скачать книгу бесплатно
– А тут ещё свекровь эта… – вздохнула Полина и потёрла запястье. – Представляешь, с оптовки сегодня пакеты тащила и руку потянула. Да так сильно!
– Во-во. Делать тебе нечего! Я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик. Герой! Грамоту тебе, Щербакова! В рамочку и на стеночку.
– А у меня в субботу сложная укладка, и народ сплошняком до вечера…
– Если ты намекаешь, чтобы я за тебя вышла, то у меня на этот день личная жизнь по плану. Так что извиняй. Погоди-и-и… – Светка неожиданно подалась вперёд. – На девятый, говоришь? Слу-у-ушай… А ведь и правда, маньяк!
– Почему?
– А потому, что если он не хотел блокировать лифт между этажами, то к кому он ехал-то тогда?
Полина застыла. И почему она не подумала об этом сама?
Уже в десятом часу вечера заглянула к тёте Вале. Соседка, перекрестившись, уверила, что к ней страшные мужики отродясь не хаживали, и призадумалась, потому что действительно, сейчас на их площадке из четырёх квартир были заселены только две – её и Полинина.
Тут же, при Полине, позвонила хозяйке квартиры, которая находилась рядом с её. Квартира та около года назад горела и с тех пор стояла пустая.
– Говорит, – положила она, наконец, трубку, – с ремонтом пока даже затеваться не хотят, но и продавать не думают. Так что не к ним этот твой мужик ехал, точно. А в той, что рядом с вами, вообще тишина – как Никитична померла, так и всё. Был у меня, кстати, номерок её дочки… Но это когда ещё, лет десять уже прошло… – слюнявя палец и шустро переворачивая страницы записной книжки, бормотала она. – Тем более, и дочка-то сама неместная, поэтому Никитична тогда и разлагаться-то уже начала. А сын… – и замолчала, рассматривая какую-то запись.
– Что сын?
Соседка очнулась:
– А, да ничего! Как в девяностых подался на Севера?, так и с концами. Уж почти двадцать лет! Ты не бери в голову, я сама про них всё узнаю. – И продолжила листать блокнот. – Так, а дочку-то как звали? То ли Аня, то ли Алёна. Вот дура старая, ничего уже не помню! Ну ничего, у меня ещё есть номер Наталки, они с Никитичной когда-то на автобазе вместе работали.
– Да ладно, тёть Валь, не надо, не звоните больше никому! – ужаснулась энтузиазму соседки Полина. – Зачем людей беспокоить!
– Ну, смотри… – разочарованно поджала та губы. – А вообще, мне не сложно. И ты всё-таки зря в милицию-то не заявила! Он ведь в другой раз умнее будет, сразу по башке тюкнет и всё. Не тебя, так ещё кого-то.
Глава 4
Когда Полина, уложив Марусю, вошла в зал, Марк рубился в танчики. Сначала она хотела всё-таки рассказать ему о случившемся, но так и не решилась отвлечь. Просто села на диван и, поджав ноги, провалилась мыслями в себя.
«Мужики любят стерв! А на таких Золушках, как ты, просто женятся, чтобы домработницу не нанимать!» Светкина философия по жизни, и Полина уже давно перестала обращать на неё внимание, но иногда, когда особенно хотелось внимания и поддержки, становилось вдруг тоскливо. А что, если Светка права?
Знакомство с Марком было похоже на сказку. В тот день он подвёз своего друга на дискотеку в Полинино училище и задержался там ненадолго, моментально произведя фурор среди ПТУ-шниц: мало того, что симпатичный, так ещё и старше всех местных пацанов – целых двадцать два года! К тому же, хотя и не сынок олигарха, но довольно мажористый. Этакий хозяин жизни, который словно сошёл с небес. Не уровень рядового ПТУ, точно. И тем удивительнее, что он там вообще оказался. Да ещё и из целой толпы девчонок, среди которых были и постарше, и поярче, и поопытнее, заметил почему-то именно Полину, обычную провинциалку – наивную и зашуганную. Заметил и, сходу схватив за руку, дёрнул к себе: «Откуда в таком клоповнике такой подснежник? Как-как? Старая Покровка?.. Это где вообще такое? Хотя, не важно. Ты теперь моя, ясно? Увижу кого рядом…» – показал кулак и подмигнул. А Полина фыркнула и сделала вид, что ей вовсе не лестно. И что завистливые взгляды старшекурсниц не щекочут приятно гордость, и что сама она не выискивает его теперь взглядом в толпе. А потом он просто уехал, даже не попрощавшись, и Полина, повздыхав пару дней, спустилась с небес на землю.
