скачать книгу бесплатно
«Граф» обещал похлопотать и насчет документа – он пойдет сегодня же к бывшему хозяину Антошки – и, поблагодарив квартирную хозяйку, хотел было уходить, как вдруг она сказала, понижая голос:
– Ведь вы не при деньгах, кажется, Александр Иваныч?
– Не при деньгах, Анисья Ивановна, но перед деньгами… А что? – шутливо спросил «граф».
– А то, что как же вы по делам будете ходить и по такой погоде… Ишь ведь дождь-то какой… Неравно и простудитесь… А вы бы в конке[9 - Ко?нка (конно-железная городская дорога) – вид общественного транспорта.]… И я с полным моим удовольствием… Сколько вам будет угодно?.. Сорок копеек, а то полтину?.. Как получите, отдадите…
У «графа» что-то защекотало в горле, и теплое благодарное чувство прилило к сердцу, когда он ответил:
– Ишь вы какая… заботливая, Анисья Ивановна… Сердечно благодарю вас и не откажусь… Возьму двугривенный… В самом деле… в конке удобнее…
Анисья Ивановна отдала деньги и предложила зонтик.
– Удобный зонтик, по крайней мере дождь не промочит!
Но синий неуклюжий зонтик, видимо, шокировал «графа», и он отказался.
Вернувшись к себе, он застал Антошку уже вставшим и одетым в свое тряпье, с заспанным лицом, полным радости и счастья. Карие его глазенки весело улыбались.
– Доброго утра, Антошка! – приветствовал его «граф», протягивая ему руку. – Хорошо спал?
– Доброго утра, граф… А спал я чудесно, граф.
– Ну что, здоров?
– Как есть вполне… И спина не болит… Хучь сейчас на работу…
– Ишь ты, выносливый какой… Вчера у тебя жар был… Я думал – заболеешь, а ты как встрепанный… Что, здесь лучше, чем у дяденьки?
Вместо ответа Антошка засмеялся и вдруг, охваченный радостным благодарным порывом, по привычке нищенки прильнул к его руке.
– Не надо… Не люблю, – промолвил «граф», отдергивая руку. – Никогда этого не делай… Слышишь?
– Вы не сердитесь, граф. Я больше не буду! – виновато промолвил Антошка.
– Да я не сержусь, голубчик! – улыбнулся «граф» и с нежностью потрепал Антошку по плечу.
– Не прикажете ли чего сделать, граф? Сапоги ваши почистить? Комнату подмести?
– Прежде всего я прикажу тебе идти на кухню и хорошенько вымыться… А вечером я тебя сведу в баню… Давно ты был в бане?
– Давно… И не упомню когда… «Дяденька» не посылал…
– Вот сегодня я поговорю с твоим дяденькой…
– Зачем? – испуганно спросил Антошка.
– Возьму твой документ.
– Какой документ?
– Такой… У каждого человека есть документ, чтобы знали, кто он… А ты не бойся… Теперь твой дяденька ничего не смеет тебе сделать…
– А ну как он придет сюда?
– Не придет… Я его так припугну, что он и не подумает прийти…
– Если бы и Нютку взять… Она ловкая девчонка…
– О Нютке, братец, потом подумаем…
Через четверть часа оба приятеля сидели за самоваром. «Граф» на постели, а Антошка напротив, на стуле. Анисья Ивановна деликатно подала не одну булку, а еще и большую краюху ситного хлеба… «Граф» выпил лениво стакан чая, покуривая скверную папироску, зато Антошка выпил целых три стакана, уписывая за обе щеки хлеб.
– Сыт?
– Сыт совсем… Покорно благодарю…
Антошке хотелось быть чем-нибудь полезным «графу», как-нибудь ему услужить, и он, увидев на столе письма, проговорил:
– Прикажите снести, граф?
– В таком костюме? – засмеялся «граф».
– Что ж костюм? Я привык… Я бы сбегал, граф. Только дозвольте.
– Вижу, что сбегал бы… Лаской из тебя хоть веревки вей!.. – вставил «граф» не совсем понятное для Антошки выражение. – А ты уж сегодня никуда не бегай, посиди дома… Видишь, какая погода… Я сам письма разнесу и вообще пойду по разным делам… К вечеру я вернусь… Обедать ты будешь с хозяйкой, с Анисьей Ивановной… Она, брат, добрая, хорошая женщина, Анисья Ивановна… Без меня ты можешь прибрать нашу комнату и помочь хозяйке, если что нужно…
«Граф» стал одеваться и, окончив одевание, имел довольно внушительный вид.
– Ну что, Антошка, как ты находишь мой костюм… Хорош?
– Чего лучше! – ответил восхищенный Антошка.
– Ну и отлично! – засмеялся «граф». – Кстати, ты не забыл адрес той барыни, которая звала тебя за одеждой?.. Я, быть может, и ее навещу…
– Он у меня записан. – Антошка достал из кармана штанов свою записную книжку.
