«Откровения о…» Книга 4. Верность

«Камила, мы с мужем посоветовались и хотели бы пригласить вас на чай к нам домой, сегодня. Вы сможете? Правда, мы живём не в городе, а в области, и вам придётся часа два добираться на такси. Но мы были бы рады, если бы вы приехали. А заодно, вы смогли бы взять то интервью»…

И вот мы с Алексом подъезжали к Чернышкам, небольшому посёлку, расположенному километрах в ста восьмидесяти от города и ещё пятнадцати в сторону от трассы. Раньше я никогда здесь не бывала, хотя и знала, что поворот на Чернышки делит путь от городского автовокзала до бабушкиной Разгуляевки на две примерно равные части.

Алекс с самого начала был не в восторге от новости, что опять куда-то едем, и даже больше: он психанул и заявил, что останется ждать меня в гостинице. А я, перевозбуждённая внезапным контактом – не с кем-нибудь, с Ленкой! – будто потеряла разум и, хотя и попыталась скрыть внезапно набежавшие слёзы отчаяния, но не сумела. И Алекс растерялся, прогнулся, а я, хотя мне и было стыдно, нагло воспользовалась этим.

И надо отдать ему должное, он довольно стойко переносил очередную «непонятно куда и зачем» дорогу, но ровно до тех пор, пока внезапно не исчез интернет. Алекс в этот момент активно переписывался с кем-то, судя по улыбочке – с Селеной, и тут такой облом! А потом я ещё и чуть не застряла в небольшой, переметённой снегом балке… Особо газовать не рисковала, боясь сжечь коробку-автомат, поэтому только до боли в глазах всматривалась в лобовое, пытаясь разглядеть в снежной кутерьме изгибы дороги, и в который раз за последние дни ругала себя за самонадеянность. Не поездка, а сплошное безумие какое-то! Вернусь в Гамбург и до самого лета пересяду на такси, точно!

– Отлично, мам! – сердито плеснул масла в огонь Алекс. – Идеальный сценарий: поехали в Россию, застряли в сугробе, и ночью нас сожрали волки! Или вообще – медведи!

– Какие волки – медведи, Алекс? – примирительно фыркнула я. – Они здесь не водятся!

– Тогда просто околеем от холода! Тут не то, что интернет, тут даже телефон не ловит, мам! Нас теперь только весной найдут!

– Не каркай… – буркнула я, молясь про себя, чтобы под нетронутым снегом не оказалось вдруг какой-нибудь ямы поглубже.

Выбравшись из балки, мы поехали вдоль поля, отгороженного от дороги густой стеной лесопосадки. Благодаря ей ветер поутих, поэтому и перемётов не было, и даже можно было бы поддать газку… Если бы моя Хонда не была такой низкой.

Потом показалось какое-то хозяйство: ангары, техника, заборы. И, что удивительно, там кипела работа – суетился транспорт, выпускала мощные клубы пара высокая труба, ходили люди и брехали собаки. И это третьего-то января! В русском селе! Видел бы это Николос, ему бы точно пришлось пересмотреть некоторые свои стереотипы.

В районе этого производства наша дорога влилась, наконец, в другую, расчищенную, свежепропечатанную протекторами большегорузов. Я невольно рассмеялась: навигатор провёл меня от трассы до посёлка таким вилючим маршрутом по грунтовке, словно специально хотел показать Чернышковские угодья, и я уже понимала, что и в сам посёлок, похоже, будем заезжать откуда-нибудь с задов.

И так оно и вышло. Нужный дом оказался в аккурат на окраине. Вот только, хотя и увидели-то мы его, несмотря на пургу, издалека, но, прежде чем подъехать, сделали ещё огромную петлю вокруг заснеженного озера.

