Темное настоящее

– Будешь еще воровать, будешь? – приговаривали работяги.

– Нет! – верещали наследники легендарного вождя краснокожих. – Дяденька, отпустите! Я больше так не бу-ду-у-у!

– К родителям тебя отвести? Милицию вызвать? – не унимались строители. – В тюрьму хочешь?

– Не-е-ет!

Слезы лились рекой, уши пылали, на ягодицах вспухали багровые рубцы, но пацаны были не в обиде на строителей. Сами виноваты: попались – надо отвечать! Главное, чтобы мама с папой не узнали, почему сын на попу сесть не может. За воровство на стройке от родителей можно было огрести так, что сложенный вдвое провод покажется мягким, как птичье перышко.

В начале 1970-х годов взрослые в детские игры не вмешивались. Бегают пацаны на стройке по обломкам кирпичей и доскам с торчащими гвоздями – пускай бегают. Мечут друг в друга дротики, которыми запросто можно выбить глаз? Пускай мечут, учатся с детских лет быть верткими и осторожными. Никому из родителей пострадавших «индейцев» в голову бы не пришло написать на строителей заявление в милицию. Попался сын с ворованным штапиком в руках – пусть отвечает. Впредь умнее будет: или воровать отучится, или попадаться не будет.

Так, в учебе и играх, прошли для Юры Борзых первые три класса начальной школы. Жизнь его на первом этапе мало чем отличалась от жизни сверстников в любом конце бескрайнего Советского Союза. Игры у всех могли быть разными, но полученный жизненный опыт – в основном одинаковый: «Нашкодил – не попадайся! Наказывают – бери вину на себя, ни в коем случае не предавай друзей. Чти неписаный кодекс уличной чести – библию дворовой жизни».

4

Летом 1975 года семья Борзых переехала в трехкомнатную квартиру на другом конце города, в Машиностроительном районе. Юра, получивший достойное дворовое воспитание, без проблем нашел новых друзей, полюбил играть в футбол на школьном стадионе, подружился с соседской девочкой Леной, жившей этажом выше. Гулять по улице с соседкой Юра стеснялся, но вечерами частенько засиживался у нее дома, рассказывая небылицы о своей полной приключений жизни в Кировском районе.

Первого сентября Юра Борзых пошел в четвертый класс средней школы № 34. Через неделю учебы его приняли в пионеры. На торжественной линейке во дворе школы семиклассники повязали младшим товарищам галстуки, по-пионерски отсалютовали. Горнист выдул из трубы странные звуки, напоминающие рев рассерженного слона на далеком водопое, барабанщики отбили дробь, перед строем вновь принятых пионеров, чеканя шаг, пронесли пионерское знамя школы. На этом вступление во второй этап взрослой жизни было закончено. Родители, как и предвидел Юра, на пионерский галстук внимания не обратили. У матери были другие заботы: с отстраненной улыбкой она поглаживала увеличивающийся с каждым днем живот, перебирала оставшиеся от сына детские вещи.

