скачать книгу бесплатно
В груди пронзительно, тоскливо заныло. Я собрала все крохи своей пьяненькой решимости и прямо заглянула ему в глаза.
– А может, мы как-нибудь… – и испуганно замолчала.
Денис потеребил часы.
– А смысл? Менять планы, подстраиваться под тебя, а потом обламываться? Я, знаешь ли, не мальчик уже для такой романтики. К тому же вокруг полно сговорчивых девчонок, которым только свистни. Не, не вижу смысла, Люба. Тебя же Люба зовут?
– Люда.
– А, ну да, Мила. Милаха.
Я кивнула и открыла дверь.
– Ну, тогда… я пошла?
– Угу.
– Спасибо за то, что спасли меня от этих…
– Угу.
А в тот миг, когда я уже потянула на себя дверь подъезда, раздался короткий свист в спину. Я тут же обернулась, задохнувшись от боли в боку, и сердце бешено застучало: Денис смотрел на меня через открытое пассажирское окно.
– В следующую субботу, в час, на той же остановке. Ждать не буду ни минуты.
Я, счастливая, расплылась в улыбке, а он указал пальцем на третий этаж:
– Время пошло.
Глава 11
Я поднялась, положила палец на кнопку звонка и замерла. А если дома только тётя Света? Что я ей скажу?
Но времени думать особо не было, да и лучше соврать что-нибудь Лёшкиной маме, чем Денис узнает, что я соврала ему. Или ещё хуже – узнает, где я живу на самом деле. Позвонила. Тишина. Ещё позвонила. Тишина. Накатила паника. Может, вернуться к Денису и сказать, что мои спят, и я могу ещё посидеть с ним? Но за дверью раздались шаги, и наконец, щёлкнул замок.
Заспанный Лёшка щурился на свету и никак не мог выйти из ступора.
– Ты?..
– Как видишь! – я нагло ворвалась в коридор, суетливо скинула сапоги. – Спишь, что ли, уже?
И, скользнув на кухню, включила свет. Замешкалась на мгновенье, всё же подошла к окну. Дениса я отсюда не видела, но его тачка моргнула пару раз аварийками и сорвалась с места.
– Ну и как это понимать?
Я обернулась. Лёшка стоял за моей спиной, заглядывая через плечо.
– Кто это?
– Такси.
Ага. «Джип» – такси, нормально, да? Благо спросонья Лёшка соображал туго. Смешной такой – волосы взлохмачены, на щеке след от подушки, а на лице растерянность и радость одновременно. При виде его, да ещё так близко и по-домашнему, в трусах и майке, в груди тоскливо потеплело, но в то же время и заболело. Я опустила взгляд и попятилась, разъединяя наши личные пространства.
– У тебя что-то случилось? Сколько сейчас? – он глянул на часы над холодильником. – Ого…
Разобраться, наконец, с этим, раз уж пришла? Да – да, нет – нет… Всего-то и делов!
– Ну, как сказать… – мне вдруг стало страшно, я замешкалась, но тут же послала всё к чёрту. – Помнится, ты хотел знать, что со мной происходит? Так вот, мне кажется, ты изменил мне с Машковой, Лёш. Скажи правду – было?
Щёки его тут же вспыхнули. Всё. Может не отвечать.
Говорят – душа болит в груди. А у меня вдруг разлилась противная, щемящая слабость в животе. Пустота какая-то, от которой одно спасение – свернуться калачиком, уткнуться лицом в колени так, чтобы больше никогда не видеть этих серьёзных глаз, этого проклятого румянца! Но я лишь обхватила себя руками, натянула ехидную усмешку.
– Ну? Было?
Он опустил голову.
– Было.
И хотя я и до этого всё уже поняла, но когда услышала, не выдержала – всхлипнув, пихнула его в сторону и кинулась в коридор.
– Но это ничего не значит, Люд! – он бросился следом, обхватил меня со спины. – Прости. Ну прости… Я тебя люблю, ты же знаешь!
– Отпусти! – крикнула я, но вырываться не стала, в боку новым жаром разлилась боль. – Пусти меня!
– Не пущу. Давай покончим с этим наконец и забудем? Всё заново начнём! Лично я готов тебя простить, почему ты – нет?
– Ты? Меня?! Да пусти уже!
Он разомкнул руки, и я повернулась к нему, оказавшись лицом к лицу.
– А меня-то за что?
– Ты знаешь за что. Не заставляй меня пересказывать…
– Нет уж, давай! Мне о-о-очень интересно!
– Погоди, ты что, пьяная?
– Да какая тебе разница? Говори уже, в чём твоя проблема, хватит мне мозг канифолить!