Вблизи дом оказался прямо-таки огромным и каким-то таким… Добротным. Без выпендряжистых башенок или, там, фигурных балкончиков, но зато с большими горящими тёплым светом окнами, с украшенным весёлыми разноцветными гирляндами фасадом и гордо реющим по ветру российским флагом на крыше. Так мило – до улыбки. Вот только мне не улыбалось… Немного не доехав до ворот, я остановилась. Бросила руль, судорожно сцепила пальцы. Меня не просто колотило – расшибало на части. Больше всего хотелось рвануть отсюда, пока не засекли и, заныкавшись где-нибудь в уголке, тупо пореветь, от невыносимого напряжения. А ещё – чёрт возьми! – выкурить сигаретку. Или даже две! И это совсем уж хреновый симптом, ведь я не сорвалась на курево даже на зоне.

– Мы кого-то ждём? – не понял моего манёвра Алекс. – Ма-а-ам?

Вот и попробуй, пореви тут, с таким контролем, ага. Постоянно держать себя в руках, Боже, как я устала от этого! Как хочется напиться и закатить истерику на пустом месте, а успокоиться только после того, как кто-то большой и сильный возьмёт на ручки и, погладив по головке, шепнёт, что я его маленькая любимая девочка, а всё остальное – не важно… Вздохнула и заставила себя расцепить пальцы.

– Нет, сынуль, мы приехали. Сейчас я, одну минутку… Просто волнуюсь немного.

– Почему? Кто тут вообще живёт?

– Ну… – И вот опять, чем я думала? Не хотела лишних вопросов, а сама, как последняя дура, привезла его туда, где без них не обойтись. И чего я теперь боюсь больше – того, что это обидит Николоса, или того, что Ленка нас не примет? А ведь, и то и другое глупо, потому что всё уже давным-давно случилось, и ничего уже не изменить. – Здесь живут родственники, Алекс. Твои. Ну и мои, наверное, тоже… Наши.

Ворота открыли два парня в наспех наброшенных куртках с капюшонами и в валенках. Валенках! Я прямо-таки почувствовала, как замер, увидев это Алекс, и даже испугалась, что он полезет за своим фотоаппаратом.

– Здравствуйте! – отворачиваясь от пурги, бодро крикнул один из мальчишек, едва только, поставив машину рядом с заснеженным внедорожником, я вылезла на улицу. Ленкин сын? Сколько ему, лет одиннадцать? Он протянул мне руку: – Я Антон. Как доехали? Как вам наша зима?

– Спасибо… – слегка обескуражено сжала я его ладонь. – Немного поплутали по полям, а вообще нормально.

– А! Это потому, что вы сразу за старым ПМК свернули, – щурясь на ветру, пробасил второй парень. Ему было лет семнадцать, значит, точно не Ленкин. Может, мужа? От первого брака, например. – А надо было чуть позже, тогда по главной бы доехали, она прямая и её чистят. Правда, там сейчас камаз сломался, прямо в балке, отец как раз вытягивать его поехал. Я Мишка. – И он решительно сунул руку Алексу. – Sie sprechen Russisch?9

Алекс, такой же растерянный, как и я, пожал ему руку и кинул на меня полный немых вопросов взгляд.

– Миша, Алекс очень хорошо говорит по-русски, – улыбнулась я. – Просто мы, если честно, в шоке от погоды. А ты что, говоришь по-немецки?

– Немного. В школе учу.

– Пойдёмте! – спохватился младший и потащил меня за руку к дому. – Мама ждёт. Все ждут!

– Вообще, у нас там, за домом, навес есть, только там отцова тачка сейчас стоит. Он вернётся, загонит её в гараж, и вы сможете переставить туда свою, – пропуская нас с Алексом вперёд, деловито сообщил старший. – А то занесёт совсем. Вы же к нам с ночёвкой?

Пацаны были разговорчивые и такие деловые! Маленькие мужички прям. Сходу располагали к себе.

– Нет, сегодня нам нужно обязательно вернуться в гостиницу, мы завтра рано утром уезжаем домой.

– В Германию?

– Ну да.

– М… А у вас там снег бывает?

– Конечно. Но не такой как здесь. Совсем немножко.