Учеба в новой школе давалась Юре легко. Особенно нравились ему история и география – предметы, которые отец Юры считал второсортными, недостойными изучения. «Русский язык и математика! – наставлял он сына. – Будешь знать русский и математику – будешь знать все». В новой школе, вернее, на новом витке жизни Юра быстро убедился, что членство в пионерской организации – пустая формальность. Во-первых, в пионеры принимали всех четвероклассников, а не только самых достойных. А во-вторых… Тут начиналось самое интересное: киношные пионеры выглядели бы в повседневной жизни так же нереалистично, как бананы в свободной продаже, как мандарины летом. В кино и в художественных произведениях пионеры на торжественных мероприятиях всегда были в парадной форме: шортах, рубашках с алым пионерским галстуком, на головах – пилотки. Шорты в Сибири никто не носил, даже летом. Погода не та – в конце мая еще холодно, а в начале сентября уже холодно. Спрашивается: когда в шортах в школу приходить? Летом, что ли, когда никого нет? С короткими штанишками выше колен сибирские мальчики расставались после выпуска из детского сада. Школьникам шорты родители не покупали: непрактично приобретать вещь, которую непонятно когда носить. Пионерскую рубашку с шевроном на рукаве в магазинах не продавали. Шеврон надо было купить отдельно, но где? Магазина «Пионерские товары» не существовало, через пионерскую организацию школы шевроны не распространялись. С пилотками было проще – ни один родитель по доброй воле не стал бы выбрасывать деньги на ветер, на головной убор, надеваемый раз в году. Сибирские пионеры на торжествах были одеты в повседневную школьную форму с белой рубашкой. Обязательные атрибуты пионерского движения в 34-й школе были, но использовались частично. После очередного конфуза с горном директор школы запретила к нему прикасаться – все равно призывных звуков из этой медной трубы выдувать никто не умел. В радиопередаче «Пионерская зорька» горнист трубит – заслушаешься, а если в школе кто-то к губам горн поднесет, то лучше заранее уши заткнуть. За неимением горна отпала необходимость в барабанах. Пилотки в пионерской комнате были, целых пять штук. По торжественным дням их надевали знаменосец и его ассистенты. Юра как-то поинтересовался у парней, проводивших лето в пионерских лагерях, не носят ли шорты за городом. Его подняли на смех: «Ты что, Юрец, рехнулся? Какие шорты? Комары съедят. Залезут сам знаешь куда и цапнут за одно интересное место».

С пионерской атрибутикой был связан первый случай массового неповиновения, в котором Борзых принял самое непосредственное участие. Весной, когда Юра учился в шестом классе, ко дню рождения Ленина ждали комиссию из обкома ВЛКСМ. Репетиции мероприятия начались за месяц до его проведения. К 22 апреля все участвующие в линейке знали свои слова назубок, каждый класс не один раз промаршировал у знамени. От отзыва «Всегда готов!» дрожали стекла в коридорах. Словом, торжественное построение было подготовлено по высшему разряду, оставалось позаботиться о внешней атрибутике. Горниста, единственного в районе, пригласили из соседней школы. Барабанщиков подготовили своих. Посовещавшись с директором, пионервожатая решила, что знаменосец-семиклассник будет в черных брюках и белой рубашке, а его ассистенты, две девочки, – в черных юбках, белых колготках и белых блузках. Один из шестых классов, полностью задействованный в мероприятии, должен был быть при полном параде – в шортах. Все мальчики в классе, как один, надеть шорты отказались. «Своих нет, чужих не надо!» Но это была только отговорка. На самом деле пацаны постеснялись появиться перед сверстниками в детсадовском наряде. Устав уговаривать взбунтовавшийся класс, пионервожатая пошла другим путем. На беседу в школу были приглашены родители непокорных учеников. Мамы и папы пришли не все. Узнав, зачем их собрали, родители посоветовали пионервожатой не заниматься ерундой и разошлись по домам. Кроме успеваемости и поведения детей на уроках, их ничего не интересовало. Время шло, сроки поджимали. Директор школы собрала всех мальчиков из шестых-седьмых классов в актовом зале, построила на сцене.

– Своим вызывающим поведением вы бросаете тень на всю школу, – угрожающим тоном начала она. – Я не могу с этим смириться. Шорты на торжественной линейке – это не моя прихоть, это часть пионерской формы, прописанная в уставе Всесоюзной пионерской организации. Я не собираюсь никого уговаривать. Кто не желает участвовать в мероприятии – получит оценку неудовлетворительно по поведению за год. Кто согласен надеть предписанную уставом пионерии форму – шаг вперед. Оценку отлично по поведению за год я вам гарантирую.

Никто из пацанов не двинулся с места. Оценка «неуд» за поведение – это плохо, но по сравнению с презрением товарищей – это временная неприятность, которая скоро забудется. Юра Борзых стоял в строю и чувствовал небывалое единение со всеми парнями на сцене. Впервые в жизни он ощутил себя частью коллектива, не показушного, а настоящего, готового ради достижения своей цели пойти поперек воли всесильной директрисы.

Торжественная линейка, посвященная сто шестой годовщине со дня рождения Ленина, прошла без сучка без задоринки. Комиссия из обкома комсомола была довольна. Единственное замечание – девочки в знаменной группе были в черных юбках, а должны быть в темно-синих. Почему-то именно во время этой линейки Юра в первый раз обратил внимание на ноги девушек – ассистентов знаменосца. Вроде бы ничего необычного: короткие юбочки, тоненькие ножки, но что-то неведомое в душе шестиклассника шевельнулось, подсказало: новый виток спирали юношеского развития – это не только красный галстук на шее, это кое-что еще более интересное.

