Узнать, хранить, не умереть

Большаков не поднялся на олимпийский пьедестал – статус в сборной позволил ему лишь сняться на общей радостной фотографии. Распрощавшись с парнями, он вернулся к тому, с чего начинал, – тренировать мальчишек. Вместе со сканом фотографии он переслал Чеботарёву свой номер телефона и адрес бассейна.

Глава VIII

В самом начале лета Большаков засобирался в отпуск. На даче лес под самым боком, озеро в десяти минутах ходьбы, жена. Перед отпуском он заканчивал всякие бумажные дела и корпел в тренерской над отчетом. Через дверь доносились плеск и детские крики, пахло хлоркой и отсыревшими полотенцами. Тыкая одним пальцем в клавиши, он вскидывал голову, проверяя, что там на экране. Excel давался с трудом. В тренерскую зашел Лёха Цыганов – тренер по плаванию, – забрал сумку и, уже стоя в дверях, сообщил:

– Михалыч, тебя там какой‐то мужик спрашивает.

– Спрашивает, значит, надо. Надо, значит, подождет, – не отрываясь от своего занятия, ответил Большаков.

Последнее время он стал замечать за собой неспешность в жестах и фразах. Типа, не говорил, а изрекал. На его взгляд, в этом было нечто от восточного мудреца, как его… от Конфуция. «Благородные мужи сдерживаются, а не соперничают». Вновь приобретенную черту он связывал с участием в Олимпиаде и расценивал её как постолимпийский синдром.

– Да ты на монитор погляди, может, родитель какой ругаться пришёл! – посоветовал Лёха на прощание и сгинул.

Большаков подошел к экрану, на котором хорошо были видны бассейн, прыжковые вышки, трибуны и сидящий на скамейке человек.

– Господи… – проговорил Михалыч и заспешил из тренерской.

На трибунах сидел Чеботарёв. Исхудавший, все в той же заношенной кожанке, но живой.

Большаков встретил его известной всем парням фразой:

– Что, симулянт, тренироваться пришёл?

Обнял, похлопал по костлявой спине.

– Ну вот, совсем как живой! Молодец!

– Ага… собрали по частям, – оправдывался Чеботарёв.

– Ты это… обожди внизу в буфете, я мигом, – в свою очередь тоже стал оправдываться Большаков, – отчёт перед отпуском, понимаешь… баланс всякий, сальдо с бруттой!

Чеботарёв понимающе закивал, сказал, что не вопрос, без проблем, мол, он и не спешит вовсе. Что в общем‐то было правдой, он не деликатничал – ему и в самом деле некуда было спешить.

Чеботарёв был без работы и уже вторые стуки ночлег снимал в долг. Найти работу оказалось не так просто для человека, который ничего не умел. А он, кроме как плавать и швырять мяч, ничему толком не научился. Попробовал пойти на стройку разнорабочим, но, подняв 50 килограммов цемента, увидел перед собой вспыхнувшие ярким пламенем звезды, электрический разряд пронзил спину, руки сами разжались, и тяжелый пакет плюхнулся на землю. От удара бумажная стенка расползлась, и мешок, словно выпотрошенный, бесформенной кучей расползся на грязном полу. Со стройки Чеботарёва вытурили. После этого он пробовал работать официантом, не вышло – «неповоротлив, не любит клиентов, отказывается от чаевых». Последнее, чем он пробовал зарабатывать на жизнь, – ночной администратор в мини-отеле. Тоже не прокатило – где‐то в чиновничьих кабинетах решили, что мини-отели являются рассадниками непорядка. Они быстро мимикрировали в нечто добропорядочное, а ночные администраторы оказались не нужны. Получив очередной отказ, Чеботарёв даже не удивился такому повороту событий – стал привыкать, что никому не нужен.

Он спустился в буфет. За пластиковыми столиками сидели бабушки с внуками. Детишки восстанавливали силы после тренировки – трескали порционное мороженое, заедая им рубленые котлеты с пюре. Чеботарёв сглотнул и отвернулся от стойки буфета. Потом все же вернулся, купил маленький пакет сока и проверил, сколько осталось денег в кармане.