– А правда, что у вас там мужчины могут на мужчинах жениться? – неожиданно встрял младший, и тут же получил шлепок по заснеженному капюшону от старшего:

– Ты дурак совсем? Вы на него не обращайте внимания, он иногда со странностями, а вообще нормальный.

– Могут, – ответил вдруг Алекс. – Что тут такого?

И тут уж мне захотелось шлёпнуть и его тоже, и попросить не обращать на него внимания, потому что, он тоже вообще-то нормальный…

Смысл выражения «Ступить некуда» я, кажется, в полной мере осознала только теперь, когда шагнула с улицы в коридорчик, этакий предбанник перед входом в основной коридор. Пол его был сплошь заставлен детской обувью: сапожки, ботинки, валенки, тапки – чего тут только не было! И девчачьи и пацанячьи, и «маленькие» и «взрослые», как будто в этом доме прямо сейчас собрались дети и подростки со всех Чернышков.

А ещё, моё внимание сразу же привлекли самодельные новогодние плакаты, покрывающие стены этого коридорчика: деды Морозы, Снегурочки, зверушки, снеговики, ёлочки, снежинки, звёздочки; стишки, поздравления, пожелания и наставления – и всё это в мишуре и блёстках! От них шла такая мощная аура детства, доброты и веры в чудо, что аж в носу засвербело, и сама по себе растянулась улыбка. В этом доме явно знали толк в гостеприимстве и праздничном настроении.

Первое, что мы увидели, шагнув из предбанника в дом – огромная нарядная ёлка. Она занимала добрую половину пространства просторного холла и стояла не где-нибудь в уголке, а прямо по центру! В следующий же миг я услышала хихиканье и из-под неё выпорхнули и, шкодливо оглядываясь на нас с Алексом, куда-то умчались две девчушки лет по пяти, а из-за двери, за которой они скрылись, тут же раздался задорный детский смех, и народу там было явно больше двух. Пахло хвоей и застольем, в атмосфере витали добротный домашний уют и радостная суета.

– Мариша? – снимая куртку, крикнул Мишка. – Где ты есть? Встречай!

И не успела я ещё расстегнуться, как рядом оказалась девушка неопределённого возраста. Ей легко могло бы быть как восемнадцать, так и двадцать пять, например.

– Здравствуйте, – стеснительно пряча взгляд, улыбнулась она, и, вынув из зеркального шкафа плечики, протянула руку: – Давайте, я повешу. – Голос такой тихий и скромный.

– Здравствуй, – улыбнулась я в ответ, ненавязчиво присматриваясь к ней, хотя и с первого мгновения было понятно, что она с небольшими особенностями развития. Возможно одна из форм аутизма, но при этом девушка явно была хорошо социализирована.– Как дела?

– Хорошо, спасибо. Давайте, я повешу… – это уже к Алексу. И в это мгновенье откуда-то сбоку с заливистым хохотом снова порхнула и тут же исчезла за ёлкой стайка детей, а на задетой ими разлапистой ветке весело зазвякали стеклянные шары.

И меня вдруг обсыпало мурашками, так много души и гармонии было в том, что нас окружало!

– Пойдёмте, – легким жестом невесомо-тонкой руки поманила нас Мариша. – Не бойтесь. – Словно ласково уговаривая. – Пойдёмте.

А мне даже как-то неловко стало. Столько детей в доме, Новый год на дворе, а мы без подарков… И за всей этой приятно обескуражившей меня картиной, я уже совершенно забыла куда приехала и к кому. Волнение и тревога предстоящей встречи исчезли. Я приобняла Алекса за плечи и мы пошли вслед за Маришей.

За ёлкой оказались распахнутые двустворчатые двери, а за ними, в просторном зале с высоким потолком, ещё одна ёлка, правда уже значительно меньше и на этот раз в углу. А ещё – длинный, щедро накрытый стол, явно поджидающий гостей. И дети. Везде дети. Господи, да сколько их тут?!