Но уже к концу недели он появился снова и больше не давал прохода. Бабушкины заветы о девичьей чести, об которые за прошлый год обломался не один ПТУшник, позабылись уже на пятый день. И не то, чтобы Полина хотела, но Марк был очень настойчив, а она отчаянно боялась выглядеть в его глазах деревенской лохушкой и… В общем, всё случилось неожиданно и не так, как она об этом мечтала. Ей-то думалось, первый раз – это на постели из розовых лепестков и непременно после свадьбы, или хотя бы после помолвки… Но никак не на заднем сиденье машины в сотне метров от студенческой общаги!
Это заняло не больше пяти минут. Было неудобно, больно, и стыдно. Зато Марк остался доволен тем, что оказался у неё первым и стал прилюдно называть её «моя девочка» И Полина пропала! Утонула в нём, как в омуте своих давних мечтаний о большой и чистой любви.
И как же, спустя два месяца, ей было больно узнать, что у него, оказывается, есть другая, постоянная девушка.
Как ей было тогда плохо! И снова больно и стыдно, как в тот раз – на заднем сиденье его машины. Она чувствовала себя использованной лохушкой, тряпкой, об которую вытерли ноги и выкинули… А тут ещё Светка, соседка по комнате, зудела над ухом, масла в огонь подливала: «А я тебе сразу сказала, что такие, как ты, для таких, как он просто деревенская экзотика. Таким мальчикам другое подавай, такое, что тебе и не снилось!»
А через полгода Марк появился снова. Сказал, что порвал с бывшей девушкой и даже поругался из-за этого со своей матерью – всё ради своего любимого Подснежника!
Конечно, Полине было лестно. Ей словно удалось что-то кому-то доказать – той же Светке, например. Но всё равно, она лишь внимательно выслушала его… и гордо послала к чёрту.
Вот только и Марк не сдался. Настойчиво караулил её после учёбы и в обязательном порядке вёз в кафе. Сам заказывал для неё ужин и следил, чтобы она всё съела, а если она не хотела – заставлял. Говорил: «Надо, я сказал!» – и всё тут. Попробуй хоть слово поперёк! Слал по тысяче СМСок в день, спрашивая, где она, с кем и чем занимается. Контролировал даже в мелочах. Ревновал, как безумный! А вот на счёт близости, наоборот, и не заикался. И хотя Полина частенько замечала, что в штанах у него становится тесно – всё равно было понятно, что ему от неё нужно совсем не это. Ну, во всяком случае, это явно было для него не главным. Словом… убедил. И примерно через полтора месяца настойчивой осады Полина сдалась.
Она принадлежала ему без границ и остатка. Так, как он хотел, столько, сколько он хотел – в его требовательной, грубоватой манере. Он учил её плотской любви, раскрепощал, даже, скорее, развращал, и это было настолько ново и чуждо для неё, что походило на особое искусство – острое, чувственное, на грани между удовольствием, болью и, зачастую, стыдом.
Вскоре, по его настоянию, Полина окончательно завязала с подружками ПТУ-шницами – Марк считал, что они на неё плохо влияют. И вообще, он очень хотел семью и настойчиво предлагал пожениться ещё когда Полина училась на втором курсе. А когда она заупрямилась, что сначала должна доучиться – терпеливо ждал ещё целых два года. Бабушка тогда порадовалась за Полину и сразу сказала, что такие, как Марк – редкость среди мужчин и наказала беречь его и их отношения.
Полина хвасталась своим счастьем Светке, но та лишь крутила пальцем у виска, и демонстративно игнорировала Марка, когда он появлялся в их общажной комнате. Полина видела – подруга просто завидует, и не обижалась…
Вот и теперь – всё-таки не права Светка на счёт стерв и Золушек! И счастье её хвалёное – не настоящее. Блестит золотом, шуршит купюрами, а глаза, когда смотрит на влюблённые парочки или маленьких детей, всё равно выдают тоску. И работает она по выходным не потому, что так уж сильно любит своё дело или, как Полине, – деньги позарез нужны, а всего лишь прячется от одиночества. Потому что ни один приходящий любовник, какую бы шикарную квартиру он тебе ни снял и как бы щедро не спонсировал, не сумеет дать простого женского счастья – семью.
Вот только, что же теперь не так? Откуда ощущение, что всё разваливается и на этих обломках они с Марком каждый сам по себе?
Может, дело действительно в том, что, зарывшись в быт, она стала… клушей? Но тогда, кому как не ей всё исправлять?