Появившийся Большаков усадил его за столик и стал расспрашивать. Чеботарёв ничего не скрывал, но и не жаловался.

– Может, тебе детишек начать тренировать? – выслушав, спросил тренер. – Хотя лишних групп сейчас нет – каникулы.

Чеботарёв криво улыбнулся, сжал пустую картонку и, почти не целясь, бросил в стоящую через два стола урну. Разноцветный комок, описав дугу, рухнул в пластиковую корзину.

– Не… я после аварии того… в воде сразу тону. Доктора сказали, что‐то с вестибулярным аппаратом. Домой поеду, педагогика не моё, – он поглядел на мальчишек, которые восхищенно загудели, а потом сами с азартом принялись швырять комки бумаги, стараясь повторить его бросок. – Я в больнице от нечего делать подал документы в строительный колледж. Приняли. Обещали стипендию. Опять же, там квартира, дом.

– Ну ты загнул! Домой! Это ж через полстраны ехать. Постой, до начала учебы ещё три месяца. Деньги‐то у тебя есть?

– Заработаю, – он откинулся на стуле, – мешки с цементом, правда, не мое, но остальное – могу!

Большаков решительно хлопнул себя по колену.

– Поехали ко мне, там и обмозгуем. Заодно поужинаем.

Большаков жил в старом одноподъездном кирпичном доме. Несколько таких четырёхэтажек окружали обширный двор, заросший тополями с необъятными, потрескавшимися от старости стволами. Белая пелена пуха укрывала горбатый асфальт и колыхалась, как болотная ряска. В вечернем воздухе повисли запах разогретого асфальта и гул невидимых машин на соседней улице.

– Вот немец! – говорил с искренним восхищением Большаков, идя по лестнице. – Вот народ старательный. Хоть пленный, а строил на совесть.

Они поднялись в небольшую двухкомнатную квартиру, сиявшую чистотой и уютом. По стенам фотографии, вымпелы, на гвоздике на стене гроздью висели медали. Центральное место среди всех этих свидетельств заслуг и успехов занимала та самая фотография с Олимпиады. Сбоку примостилась фотография Большакова в костюме рядом с миловидной улыбающейся женщиной.

– Как Елена Ивановна? – разглядывая фотографию, спросил Чеботарёв.

– На даче, – ответил из кухни Большаков, – как каникулы начались, так она и помчалась за город. Я вот завтра тоже рвану к ней. Стой! – Большаков в фартуке и с разделочным ножом стоял в проеме двери. – Что ж я сразу‐то не подумал. Мы на даче недели на три зависнем, так что живи пока у нас. А там – будет день, будет пища, как говорил… не помню кто. Идём, пельмени на столе!

Пельмени, хоть и покупные, Чеботарёв готов был есть и не размороженными. Он отчаянно боролся с собой, чтобы не заглатывать обжигающие пельмени целиком. Не спеша, степенно жевал сочные, мясистые, нежные комочки. Большаков ел с аппетитом, не обращая внимания на борьбу, которую вел Чеботарёв с самим собой, выпил пару рюмок водки, посетовал на то, что нынешнее поколение вообще не пьет – на кого страну оставим? – и с увлечением рассказывал о саженцах, обильно отцветших по весне и, судя по завязи, суливших приличный урожай. Наконец, отдуваясь, Большаков откинулся на стуле.

– Та-а-а-к… – он поцыкал зубом. – Думаем дальше! Ну, отучишься, а дальше что? Стройка, вира-майна-вира помалу! Жениться? Для этого надо в кармане что‐то иметь. Значит, пока рано. Мы с Ленусиком лет пять ходили, типа дружили, и ни-ни! А вот как деньги появились, сразу штамп в паспорт! И вот живём! У тебя, помню, подружка была. Всё после тренировки встречала. Куда делась?

