Личное дело, или Обнова. Избранное из неизданного

За занавесями тени сновавших там людей появлялись и исчезали как чахлые сны.

Тогда наверху, бледно дышащее, душисто поющее зарево далеких площадей и улиц начинало трепетать, как шелковисто-мокрое, от синей крови молний, крыло черно-огромной, царственно-подстреленной птицы.

А внизу – переулок, как тонкая струйка черной крови, стекающая по белоснежной, мятежной коже ночных сияний.

Волшебный шаг

глава 3

Она шла и её шёлковое платье шуршало, как осыпающиеся осенью листья.

<…>

конец фрагмента

Фрагмент из второго свода «Собор соборников»

часть 2 Словесные игры не нашего века

         свод 2 Собор соборников                      сборник 1 Одоление идола                      сборник 2 Убогий бог

сборник 1 Одоление идола

             свиток 1 Замок незнакомки             свиток 2 Проворное время             свиток 3 Стук огня             свиток 4 Усталое пламя             свиток 5 Крик рока             свиток 6 Сугробы сна             свиток 7 Ивановизна

свиток 1 Замок незнакомки

             глава 1 Дверечь             глава 2 Мимозг             глава 3 Окноги             глава 4 Вдали боль             глава 5 Стеновь

Дверечь. Губы рассвета

глава 1

Роется серое творчество проросшего утра вспыхнувшей своры вёрст.

Порется рассеянность прохлады хрустящих птиц, засорившаяся истлевшей рощей хора, спешащая воркующей церковью.

Крестятся чёрные рыбы рослых рос встрепенувшейся смерти шага плешивого шума света.

Потягивается томной немотой остывшая, вышитая судорога дорог, память помятого рыгающего тенью, горбатого ветра.

Пышно пьющие мысли леса осунулись потным отдыхом.

Нарывают нарванные веры грузного зарева ныряний биения гор.

Бредут дряблые блюда заспанных прядей прищуренного пруда. Ленивые ивы умываются шепчущей улицей.

Коротая рокот трав, открыты крутые утки сутулых суток.

Кружатся жирные пожары журчащих цветов вздрогнувшего востока вздоха стада.

Стихи сухие лысого хлыста лопаются, лапаясь лучами чисел мычащих заиканий.

Раскроенные крики гор застряли бодрыми вёдрами неба ран.

Дышет тенистый поезд разбрызганных зданий сломанного холода медленно молодости кривой дали.

Восстанет снующая синева смолкнувшего молока голодных колоколов.

Но кто лакает старые стуки рака рока?

Мимозг. Мимозы мига

глава 2

I. Очерк рока

Однажды снежно разбуженными одеждами вздоха ложа дождя тонко поникшего дна, он шёл скучающими чашами осунувшихся шагов вогнутого горстью гостя роста речи, прищуренно скулящими, шевелящимися улицами, ящерицами ощеренно пустующего шума света, извитого старого роя прохлады чёрных прохожих, хрупкими толпами серго ветра ресниц, умирающих хором рёв тёпла плена, спешащими числами сочного потухания, поющим водопоем покоя скоплений потери трепета оков узкого века привкуса строя троп скорченного цвета ропота вечера пор черчения порчи рычания опечаленных льющихся свеч сечи.

II. Толчея умолчания

Тихи ли, хилы ли волхования ивы звона? Куда кудлатые доклады далей клада? Смех вех, новь, вывих сна.

Одиночество – начало зодчества вечерней черни света, речь.

<…>

конец фрагмента

Фрагмент из третьего свода «Я»

часть 2 Словесные игры не нашего века

         свод 3 Я                      сборник 1 Задача чуда                      сборник 2 Дань данным                      сборник 3 Лень явления                      сборник 4 Груз зари                      сборник 5 Жажда ожидания                      сборник 6 Корни конца                      сборник 7 Задача ночи

сборник 1 Задача чуда

             свиток 1 Мир             свиток 2 Человек             свиток 3 Китеж

свиток 1 Мир. Мирообраз

             глава 1 Я – яма             глава 2 Утроба – утро

Я – яма

глава 1

Призыв зеваний. Бездна плена

полуглава 1

I. Застой замёршего запева

1. Узор из вер

Зло заползло

Завяли звери розового взрыва

Завяли зовы

Зевнули взоры звона

За пазухою запаха опухла чёрная заря

2. Звездар

Везде распахнутые вздохи звёзд.

Бледная доха смеха прохлады лада пухлогубо глохнет.

Хрипло раздевается дева воздуха мохнатого бездны звона темноты.