В новых дворах были новые развлечения. Весной строили запруды на дорогах. Воды в запруде скапливалось так много, что не каждый владелец легкового автомобиля рисковал пробить снежную стену, сдерживавшую воду. После того как ручьи на дорогах истощались, начиналась пора плавания на плотах. Бывшие песчаные карьеры располагались между мичуринскими садами и последними жилыми домами в микрорайоне. Для постройки плотов пацаны ломали заборы мичуринских участков, снимали двери в сараях. На одном плоту могло поместиться до пяти человек. Как-то раз перегруженный плот перевернулся, и один мальчик утонул. Зимой главной игрой становился «Царь горы». Для игры выбирали любой холм, покрытый снегом. Игроки выстраивались у подножия холма и по команде бросались вверх. Теоретически победителем становился тот, кто смог удержаться на вершине холма хотя бы несколько минут. На практике это не удавалось никому. Как только победитель сбрасывал с горы всех противников, кто-нибудь обязательно хватал его за ноги и стаскивал вниз. Сброшенный с горы игрок мог вывихнуть ногу или сломать руку, но на такие мелочи парни внимания не обращали. Игра есть игра!

Зимой, когда Юра учился в шестом классе, пионервожатая объявила о проведении общешкольной игры «Зарница». Борзых по телевизору не раз видел, как пионеры играют в «Зарницу». Выглядело это очень увлекательно: ребята делали засады с деревянными автоматами в руках, девочки с медицинскими сумками перевязывали раненых. В субботу утром вместо уроков шестые и седьмые классы вышли за город, где высился террикон метров десять в высоту. На вершине террикона установили флаг. Участников игры разделили на две большие группы. Мальчики должны были штурмовать вершину террикона. Победителем игры становилась команда, первой захватившая знамя. У парней, участвующих в игре, к одежде были пришиты бумажные погоны. Считалось, что если противник оторвал один погон, то ты ранен, если два – убит. По замыслу организаторов игры девочки должны были «лечить» раненых, но как? Погоны на место пришивать? Иголкой на морозе? Посовещавшись, педагоги решили, что девочки будут лечить раненых одноклассников так, как сочтут нужным. По команде физрука игроки бросились вперед, на вершину горы. Организаторы «Зарницы» не учли одну вещь: как играть с захватом знамени, парни не знали, зато опыт сражений в игре «Царь горы» имели приличный. Не успели самые шустрые пареньки вскарабкаться на террикон, как их тут же скинули вниз напирающие со всех сторон враги. На оторванные погоны внимания не обращали. Главное было – сбросить противника с горы и самому не улететь к столпившимся у подножия террикона «санитаркам». Вместо организованной по правилам игры на вершине террикона образовалась свалка. Знамя смяли, сбросили с горы. В какой-то момент физрук понял, что штурм террикона достиг такого накала, что в любой момент может перерасти в массовую драку. «Отбой!» – скомандовал он, и игра в «Зарницу» была окончена. Домой Юра пришел с подбитым глазом. В пылу сражения незнакомый семиклассник неудачно развернулся и попал Борзых локтем по лицу. Мать намазала расползающийся синяк мазью, отец, увидев сына, посмеялся от души:

– Хорошая у вас была игра! Тебя, наверное, в плен взяли? Пытали, где спрятано полковое знамя? Надеюсь, ты достойно держался? Не выдал врагам секреты Родины?

В шестом классе Юра Борзых пришел в клуб юных моряков «Романтик», но надолго в нем не задержался. Юре хотелось сразу, без длительного испытательного срока, стать капитаном, но не получилось. С футболом была та же история. В нападающие Борзых не годился: он не умел владеть мячом, мастерски обводить защитников команды-противника. Вначале Юру перевели в защитники, потом в запасные. Сидеть на кромке поля, смотреть, как другие пацаны играют, Борзых не собирался. Новый друг Петя Черданцев был к футболу равнодушен. Его больше интересовала музыка, особенно набирающие популярность «Бони М» и «Абба». Под влиянием Черданцева Юра стал собирать записи зарубежных исполнителей и вскоре на слух, по первым аккордам, мог с уверенностью назвать исполнителя композиции и год ее выпуска.