Чеботарёв пожал плечами. Была, была подружка. Любовь до гроба! Он даже предлагал жениться! В десятом‐то классе?! Сейчас смешно… Нет, не смешно! Наверное, любил. Не зря же сейчас не то что жалко, но как‐то не комфортно. Жаль, что потерял? Да, пустота какая‐то! Вот было же хорошо с ней, прямо ясный день – так было хорошо.

Он никак не мог разобраться в своих переживаниях, не мог подобрать слова. То ли слов этих не знал, то ли боялся их произнести… не то что вслух, самому себе как‐то… не комфортно…

Была девушка, отношения. Одно точно – вдвоем было максимально хорошо! Хотел бы он это всё вернуть? Да, сто процентов! Ну так чего? Верни! Где‐то здесь она, в этом городе! Может, прямо сейчас на соседней улице. И ты тут такой – хоп! Вот я, красавчик! Стоп, а ты ей сейчас кто? Она тебя разве ждала, когда ты уезжал на сборы, на турниры? Ждала. Короче, ждала первое время. По мессенджеру общались. Она ему голосовое сообщение. Он ей в ответ. Через час или два. Тренировка заканчивалась, и он слал ей сообщение. Сначала каждый день, потом реже, потом ещё реже, пока не наступило «ничего».

Чеботарёв очнулся от воспоминаний. Большаков его о чем‐то спрашивал.

– Варенье будешь? – повторил вопрос хозяин дома.

На столе уже были чашки, печенье. Грязная посуда громоздилась в раковине. За окном стемнело.

За чаем Большаков вернулся к разговору про дачу, грядки и парник. За его спиной висела ещё одна фотография – Большаков, Елена Ивановна и молодая женщина, спортивного вида, с красивым, но неприятным лицом. Чеботарёв никак не мог разобрать, что с лицом не так? Он уже не раз бросал взгляд на фотографию. Выражения лиц у всех разные. Обычно на фотографии все улыбаются, растягивая лица в “Che-e-e-s”, или смотрят в сторону, демонстрируя задумчивость и глубину переживаний. А тут нет, всё в разнобой. Елена Ивановна улыбается напряженно, глаза смотрят с печалью и болью, словно хотят сказать что‐то. Огромный Большаков, обнимающий обеих женщин, благодушно улыбается. У незнакомой женщины колючий взгляд, улыбка брезгливого превосходства, тонкие губы.

Большаков наконец обратил внимание, что Чеботарёв его не слушает. Он оглянулся, снял фотографию со стены.

– Я тут его развлекаю всякими пустяками, а он на чужих девушек засматривается! – шутливо стал выговаривать он Чеботарёву. Потом примолк, хитро подмигнул. – А ну, блесни талантом! Раскрой сущность девушки! Вот этой! – он ткнул пальцем в незнакомку.

Чеботарёв скользнул взглядом по фотографии.

– Ну-у… неинтересно совсем, – нехотя протянул он, – одинокая… детей нет. Типа, я сильная, сильнее любого мужика. Жесткая… очень жесткая… а сама такая приторная… в телефоне полно котиков. Стопудово!

Большаков громко захохотал. Так в цирке радуются дети, когда дрессированные собачки вдруг прыгают на круп скачущей лошади и по команде дрессировщицы крутят сальто-мортале.

– В точку! Всё в точку! Ты своим талантом можешь зарабатывать! Большие деньги! Даже про котиков в точку!

Чеботарёв заставил себя улыбнуться и спросил:

– Елена Ивановна в курсе?

Весёлость Большакова мгновенно улетучилась. Когда он ответил, голос его был скучен и устал:

– Ты о нас с Майей? Да я уж давно повинился. Знаешь, седина в голову, бес в ребро. Ленусик простила.

Какое‐то время они молчали. Только пили чай. Внезапно Большаков шлепнул себя по коленке:

– Пень старый! Как мне сразу в голову не пришло? Майя! Она начальница в какой‐то конторе! Она тебя на работу пристроит! Точно говорю, пристроит!

Глава IX

– Мы с улицы людей не берём. Ты в курсе?

Майя в строгом брючном костюме была бы привлекательной женщиной, если бы не холодный взгляд и брезгливо выпяченная нижняя губа.