Вдовы пуда удавами уводят увидеть вдавленные увядания дна.

3. Голод дна

Голодно дебелое болото боли.

Холодно сломана битва ботвы объятий голубого бега.

Голо улыбаются белые молитвы мёда.

4. Мостон

Статно стынут синие стоны моста, пушисто осипшие тени пения, ветвистые свисты сияний.

Лысо ослепла плесень сна лестниц шелеста.

Смеются кислые ночи сутулого голоса огня, нагие книги снега.

Стынут истины листвы.

5. Голая луна

Снуют сияния, но мысли запахов затихли. Нагишом гниют шаги.

Тучно устал талый чулок луны.

Заштопана страшная шарящая роща шёпота.

Смуглые иглы луж пленно жгут улыбки.

Легли голые глаза капель покоя. Углы лгут.

6. Совек

Кость сока.

Восток весов.

Сова веков.

Оси оса.

Оковы высоты.

Сыты советы сот.

7. Молчание молока

Ямы имя – ночь.

II. Кожа прыжка

1. Дрогоры

Вдруг вздрогнула дорога.

Рога гор брызнули резвые резьбы.

2. Коль мрака

Красная кража торжества.

Кружевной прыжок дрожи.

Румяный крик мрака.

3. Плесня

Осыпались заспанные песни.

Весело заплесневела вселенная.

4 Полёт падения

Крылья тяжести плеснулись жить.

5. Небод

Небо – дно свободы.

Свадьба взгляда.

6. Босой вздох

Насупились следы вздоха.

Ступени пустоты босо спят.

7. Тупустье

Пасть сути – пусть упасть.

III. Солённое солнце

1. Словолуние

Заснули замусоленные луны слова.

Густые гусли снега смугло погасли.

2 Казноры

У зоркой казни окон спело полом поломанное солнце.

3. Застень

Потянулась тонкая бездна застенчивой тишины.

4. Нагуб

Нога гомона неги гонений нага мигом.

Бег губ погиб клочьями в мучительных челнах лучей.

5. Ночерь

Чин ночи – чёрное утро.

Посвящение. Себе

полуглава 2

I. Образу. Жить

Ненаписанные сны рос.

<…>

конец фрагмента

Фрагмент из пятого свода «Нет»

часть 2 Словесные игры не нашего века

         свод 5 Нет                      сборник 1 Зачем                      сборник 2 Где                      сборник 3 Куда                      сборник 4 Кто                      сборник 5 Кому                      сборник 6 Как                      сборник 7 Никогда

сборник 1 Зачем

             свиток 1 Творчество цели             свиток 2 Притча о долге             свиток 3 Дары бреда             свиток 4 Притча о дарах             свиток 5 Зверь веры             свиток 6 Притча о казни             свиток 7 Искусство смерти

свиток 1 Творчество цели

             глава 1 Уставшая повесть             глава 2 Око звука             глава 3 Залп пауз             глава 4 Око звука (2)             глава 5 Залп пауз (2)             глава 6 Око звука (3)             глава 7 Пропись пропасти

Уставшая повесть. Голод дали

глава 1

На рассвете с востока из-за леса появляется человек.

Перед ним открываются безлюдные дали, окаймлённые на западе грядой гор.

Он бодро идёт на запад.

К полудню он начинает уставать. Его мучает жажда и голод.

Но он продолжает идти, не останавливаясь для отдыха.

К вечеру он начинает торопиться. Он должен успеть до ночи.

На закате человек, наконец, достигает вершины горной горы, но перед ним открываются новые дали, окаймлённые на западе новой грядой гор.

Око звука. Пах похода

глава 2

I. Раны утра

Синеет стук беспамятства песка расписки скал соломы смеха тихих ран.

Проросший ветром оркестр роста чёрен.

Седые двери хруста стран рассеянно жуются жутью.

II. Дряхлое питьё

Потный холод ядер дыр рыдания дряхло снится.

Рассвет сопит тупым питьём.

Свет каши веса выкашлял мышление.

III. Ленивые лезвия

Зевнула луна, подливая вязкие колени зал лезвия восстания. Храм меха маха нор роняет меры рванных серых солнц.

Лимонным тлением лени мнётся пение тумана.

IV. Бёдра росы

Бодро, вёдрами дородных входов, вздохнули бёдра дрожи робких рос.

Вылеплена пленной пляской ловля вялой лавы лавки воли ловких ив кивка явления.

Выплеснут шелками камня, человек. Чулок шипучего, шагая крошится часами.