В конце четвертого класса соседка Лена спросила Юру:

– Ты умеешь целоваться? Хочешь, я тебя научу?

Отказаться от этого увлекательного занятия Борзых не мог, но сам процесс ему не понравился. Юра не понял, что хорошего в прикосновении к чужим губам. В кино, когда целуются, то мурлычут от удовольствия, постанывают, картинно закатывают глаза. «Один обман! – подумал Юра после первого «урока». – Ничего хорошего в этих поцелуях нет». Прошло два года. За лето перед седьмым классом соседка преобразилась: из плоскогрудой девочки стала девушкой, с выпирающей из-под домашнего халатика грудью и округлыми бедрами. Юра попробовал возобновить «интересные» отношения, но не тут-то было! Соседка стала дружить с парнем из восьмого класса. Иногда, когда Борзых возвращался домой позже обычного, он слышал, как Лена и ее парень шепчутся на площадке пятого этажа. «Ну не надо!» – притворно сопротивлялась Лена. Юре не раз хотелось подняться этажом выше и посмотреть, чем же они таким занимаются, но связываться с плечистым восьмиклассником было опасно. При Лене он может ничего не сказать, зато после школы подкараулит и такую трепку задаст, что фингал после «Зарницы» мелким пустячком покажется.

В седьмом классе Черданцев вступил в комсомол, а Юра так и остался пионером.

– Зачем тебе это? – спросил он приятеля. – Членские взносы сдавать, на собрания ходить? В пионерах в общественную жизнь не наигрался?

– Ты ничего не понимаешь! – разъяснил Черданцев. – После восьми классов я пойду в техникум. В приемной комиссии первым делом смотрят: состоишь ты в ВЛКСМ или нет? Если два абитуриента набирают одинаковое количество баллов, то возьмут комсомольца-общественника, а беспартийного разгильдяя отправят в ПТУ. Ты уже решил, куда пойдешь после восьмого класса?

Борзых еще ничего не решил. Но время шло, наступил новый виток спирали – восьмой класс, развилка, с которой один путь вел во взрослую жизнь – ПТУ или техникум, другой продлевал детство. Юра решил не спешить и остаться в школе.

5

В 1930-х годах на волне индустриализации в областном центре началось строительство крупнейшего в Сибири химкомбината. Для строителей возвели временное жилье – целый поселок бараков рядом с химкомбинатом. Барак представлял собой длинное одноэтажное деревянное строение с двумя входами-выходами с торцов здания. В типовом бараке было двадцать комнат, по десять с каждой стороны. Отопление печное. Топки печей выходили в общий коридор. Это странное на первый взгляд решение было продиктовано мерами безопасности: из общего коридора любой жилец мог заметить вывалившийся из топки уголек, способный спалить весь барак. Туалеты в бараках располагались на улице. Рядом с ними была свалка бытового мусора, в которой активно размножались крысы. Централизованного водоснабжения не было. За каждым ведром воды приходилось идти на колонку, зачастую расположенную в сотне метров от дома. На весь поселок был один магазин и одна двухэтажная деревянная школа-семилетка. На планах градоустройства поселок назывался «Предзаводской». В перспективном плане развития города у него было другое название – «Промзона».