– Нет, я же у вас впервые, – пожал плечами Чеботарёв. Он на голову, а то и на две был её выше.

– Теперь будешь знать, – отчеканила Майя.

– Хорошо. Спасибо, что уделили время. До свидания, – он повернулся, чтобы уйти.

– Садись, – Майя указала на стул, сама села на край стола. Раскрыла папку, которую Чеботарёв принес с собой, и стала перебирать листки бумаги. Чеботарёв послушно опустился на один из стульев возле стены и огляделся. Небольшой кабинет с минимумом мебели. Плакат со схемой пожарной эвакуации. За спиной хозяйки – в окне двор с парковкой. Кусты по периметру.

Утром он пришел к назначенному часу. Майя уже ждала на крыльце. Оценивающе оглядела, уточнила, как звать, кивнула головой, мол, пошли. Пройдя через рамку металлоискателя, они миновали широкий вестибюль, их фигуры отразились в полированном граните пола. Прошли пустынный первый этаж с картинами в золотых тяжелых рамах на стенах и в дальнем крыле здания остановились у двери с табличкой «Служба безопасности «Трастинвест». Сысоева М. К.».

Майя, сидя на столе, покачивала ногой и рассматривала соискателя.

– Ты хоть учился или только в бассейне плюхался? – спросила она. Голос её потеплел, но не стал дружелюбным.

– Школу закончил. Подал на заочный в строительный колледж, – почему‐то краснея, ответил Чеботарёв и добавил: – Водительское, категория «В».

– Невнятно и непонятно, – бросила Майя, – в смысле твоих мозгов. Идём!

Она спрыгнула со стола и вышла из кабинета. Чеботарёв поспешил за ней. Они спустились по лестнице. Майя толкнула невзрачную, выкрашенную серой краской дверь. Комната с одним узким окном, выходившим на парковку, была заставлена металлическими шкафами, выкрашенными в безликий серый цвет. Посередине на таком же сером металлическом конторском столе высился компьютер с большим экраном. Сидевший за компьютером охранник в сером с красным комбинезоне жевал бутерброд. При их появлении он поспешно встал и выскользнул из комнаты, жуя на ходу. На столе остался картонный стаканчик с остатками кофе.

Майя взяла со стола четвертинку бумаги, чиркнула что‐то и пододвинула Чеботарёву.

– Найди этого человека. Он где‐то здесь в городе, – сказала и выразительно показала экран телефона с бегущей секундной стрелкой.

Чеботарёв устроился за компьютером, предварительно выбросив грязную картонку. Мельком взглянув на урну в углу комнаты, бросил стаканчик, тот, перевернувшись в воздухе и, не пролив ни капли, юркнул точнехонько в корзину.

Спустя несколько минут Чеботарёв, щелкнув по клавиатуре в последний раз, развернул от себя экран и показал короткий список.

– В городе таких трое. Информации недостаточно, чтобы отыскать одного.

– Ладно, для первого раза сойдёт, – она спрятала мобильник и продолжила. В голосе зазвучали менторские интонации: – Безопасность – в первую очередь прогнозирование и оценка рисков. Это основа. Исходим из этого. Камеры слежения, ограничения, блокировки, меры противодействия, – это все потом. Если сотрудник безопасности тупо стоит у ворот, он бесполезен. Сотрудник должен оценивать поведение человека, прогнозировать. Мало ли придурков ходит! Как, доступно? Не сложно?

– Немного витиевато, но ничего, доходит, – кивнул Чеботарёв и озорно улыбнулся.

Сысоева помолчала, раздумывая – ей нравится в этом парне, что он дерзит, или он просто ей нравится? Совсем мальчишка, с сожалением подумала она и подошла к окну. Возле только что припаркованного «Бентли» стоял мужчина. Сысоева поманила пальцем Чеботарёва.

– Видишь человека возле машины? Что можешь о нём сказать?