V. Ссоры рощи

Строгость горсти грустной рыси гор старее тростью русой ссоры.

Близи лижутся процеженно звеня журчащими зверями.

Лопаясь плеском, блеском плетённые толпы безлюдности, стенами вести, пьют шелест взгляда болот.

VI. Стук окоёма

Сырые письма осипших лестниц птиц лиц целятся цепями запнувшихся просторов.

Гулко выпилены пыльные глаза плюющих лап полян.

Реки каркают травой руки ворот.

Гулкие губы леса плещутся считая.

Гамаки, макая думы окоёма, сосут косу, читают тёплой сыпью, пьющих плетью лет.

VII. Пузатая даль

Лилии улиты гор лилово полились сутулой постелью.

Хрупкие пустоты роста ступают мухами тупого мха сухих хоров ворованных порогов.

Вздохнул землёй лязг изгрызанного запада задов.

Воз пуза золота затих. Блёкло дует пуд дали.

Залп пауз. Спешащей тишиной

глава 3

I. Движога

Ненужность движения.

Изжога гор.

II. Скорбискра

Скорбь скорости.

Искр риска старость.

III. Привычар

Века – привычка.

Чар меры вздоха.

IV. Простория

История простора.

Тенями ямы выть.

V. Гребуря

Волк неба – сон.

Игр погреб бурь.

VI. Скитрах

Страх – тростники скитания.

Болото смеха – боль.

VII. Сияпах

Мысль цели – шаг.

Сияние – запах пения.

VIII. Возваль.

Цель – возвращение.

Нищета вселенной.

IX. Пустьвер

Усталость – творчество.

Путь – топот пить.

Х. Теньцо

А солнце – тень.

Осины пение.

<…>

конец фрагмента

Фрагмент из шестого свода «Скит» сборника «Гости»

часть 2 Словесные игры не нашего века

         свод 6 Скит                      сборник 1 Гости                      сборник 2 Пришелец

сборник 1 Гости

             свиток 1 Государство радуг             свиток 2 Численник личности             свиток 3 Пролежни             свиток 4 Неугомонный гамаюн             свиток 5 Одышка             свиток 6 Сорок сорок срока             свиток 7 Кто там?

свиток 1 Государство радуг

             глава 1 Разложизнь             глава 2 Сновещь             глава 3 Ось             глава 4 Сказнь             глава 5 Певера             глава 6 Сбеседа

Разложизнь. Горечарка

столбец 1

На виду Свид и Невид. Завидуют. И думают. Сначала молча. Потом вслух.

Тёмноокое окно распахнуто.

Ахнув тихой высью. Смеха взмахи синие.

Охровое потухло ухо. Махровый храм слуха. За пазухой затхлого заката, – опухший сияющий пахучей тишиной сад.

Потно-туманно-застенчиво-тенистый, чёрнолистый, лучистый ослепительный плеск.

Буйный кубок объятий невнятной матери тьмы. Струисты руки. Искристы рисованные свисты, неистово приникшие к сосущим, плачущим шелкам ладошек вечерка курчавого.

Велеричиво, жалостливо, лениво склонилась ласковая ива. Дымно думающая дева увядших вод сочно расчёсывает смеркающиеся волосы, озорно-зелёные.

За розовыми озёром резвятся захмелевшие холмы. Всклокоченные склоны пышно-сытно обсыпаны спящими крышами карабкающихся озябших избушек. Бледно уставились искусно-думающими стенами, – дома многоэтажные, важные. Холмов вершины робко барахтаются в хмурых бархатах боров зубастых. Скалы оскалились клыкасто и остыло.

Над взлохмаченными, взмыленными холмами – голые голубые луга глазеющей глазури сна небес.

Беснуются косые косяки былинных, клубящихся пышно, кобылиц. Колодцами лихими поют облака.

Немые табуны. Подражание ржанию. Морды дымные, вспенённые уронили рвано и неровно. Понуро утро.

Но гневно и мгновенно вздыбится молчание. Ночь шею пышно изогнувши, хрипло вспыхивая лунной гривой, сверкая молочными очами, огненно вздрогнув звёздными ноздрями, передними копытами брыкая, круги вихрастые, чёрноковровые взрывая, тучно умчится в зычной тишине.

Жадно чередуется даль и высь. Небесное смеясь слилось с зелёным. Окаменелый бег растаял. Глубины чисел исчезают, уют бездонный пьют.

За горестными горами, ряд за рядом, гряда за грядой, сгрудились радостные радуги. Голые, полногрудые, прозрачно-грузные. Дышит музыкой перламутровое нутро-утро. Горит сквозь певучий пух – ласковый лоскут зари. Лаз зари. Зовущая гора беззубой бездны. Голубой лоток – глоток вселенной.