Подошла, положила руки ему на плечи. Не обращая внимания на его привычное взбрыкивание, поцеловала в шею. Массируя, пробежалась пальцами по волосам, по подбородку и вниз, к груди и животу. А потом, настойчиво развернув вместе с креслом лицом к себе, опустилась на колени между его разведёнными бёдрами…
– Марк, спишь? Ма-а-арк......
– М? – не поворачиваясь, ответил он в темноту.
– Ты меня любишь?
Тишина. Полина подождала немного и снова легонько пихнула его в спину:
– Ну Марк? Любишь?
– Сама-то как думаешь? – сонно буркнул он.
Она помолчала.
– Думаю, больше нет.
– Ну и дура! – грубо бросил он, но уже в следующее мгновенье повернулся к ней: – Ну что за вопросы, малыш? Конечно, люблю! У меня же вся жизнь – это ты и Машка.
– Мне просто, знаешь, иногда кажется, что ты всё время чем-то недоволен. Как будто я раздражаю тебя, что ли?
– Бывает. Особенно когда ты начинаешь хамить маме.
– Марк, я пыталась найти замену, правда! Но не получилось. А у клиентки свадьба, понимаешь?
– Ну вот видишь. У всех свои заморочки, а крайним, как обычно, останусь я. Ладно, давай так – я с мамой договорюсь и съезжу к ней сам. И Машку возьму с собой, чтобы она тебе не мешалась.
– Спасибо! Не представляешь, как для меня это важно!
– Должна будешь! И кстати, отсос был шикарный. Такое впечатление, что ты на ком-то тренируешься.
Это был обычный для него комплимент «два в одном»: и похвала, и что-то типа признания в любви. Что-то вроде: «Так как можешь ты, не может больше никто, поэтому я тебя ревную, и ты должна это знать» Раньше, ещё до свадьбы и рождения Маруськи, как только Полина окончательно привыкла к своеобразным манерам Марка, ей даже начала нравиться его нарочитая грубость. Но тогда ей и глубокий, до рвоты, минет почти понравился – казалось, ведь, это страсть на разрыв, до испепеления! Всё ради своего мужчины!
А теперь его грубость лишь раздражала и обижала. А минет… Просто сноровка и правильное дыхание. Просто надо потерпеть, а потом пару дней горло болит и мучает вопрос – ну неужели ему реально ещё не надоела эта игра в принуждение?
Часы показывали третий час ночи, Марк давно храпел, а Полина всё не могла уснуть. Опять вспоминала того мужика. Вот точно, хищник. Волчара. Видавший виды и уставший от жизни циник.
А вообще, какого чёрта, спрашивается, она просто не вышла из лифта сама? Зачем нарывалась, провоцируя его? Ну и пусть бы ехал первым!
…Да ещё и найти обещался!
От мысли, что он знает её подъезд, замирало сердце. Кто он такой, что у него на уме? А вдруг он не «лифтёр», но его последователь? Бывает же, что у маньяков появляются подражатели. Правда, что ли, позвонить завтра в полицию?
Замучившись лежать без сна, подошла к окну, открыла его. Майская ночь пахла дождём и тополиными почками. По протянувшейся чуть поодаль дороге изредка проезжали машины, мелкая изморось дробила свет их фар, вытягивая его яркими красными и бело-жёлтыми лучами. Красиво. Холодновато, правда, но зато так свежо и чисто! Шагнуть бы на эту свежесть, захлебнуться восторгом… И взлететь!
На подоконник снаружи невесомо скользнула тень. Полина улыбнулась, приложила к сетке ладонь:
– Дурак ты, Бублик, допрыгаешься как-нибудь. – Черный кот с забавным пятном-колечком на морде, потянулся носом, принюхался. – Что, тоже не спится?
Этот кот любил её окно и всё норовил пробраться и в квартиру. Как его звали на самом деле, Полина не знала, как и того, где он жил. Но понятно, что где-то на девятом, потому что по периметру всего дома, как раз на стыке с восьмым этажом, тянулся карниз сантиметров пятнадцать в ширину. Среди жильцов почему-то считалось, что он привлекает воров с крыши, поэтому все они поголовно ставили на окна решётки. Полина же решила, что если ты случайно не дурной кот, то устоять на таком карнизе не реально – на такой-то высоте! Поэтому, первым же делом, как въехали в квартиру и затеяли ремонт, уговорила Марка снять решётки.
Бублик, убедившись, что Полина настроена мирно, поднялся на задние лапы и вдруг шустро полез по москитной сетке вверх. Затрещал, разрываясь под его когтями, многострадальный пластик.
– Кш! – зашипела Полина. – Ну-ка, пошёл! Пошёл, отсюда, нахал! Кш!