Мужчина, несмотря на жару, был одет в дорогой костюм. Галстук, вероятно, тоже не из дешевых – Hermes или что‐то похожее. Лет пятьдесят. Держит себя в форме. Лицо загорелое, но загар не городской и не из солярия. Где‐то на море. Машина, как и галстук, дорогая и подобрана к костюму или к загару. Руки холеные, пара перстней. Держится свободно, но без вызова.

– Не придурок точно. Очень себя любит. Особенно свое отражение. Бабник, жён меняет… Спокоен, хотя такие обычно жуткие паникеры. Сейчас стопудово уверен в себе. Как‐то даже по-хозяйски спокоен. Погодите… – Чеботарёв повернулся к Сысоевой: – Он ваш начальник?

Сысоева неожиданно хихикнула и тут же сделала строгое лицо:

– Владлен Сергеевич Шлыков – генеральный директор! Давай, двигай за мной!

Они вернулись на этаж, снова пересекли вестибюль и поднялись по широкой мраморной лестнице. Наверху через широкие двустворчатые двери вошли в приемную генерального. Секретарь – женщина неопределённого возраста и с начальственными манерами – предложила им подождать. Тут же в кресле в ожидании аудиенции сидела красотка лет сорока с полными губами неестественного происхождения, на диване боком примостился тучный мужчина. Одной рукой он держал запотевший стакан с пузырящейся водой, а другой непрестанно обмахивался цветастым платком.

Владлен Сергеевич вошел стремительно, просматривая что‐то в телефоне. Мельком взглянул на поджидавших и обратился к Майе:

– У тебя срочно?

– Стажер, Владлен Сергеевич, – быстро, по-военному отрапортовала Сысоева.

– Рекомендации, проверка? – он чуть замедлил шаг.

– Для стажера вполне!

– Оформляй! – и скрылся за дверью.

Оформление – процесс скучный. Прочитать и подписать! Сначала соглашение о конфиденциальности. Типа, сболтнешь по пьяни что‐нибудь секретное, – три раза расстреляют и проклянут до седьмого колена. Второе – Кодекс поведения сотрудника. Точная копия Моисеевых заповедей, только под подпись. Если бы при крещении соблюдали такой порядок – крещение под подпись, – то либо грешников было бы меньше, либо крестились реже. Самое важное – договор о найме на работу.

– Пока на три месяца, – пояснила Сысоева, пододвигая Чеботарёву скрепленные листы договора, – а там посмотрим. Подойдешь, возьмем на постоянную и зарплату дадим раза в два больше. Подписывай здесь и вот здесь. Теперь служебная инструкция. Что можно, что должно и что запрещено. Читай и подписывай.

Чеботарёв углубился в чтение. Перевернув последнюю страницу, поинтересовался:

– Тут по ходу всё запрещено. А если какой‐нибудь чел невменяемый начнет агрессировать? Звонить 911?

Сысоева достала из стола и положила перед ним серого аспидного цвета палку и рядом газовый баллончик в яркой желтой раскраске.

– ПР‐73М. Палка резиновая. Модернизированная. Специально для придурков. Получишь после испытательного срока.

– А это, – Чеботарёв, который с интересом разглядывал мини-арсенал, ткнул пальцем в газовый баллончик, – перцовый, что ли?

– Нет. Газ ChDm – кемикал дрим, – она улыбнулась, – 1 5– 20 минут здорового освежающего сна. Тебе хватит позвонить 911?

* * *

Жизнь Чеботарёва изменилась к лучшему. Он радовался чудесному развороту к стабильности, покою и сытости. После выписки из больницы он реально бедствовал. Безденежье, неприкаянность казались ему бесконечными. Он терял веру в собственные силы, но хуже всего было чувство одиночества и ненужности. Это подавляло желание действовать, хотелось просто лежать и уныло таращиться в потолок. В коммуналке, где он делил комнату с тихим, молчаливым таджиком, жили фрики с пирсингом на всех выступающих частях тела. Один из них, особенно выдающийся, круглый год носил шубу на голое тело и красил бороду в цвета южноафриканского флага.

– Почему южноафриканского? – однажды спросил его Чеботарёв.