Зерна зрения разбежались. Зарницы зреют. Мелькают икая, неуловимо слизанный изломы. Трещины шуршащие черкают темноту, мохнато-бездыханно, свисающую с неба

Свид: (кивнув в сторону окна)

– Вот эту остекленелую, но естественную красоту, воссоздать описанием нельзя. То есть повторить её не только пером на бумаге, но и даже кистью на холсте. Хоть всю жизнь пиши, но не научишься подражанию природе. Да и не к чему. Надо природу создавать. Конечно, всё исскуственное – это подражание естественному. Нельзя изобрести того, что есть, но не все видят. Но главное в изображении – это применение природных свойств, устройств и построений к новым обстоятельствам. Значит новы обстоятельства, (махнув рукой) – Да ведь и обстоятельства всё те же.

Свид отворачивается о окна. Свид и Невид оба старики. Худые, сморщенные, усталые. Чёрно-синие. Как вечер старого серебра.

Невид:

– Ну, это уже нет. Каждое мгновение другое. Само время – ново.

Свид:

– Часы, мгновения – это остановки, перерывы во времени. Время начинается со времени своего превращения. Время провалы памяти. Хочется зашить прорехи времени, а зашьёшь, – глянь, – времени то и нет. Значит – нет ничего.

Невид:

– Что же, можно согласиться, что и времени самого нет. Конечно нет. Время только образ, обращение, просьба быть. Но кто-то же просит?

Свид:

– Обрывки, лохматого времени – наше сегодня. Разрушение прошлого – это будущее. Но всё разрушается само, без нас. Об раз – разрушение сознания и знания. Творчество разрушение приёма, способа. Само видение – это разрушение видимого. Вон, смотри там, радуга-душа прозрачная разноцветья. Дух вздох света. Но радуга – лишь испорченное зрение. Цвет – разрушение света. И красота, – вот эта, и всякая другая – это лишь только радуга, – это движение от света к тьме.

Старики разрушенно молчат. Душисто дышит окно. Розовощёкие сливки – кивнули цветы. Внезапный пышно лучистый шёпот: чёрно-золотистый шлепок шмеля. Разбежался и исчез узорчато-раздетый вечерок. Грезящая стрекоза повисла, сверкая синекрыло.

Невид:

– Ты кажется начал рассуждение, Свид, с новых пусть и мнимо-новых, обстоятельств. Каких же?

Свид:

– Старость. Самое новое что может быть у человека. Правда старости – чёрная яма. Но тьма – это сгусток цвета. Старость – это совершенствование тела и души.

Невид:

– Это уже было. Ты это уже использовал. То есть не тьму, а старость, как повод для повествования.

Свид:

– Но тогда я оглядывался, подбирал крохи, объедки с собственного пиршественного стола. А сейчас новая повесть. Новый мир. И мир иной.

Невид:

– Но разве новы твои сны, плачи, запевы, припевки, сказки?

Свид:

– Для меня не новы, но это то, что я ещё не рассказывал и так не рассказывал. Ведь – это или чистая занимательность, – а занимательно – движение; движение – это страдание, – или это только краски, певучие краски. Но всё вместе – упоение движением и пением.

Невид:

– Для меня занимательность – странность, скорость, страсть.

Свид:

– И их полно будет. Для этого и служит способ изложения – волшебно-непоследовательный, сказочно-необычный. Правда теперь это обычный способ – монтаж. Он отличается от последовательного изложения тем, что прерывист и тем, что неестественно составляется из разномаштабных, разноракурсных, разновременных и разнопространственных, совмещаемых разобщаемых событий, лиц, предметов. Сон – наиболее свободный монтаж. В нём события, лица, вещи свободно и неожиданно соразмещаются во времени-пространстве. Их связывает лишь цель или отправная точка движения. Кажущаяся конечно. Потому что прерывистость и создаёт непрерывность. А неестественное – это обнаруженное естество. Это познание. Удовлетворение любопытства. Но не любопытство связывает сон. Да и явь. К сожалению, в начале и впереди жизни – страх. Сон и сказка – это попытка освободит себя от страха, от чужого – для – ради жизни, как чистого движения. Оно завлекает, увлекает, и несёт.

