. Расскажи ее широкой публике – никто и не поверит.
– А вы попробуйте. Хотя бы мне.
– Ну, да. Чем черт не шутит. Это, как игра негодяя и ангела в кости. Последний проиграл свои крылья и пошел по земле, не зная, что рядом бродит его Бог, который снял венец, продал последнюю рубаху и забыл, кто он есть. Это хорошо описывает историю, где периодически приходится оправдывать существование света, чтобы не потонуть во тьме. Однако не жди ни героев, ни чудес, ни святости, ни тем более самопожертвования. Моя история отнюдь не о том, кем хочется восхищаться. Она не о рыцаре, не о спасителе, да и не просто о хорошем парне. Я поведаю тебе историю обычного человека, с пороками, страхами и чувствами, о чудовище, шкуру которого придется надеть, о твари, думающей лишь о себе и лжеце, обманывающем даже себя. В обычном повествовании он стал бы злодеем, но эта история о нем.
Слова прозвучали, и вспыхнула молния, на миг высветив за спиной мужчины мощные, хоть и порядком покореженные изломанные пернатые крылья.
Видение исчезло, но ощущение осталось.
***
Эта история была рассказана на могиле, когда почти все участники событий отправились на встречу с тем, в кого не верили.
Около креста стояли двое, один из которых не подозревал, что беседует с демоном Гоэтии.
Глава 0. То, что действительно важно
Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом.
Фридрих Ницше.
Сумерки – особое время. Когда они опускаются, город замирает, затаив дыхание. Время становится более вязким и ощутимым, а движения – медленными.
Есть в них что-то прекрасное и отчужденное. Это миг между загруженным и суетливым днем, полным напряжения и сил, и ночью, дарующей одним покой, а другим развлечения. День создан для работы, а ночь для души. Сумерки же вне власти людей. Они только миг. Чарующее видение. Город, что нарисован на стекле, как в старой песне.
Мне этот миг всегда был по душе. Что в молодости, что сейчас. Однако было и нечто, что не давало мне покоя.
Я шел, словно одна из теней, разглядывая дома и витрины. Все казалось каким-то одиноким и пустынным. Я бы даже сказал безжизненным, словно все люди в одночасье исчезли. Были, жили и тут, раз, и никого нет.
Город тяжко вздохнул и успокоился. Он покинут. Возможно, что мертв. А может так и продолжит существовать призраком минувших дней. Будет вспоминать, пытаться воссоздать музыку, смех, запах выпечки и машин, а потом придумает тени людей. Хотя… Кто из людей может с уверенностью сказать, что он не тень, созданная городом? Копия тех, кто когда-то жил. Отражение их чувств, мыслей и идей.
Ненастоящие люди, зеркальные двойники, нужные для того, чтобы заполнить пустоту покинутого города.
Где-то вдали шумит ветер, раскидывая упаковки и комки бумаги, недонесенные до урны, зарываясь в недавно начавшую пробиваться траву и со свистом залетая в трубы. В подвалах пищат мыши, тихо мяучит бродящий по подворотням кот, проверяющий свои владения. Очень тихо. Они вообще редко пользуются голосом для себя, их звук необходим в основном людям. Так бы они и вовсе молчали.
Люди же не умеют хранить тишину. Им нужно делиться тем, что у них внутри. Они такие яркие и одновременно очень серые. Просто чаще всего предстают не личностями, а безликой толпой.
Они всегда рядом. Но разве они обращают внимание друг на друга? Мелькают на периферии зрения и все.
Так что вполне возможно, что всех и правда, придумал город. Сотни серых прохожих, безликих и отчужденных. Они бредут куда-то по своим делам, забывая просто жить. Никому в целом до них нет дела. Увидел мельком чьё-то лицо и тут же забыл. Или вовсе не различаешь лиц, не видишь глаз. Просто серая масса, мелькающая на фоне. И я один из них. Вряд ли на меня можно обратить внимание. Я такой же выцветший, как и все. Всего лишь старик, медленно переставляющий ноги.
Но важно ли это?
По сути, мы друг для друга призраки ещё при жизни. Вот вы всех своих родственников знаете? Вспомните имена соседей? Или может, выудите из памяти лица школьных учителей? Не только тех, кто у вас вёл, но и тех, с кем вы периодически здоровались? Нет? А что тогда говорить о незнакомцах? О тех, кто мелькнул лишь раз, а потом навсегда исчез.
Нечего.
Попросту нечего.
От этого и все беды. Правда, я понимаю это только сейчас, спустя многие годы, когда стал достаточно стар, чтобы оглянуться на прошедшую жизнь. Сколько мне еще осталось? Интересного точно мало. А вот воспоминания дают хоть какую-то отдушину. Правда, до тех пор, пока остаются лишь воспоминаниями. Ну, или если в них нет ничего такого, что может быть опасно спустя годы.
Первое, что я помню в своей жизни – это свет. Приглушенный, желтый свет. Возможно, что даже от свечи. Смутное событие, если его можно назвать таковым. Помню и морозную зиму. Настолько снежную, что казалось, что кроме снега ничего нет. Точнее, что есть только снег. И весь мир похож на стеклянный шар, засыпанный белым. Помню и свои санки, деревянные, старые, застеленные стеганым одеялом.
Помню и своего первого друга. Точнее подругу. Девочку с повиликой. Она сдирала ее с растений, считая что так спасет всех. Чудачка с белыми кудрями. Друг одного чудесного лета. Как жаль, что лето не может быть бесконечным. И все, что было в это жаркое время навсегда остается там. Ничего, кроме воспоминаний, не забрать. А как бы хотелось. Вновь воскресить то лето, дурманящий запах травы, девочку в белом сарафане…
Улыбаюсь сам себе.
Хотя с годами я стал явно хуже. А если и не хуже, то нелюдимее уж точно. Сам себе напоминаю опасливого зверя, избегающего всех и вся, ограничившего круг знакомых до пары соседей. Хотя в тоже время стал мягче и немного человечнее. Если стал.
Мне нравится размышлять о людях, об их делах, но не сталкиваться. Можно смотреть на них и из окна, представлять, какой жизнью они живут, куда сейчас идут. Много ли у старика еще радостей? Свое-то уже почти отжил. Я уж точно. Разменял свои годы на желания. Выбор мой, что еще сказать. А люди… Все же они бывают разными. Особенно по вечерам. С приходом темноты они стаскивают с себя маски приличия. И это меня порою пугает.
Лучше не трогать их маски. Чаще всего это намордники.
Я видел много разных тварей, но никого страшнее человека.
Хотя люди и не единственная причина, почему я стараюсь выходить из дома только днем. В ночи еще есть те, кто жаждет свести со мной счеты. А что могу сделать я?
Лгу.
Могу. Много чего могу. Но не хочу. Гораздо проще гулять в светлое время суток. Брать с собой хлеб, кормить голубей или уток, перекидываться парой слов с соседями, слушать свежие сплетни.
Мягок все же стал. Добр. Возможно, жалок. Да, подходящее слово для такого человека, как я.
Но я имею на это право! Покой должен не только сниться. Наступает то время, когда он жизненно необходим, когда кроме него, ничего и не нужно. Такое за деньги не купишь.
Вздохнул. Как назло закончились таблетки. Хорошо хоть аптека круглосуточная. Жаль только, что до темноты вернуться не успел. Далековато для моих больных ног. Каждый шаг уже в тягость. Такое чувство, что к моим старым ботинкам кто-то незаметно привязал гири. А я их тяну и тяну за собой.