– Ну-ка, давай ее сюда… Я посмотрю, как ты выучился писать… Гм… Недурно… весьма недурно… «Скварцова… Сергифская, пятнадцать»… Со временем можно будет и лучше… Выучимся… И писать, брат, выучимся, и арифметике, и истории… всему, Антошка, в школе выучимся! – значительно проговорил «граф», заставляя Антошку вытаращить от изумления глаза.
Он, признаться, подумал, что «граф» так себе… «хвастает», но из деликатности не заявил сомнения насчет возможности исполнить такое обещание. «Граф» сам нищенствовал – и вдруг… школа…
«Поди, все это денег стоит!» – подумал Антошка.
– Ну, брат… об этом после поговорим… вечером… А пока до свидания!
И «граф», надев чуть-чуть набекрень свой цилиндр, с важным и решительным видом вышел из комнаты, натягивая перчатки.
Глава 8
«Граф» имел обыкновение рано утром выпивать рюмки две водки. Хотя доктора и находили, что это вредно, но «граф», напротив, полагал, что это очень полезно. Некоторый прием алкоголя возбуждал его нервы, и он чувствовал себя бодрее и оживленнее.
Так как дома запаса водки не было, то первый визит «графа» был в заведение поблизости, где он имел кредит.
– С добрым утром, Александр Иваныч! – любезно приветствовал его заспанный пухлый сиделец[10 - Сиде?лец – продавец за стойкой.].
«Граф» кивнул головой и проговорил:
– Стаканчик!
Проглотив стаканчик, он с тем же небрежным видом, с каким, бывало, держал себя у Бореля или у Дюссо[11 - Фешенебельные петербургские рестораны Бореля и Дюссо славились своей французской кухней.], кинул: «За мной!» – и, дотронувшись до полей цилиндра, вышел на улицу.
Дождь лил немилосердно, и потому «граф» торопливо дошел до Офицерской и сел в маленькую одноконную каретку-омнибус[12 - О?мнибус – многоместный конный экипаж с платными местами для пассажиров, совершавший регулярные рейсы по определенному маршруту.], которая повезла его по Казанской улице до Невского. Оттуда он направился на Большую Морскую и вошел в подъезд большого дома, где жил его брат, тайный советник Константин Иванович Опольев.
Толстый, раскормленный швейцар с нескрываемым презрением оглядел «графа» с ног до головы и хотел было спровадить на улицу, как был решительно поражен и озадачен высокомерным тоном, каким этот намокший господин в рыжем цилиндре произнес:
– Эй… ты, швейцар!.. Передай это письмо Константину Ивановичу… Да смотри, немедленно…
Швейцар нехотя, с брезгливой миной протянул руку за письмом и, с умышленным упорством оглядывая костюм «графа», проговорил не без презрительной нотки в голосе:
– Если генерал спросит, кто передал письмо, как сказать?
– Скажи, что… что… дальний родственник.
И не спеша, с достоинством испанского гранда вышел из подъезда, оставив швейцара в изумлении, что у его превосходительства могут быть родственники, одетые, как нищие.
Дальнейшие посещения «графом» разных швейцарских, где его знали по прежним визитам, нельзя было назвать особенно удачными.
В двух домах ему сообщили, что господа почивают; в двух – передали, что на письма никакого ответа не будет; в трех ему выслали с лакеями по рублю, а от кузины-княгини был деликатно передан конвертик. Он содержал в себе зелененькую кредитку и маленький листок почтовой бумажки, на котором были написаны карандашом следующие слова: «Желательно повидать мальчика».
– Не верит! – прошептал «граф», запрятывая трехрублевую бумажку и записочку в жилетный карман.
«Что ж, когда Антошку приведем в приличный вид, можно его и послать к княгине Марье Николаевне… Пусть познакомится. Быть может, что-нибудь и сделает!» – весело думал «граф», собираясь теперь сделать визит к «дяденьке».
Был четвертый час. «Граф» порядком устал после своих посещений нескольких домов в разных частях города и проголодался. Но он решил прежде закончить программу действий на сегодняшний день и потом уже пообедать.
Дождь перестал. «Граф» на Михайловской поднялся на империал[13 - Империa?л – места на крыше вагона двухэтажного общественного транспорта (конки, омнибуса, трамвая).]конки и поехал на Пески.
Иван Захарович и его супруга были дома, и оба находились в дурном расположении духа. «Дяденька» сегодня даже не ходил в трактир, чтобы почитать газету и побеседовать о политике и о разных отвлеченных предметах с приказчиком. Машенька тоже была угрюма и зла. Грязная и нечесаная, с подвязанной обожженной щекой, она сидела за пологом и поглядывала в окно на двор.
Бегство Антошки беспокоило обоих по весьма уважительным причинам.