До середины 1950-х годов бараки считались сносным жильем. С началом строительства крупнопанельного домостроения из поселка в новостройки стали переселяться передовые рабочие химкомбината, инженерно-технический персонал. К началу 1970-х годов в поселке проживали не более двадцати процентов работников близлежащих предприятий, остальные комнаты в бараках заселяли далеко не лучшие представители советского общества: алкоголики, тунеядцы с фальшивыми справками об инвалидности, недавно освободившиеся из мест лишения свободы уголовники, пенсионеры, обменявшие благоустроенные квартиры на комнату в бараке с доплатой. В 1971 году руководство завода «Химпром» провело инвентаризацию жилого фонда и отказалось содержать инфраструктуру поселка за счет предприятия. Все коммунальные услуги: водоснабжение, подача электроэнергии, вывоз мусора, расчистка улиц от снега – легли на плечи Заводского райисполкома. Спустя год председатель райисполкома представил в районный комитет партии заключение санитарно-эпидемиологической экспертизы о том, что проживание в непосредственной близости от химического предприятия вредно и даже опасно для здоровья. Поселок надо расселять, а на его месте делать промзону – свободное от жилищ пространство не используемой в народном хозяйстве земли. Четыре года ушло на согласование переселения жителей поселка в новое благоустроенное жилье. В 1978 году через дорогу от 34-й школы началось строительство микрорайона 56—1/2. В архитектурном плане новый микрорайон был построен без учета реалий конца 1970-х годов. При его возведении не учитывались тектонические изменения, произошедшие в молодежной среде за прошедшее десятилетие. Подрастающее поколение вместо того, чтобы пополнять ряды строителей коммунизма, активно криминализировалось, в культурном отношении ориентировалось на Запад. Нравы и обычаи дворовой жизни шли в ногу с развитием общества, но только не по дороге, на которую указывала партия, а параллельно – в свой, более интересный мир. Архитекторам перед тем, как провести на ватмане первую линию, стоило бы спросить подростков о голубях. Была такая задушевная песня со словами «На этой улице подростком / Гонял по крышам голубей…» Школьники середины 1970-х годов просто бы не поняли, зачем надо гонять голубей, да еще по крышам, с которых можно сорваться? В послевоенное время увлечение голубями было повальным. Через тридцать лет оно стало уделом любителей-одиночек. Если архитекторам было лень спрашивать молодежь, то надо было просто выйти на улицу и посмотреть, как одеты представители подрастающего поколения, какие прически носят, что слушают. К концу 1970-х годов появилась мода выставлять в раскрытое окно колонки от магнитофона и на всю мощь врубать записи западных исполнителей. У подъездов, слушая бесплатные концерты, покуривали на лавочках длинноволосые парни в джинсах и кедах. Девушки, не стесняясь, носили короткие юбки, пользовались косметикой. Оценив внешние перемены в молодежной среде, градостроителям стоило бы поинтересоваться дворовой жизнью. А она на седьмом десятке советской власти приобрела черты феодальной раздробленности средневековой Европы. Центром любого микрорайона стала школа. Дворы вокруг нее – отдельное государство, во главе которого стоял один или несколько лидеров. Далее система подчинения соответствовала схеме из учебника истории за пятый класс с разделением слоев общества не по сословиям, а по личным качествам и возрасту. За лидером микрорайона шли физически крепкие парни допризывного возраста, закаленные в уличных схватках, бесстрашные, дерзкие. Следом – школьники старших классов и учащиеся ПТУ, только готовящиеся стать уличными бойцами. Семиклассники и восьмиклассники в дворовых битвах играли роль толпы, были массовкой, призванной устрашить неприятеля. Каких-то особых прав они не имели, но считались полноправными членами дворового сообщества. Не участвующие в уличной жизни подростки назывались «тихушниками». Они жили сами по себе в замкнутом мире книг и безобидных хобби. «Тихушники», сидящие по вечерам дома, не были изгоями. Если кого-то из них прихватывали в соседнем микрорайоне, то вся школа могла встать на их защиту. Вопрос объявления войны одним микрорайоном другому зависел от причины конфликта – было то нарушение уличных законов или межличностные отношения. Псевдофеодальное устройство дворовой жизни устраивало руководство партийных органов и милицию. Разобщенная по дворам молодежь не задумывалась о переустройстве мира, о массовых протестах против диктата партии. Общественный порядок в микрорайоне, объединенном вокруг одной-единственной школы, был значительно выше, чем в районах без микрорайонного деления. Драки по схеме «двор на двор» исключались – все подростки учились в одной школе, ориентировались на одних и тех же уличных авторитетов. В 1980 году восьмиклассники всего Советского Союза писали выпускное сочинение по теме «Два мира – два детства». Юра Борзых как мог в сочинении превознес счастливое детство в СССР – единственной стране развитого социализма и как мог очернил детские годы подрастающего поколения в капиталистических странах. Вместо этого идеологически выдержанного, но насквозь фальшивого по содержанию сочинения следовало бы написать другое – на тему «Одно детство – два мира». Что мог знать обычный советский восьмиклассник о жизни на Западе, где было такое несчастливое детство? Ничего. К 1980 году молодежь уже не верила официальной пропаганде. Да и как можно верить телевизионным дикторам, если в любом репортаже из Нью-Йорка безработные парни все, как один, были в фирменных джинсах? «Монтана» или «Супер Перис» стоили в Сибири целое состояние – от 250 до 300 рублей. Какое же должно быть пособие по безработице, если заграничные бездельники могли себе позволить слоняться по подворотням в джинсах, на которые советскому рабочему надо два месяца трудиться, не есть, не пить, а только копить и копить каждый рубль с зарплаты? Ничего не зная о жизни за рубежом, советские подростки могли бы красочно описать свою жизнь, проходившую в двух параллельных мирах. В одном, связанном со школой или другим учебным учреждением, были пионерия, комсомол, ленинские уроки, коллективное чтение бессмертных трудов Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», «Целина», «Возрождение». В другом мире, вечернем, внешкольном, были вино, сигареты, рок- и дискомузыка, разговоры взрослых на кухне. «Опять куда-то молоко пропало. В Африку послали или детей братской Камбоджи решили досыта напоить?» Два параллельных мира в сознании советской молодежи не существовали одновременно, они сменяли один другого в зависимости от обстановки. Утром комсомолец со сцены читал стихи о Ленине, а вечером рассказывал про него веселые анекдоты. Такое раздвоение жизни никому не казалось странным. Оно стало нормой бытия, когда говоришь не то, что думаешь, а делаешь не то, что хотел бы делать.