– Здра-а-а-асти… – дружно загалдели они со всех сторон, и я остановилась, чувствуя, что не могу и не хочу держать улыбку, слегка поклонилась всем сразу:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Камила! – донеслось откуда-то со стороны. – Вы их не бойтесь, они шумные, но воспитанные. Вы проходите, проходите…

И с этими словами показалась и сама Ленка с маленьким, младше года, точно, ребёнком на руках. И кто бы знал, как при виде неё защемило у меня в сердце! Ни вдохнуть, ни выдохнуть…

В нарядном и в то же время невычурном тёмно-зелёном платье, приятно располневшая и повзрослевшая, она казалась такой уютной и тёплой, что к ней просилось одно только слово – Мама. От той тощей оторвы, которой я её запомнила, остались разве что золотисто-пшеничные волосы, да и те теперь были длинными и собранными в обычную, но такую милую и идеально подходящую её образу косу.

Господи, как же мне её, оказывается, не хватало все эти годы!

– Мы уже боялись, что вы передумаете ехать, так замело вдруг, что…

Она оторвала, наконец, взгляд от малыша и посмотрела на меня. Её радушная улыбка на мгновенье стала ещё шире, а потом дрогнула, замерла в мучительном узнавании… и поползла на убыль. По щекам мгновенно разлилась бледность и тут же, на смену ей стали разгораться малиновые пятна под скулами. Сползлись к переносице, прочерчивая строгий залом, брови и так знакомо сердито поджались губы…

– Привет, – как-то глупо и, пожалуй, виновато, попыталась улыбнуться я, но Ленка только сильнее прижала к груди ребёнка, словно защищая, и наконец хрипло выдохнула, как пощёчину дала:

– Очень смешно… Браво!

И, ни разу больше на меня не взглянув, устремилась к выходу. Я машинально сделала шаг назад, пропуская её в дверь, и так и осталась стоять прибитая этой странной долгожданной встречей, словно бетонной плитой. Впрочем, думаю, Ленке было не легче.

Глава 12

Конечно, первой реакцией было тоже развернуться и уехать. Дыхание перехватило, и это был не просто пресловутый ком в горле – мне словно удавку на шею накинули. Незабываемое, надо сказать, ощущение собственной никчемности и бессилия.

Но это же я. У меня же чем хуже ситуация, тем я непрошибаемее. Упрямее. И злее.

Уехать, да? А с какой стати? Я не денег взаймы просить пришла, не в родственнички набиваться. И с Денисом я не за бабки была и не из шалости. Я любила его. Любила! Пусть и недолго, но, может, так, как Ленкина мать и за двадцать лет не смогла! И отгребла я за это по самое не могу. Так неужели я до сих пор должна перед кем-то оправдываться?

Впрочем, Ленкина правда была в том, что я действительно зашла не с того края. Вместо того чтобы прямо написать «Привет, я Кобыркова», я добрых полтора часа пудрила ей мозг, прикидываясь журналисткой. И это действительно не смешно, особенно если учесть, что расспрашивала я её о Денисе. Эта шалость воняла цинизмом, признаю. И думаю, если бы не дети, Ленка с удовольствием завернула бы меня матом.

Ладно. Сама заварила, сама разгребу. Часа четыре, а то и пять, в запасе ещё есть.

Ходила по залу, рассматривала рисунки на стенах. Мариша тенью скользила за мной, тихонечко комментируя:

– Это Алечка рисовала… Это Илюша… Это Тамарочка…

– А ты рисуешь? – повернулась я к ней, и Мариша тут же смутилась и не ответила. Я улыбнулась. Ну конечно она рисует. – Покажешь?

– Хорошо…

Она ушла, и я осталась сама по себе. Опустилась в кресло и, нервно поглядывая на часы, принялась наблюдать.