Он отошёл к окну, уставился в темноту двора. Довольно долго молчал.
– Я знаю, что ты спишь за деньги. Ч-чёрт… – ткнулся лбом в стекло. – Даже думать об этом не могу, не то, что говорить… – Опустив голову, слегка обернулся ко мне. – Теперь твоя очередь говорить правду.
– Ты дурак, Лёш! Ты поверил Машковой, а у меня спросить слабо, да?
– Да причём тут она… Речь о тебе! На Машкову мне плевать, это было по пьяни! Для меня это вообще ничего не значит. Ну… ну бля, ну как тебе объяснить? НИЧЕГО не значит, понимаешь?!
– А ты не думал, что она наплела всю эту херню обо мне только лишь с целью затащить тебя в постель? Тебе что, прямо сейчас дать, чтобы ты убедился, что я всё ещё целка?!
– Какую херню?
– Сам знаешь какую!
– Я… Бля-я-я… – он обхватил голову руками. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я вообще не понимаю, о чём ты!
– Да ла-а-адно! Не понимает он… Она специально насвистела тебе про меня. Мы с ней поссорились, и она просто отомстила! А ты, как дурак, повёлся!
– Да что насвистела?! Погоняло это тупое? Ну да, тут я идиот, конечно, но…
– О, кстати, и погоняло тоже! А ещё – что я шалава, да?
Лёшка растерянно опустил руки.
– Вообще-то она мне ничего такого не говорила. Это я ей, ну… ну… поныл, можно так сказать, пожаловался. Ну пьяный был, говорю же! Я, перед тем как прийти к тебе тогда, в последний раз, как дурак, на даче постель приготовил нормальную, обогреватель привёз, цветы, шампанское… – Он поджал губы, помолчал. – Всё как ты хотела! Идиот, блядь… Да я ведь и поверил-то не сразу этой, как её… Ну, с тобой в одной группе учится. В общаге у вас живёт…
– Барбашина?!
– Да! Это она мне рассказала. Говорит – вся общага в курсе, все слышали, как мать тебя спалила на этом деле. Я не поверил, Люд! Зная твою мать… Но ты мне всё-таки отказала, и я… Мне было обидно, правда. Я всё сделал, как ты хотела, а ты… – он закусил губу, покачал головой. – Может, я и дурак, Люд, но мне это показалось странным. Пришёл домой, выпил весь мамкин спирт для уколов, а его там было-то… всего грамм сто пятьдесят, наверное. Решил, что маловато. Пошёл в ларёк за добавкой, встретил Машкову. Взяли с ней по пиву. Слово за слово – попёрлись в клуб. Вот к тому моменту – да! – я всё, что мог, уже передумал, и во всё поверил. Стал жаловаться Ленке. Ну… Бля, говорю – пьяный был! Не в уматень, конечно, но хороший. Я ей всё рассказал, а она только рассмеялась и спросила, знаю ли я, что проституток, которые изображают недотрог, блатные называют целками-невидимками. Всё! Больше она ничего не говорила.
– Зашибись… Тогда какого хрена ты вообще на неё полез?!
Лёшка обречённо покачал головой.
– Ты не слышишь? Я был пьян! Разговорились о жизни, об отношениях, мне захотелось показать ей, что я приготовил для тебя на даче. Ну, просто по-человечески как-то, по-дружески, понимаешь? Взяли такси, поехали…
Повисла тишина.
– То есть ты трахал её на постели, которую приготовил для меня? – Это было больно. Очень. Даже спустя три месяца после разрыва. – Охренеть… Ну и как? Хорошо тебе было?
– Мне потом было хреново, Люд! Ты даже не представляешь как! Я в глаза тебе смотреть не мог, а тут ещё Барбашина эта проходу не даёт. Говорит, что ты ночами дома не ночуешь, и что тебя на крутых тачках катают… – он замолчал вдруг, озадаченно сведя брови. – Погоди, ты говоришь, на такси приехала?
– Барбашина, значит…
– С каких это пор у нас таксисты на «Чероки» гоняют?
Вот блин…
– Какой «Чероки», что ты несёшь? Это была «Нива»! Ты бы сначала глаза спросонья продрал нормально, а потом уже наезжал!
Мы замолчали. Не знаю, о чём думал он, а меня вдруг осенило – а ведь если следовать Ленкиному толкованию, то я реально целка-невидимка. Во всех смыслах причём. И в том, что целка, и в том, что, считай, проститутка. Деньги за минет возле клуба получила? Получила. В баню, как последняя шаловень, поехала? Поехала. Денчику этому… Костику… Хотя Костик, пожалуй, не считается, ведь он был уже, когда мы с Лёшкой расстались… Или нет? Да блин, без разницы, если честно! Ведь я успела изменить ещё до того, как Лёшка на сборы уехал. А потом… Ну он реально был расстроен, пьян. Да и Ленка, зараза, знает, как в оборот брать. Хотя при чём тут она – это Барбашина, с-сучка… А Лёха, получается, и правда почти не виноват. Ну, во всяком случае, не больше, чем я сама.