Он сбежал, и сразу стало тихо и одиноко, но откуда-то едва уловимо потянуло табаком. Полина улыбнулась – ещё какой-то полуночник нарисовался. Стоит сейчас, как и она, у окна, смотрит на огоньки далёких фар внизу и о чём-то думает. Может, его тоже что-то гложет, а может, он, как и она, хотел бы взлететь…
А дым из лёгкого шлейфа превратился вдруг в густое облако. Вот ещё небывалое! Откуда это, интересно? Снизу? Полина поморщилась и, с сожалением закрыв окно, вернулась в постель.
Глава 5
Руслан проснулся как-то вдруг. Лежал, вглядываясь в темноту, и всё не мог понять, где он и что это гудит, отдаваясь вибрацией в спину. Водка с красным перцем работала – горло драло чуть меньше, чем вчера, но всё равно, ощущение, словно битого стекла нажрался.
Наконец узнал звук – лифт. Мысли тут же заметались… И замерли. Вспомнил.
Мамина квартира. Его квартира.
Вынув из-под головы затёкшую руку, повернулся на бок. Где-то в недрах дивана дзенькнула слетевшая пружина, и запах старости и пыли, мгновенно став гуще, наотмашь вонзился в душу. Или в совесть – что там, обычно, у нормальных людей в груди на уровне сердца болит?
Сел, растёр ладонями лицо. Зашипел, задев ссадину на переносице. Глянул на светящийся циферблат на запястье – третий час. Нехило, прилёг. Почти на двенадцать часов. Да ещё и как был – в ботинках и куртке.
Подсвечивая телефоном, нашёл выключатель, щёлкнул – ничего. Вышел в коридор, щёлкнул – ничего. Оказалось, пробки в счётчике, не автоматы, а именно пробки – керамические, допотопные – подвыкручены. Довернул на место, и свет тут же вспыхнул. На кухне весело затарахтел холодильник «Минск». Руслан его почти новым брал, с рук, ещё в девяносто седьмом. Незадолго до.
Стоял в коридоре, словно на распутье, смотрел на покрывший всё вокруг слой пыли, на паутину, на лопнувшие, отстающие от стен обои. На мамин плащ, одиноко висящий на вешалке у входа, и стоящие под ним растоптанные старушечьи туфли… И не понимал что теперь. Думал, ведь, это будет легко. Думал – давно отболело и зачерствело. А оно вон как, оказывается. Всё равно по живому.
В зале вся стена над диваном оказалась завешана фотографиями: он и Алинка, сестра. Алинки больше – и детские, и взрослые, а Руслан в основном только школьник. Или вот ещё, дембельская: краповый берет, значки, аксельбанты… Рожа светится от гордости, грудь колесом – того и гляди, лопнет. А призвался бы на полгода позже, была бы ему вместо дембеля первая Чеченская – первой очередью и пошёл бы, как многие. А так – везунчик.
А может, и не везунчик. Может, лучше бы посмертно, но героем, чем так.
Побежал взглядом дальше и неожиданно словно споткнулся об фотку в рамочке. Подошёл ближе.
Он и Иринка. Молодые, красивые. Счастливые. Сейчас ещё парочку кадров – и к гостям, в ресторан при Интуристе. Через два дня Руслан купит холодильник «Минск», ещё через неделю – телевизор «SONY». А пока они, сцепив руки, хвастаются на камеру обручальными кольцами и думают, что это навсегда.
Идиоты.
Порвал фотку, пошёл по квартире дальше. В спальне долго стоял перед трельяжем, глотал колючий ком в горле. Подбирал слова. И не нашёл ничего, кроме:
– Привет, мам…
На этом, вставленном между зеркалами фото она была молодая, всего на два года старше, чем он сейчас. И радостная, потому что уже знает, что беременна от любимого мужчины. Ну и что, что сорок пять – это, вроде как, поздно рожать? Ну и что, что мужчина тот безнадёжно женат? Она любила его и вроде была счастлива, хотя иногда, когда Руслан заставал её на кухне заплаканной, прижимала к груди его голову и повторяла шёпотом, как заклинание: «Так нельзя любить, сыночек… Так нельзя любить… Это хуже рабства. Так нельзя…» Позже Руслан понял – она всё надеялась, что отец разведётся, но он так и не решился.
Зато с сыном проводил столько времени, сколько не каждый законный отец мог.
Руслан, сын диспетчерши автопарка, можно сказать, рос у неё на работе, а точнее у отца – в гаражах того же парка, среди пропитанных маслом железок, инструмента, выхлопных газов, запахов солярки и резины. Среди автослесарей и механиков. Среди домино, сушёной тараньки, самокруток, а, иногда, и водки с пивом. Среди левых заказов от частников, золотых рук мастеров, их гениальных идей и дельных советов растущему на их глазах «Руслану Батьковичу»…
Задумчиво вернул фото на место.