Дети были разные, но дружные. Четырнадцать человек в зале, но не факт, что это все. Например, встречавшего нас на улице Мишки не было. Среди прочих выделялись два рыжих солнышка лет по восьми, явно близнецы – брат и сестра. Был мулат с шапкой мелких иссиня-чёрных кучеряшек и кореянка, со следами операции по поводу заячьей губы. Две девочки-подростка сидели чуть в стороне ото всех и, хихикая, бросали любопытные взгляды на Алекса. А он с серьёзным видом рассказывал что-то встречавшему нас во дворе Антону. И вокруг всего этого возилась целая ватага малышни от трёх до семи лет. Мне казалось, я нахожусь в птичнике – настолько плотным и по-детски звонким был гомон в комнате. Семейный детский дом? Очень на то похоже. И с одной стороны неожиданно, а с другой – я почему-то даже не была удивлена. Наоборот, это очень хорошо ложилось в контекст Ленки. Интересно, среди этих деток есть её кровные?

Кстати, она что-то долго отходит от шока. Ещё чуть-чуть, и я сама пойду её искать.

В какой-то момент один из пацанят забрался на стул и стянул со стола солёный огурец, за что тут же получил нагоняй от девчушки немногим старше себя:

– Андрей, мама сказала папу ждать!

Андрей добычу, естественно, не вернул, вместо этого зажал огурец в зубах и, шустро подцепив ещё и пару кружочков колбасы, тиканул из комнаты. Тут же сработал закон дурного примера, и к столу полезли ещё два пацана. Девочка упёрла руки в бока:

– Вы что, не поняли? Мама сказала, ничего не трогать! – этакая маленькая училка. Может, как раз-таки Ленкина? – Оля, скажи им!

Одна из девчонок постарше, из тех, что хихикали,  поглядывая на Алекса, хлопнула в ладоши:

– Илья, Сергей! Ну-ка!

И они тут же сделали вид, что просто проходили мимо. В комнату заглянул Мишка:

– Отец едет!

Тут же поднялась суета – уносились игрушки, заправлялось покрывало на диване, возвращались обратно к столу стулья… Просто поразительно, насколько всё было слажено. А ведь всего два слова и никаких указаний к действию! Скорее сигнал.

Я тоже поднялась. Ленкин игнор затянулся уже больше чем на полчаса, и начинал походить на банальный бойкот. А раз так, не хотелось бы, чтобы наши тёрки помешали их нормальному семейному ужину. Нужно было попробовать поговорить сейчас.

– А мама где? – спросила я Олю.

– С Кирюшей наверное, – пожала она плечами. – Хотите, я вас отведу?

Я кивнула Алексу «сейчас приду» и пошла за девочкой в холл.

– Мама где? – спросила та пробегающего мимо пацана.

– Не знаю! – на ходу крикнул он. – А ты не видела веник? Наро-о-од, кто видел веник? Срочно-о-о!

– Леночка там, – раздался над ухом тихий голос Мариши. – Пойдёмте, я отведу?

Оля тут же исчезла, а Мариша, обойдя вокруг ёлки, заглянула в одну из дверей тут же, в холле:

– Леночка ты здесь? – и потянула меня за собой: – Заходите, не бойтесь.

Я выдохнула и зашла.

Ленка с ребёнком на руках стояла у окна и просто тупо пялилась в него. Глянула на меня мельком и тут же снова отвернулась. Но мне показалось, что глаза её были покрасневшими.

– Вот, я принесла, – сказала мне Мариша, и только сейчас я заметила в её руках альбом для рисования. Заторможено кивнула и взяла его, не спеша открывать.

– Лен, прости. Понимаю, что не должна была так делать. Просто…

– Да, шутка была дурацкая, – сухо перебила она. – И как тебе только совести хватило? – Голос её тоже изменился, как и фигура. Стал более низким, грудным. И, несмотря на с трудом сдерживаемый гнев, тёплым. – Не понимаю, на что ты вообще рассчитывала?

– Не знаю, Лен. Это… Это так просто не объяснить.

– А не надо объяснять! Это никому не интересно!

Это прозвучало как: «И чего ты вообще припёрлась?» Повисла напряжённая тишина. Я в растерянности машинально открыла в альбом.

– Это ангел, – тут же мурлыкнула Мариша. – Леночкин ангел.

