скачать книгу бесплатно
Фролович и Софрон смеются.
Сопля. А ну вас…
Ванюша (трогает Соплю). Отняли у тебя мешочек, Соплюша? Ну и Бог с ним. Злых людей много теперь стало. Зло, оно ведь копится, копится, пока добро его не переломит. А на то время надобно… Ты, Соплюша, мой мешок бери. У меня карманы глубокие, я подаянье и в карманы класть могу. Бери!
Софрон. Не в мешке дело, Ваня. Головой соображать надобно.
Сопля. Больно умные вы с Фроловичем. А кто на Пасху вам свинины принес? Кто два кулича принес?! Кто в Мытищах у земских на Крещенье полкурицы напел?! Забыли?
Софрон. Во, давай таперича посчитаемся, кто чего напел! Сперва полкурицы напел, а опосля мешок пропел.
Сопля. Да ведь не твой же мешок-то! Не твой!
Фролович. Ладно, хорош собачиться. Садитесь, потрапезничаем.
Фролович и Софрон вываливают на клеенку содержимое трех мешков.
Фролович. Так, вот обглодки куриные из «Курочки рябы». Выбирай-ка их, да в котелок. Во! (Радостно смеется.) Много мне зацепить удалось! И без горлодрания досталось!
Софрон. Как ты туда пролез, ума не приложу. Там же привратный всегда стоит.
Фролович. Отошел он, видать, по нужде. А мы ж тогда напротив на заправке пели.
Ванюша. Да. Про Христа-младенца. И не толкнул никто…
Фролович. Я как заприметил, что привратный ушел – сразу в дверь и просочился. Под стол нырнул, глянул – на двух столах четыре тарелки с обглодками!
Сопля. Повезло.
Фролович. Пока девка половая с тележкою своею возюкалась, я подполз, да обглодки – в мешок, в мешок. И крика никто не поднял! Хвать мешок – и в дверь. Токмо меня и видали!
Софрон. Повезло тебе с трапезниками. Я надысь к китайцам на Пречистенке в сяо шитан[4 - Закусочная (кит.).] сунулся пошакалить, так меня тут же приметили да электричества в жопу напустили. По запаху опознали, сволочи.
Фролович (кивает). По запаху. Все из-за него…
Сопля. Все беды.
Ванюша. Святая правда. Пахнем мы не так, как все. Вот чистые люди и брезгуют. А вот собачки – наоборот, ласковы с нами. А на чистых людей лают.
Сопля. Дались тебе собачки! Меня псы никогда не любили. Ни когда я чистым ходил, ни теперь. (Копошится в объедках.) А это что?
Софрон. Игрушка с подарочком. Мальчонка один сунул.
Сопля. А подарочек есть можно?
Софрон. Не знаю. Дай-кось. (Берет игрушечного колобка, открывает; внутри – такой же колобок, но поменьше.)
Колобок. Ни ха! Ни хао ма, шагуа?[5 - Привет! Как поживаешь, дурак? (кит.)] лобок.) Вот Цао бы с тобой поговорил… Нет, сие не съедобно. (Кидает игрушку в огонь.)
Софрон. Ни ши шагуа.[6 - Сам дурак (кит.).](Закрывает колобок.) Вот Цао с тобой поговорил… Нет, сие не съедобно. (Кидает игрушку в огнь.)
Фролович. Ребята, хлеб отдельно кладите, как всегда.
Сопля. Хлеба много подали.
Софрон. Мда… А денег таперича совсем не подают.
Фролович. Много нищих в Москву поприехало. Вот и не подают.
Ванюша. Фролушка, а почему много нищих стало?
Фролович. Дураки потому что. Все прут в Москву, думают, здесь деньги под ногами валяются.
Софрон. Вань, я ж тебе уже говорил: нищих много, потому как по деревням жечь стали больше. Раньше токмо земских одних жгли, да токмо в Москве. А таперича стали жечь с деревнями вместе, чтобы земский за своих тягловых ответ держал. Понял?
Ванюша. Понял, Софронюшка.
Фролович. А погорельцы – все в Москву и прут! Конечно, подавать перестанут, а как же! На Тверской вон нищих – не протолкнешься! Напасешься разве ж на всех денег?
Ванюша. В Москву погорельцы едут, потому что в Москве людей много. И думают погорельцы так, что у каждого человека милостыню попросить можно. Вот как они думают.
Софрон. Да попросить-то можно. А вот – подаст ли сей человек?
Фролович. У москвичей сердца ледяные. Их слезами не растопишь. А песни наши им даром не нужны.
Софрон. Правда. Песни таперича и не слушают. Год назад слушали, а нынче и не слушают. Верно Цао покойный говорил – уходить надобно из Москвы в Подмоскву. Тут народ посердобольней. Так оно и вышло. В деревне денег не подадут, а хлеба навалят. Ходим по Подмоскве, и слава Богу.
Ванюша. Цао умный был. Помнишь, Соплюша, как он тебе говорил: «Лучше не воровать, а просить»?
Сопля (суетится вокруг закипающего котелка). Да помню, помню… во, закипел. Просить-то завсегда безопасней. Но выпить тоже хочется. А водки подавать не принято.
Софрон. Господи, сдалась тебе эта водка! Дня не было, чтобы про водку эту поганую не говорил.
Фролович. От водки голова гудит и ноги слабнут.
Ванюша. Мой папаша покойный водку любил. Горькая она.
Софрон. Горькая, невкусная. Как ее пьют… не понятно.
Фролович. Человече все в рот тащит.