Она возлагала на Руслана столько надежд и ждала до последнего. А он, как последняя сволочь, отложил её на потом. Из-за бабы, которая ни одного мгновенья того не стоила. И уже не исправить. Вот такая жизнь, хрен ли там.
Оконные рамы были деревянные, до сих пор заклеенные по периметру бумажками. Руслан рванул их, распахивая, и в это же мгновенье под потолком взорвалась единственная лампочка.
Сколько он простоял вот так – сунув руки в карманы и глядя то на тёмное зарешёченное небо, то на сонные отблески фар, скользящие по дороге внизу? Долго. Сначала по привычке фильтровал огни: ауди, фольц, пятнаха… А потом мысли побежали сами по себе: по холодной сырой лесополосе, в которой очнулся неделю назад побитый и полуголый; по босым ногам, отмеряющим километры стылой ночной трассы; по самоуверенным рожам Бодряковских дегенератов; и по единственному на тот момент злому страху, что пока он тут бредёт в ночи в сторону города, от его сервиса может остаться лишь пепелище…
Задумчиво потёр подбородок. А ведь, пожалуй, нет смысла противиться Мансуровой крыше. Оно, ведь, что Мансу?р, что Бодряков – по большому счёту, одного поля ягоды. Разница лишь в том, что Мансур львиную долю оборота проводит легально, через салоны, а Бодряк наоборот – легалкой только прикрывается. Но и тому и другому нужны специалисты, а Руслан спец, чего уж там скромничать. И тут уже есть о чём торговаться, хотя по-хорошему – на хрен бы их обоих. Не верь, не бойся, не проси. Заповеди.
Но если всё-таки выбирать – то Мансур, однозначно. Он хотя и татарин, но давно обрусевший, с ним можно крепкий базар держать. А Бодряков, хотя и русский, но та ещё гнида, с ним и срать на одном гектаре стрёмно, не то, что дела делать.
Закурил, взялся за прутья решётки, тряхнул изо всех сил. Даже не качнулась. Похоже, единственное в этой квартире, что ещё не сгнило – это она. Охренеть, как символично.
Простуженное горло не просто драло, казалось, оно облазит кровавыми лоскутами, и от дыма становилось только хуже, но он всё равно курил – привычка, куда от неё… И как-то не к месту, вспомнил вдруг девчонку из лифта: перепуганные голубые глазищи и размётанные по плечам волосы. Блондиночка, это хорошо! Правда, злая – это плохо.
Злых женщин Руслан не любил, а ещё – баб с яйцами и стерв. Особенно последних. Но его руки до сих пор помнили запястья этой дико?й – невесомые, хрупкие и, несмотря на злость, покорные. Удивительное сочетание. Такие надо не выкручивать за спину в вонючем лифте, а страстно вжимать над белокурой головкой в шёлковые простыни. У блондинок с такими запястьями и шёпот, должно быть, ласковый, и стоны сладкие…
И тут вдруг вспомнил это её «посажу за изнасилование!», и дебильная симпатия мгновенно обернулась бешенством.
– С-с-сучка… – стиснув зубы, зло затушил окурок об подоконник. – Попадись мне ещё.
Глава 6
Поздним вечером в пятницу Марк вдруг заявил, что завтра не сможет взять с собой к маме Марусю. И не успела ещё Полина отреагировать, как сходу завёлся:
– Это у тебя всегда всё просто! А посмотрел бы я, как ты на моём месте запела бы! Тебе позволить, так ты вообще всё на меня взвалишь!
– Погоди… Ты вообще-то сам вызвался взять её с собой, я не просила! И это ты говорил, что маме важно, чтобы эта тётя, или кто она там, увидела твою семью. Ну? Меня на фотке покажешь, подумаешь важность, а сами лично приедете.
– Ну да! Мало того, что мне за тебя там оправдываться, так ещё и с ребёнком таскаться? Короче, я еду один. Давай, погладь мне синюю рубашку и джинсы.
– Я уже приготовила серую. Ту, которую тебе мама подарила. Думаю, ей будет приятно, что ты в ней ходишь?
Марк треснул кулаком по столу:
– Почему на каждую мою просьбу, вечно тысяча отмазок? Ты, случайно, не забыла, в чьём доме живёшь?
Резко вскочил, но оступился на покалеченную ногу и его занесло. Полина бросилась вперёд, успела подставить плечо, подала костыль. Марк зло схватил его и, наотмашь лупанув её по голени, грубо отпихнул и вышел из комнаты.