Я посмотрела внимательней и, несмотря на гнетущую атмосферу, не смогла сдержать улыбку. Ленкин ангел оказался этаким здоровым мужиком, крепко стоящим на широко расставленных ногах. Нарисовано просто, очень по-детски, но не карандашами и не фломастерами, а акварелью. Цвета полупрозрачные, чистые, отчего казалось, что и мощный ангелище этот – тоже чистый. В нём словно был какой-то внутренний свет. Я перелистнула.

– А это Илюшин ангел…

Девочка с длинными косами и, почему-то, в докторском халате.

– А это Тамарочкин ангел…

Лошадка с крыльями и цветами в длинной воздушной гриве.

– А это Мишуткин… А это Максимкин… Ксюшин… Антошин…

Весь альбом – ангелы, такие же разные и такие же дружные, как и жильцы этого дома.

– А твой ангел здесь есть? – спросила я, и Мариша с готовностью открыла нужную страницу.

Ну что сказать… Рисунок-то конечно детский, но я не я, если это не Ленка! А иначе, откуда золотая коса и малыш на руках?

– Ты узнала её? – спросила вдруг Ленка. – Маришу узнала?

Я подняла голову от альбома:

– Нет… – глянула на девушку. – А должна?

– Не знаю, – пожала плечами Ленка. – Помнишь девочку-попрошайку, которую я как-то с улицы  в технарь притащила? Вот. Это она.

У меня, кажется, челюсть отвисла, я обалдело смотрела на Маришу и не знала, как реагировать.

– Отец же тогда нагрянул неожиданно и поймал меня с поличным. Маришку забрал и увёз куда-то… – и она вдруг замолчала, усмехнулась. – Хотя почему неожиданно, да? Да и зачем я тебе это рассказываю, ты же, наверное, лучше меня знаешь, как дело было…

Болезненная тема возникла так внезапно, что я растерялась, замямлила что-то невнятное, и в это же мгновение распахнулась дверь:

– Папа приехал! – захлёбываясь восторгом, взвизгнула девчушка лет шести. – Папа-а-а… – и тут же умчалась.

– Лиза! Ли-и-иза! – обеспокоенно крикнула ей вслед Ленка. – Аня!

Из-за косяка показалась девочка-подросток.

– Ань, проследи, чтобы Лизка голая на улицу не выскочила!

– Ага!

– Я тоже послежу? – вопросительно улыбнулась Мариша и, получив согласный кивок от Ленки, ушла.

Мы наконец-то остались одни, не считая маленького Кирюшу, но за всей этой кутерьмой оборвалась нить только что наклюнувшегося разговора. А начинать снова… Да Бог его знает, с чего!

– Лен, давай так, – решилась я, – я не хочу нагнетать обстановку в твоём доме и тем более выносить сор за пределы этой комнаты. Я понимаю, что ты ждала не меня, а Камилу Трайбер, и поверь, мне есть, что сказать по этому поводу, но время ушло. Увы. У нас была возможность поговорить, но мы её упустили, а теперь… – помолчала, пытаясь разобраться в том, что меня смущает. – Знаешь, когда я ехала сюда, я не ожидала увидеть то, что увидела. У тебя замечательный дом и семья, и я не хотела бы портить вам вечер, как и продолжать любые разговоры на наши личные темы в присутствии твоего мужа. Поэтому просто скажи – мне уехать? Серьёзно, если тебе так невыносимо меня видеть, я уеду, и это совершенно без обид, поверь! Но пожалуйста, давай продолжим диалог хотя бы в сети?

Она усмехнулась:

– А о чём нам с тобой говорить, Люд?  И главное – зачем? У меня, как видишь, всё хорошо, у тебя, как я погляжу, тоже. Чего ещё? Или ты думаешь, отсиделась где-то, время выждала, а теперь явилась, и снова подружки? Так нет, Люд! Не снова, и не подружки. И, судя по всему, никогда ими и не были!