Во-первых, Антошка представлял собой весьма доходную статью их бюджета и потеря такого «племянника» довольно чувствительно затрагивала их материальные интересы. Во-вторых, у обоих мелькали неприятные мысли: как бы из-за этого «неблагодарного подлеца», забывшего все оказанные ему благодеяния, не вышло каких-нибудь серьезных неприятностей с полицией. Этот «разбойник» недаром грозился, что найдет управу, и, чего доброго, заведет какую-нибудь кляузу…
– Д-д-да… Неблагодарный и подлый, можно сказать, ныне народ! – наконец проговорил Иван Захарович.
Реплики со стороны жены не последовало, и Иван Захарович снова задумчиво курил папироску.
Оба супруга с утра поджидали Антошку и часто поглядывали в окно. Отпуская утром своих «пансионеров» на работу, Иван Захарович был со всеми необычно ласков и многих снабдил одеждой и обувью, более соответствующими осенней погоде. Вместе с тем он наказал своим питомцам, в случае если кто из них встретит Антошку, передать ему, что «дяденька» нисколько на него не сердится и охотно простит его, если он вернется домой.
Понимая, что дурные примеры, подобные Антошкину бегству, заразительны и что после нежных слов не мешает и угроза, он прибавил, обращаясь к своим маленьким покорным подданным:
– Я жалеючи его говорю. А то хуже будет, когда городовой его приволокет за шиворот. А приволокет беспременно, потому как Антошка и все вы в полном моем распоряжении и обязаны по закону мне повиноваться… Ну, а тогда не пеняй… Не прощу! – не без энергии закончил Иван Захарович свою правительственную речь.
По случаю дурной погоды «дяденька» милостиво разрешил своим воспитанникам вернуться пораньше. К трем часам почти все вернулись. Никто Антошку не встречал.
– Этакий подлец! – сердито проворчал Иван Захарович.
В эту минуту в прихожей звякнул звонок.
Иван Захарович сам пошел отворять, по дороге плотно затворив двери комнаты, в которой помещались его питомцы.
Увидев незнакомого человека, костюм которого не внушал большого уважения и в то же время успокаивающим образом подействовал на Ивана Захаровича, он все-таки по привычке с пытливой подозрительностью взглянул на вошедшего, словно желая определить его житейское положение, и довольно холодно осведомился, что ему угодно.
– Мне угодно переговорить с вами по одному делу, – сухо и резко проговорил «граф», как будто не замечая протянутой ему руки.
Душа Ивана Захаровича ушла в пятки. «Уж не агент ли сыскной полиции!» – пронеслось в его голове.
И он, несколько смущенный, понижая голос до конфиденциального шепота, уже самым любезным, заискивающим тоном просил «графа» пожаловать в ком нату.
– Машенька! Выдь на минутку! – значительно проговорил он, обращаясь к жене, и, когда та прошмыгнула мимо гостя в двери, предложил ему присесть и снова бросил на него пристальный взгляд.
Тут, в комнате, при свете лампы, он лучше осмотрел и костюм графа, и его испитое лицо, и ему показалось, что он где-то видел этого господина…
«Граф» между тем не предъявлял своего агентского билета, и Иван Захарович все более и более сомневался, что перед ним агент. Он, слава Богу, видывал их! И, словно досадуя на свой напрасный страх, он сел на стул против «графа» и не без некоторой фамильярности сказал:
– Так по какому такому делу пожаловали, господин?.. Извините, не имею удовольствия знать, кто вы такой… А я с незнакомыми никаких делов не веду… Да и, прямо ежели сказать, никакими делами не занимаюсь.
– Я пришел получить у вас метрическое свидетельство Антошки…
– Что-с?..
– Слышали, кажется…
– Какого такого Антошки, позвольте узнать-с? – нахально спросил Иван Захарович, стараясь скрыть вновь овладевшее им беспокойство.
– А того Антошки, который ходил от вас с ларьком и которого вы вчера истязали ремнем и чуть не задушили… Нога ваша, вероятно, уже зажила? – насмешливо прибавил «граф».
– Позвольте, однако, спросить, кто вы такой будете и по каким таким правам требуете документ моего родного племянника?
– Не лгите. Он вам не племянник… Я знаю! – уверенно произнес «граф».
Иван Захарович смутился.
– Все равно вместо родного. Я его воспитал. А вы, что ли, сродственник ему? – насмешливо кинул он.
– Нет, я мальчика давно знаю и принимаю в нем участие… В нем принимают участие и другие лица, и Антошка теперь находится у моей двоюродной сестры, княгини Моравской, – пугнул «граф», заметив, с каким трусом имеет дело.
Иван Захарович недоверчиво взглянул на «графа». Костюм его не свидетельствовал о родстве с князьями, но в то же время в манере этого господина было что-то барское и внушительное. Это Иван Захарович сообразил.