– Там тепло, – резонно заметил бородач.

По темному длинному коридору неслышно, как тени, проплывали, блестя белками глаз с красной каймой, инопланетные существа. Парень, который жил в комнате напротив – в странной треугольной, без единого окна комнате, – спросил его однажды:

– Ты чо, в завязке, что ли? Почему не куришь, не колешься?

Чеботарёв удивился, сказал, что нет, вообще не употребляет.

– Оттого у тебя и депрессуха! – безапелляционно заключил сосед и тут же объяснил: – В тебе нет врожденной энергии. – И добавил, что депрессия Чеботарёва – от провинциальности. – В провинции, – втолковывал он с убежденностью проповедника, – господствует иерархия рода, патриархальность. Вы там застряли в средневековье, время идёт мимо вас, вы зависли, как на речной отмели, в стороне от цивилизации. Замкнулись, схлопнулись, как мидии, и не прогрессируете… летаргия, чо! От вас тотальный игнор, вы ксенофобы и гомофобы! В мегаполисе всё по-другому! В мегаполисе движуха! Личность может себя проявить. Вам колхоз подавай, а тут колхоза нет. Вот тебя депрессняк и ломает!

Чеботарёв всё чаще и чаще уходил из своей клетушки на улицы города. Бесцельно бродил по гранитным плитам набережных, сидел на скамейке Михайловского сада или на ступеньках портика Росси, глядел на закатное небо, отражающееся в воде, на ранние звезды, едва различимые в светлом небе. Всё, что случилось после маминой смерти – катастрофа, мальчик в автобусе, больница, пролежни на спине, теперешнее нищенство, – всё это лишь подготовка к чему‐то важному, думал он. С ним обязательно произойдет преображение, откроется истина, объясняющая его жизнь.

Сейчас, после встречи с Большаковым, когда у него появились работа, люди, которым он интересен, крыша над головой, ему не хотелось думать, что это и есть та истина, о которой он задумывался, сидя голодным под светлым ночным небом. В то же время ему нравились перемены. Нравился старинный особняк с колоннами при входе и с тенистой подъездной дорожкой. Нравился небольшой сад позади здания и поляна с изумрудной травой перед крыльцом. Негромко журчащий посреди лужайки фонтан с мраморным дельфинёнком на постаменте. Кусты роз и ряды аккуратно подстриженных туй вдоль дороги. Канули в небытие южноафриканская борода, фрик из треугольной комнаты и молчаливый таджик.

Чеботарёву нравилось то, чем он занимался. Он приходил в приветливое здание, с ним проводили занятия приветливые люди. Все вокруг улыбались и готовы были помочь. В первые дни его удивляло отсутствие суеты в здании и на прилегающей территории. Как будто они – их организация с названием «Трастинвест» – существовали за пределами шумного и беспокойного города, как будто город и его маленький мирок принадлежали к разным реальностям.

В один из дней его инструктировал оператор автоматических систем, подробно объясняя действия в ночное время. Инструктаж проходил в комнате цокольного этажа, где находился центральный пульт. Перед ними на нескольких экранах в режиме реального времени строились разноцветные криптограммы, ползли кривые, возникали и пропадали столбики цифр.

– Днём я за всем этим слежу, – говорил парень в рыжей майке, с выбритой головой и пирсингом на нижней губе, – ночью система уходит в автоматический режим. Задача дежурного, то есть твоя, – каждые два часа проводить процедуру RPG. Английский знаешь? Random password generator[10]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Понимаете? (фр.)

2

Понятно? (англ.)

3

Ещё рюмку? (англ.)

4

Выстрел? Точно, это то, чего жду.

5

Держись! (англ.)

6

Запиши это на счет моего номера (англ.)

7

В. Шекспир. «Гамлет, принц Датский».

8

В. Шекспир.

9

USAID – Государственное агентство США по международному сотрудничеству. В России активно вмешивалось в политические процессы, в том числе в выборы, в разработку Земельного кодекса, в создание Конституции.

10

Генератор случайных паролей.