При возведении микрорайона 56—1/2 устоявшиеся реалии молодежной жизни решили не учитывать и построили комплекс зданий по оригинальной схеме: средних школ в микрорайоне было две – № 57 и № 41. Школы разделял общий стадион. Учащихся в школы набирали в разных частях микрорайона. Второй градостроительной ошибкой было переселение всего Предзаводского поселка в одну часть микрорайона – 56—2. Отставшие в культурном развитии от остального города лет на двадцать, бывшие жители промзоны не желали интегрироваться в современное общество. В праздники женщины перебегали из подъезда в подъезд с кастрюльками и салатами, по вечерам у подъездов бывшие соседи по баракам устраивали посиделки с песнями под гармошку. Мужики почти в каждом дворе играли на деньги в карты и домино, подростки были предоставлены сами себе. Любимого поселкового развлечения – охоты на крыс – здесь пока не было, так что школьники из 41-й школы начали потихоньку осваивать другую часть микрорайона, где им были совсем не рады.

Учащиеся из Предзаводского поселка стали настоящим бичом педагогического коллектива сорок первой школы. Привыкшие к дисциплине и порядку на уроке, учителя были в ужасе от первоклашек. Совсем юные детишки никак не могли понять, почему в классе нельзя ругаться матом, если их мамы и папы других слов не знали. «Нам скучно по вечерам, – сказал как-то второклассник Дима. – Здесь даже нормальной свалки нет. Где нам играть?» В старших классах была другая проблема: раннее взросление подростков. Как-то одна учительница стала невольным свидетелем разговора между восьмиклассницами. Не догадываясь о присутствии педагога, девушки обсуждали насущную вещь – как на ранних сроках беременности вызвать выкидыш плода. Покраснев от стыда, учительница в смятении прибежала к директору.

– Они… они… – педагог не сразу смогла найти подходящие слова, – они говорили о прерывании беременности так обыденно, словно обсуждали рецепт праздничного пирога. Если мы не избавимся от промзоны, они нам всю школу развратят.

– Я бы рада их всех поголовно куда-нибудь сплавить, но куда? – обреченно вздохнула директор. – Мы не можем расселить целый микрорайон только потому, что у них семиклассницы считаются взрослыми девушками, имеющими право на личную жизнь. Вы не думайте, что я не вижу, что происходит. В соседней школе курят украдкой, убегают на переменах за теплицу, а в нашей пятиклассники смолят на крыльце, никого не стесняясь, и матом кроют так, что любой сапожник позавидует.