И, положа руку на сердце, мне было плохо без него все эти почти три месяца. Я настолько привыкла к тому, что он всегда рядом, к его вниманию и трогательной заботе…
Нестерпимо захотелось прикоснуться к нему. Захотелось, чтобы он обнял. Мы действительно, оба хороши. Счёт один-один, и на хрен всё!
– Не хочу тебя терять, Люд. Я виноват, конечно, и пьянка не оправдание, но… поверь, мне до Машковой нет никакого дела!
– А ты сам-то веришь, что у меня никого ещё не было? Или хочешь сначала убедиться?
Он ухватил меня за рукав, осторожно потянул к себе. Я поддалась.
– Верю. Да и пофиг мне на самом деле. Ты мне любая нужна.
– А ты знаешь, что Ленка беременна?
Лёшка удивлённо вздёрнул бровь.
– Да не бойся, она уже аборт сделала. Я просто думаю… не от тебя ли?
– Нет. Не от меня, точно. Я же все разы с презиками был.
Я вздрогнула.
– То есть… В смысле – все разы? – Отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо. – И сколько? Сколько раз вы…
– …Три.
– Скотина! – ладонь моя прилипла к его щеке так звонко, что у меня самой в ушах зазвенело. – Ты… скотина!
Наплевав на боль в боку, рванулась из его объятий. Три раза! Это что – случайность? О чём он распинался только что – о какой пьянке, о какой обиде? Три раза – это уже отношения!
– Люд, стой…
– Не трогай меня!
– Люд…
И тут из-за угла коридора, опираясь на стену, медленно вышла его мама. Сощурилась от яркого света, присмотрелась.
– Людочка… – голос её был тихий-тихий, да и сама она уже почти растаяла. Похудела буквально до скелета и стала похожа на восковую куклу. – Людочка, как я рада, что ты пришла! – Если днём она обычно ходила в косынке, то ночью спала без неё, и сейчас я видела её редкие-редкие волосы, а под ними – глянцевую кожу черепа. Рак груди. Химия, метастазы, операции… – Тебе так давно не было, я так переживала, думала, вы с Лёшкой поругались. Ой, сынок, а чего ты чайник не поставишь?
Она, покачиваясь без опоры на спасительную стену, добрела до плиты. Лёшка кинулся к ней:
– Мам, давай я.
– Нет-нет… Вы болтайте. Я сейчас. Что у нас… Печенье овсяное было, вроде… Вы не обращайте на меня внимания. Я сейчас заварю и пойду… Не обращайте…
Я едва не заревела. Ещё год назад тётя Света была бодрой, жизнерадостной хохотушкой-физкультурницей, и всего-то на четыре года старше моей матери! Мы бегали с ней по утрам на одном стадионе, она так легко доверяла мне свои радости и горести, словно я была ей родная. И вдруг диагноз… В конце мая была какая-то из очередных химиотерапий, и вроде улучшение, надежда… Но за два месяца нашей с Лёшкой ссоры она изменилась до неузнаваемости. А я, самовлюблённая дура, ведь даже ни разу не вспомнила о ней за всё это время! А она всегда так радовалась за нас с Лёшкой!
Он стоял теперь рядом и, воспользовавшись моим замешательством, осторожно сжал в ладони мои пальцы. Я словно обожглась. Отдёрнула руку, глянула ненавистно, так, чтобы понял наконец – ничего уже не исправишь! Три раза! Три! А говорил, что ему наплевать на неё! Как верить теперь?
Мне пришлось задержаться ещё ненадолго. Тётя Света выспрашивала о матери, о бабушке, об учёбе, о планах на будущее. Я послушно цедила чай, как последняя дрянь врала в её усталые, помутневшие глаза, что у нас с Лёшкой всё хорошо, и хотела только одного – поскорее сбежать. Отныне для меня этот дом был полон боли. В то же время я остро почувствовала, как тяжело теперь Лёшке, и это словно обязывало меня остаться с ним из жалости, и ещё больше злило. Чёрта с два! Ни за что не останусь!
Наконец мы распрощались с тётей Светой, и я, едва сдерживая слёзы, выбежала в подъезд. Следом выскочил Лёшка.
– Люд, стой! Я провожу тебя!