Во сне и яви движется я. В повести и сказке он, она, оно. А если в повести я, то только как подменное имя вместо он. Но и наоборот он подменяет я. Думая о нём мы пишем про себя. Думая о себе мы пишем про него. Один прячется за спиной другого. Лицо двулично. Личность двойственна. Самому себе иносказание – вот кто мы есть. Подмена суть повествования. Да и существования и творчества. Монтаж и раздвоение – это старо как сон и сказка. Старое и новое чередуются. На смену исскуственной непрерывности приходит искусственная прерывистость. На смену исскуственному единству-искусственное раздвоение. Ново искусство. Естество старо.

Невид:

– Да, но на старости лет по-новому, что и то и другое вечно. Но вот насчёт раздвоения внутреннего мира нашего. Что это вражда? Или одиночество? Подмена внутренним миром мира внешнего? Но ведь и внешний мир – внутри нас!

Свид:

– В одном значении слово МИР – это самообнаружение. На миру и смерть красна. Вот почему и нужна слава. Слава нужна слову. Без неё, без внешнего мира приходится обращаться к миру внутри себя. А насчёт вражды, то в другом значении слово мир – это отсутствие цели или даже отчаяние. Без противника нельзя и жить и страшно умирать. Не противник – враг, а враг тот, кто делает ненужным сопротивление. Сопротивление же – это жизнь. И вот тогда приходиться ломиться в открытую дверь. А за нею пусто. Никого и ничего. Борьба в пустую – победа твоего врага.

Невид:

– Все это грустно. Стары страдания. Они – природа, естество. Но где же новое, если без радости? Не превратится ли повесть в упоение страданием?

Застыли старики. Тишина изношенно грустит. Прозрачны розово-изрезанные созерцания. Занывший сад вечереет малиновым сердцебиением. Не птичий – чей-то финифтянный, тиснённый тенью хруста свист сиво повис сияя. Паутина пения усато оступилась.

Свид:

– Старость – горесть. Омоложение – чары. А все чародеи древны. Пойдём поэтому по этому пути. Выпьем до дна. А там будет видно. Да и нельзя останавливатся. Нам старикам важнее всего не выпрягаться до конца

Старики темнеют. Между ними на полу заулыбался, забился белый блик, как пойманная, испуганная птица. Но бесшумнно. Свет – звук без плоти. Душа лишь описание тела. Но описание – жизнь.

Мостки. Через чур

1. Глаза и уши разрушают мир.

Послушай шелест света.

Стакан молчания. Шепчется свеча.

2. Творение – жажда. Или дождь огней нагих.

Жажда ж – ночь. Ручей одежды чёрный.

Ночь – ожидание чуда. Сочен топот сна.

3. Быть – это сам.

Сознание – рядом.

Мысль – самовозникновение или само возникновение.

4. Мозг – это устройство, которое не думает или устройство чтоб не думать. Оно срабатывает, выдавая готовую отпечатанную мысль.

Думы – мы.

Решения же – не наши.

5. Окно обмакни вселенною.

Тень истины – усталость.

Снег сна – ресницы. На них смеются синим, сиреневых стихов рос.

Сновещь. Спех

столбец 2

I. Исток ока.

Внезапно аркой вспархивает, – синь-порох хора, – серебряная, как собор большая, как лес весёлая, как огонь нежная, легко льющаяся, пышно-неслышная, – не спится, – птица.

Пылится палица лица. Спалятся пальцы. Птица длится.

Рябина – дроби. Робкий барабан. Клюёт ли лико клюквы? Ключи, лучи, клюки ли звука туч?

Летунья льётся.

С места на место мирно перепархивает. Ветки – ткани смех. Шуршат голубые сундуки взмахов храма рыхло-вихрого хитроструйных грустных крыльев.

Оглядывается удивлённо смарагдовым градом груди глаз. Оперенье сонливо переливается, как старинные рясы фиолетового лета. Тёплый лиловый ливень. Заспанные завесы жемчужно-вьюжные. Воз визга золотоволосого.

Самоголос:

– Опоздаешь, Спех!

Спех бежит застегиваясь на ходу. Вздох, как овраг чёрного входа прохлады. Выбегает, мохнато хлопнув дверью, на лестницу. Выщербленные каменные ступени. Пыль скрипит питьём. Перила пролились. Сломанные поручни. Пальцы ломит целью. Извиваясь, вниз сбегая густой лентою. Жаркий хвост потух. Страх.

Сбежав несколько ступеней Спех возвращается: закрыл ли дверь?

Но дверь холодно закрыта. И она другая: огромная, чёрная. Обита важной кожей. Чужая. На ней чищенная, сияющая, думающая медная дощечка. На дощечке чьё-то имя. Чьё? Некогда прочесть.