Сопля. А я люблю водочки выпить. Особенно зимой. От нее теплота по жилкам разливается.
Софрон. Деньги токмо на нее переводить. Гадость и есть гадость. А толку никакого. Ну что, братцы, обрадуемся?
Фролович, Ванюша, Сопля (готовя ложки, двигаются к котелку). Обрадуемся.
Софрон достает тряпицу, разворачивает; в тряпице лежит упаковка с мягкими ампулами; на упаковке живое изображение: на лысой голове человека вдруг начинают расти цветы, человек улыбается, открывает рот и изо рта вылетают два золотых иероглифа синфу.[7 - Счастье (кит.)]
Фролович. Сколько?
Софрон (со вздохом). Семь.
Сопля. На два обеда не хватит.
Ванюша. Как – семь? Было же десять?
Софрон. Три вчера фараонам отдали в Перхушково, возле харчевни. Не помнишь?
Ванюша. Вчера?
Софрон. Вчера. Когда вы с Фроловичем пели про Кудеяра-атамана.
Фролович. Так он же не видал. Фараоны подошли, Софроня молча им три штуки и сунул. Чтоб не мешали. Они и отвалили.
Ванюша. Да. Стало быть, не видал я. А вы и не сказали.
Фролович. А чего зря языком ворочать?
Сопля снимает котелок с огня, Софрон кладет на середину клеенки обломок доски, Сопля ставит на него котелок. Фролович достает ложки, раздает.
Софрон. Ну, что, братцы, кинем пять, а две оставим? Или кинем все семь?
Фролович. Две нас завтра все одно не спасут. Обидимся.
Сопля. Обидимся.
Софрон. Обидимся.
Ванюша. Семь – не многовато ли?
Софрон. Круче заберет. В самый раз.
Ванюша. Как знаешь, Софронюшка.
Софрон разрывает ампулы, вытряхивает их содержимое в похлебку; достает пузырек с темно-красной жидкостью, капает в котелок семьдесят капель.
Софрон (Сопле). Давай сахар.
Сопля роется по карманам, достает целлофановый пакет и обнаруживает, что он пуст.
Софрон. Где сахар?
Сопля (шарит по карманам). Господи, я ж пакет не завязал… высыпался…
Фролович. А в кармане?
Сопля выворачивает карман; на конце кармана дырка.
Сопля. Утек сахарок… Простите, братцы.
Фролович бьет Соплю костылем.
Софрон. Гаденыш! Как мы жрать будем?!
Сопля. Простите, братцы, не со зла. Не со зла я. Не со зла.
Фролович. Вот гад! Ну, что тебе доверить можно?! Где мы таперича сахару возьмем?! А ну – хромай на станцию за сахаром! Живо, гнида!
Ванюша. У меня есть сахар.
Софрон. Какой? Откуда?
Ванюша. Так у меня ж башенка сахарная. Помните? Девочка подала во Внукове на рынке. (Лезет в карман, достает башню от сахарного Кремля.) Мы ж ее сохранить решили.
Зрячие молча смотрят на башню.
Ванюша. Софронюшка, кинь ее в суп.
Софрон. А не жалко? Красивая ведь.
Ванюша. Так я все равно не вижу. Чего жалеть?
Софрон молча берет сахарную башню, опускает в похлебку.
Фролович. Ничего, еще подадут… Помешать надобно, чтобы разошлась… сахарок-то крепкий… (Перемешивает похлебку.)
Ванюша. Добрая девочка. Говорила громко. Может, глухая?
Сопля. Глухие недобрые. Злые они все, Вань. И не подают. Меня раз на Пушкинской глухие избили… Фролович, дай-кось я помешаю.
Фролович. Сиди, оглоед.
Софрон (оглядывается). Ишь, стемнело как быстро.
Пауза. Калики сидят молча. Фролович помешивает суп. Костер потрескивает. Где-то неподалеку поскуливает собака.
Фролович (вылавливает ложкой кусочек растворившейся в супе башни). Во! Разошлась. (Кладет ложку.) Помолимся, братцы.
Все кладут ложки на клеенку, встают.
Калики. Пошли нам, Боже, и завтра то же.
Крестятся, садятся, берут ложки, куски хлеба, начинают есть суп. Сначала жадно и быстро выхлебывают жижу, потом вылавливают из котла куриные объедки, обгладывают не торопясь, хрустят костями. Постепенно движения их начинают замедляться. Калики улыбаются, перемигиваются, бормоча что-то, раскачиваются, трогают друг друга за носы, смеются. Потом ложатся на землю вокруг костра и быстро засыпают. Угасающий огонь освещает их лица. Калики улыбаются во сне. Костер гаснет. Через некоторое время к спящим осторожно подходит собака, долго принюхивается, хватает с клеенки куриную кость и убегает.
Кочерга
Капитан госбезопасности Севастьянов приехал на работу в Тайный Приказ к 10.00. Поднявшись в свой кабинет на 4-й этаж, он послал персональный ТК-сигнал о прибытии, вошел в обстановку, съел бутерброд с сычуаньской ветчиной, тульский имбирный пряник, выпил стакан зеленого китайского чая «Тень дракона», просмотрел новости сначала в Русской Сети, потом в Зарубежной, помолился у иконы Георгия Победоносца, взял стандартный стальной сундучок с оборудованием для проведения допроса, прозванный на Лубянке «несмеяной», позвонил во внутреннюю тюрьму, чтобы подследственного № 318 доставили в подвальную камеру № 40, вышел из своего кабинета, запер его и поехал на лифте вниз, в -5-й, подвальный этаж.