– Лен…

– И знаешь, ты была права, когда не назвалась сразу. Потому что если бы я знала что это ты, я не позвала бы тебя в свой дом!

– Папа-а-а-а… – заверещала в холле Лиза, да так звонко, что уши заложило. – Холо-о-о-одный!

И тут же раздалось нарочито басовитое, устрашающее рычание:

– Кто-о-о тут у меня такой тё-ё-ё-пленький…

Отчего девчушка заверещала ещё сильней:

– Йа-а-а… Папа-а-а…

И через распахнутую дверь я увидела в холле мужчину возле ёлки, а в его вытянутых вперёд руках извивалась, визжа от восторга, Лиза.

– Холо-о-о-одный!

А он страшно рычал и делал вид, что хочет прижать её к себе. На эту возню уже налетала остальная малышня и шумно нападала со всех сторон, пытаясь урвать хоть капельку экстрима и для себя. Веселье ту же превратилось в кутерьму. Мужчина кое-как пробрался сквозь неё и, сунувшись к нам в комнату, попытался перекричать визжащую свору:

– Лен, ключи от летнего гаража нужны! От задних ворот!

Он был в припорошенной снегом куртке и в наполовину скинутом капюшоне с облепленной снегом меховой опушкой. Да собственно и лицо его, а именно – окладистая борода и усы тоже были в снежных комьях. Прям геолог какой-то.

– Папа-а-а холо-о-одный!.. – визжала Лиза.

– И меня, и меня заморозь!.. Моро-о-оз, красный но-о-ос!.. – наперебой орали дети.

– В ящике на входе смотри! – вынужденно повысила голос Лёнка, и Кирюха на её руках, поддавшись общему восторгу, начал весело повизгивать.

– Та-а-ак… На выход! – скомандовал геолог, и деловито волоча повисших на своих ногах детей, развернулся к выходу.

– Стоп, погоди! – спохватилась Ленка. – А летний же изнутри заперт! Это надо через мастерскую идти, открывать!

Мужчина развернулся обратно, немного озадаченный, опустил Лизу на пол, отодрал виснувшего на подоле своей куртки пацанёнка и, шутя, запульнул в него щепотью снега с капюшона.

– Слушай, ну а пошли тогда Мишку что ли, пусть он откроет… – Заметил он, наконец, меня, кивнул мимоходом: – Добрый день. – И снова к Ленке: – А то чё ж я через весь дом одетый попрусь. А нам там ещё цепи сгрузить надо…

И вдруг повернул ко мне голову, сощурился, вглядываясь: то ли пытаясь вспомнить, где мог видеть раньше, то ли просто не веря своим глазам. А я и сама узнала его только теперь.

– Привет, Лёш… – сказала нейтрально, словно вот только вчера виделись. Хотя, моя бы воля, я бы не хуже Лизы ему на шею кинулась, такой неудержимой радостью меня вдруг обдало! В сотни раз большей, чем когда увидела Ленку. Сердце забилось так часто, и так болезненно-сладко, что аж слегка закружилась голова и разлилась слабость под коленями.

Но ситуация не располагала к объятиям. К тому же, за первой волной почти детского счастья, я вдруг различила вторую – тоскливой зависти. И, черт возьми, ревности! Да! И, кажется, даже поняла, почему так бесилась Ленка, и почему не позвала бы в свой дом, если бы знала заранее, кто я на самом деле. Да я бы и сама не сунулась, если бы тоже знала, что увижу… Как же это, Господи? Я же думала, давно прошло?

– Мам, а дай ключи от машины, я планшет возьму, фотки Антону показать, – смело протиснулся в комнату Алекс, но тут же стушевался под обращёнными на него взглядами Ленки и Лёшки. Опомнился: – Здравствуйте… – и как путёвый протянул Лёшке руку. – Я Алекс.

– Алексей… – ошарашенно ответил тот.

– Не надо, Алекс, – шагнув к выходу и отчаянно унимая дрожь в голосе, попыталась улыбнуться я. – Мы уже уезжаем.